Бедствие

Неестественно яркие лучи серебряного солнца падали на мальчика и девочку, резвившихся в огромном облаке, осевшем на землю. Они отрывали от него кусочки и, словно мыльную пену, подбрасывали их вверх. Зрелище было необычайно красивым: с облака падали искорки, и ладошки детишек по локоть были в них. Лишь родители знали, что осевшие на землю облака ничего хорошего не сулили. Недавно небо выцвело. Раньше оно было того нежного розового оттенка, в который его окрашивает закатное солнце, однако теперь оно светло-серое, почти белое. Прежде изумрудная листва приобрела металлический цвет, и больше она не шевелилась на ветру: он не мог понести на спине ее тяжесть. Ручьи, некогда журчащие, бирюзовые, кристально-чистые, оскудели и впитались в землю. Воздух постепенно становился сухим и спертым, отчего у ангелов ухудшалось самочувствие. Животные — и опасные, и нет — вылезли из своих убежищ и бродили повсюду в поисках источника энергии, пугая тех, кто еще не видел существ таких причудливых форм. В чем было дело, никто не знал. Понятно было лишь одно: Небесное Равновесие нарушено. Это мог сделать как кто-то могущественный, о чьем приходе пока было неизвестно, так и большое количество менее сильных, которые по какой-то причине взбунтовались и пошли против системы. Ангелы вовсю готовились к худшему: укрепляли дома, закупали у травников и зельеваров лекарства оптом. Архангелы совещались с Началами, те — с Властями и Силами, третьи положение дел обсуждали с Херувимами и Серафимами, которые обыкновенно не вмешивались в жизнь младших по чину, а лишь докладывали обо всем Владыке. С мертвой точки переговоры не двигались. Все были потрясены происходящим, ведь объяснению перемена в Верховном мире не поддавалась. И, что бы ни пытались делать, к каким бы способам выяснить причину бедствия ни прибегали, результатов ничего не приносило. На безжизненной поляне, недалекой от обрыва, стояли двое: архангел с широкими, безупречно белыми крыльями и ангел пониже, не менее завораживающие крылья которого были прижаты к спине. Снисходительные взгляды были направлены на собственных сына и дочь, которым по человеческим меркам было всего пять лет. Для бессмертных это время ничто, потому казалось, что детишки росли очень скоро. Йошинори, архангел, являлся ректором Института Укротителей Стихий; почти вся его кожа покрылась трещинами из-за вредоносных изменений в атмосфере и стала твердой, как камень. От плохого воздуха сушило глаза, они быстро уставали, а зрение портилось. Он стоял с Асахи в обнимку, еле касаясь его крыльев: одно из них было непоправимо ранено. Асахи уже не считался молодым ангелом, но был гораздо младше Йошинори. Несмотря на это, он владел той мудростью, которая порой недоступна старшим, закостенелым ангелам. После школы, где Асахи изучал основы Верховного мира и «прописные истины», он учился в Институте Земного Мироустройства, чтобы стать ангелом-хранителем какого-нибудь человека. Однако вскоре после получения квалификации в округе объявили военное положение. Небеса были чудесным, волшебным местом, но, в отличие от Рая, где-то вдали от цивилизации скрывалась Гнилая Дыра. В ней и получили право жить все твари, которые появились неизвестно как и когда. Они совершали покушения редко, но каждое из них было кровавым, смертоносным, полным боли, мучений, истязаний. После такого на ногах оставалось меньше половины от населения любого города, здания приходилось или реконструировать, или строить заново, а пострадавших лечить до полного выздоровления, что в большинстве случаев являлось невозможным. В институте у студентов-ангелов обязательным курсом вводилась военная подготовка, и Асахи это спасло: он по крайней мере избежал смерти. Ею называлось сбрасывание в Пропасть Павших тех, у кого больше не оставалось энергии. Такие ангелы становились для Верховного мира балластом, из-за которого рушилось Небесное Равновесие. Их парализовало, они не могли служить ни на благо Человечества, ни Владыке. Никто не мог сказать, что будет после сбрасывания, но к этому Асахи точно был не готов. В ходе жестокой битвы с какой-то трехногой падалью, которую будто вытащили из недр Ада и по ошибке отправили наверх, он выжил, но высокой ценою. Крыло было вывихнутое, с открытым переломом. Крылья как у ангелов, так и у демонов — самая чувствительная часть тела. О ней нужно было заботиться прежде всего, ведь от возможности перемещаться по воздуху зависело многое. Йошинори уже встретил Асахи, когда это случилось. Он сражался в той же битве, возводил целый полк, координировал действия со Штабом Примус и нанес противникам серьезные увечья. Равно как и они навредили ему, его полку и всем остальным без разбору. Узнав про бессмертного, который был столь серьезно ранен, Йошинори обязался лично проведать его и не смог сдержать слез, когда в темном лазарете, где бесконечно сновали медработники и лекари, где стены сотрясали крики бьющихся в агонии бессмертных, рыдания их родных, стоны тех, кто уже был готов принять смерть, увидел настолько бледного Асахи, что он казался прозрачным, как дымка, и, что никогда больше не покинет память Йошинори, — изломанное, полностью окровавленное крыло с грязными, слипшимися перьями, вид которого не давал надежд ни на какие полеты в будущем. Оно выглядело оборванным, ненастоящим, точно это была прохудившаяся имитация, манекен, встречавшийся на занятиях лекарей по анатомии небесных существ. Только-только возведенный в чин архангелов, Йошинори упал на колени рядом с койкой, кровь отхлынула от лица, горло и грудь сдавило в тисках, на мгновение ему показалось, что весь он онемел. Он испугался, что не сможет ничем помочь, и от ужаса почти потерял разум. Асахи, с заткнутым тряпкой ртом, которую сжимал зубами, хватался за края койки; медсестра с трясущимися руками пыталась что-то сделать с отмирающим крылом, но Йошинори видел: она бесполезна. Он подскочил, рванул искать лекарей, но каждый твердил ему, что спасать крыло уже поздно. Тогда на своих мощных крыльях архангел за пару секунд долетел до госпиталя и попросил единственного свободного хирурга о срочной помощи. Крыло хотели ампутировать. Кровь остановили настолько, насколько смогли, ввели нечто вроде земного морфия, так что на операционном столе Асахи лишь постанывал и корчился от всполохов боли, пока тот самый хирург объяснял Йошинори за дверями, как обстоят дела. Чуть позже Йошинори подошел к тихо лежавшему Асахи, чтобы рассказать о планах врача, но как только увидел, что после тех кошмарных мучений Асахи наконец почувствовал себя лучше, то не смог заставить себя говорить сразу. На эмоции он был не богат, но в тот самый миг, казалось, ощутил их все и разом. Он коснулся обдертых пальцев Асахи, под ногтями которых осталась грязь, вытер с его лица мазки крови и с тяжелым сердцем произнес: — Крыло нужно ампутировать. — Ампутировать? — Относительное спокойствие покинуло Асахи, он встревоженно ухватился за руку Йошинори, глаза горели жаждой к жизни. — Нет, пожалуйста, не надо! Я справлюсь, оно заживет, я снова взлечу! Я буду стараться и обязательно пойду на поправку, вот увидишь! Он говорил пылко, с необычным в таком состоянии упрямством. И Йошинори искренне улыбнулся, с облегчением осознав, что Асахи будет жить, если имеет силы бороться. Здесь и сейчас он захотел возблагодарить волю случая за то, что худшее осталось позади и, как и он, Асахи выкарабкался из той страшной битвы. Ангелам труднее, чем людям. Люди могут верить во что хотят: во Владыку, Вселенную, Судьбу, пришельцев — и могут на это надеяться. Ангелам же верить не во что. Их никто не оберегает, ведь выше — только Владыка, который в самом деле никогда не вмешивается ни в дела людей, ни в дела небесных жителей. Он может наставлять, но не прямо, а косвенно: не препятствовать злу и не содействовать ему, а только наблюдать со стороны за тем, как с ним справятся и какой урок из этого вынесут. Поэтому то, что Асахи не погиб, явилось чудом. Свое же выживание Йошинори воспринимал как должное, иначе кто бы остался здесь, для Асахи? Раз никто не оберегает ангелов, Асахи сбережет он и оковы вечности будет нести только с ним. Ангел, неспособный летать, ценен уже не так сильно. Чудовищная рана именно такую, и только такую, перспективу Асахи и предлагала. Но лишиться крыла — об этом ему даже не хотелось допускать ни единой мысли. Это нестерпимая, раздирающая, всепоглощающая боль, бремя, участь. Протезы, как на Земле, на небесах не делали: не было ресурсов, да и искусственное крыло было бы слишком тяжелым и не смогло бы в полной мере заменить настоящее. Жить с одним крылом оставшуюся вечность представлялось Асахи страшнее, чем с раненым. В дверях показался хирург — молодой ангел с бесстрастным лицом, — деликатно постучав о косяк двери. — Ты можешь оставить его, — произнес он заветные слова, — однако мне придется произвести сложную операцию, и я не могу гарантировать, что крыло получится спасти точно. Оно не восстановится полностью. Болеутоляющего почти не осталось, а без него, поверь… будет худо. Асахи не тратил ни секунды на размышления и ответил тотчас: — Я согласен. Проведите эту операцию. Йошинори сжал его ладонь, на глаза набежали слезы, и он припал к груди ангела. — Брось, я стерплю, — сказал ему Асахи. — Это же так больно, — сдавленно пробормотал Йошинори. — А что потом? Боль все время будет напоминать о себе. Не лучше ли и правда избавиться от крыла?.. — Иди, — немного погодя сказал Асахи. — Не оставайся здесь. Закрой уши и улетай. Скоро мы вновь будем рассекать с тобой небо. — Но… — Моя рана. Из нее все еще сочится кровь, — напомнил Асахи. Йошинори замолчал, испуганно взглянул на забинтованное кровавое месиво и кивнул хирургу. Когда двери за спиной закрылись, архангел улетел сразу: Асахи не хотел, чтобы он узнал, насколько было больно. Йошинори был без малейшего представления, когда операция закончится. Он почувствовал, когда пора была навестить Асахи, и вернулся в госпиталь, в отделение с палатами. Никогда бы лучше было не видеть того, что он увидел. Раздетый по пояс, Асахи лежал на животе, крылья поддерживали самодельные перекладины из ткани в наиболее безболезненном положении, но и они, и он сам — все было запятнано бордовыми разводами. В палате глубоким сном забылись парочка других ангелов, но были они в значительно лучшем состоянии. Йошинори прошел к койке на негнущихся ногах и опустился у исполненного покоем лица Асахи. Будь он менее оптимистичен, подумал бы, что сон этот был вечным, однако провести тыльной стороной ладони по испачканной щеке Асахи было достаточно, чтобы он очнулся. Йошинори не догадывался, что может чувствовать столько всего одновременно. Его обуревали настолько сильные чувства, что он опасался рассыпаться в осколки. Уже оттого только, что Асахи приоткрыл глаза, он готов был расцеловать и его, и того хирурга, и мирно спавших поблизости ангелов. Асахи блекло улыбнулся, губы треснули, брови дернулись, но ни слова вымолвить не получилось. Он заметил стоявшие у койки стакан воды и записку от хирурга, выпил стакан до дна, с жадностью, и передал бумажку Йошинори. — «Пить воды, не двигать крыльями, не вставать», — прочитал тот и поднял до невозможности обеспокоенные глаза на ангела. Асахи изобразил рукой ручку, и Йошинори сбегал за ней на пост медсестры. На обратной стороне записки тот написал: «Я их не чувствую» — Это пройдет. Только не знаю, к лучшему или наоборот. «Кажется, я наконец побывал в Аду», — вновь написал Асахи. Йошинори отвернулся, чувствуя себя ужасно из-за того, что не сумел защитить Асахи. «Я скоро поправлюсь» — Не знаю… — тихо, даже не поняв, что произнес это вслух, ответил Йошинори. «Это не вопрос. Я уверен» — Да. — Архангел смутился. — Да, конечно же поправишься! «И буду летать» «Лучше, чем когда-либо» — Надеюсь… Очень надеюсь… Пусть Йошинори и знал, что этого не случится. «Расслабься, я и сам знаю, что это лишь мечты» «Может, и не на той высоте, что раньше, но я взлечу снова» «Убери это грустное выражение лица, тут и так уныло» — Прости, — посмеялся Йошинори, смахнув слезы. — Ты был без сознания несколько дней. Я должен рассказать, чем кончилась битва. Ни проигравших, ни победителей нет. Армия изгнала тварей со своей территории, но убытки огромны. Небо странного болотного цвета, и Серафимы без понятия, в чем причина. Города и поселения разрушены, бойцы нуждаются в помощи, число без вести пропавших достигает сотни. Все как обычно, но для Йошинори урон в этот раз небывалой величины, ведь ранили Асахи. Никогда за свою долгую жизнь он не страдал так, как за него. А дальше началась реабилитация Асахи. Несколько недель он едва ли мог ходить и, глядя в окно на то, как копошились ангелы и восстанавливали город, злился, что никакой пользы не приносил. Йошинори, вопреки своей благоразумности, наведывался подозрительно часто, так что Асахи даже поинтересовался, не отлынивает ли он ради него. Но нет — архангел был достаточно силен, чтобы выполнить работу пораньше и улучить свободную минуту. Асахи с теплотой в душе вспоминал, каким серьезным казался Йошинори, когда они еще не сблизились, как робел перед ним, потому что все архангелы волей-неволей внушали чувство уважения и благоговения. Теплоту вызывало не совсем это, а то, что со временем Йошинори стал вести себя иначе вблизи ангела: больше смеялся, чаще позволял себе поддаваться эмоциям и проявлял заботу. Такое можно было встретить не везде, поскольку архангелы менее приземленные и склонны сохранять равнодушие. Накопив побольше сил, Асахи начал ежедневно разминать поврежденное крыло, но под наблюдением лекарей или Йошинори. С поддержкой последнего получалось даже лучше. Крыло по-прежнему было слабо, и острая боль пронзала все тело, но все же не шевелить им вообще тоже было нельзя: иначе одеревенело бы. На Земле этот промежуток времени составил бы что-то около нескольких сотен лет, и так же долго пришлось ждать и на Небесах, прежде чем Асахи смог уже не просто разминать крыло, а тренировать его. Он покинул госпиталь, хотя все еще посещал физиотерапии, принимал лекарства, а по ночам, лежа рядом с Йошинори, спавшим мирным сном, терпел сводящую с ума боль. Когда самочувствие позволяло, пытался взлетать. Йошинори крепко держал его за руки, со всей возможной внимательностью следил за крылом и выражением лица Асахи, чтобы понять, когда с него хватит. На два-три метра взлетать получалось, и ангел плакал от счастья, даже не мечтая о большем. Сейчас они вместе смотрели на счастливых своих детишек, которым лишь в кошмарах могло присниться то, что случилось несколькими минутами позже. Заигравшись, брат и сестра от восторга попытались взлететь на только начинавших расти крылышках, и Асахи так это умилило, вызвало столько волнения, что его крылья тоже затрепетали. У него они были прекрасны: жемчужные, сияющие, гладкие, намного меньше, нежели у Йошинори, он мог их компактно складывать за спиной, и обычно в таком положении они находились всегда. Даже несмотря на то что одно из них осталось косым и все еще казалось вывихнутым, для Йошинори эти крылья оставались самыми прекрасными. Он побаивался лишний раз к ним прикасаться, но Асахи не был против — наоборот, просто стеснялся их, ведь такими же чарующими, как прежде, они больше не были, хотя Йошинори настойчиво уверял его в обратном. Асахи искренне радовался тому, что это не с крыльями Йошинори приключилась такая беда, иначе было бы еще обиднее. Они у архангелов величественные: большие, роскошные, перья крупные, матовые, а в случае Йошинори еще и белоснежные. Размах поражал широтой; нередко Йошинори использовал крылья как щит, укрывал ими себя, Асахи и детей даже в мирное время, просто чтобы они чувствовали себя в безопасности. — Не хочешь попробовать? — спросил Йошинори. — Нет, что-то оно сегодня разболелось, — задумчиво ответил Асахи, глядя на темнеющее небо и чувствуя поднимающийся ветер. — Нам стоит вернуться домой. И Йошинори безоговорочно с этим согласился. Они подозвали детей, взяли их за руки и направились по тропинке на холм. Ветер завывал, солнце то показывалось, то скрывалось за свинцовыми тучами, но по теням на земле было видно одно: по небу стремительно летело что-то, чего никогда не видели и сами Серафимы, в этот момент заседавшие в Штабе Примус. Существа были похожи на темно-серых драконов, от которых шлейфом тянулись черные линии. Они летели в ряд, хлопая дырявыми кожистыми крыльями. По округе разнесся истошный вопль, подобный звуку трения резины по стеклу. Вихрем закрутился песок и чуть не сбил с ног семью ангелов. Дети зажмурились, закрыли уши, прижались к земле, которая в следующую секунду пошла трещинами, и в небо взмыло все. Все, что внедрилось в нее корнями, что было прочно закреплено, — не осталось ни травинки. Йошинори схватил Асахи за руку, закрыл всех троих могучими крыльями, обняв детей, но силы оказалось недостаточно — бешеное торнадо занесло в себя всех. Ничего было не расслышать в грохоте, пронизывавшем все тело. Вспышки не давали оглядеться и понять, что происходит. Йошинори изо всех сил старался прорваться сквозь вихрь, надеясь, что за его пределами безопаснее. Однако тот уносил их все дальше, в самую середину, пытаясь ослабить хватку друг за друга и наконец разлучить, а энергия скоротечно покидала бессмертных. Йошинори еще мог держаться на лету, но свои крылья у Асахи даже не получалось раскрыть. Детей из рук вырвало, и они, беззащитные, перепуганные, исчезли в разверзнувшейся внизу пропасти. Перед тем как и Асахи с чудовищной силой утащило туда же, в абсолютную тьму, Йошинори бросил на него последний взгляд. В глазах обоих читался страх, но бесконечной, бессмертной любви в них было несоизмеримо больше. Великое Бедствие разлучит их физически, но не духовно.