Дышит мрак тёмных вод

***

— Сегодня будет красиво. Вы должны это увидеть. Где ещё, если не в Хуаньхуа. Цинцю смотрел на то, как Сяо второпях ищет ему подходящую накидку, чтобы скрыть лицо. Среди одежды для церемоний, тренировок и охоты, наконец, был найден выцветший жёлтый плащ, какой, должно быть, юноша уже давно не носил. Цинцю молча принял одеяние из дрожащих от возбуждения рук.

***

Скрываясь от излишнего любопытства в глубоком капюшоне и за холодным камнем колонны, Цинцю стоял, оглушённый гулом толпы и представшим зрелищем. В центре круглого зала дымились две жаровни. Одна напротив другой в мраморном полу, точно два огненных колодца. Над жаровнями подвесили джаорен так, что хвосты плавились над углями, а человеческое тело свисало над полом. Джаорен поменьше смотрел зло и стиснув зубы. Тот, что больше, не отводил испуганных глаз от обугленной плоти своей пары. Цинцю закутался в плащ плотнее и отвёл взгляд, изучая толпу. На возвышении стоял глава секты Лао Гунчжу, подле него, сжимая серебряное блюдо, замерла его дочь Сяо. Лёгкий намёк на отвращение исказил бледное лицо Цинцю, но лишь на мгновение. Цепкий взгляд вернулся к толпе. Цинцю искал Гунъи Сяо. Сяо нашёлся в переднем ряду, ближе всех к «зрелищу». Но не «зрелище» украло внимание юного охотника. Гунъи Сяо не сводил глаз с Молодой госпожи. Цинцю прищурился, следя за откровенным обожанием в чужом взоре. Сейчас охотник мог себе позволить неприкрытое выражение чувств. Толпа, захваченная грубыми страстями и удовольствием на грани безумия, не обращала внимания на тонкости душевных переживаний вокруг. Охотники пожирали взглядом мучения и боль, медленно сгорающих пленников. Чжаорен со злым и непреклонным взором с трудом разомкнул губы, чтобы прошипеть. — Не смей тратить на них свои слёзы. Но его пара уже не в силах была сдерживать переполнявшие сердце отчаянье и боль за того, кто был дороже собственной жизни. По белоснежным щекам потекли кристальные слёзы, тут же обращаясь в жемчуг. Молодая госпожа бросилась с восторгом в глазах и с серебряным блюдом в руках к сдавшейся под натиском пыток и душевных мук русалке. Жемчуг застучал о серебро. Сяо Гунчжу дрожала от счастья. Гунъи Сяо, ловивший взглядом каждый вздох Госпожи, грелся в лучах её счастья. Шэнь Цинцю пробирал холод до самых костей. К горлу подступила тошнота. Цинцю отвернулся, зажав рот рукой, и наткнулся на пронзающее внимание и скользкую улыбку. — Раньше я тебе здесь не видел, — елейный голос как у змеи скользил по коже, вызывая отвращение и дрожь. Цинцю опустил руку и улыбнулся остро, на одну сторону. Улыбка напротив дрогнула. — Быть может и правда не видели. Цинцю шагнул вперёд, проходя мимо и едва касаясь плечом плеча. Его никто не остановил, но взгляд спиной ощущался.

***

Сяо вернулся взбудораженный и уставший. Цинцю уже спал, привычно свернувшись на кровати. В воздухе улавливался аромат благовоний как в их первую ночь после встречи. Сяо с трудом заставил себя освежиться и переодеться, прежде чем погрузиться в крепкий сон. Сон долго водил его по лесной тропе к берегу реки, а затем прервался. Голова раскалывалась, перед глазами плыло. Во рту пересохло. Сяо поднялся, осмотрелся, пытаясь устоять на двух ногах. Цинцю пропал. Сяо, привыкший нести ответственность за тех, кто не мог себя защитить и полагался на его покровительство, спеша и покачиваясь, вышел из комнаты. Руки цеплялись за стены, потолок кренился, Сяо упрямо шёл вперёд к лесной тропе. Он не знал почему, но ноги вели его к их месту встречи.

***

Сначала он услышал глухие стоны и плеск вод, затем увидел злой, испепеляющий взгляд. Сяо замер среди зелени, не выходя из леса. Цинцю лежал животом на песке, смотря перед собой красными от гнева глазами. Ярость и боль дрожали водой в тёмной зелени, а зубы были плотно сжаты. Огромный джаорен с белоснежной кожей и алой чешуёй нависал сверху, поставив две руки по бокам от Цинцю. Сяо узнал монстра. Во сне его звали Бинхэ. Бинхэ двигался плавно, неторопливо вгонял огромный отросток в хрупкое человеческое тело, заставляя Цинцю выгибаться и сгребать песок в кулаки, а затем вынимал почти полностью, Цинцю тянулся следом, задирая белоснежные бёдра, как будто хотел его удержать в себе. — Глубже! Цинцю приказывал сквозь стиснутые зубы, Бинхэ медлил. — Не в этом теле. Цинцю раздражённо обернулся. — Либо трахни меня как следует, либо проваливай. Бинхэ обежал тревожным взглядом напряжённое и решительное лицо, задержался на покрасневших от сдерживаемого гнева веках. Не в силах вынести бурю чувств, закованную в ломком теле, Бинхэ подался вперёд и прижался губами к искусанным губам своей пары. Цинцю замычал, отвернулся, Бинхэ бережно подхватил его под живот и поднял, усаживая на пылающий чешуёй хвост. Цинцю с облегчением откинул голову на подставленное плечо и прикрыл глаза. Сяо с ужасом втянул воздух. Охотник с неверием смотрел на округлый, выпуклый живот мужчины, восседавшего на джаорен, как демон на драконе. Под белой натянутой кожей просвечивали алые всполохи, будто внутри что-то непрерывно плавало и перемещалось. Ноги Цинцю, широко разведённые, свисали по обе стороны от хвоста русалки. Сяо видел, как мокрый, стоящий член Цинцю тёрся о гибкий алый отросток джаорен. Бинхэ одной рукой придерживал дрожащее тело Цинцю, другой обхватил два органа и начал неторопливо ласкать. Цинцю выгнулся, ударил в нетерпении по крепкой, удерживающей его руке. — В меня! Я сказал, в меня. Бинхэ нахмурился и поцеловал Цинцю во влажный висок. Цинцю оскалился острыми нечеловеческими зубами. Сердце Сяо пропустило удар. — Я блять сказал, в меня! Бинхэ сглотнул и осторожно приподнял Цинцю, а затем от увиденного горячая волна ошпарила Сяо и скрутилась в тугой жгут между ног. Цинцю раскрывался, растягивался и впускал в себя то, что явно не могло войти. Но оно входило, а Цинцю запрокидывал голову, метался, сжимал зубы и выдыхал. Бинхэ удерживал, шептал что-то горячечно, целуя мочку ухо, поглаживал бёдра, выпирающий живот, слегка поникший член. Длинные ноги, сначала напряжённые, обмякли и разъехались. Цинцю застонал, ощутив, как растянувший его орган упёрся в чувствительную точку. Бинхэ выдохнул, зажмурился от удовольствия. Жабры джаорен вздымались и опадали в такт глубокому дыханию распластанному по нему человеку. Веки Цинцю приподнялись. Голова повернулась, ловя тревогу и обожание. — Двигайся. — Уверен? Цинцю лихорадочно облизал губы. — Этому телу нравится. Бинхэ опустил взгляд и увидел, как насаженный на него Цинцю, сочится и покачивается в полной готовности продолжить. На узкие бёдра легли широкие когтистые руки, удерживая и направляя. Глаза Цинцю заблестели в предвкушении. Руки сдавили, приподняли и насадили с нажимом и одновременно вскинутыми вверх бёдрами. Цинцю распахнул рот, но не успел прийти в себя, как новый толчок вышиб воздух из лёгких, а мысли из головы. Бинхэ трахал со всем усердием и напором, как умел, а Цинцю слушал тело, которое было чувствительно к распирающим атакам внутри. Живот покачивался, внизу хлюпало. Гунъи Сяо не мог пошевелиться, воздуха не хватало, ткань исподнего намокла. Шэнь Цинцю, приняв в себя очередной мощный напор, застыл, запрокинув голову, сжался вокруг огромного органа, заставив Бинхэ зашипеть, а затем, будто что-то почувствовав, опустил взгляд и замер, смотря перед собой в тёмную чащу. Сяо казалось, что Цинцю его видит. Не успел охотник отмести пугающую мысль, как в голове загудело, а перед глазами расползлась темнота.

***

Утро началось с болей во всём теле и ароматного чая от Цинцю. Сяо смотрел на гостя и пытался забыть разврат вперемешку с кошмаром, посланный снами. Цинцю выглядел бодрее, чем в прошлые дни. Синяки сошли, а кожа порозовела. Сяо уставился на живот. Пояс утягивал стройную фигуру. Ни намёка на выпуклость. — Очередной кошмар? Тон Цинцю был безразличный, но в глазах будто искрилось веселье. Гунъи Сяо кивнул медленно, а затем поднялся. Краем глаза охотник следил за гостем. Зрение порой подводило. Когда Цинцю наклонялся, чтобы убрать чашки со стола, его живот вдруг округлялся, натягивая ткань, но стоило гостю развернуться лицом, как морок исчезал. Сяо зажмурился, надавил на уголки глаз. Шэнь Цинцю смотрел со вспарывающим любопытством. Захотелось поскорее покинуть комнату. Сяо ждали утренние лекции.

***

Кошмарная тема с брачным сезоном русалок продолжалась. Теперь У Яньцзы с тошнотворным наслаждением вещал о том, как часто жёнам нужно изливать в своих мужей жидкости, успокаивающие плод и взволнованный дух супруга. — Наставник. Сяо оглянулся на смельчака, сидевшего ближе к дверям. Янь Пи никогда не стеснялся задавать вопросы, от которых горели щёки, а руки сжимались в кулаки. У Яньцзы ухмыльнулся. — Этот неразумный ученик желает спросить. — Спрашивай, — наставник пребывал в благосклонном расположении духа. — Почему мужья джаорен не сбегут и не избавятся от плода? Они умны и используют орудия труда с магией. Ответ наставника поднял в Гунъи Сяо волну негодования.

***

Обход леса и реки немного успокоил гнев и смятение. Сяо всегда считал джаорен отвратительными в своей жестокости созданиями, новое знание лишь усилило отторжение и… добавило жалости. Когда Гунъи Сяо вернулся к Цинцю, рой мыслей и чувств всё ещё будоражил его. Охотник не удержался и излил накипевшее за скромным ужином. — Они клеймят избранников собственной кровью! Кровь имеет силу подчинять и выслеживать джаорен, куда бы он не сбежал. Цинцю сидел с прямой спиной и холодным лицом, если бы Сяо не был в плену своего негодования, то заметил бы напряжение в плечах и замерших на столе руках. — Вас это злит? — голос Цинцю звучал тише привычного. — Это отвратительно! Никакого выбора! Монстры, что с них взять. — А что бы сделали вы? Сяо смотрел с удивлением и непониманием. — Что бы сделали вы, если бы некуда было бежать? Сяо не ответил, а Цинцю смотрел так, как будто его вот-вот должны подвесить над жаровней в Зале слёз, и только Сяо мог протянуть руку помощи. В груди болезненно укололо.

***

Новый день пронзил страшным известием. Молодая госпожа слегла с тяжёлой и неизвестной болезнью. Влюблённый и отчаянный, Гунъи Сяо расспрашивал лекарей и прислугу, собирая знания по крупицам. Помощь пришла с неожиданной стороны. Шэнь Цинцю, внимательно выслушавший Сяо, велел принести бумагу и кисть, а затем вывел рецепт уверенной рукой. Сяо готов был расцеловать каждый его палец от переизбытка чувств. Молодая госпожа пошла на поправку, охотник обрёл благосклонность Главы, а Шэнь Цинцю из спасённого обратился в спасителя.

***

Сяо помнил о своём обещании расспросить о Цинцю в селениях. Быть может, он был лекарем и имел семью. Охотник отправился в ближайший город. Вернулся два дня спустя. Шэнь Цинцю в покоях не обнаружился, а секта готовилась к розжигу жаровни в Зале слёз.