The fox moon

Уставившись в потолок, Уён боялся пошевелиться, а о том, чтобы повернуться, не могло быть и речи. Он с трудом помнил, как и когда оказался в кровати Сана. Казалось, течение времени стало неуловимым, и только свет за окном давал хоть какое-то представление о том, как долго они были под воздействием луны. Слишком долго. Целая ночь, пока солнце не заняло своё законное место на небе. Достаточно для того, чтобы отключиться, даже не заметив этого. Несмотря на сон, его тело по-прежнему изнывало от усталости, словно за последние сутки он так и не сомкнул глаз. Те места, что отдавались притупленной болью, без всяких сомнений были разукрашены кровоподтёками, засосами и следами укусов, но Уён, с каким-то жарким удовлетворением, наслаждался мыслью о том, что на Сане их было не меньше. С трудом переборов страх, усиливающийся с каждой секундой трусливого промедления, Уён всё же решился повернуться, и, столкнувшись с заспанным взглядом Сана, смог выдохнуть. Он не увидел в его глазах ни капли сожаления, которого не чувствовал сам. Притянувшись к нему, чтобы столкнуться в трепетно-нежном утреннем поцелуе, Уён мечтал, чтобы этот момент длился вечно. Метка под кожей напоминала о себе приятным теплом, руки Сана вновь прижимали его к себе так сильно, будто бы общего следа на шее было недостаточно, и он всё ещё не мог поверить в то, что они стали связаны. Отстранившись, Уён нерешительно коснулся шеи Сана, аккуратно подбираясь к метке. Она больше не была похожа на обычный укус, покрытый засохшей кровью. Теперь это был бледно-розовый, слегка воспалённый рубец, полумесяцем отпечатавшийся на веснушчатой коже. И на его шее был точно такой же, не до конца заживший, но ставший слишком родным за какие-то часы. — Красивая, — шепотом сказал Уён, придвигаясь ближе, чтобы оставить на метке невесомый поцелуй. — И ты красивый, Сан-а. Обхватив лицо Сана руками, он смотрел в его привычные карие глаза, и в его голове билась одна единственная мысль, такая странная, такая непоколебимая: «Мой. Ты мой». Уён хотел сказать это вслух, так громко, чтобы каждая живая душа знала об этом, чтобы убедить самого себя в том, что ему нечего было бояться. Но даже если всё и закончится так же быстро, как началось, Уён хотел насладиться каждой секундой. Он чувствовал себя удивительно спокойным и, будто бы, счастливым. Плохо скрывая смущение, Сан закатил глаза, утягивая Уёна в очередной поцелуй, за которым последовали ещё и ещё, пока у них обоих не закружилась голова, а возбуждение не стало таким, что его было глупо игнорировать. Уёна не пугали боль и грубость, ему запредельно понравилось всё, что с ним делал Сан прошедшей ночью, и как же удивительно было обнаружить, что ему будет нравиться то, как неторопливо и бережно Сан действовал в этот раз. Мягкие поцелуи были так же прекрасны, как и ощущение крови во рту; ленивые прикосновения распаляли не хуже тех, что дарили смесь тягучей боли и удовольствия. Одеяло оказалось отброшено в сторону, и Уён из-под полуприкрытых век наблюдал за тем, как Сан устроился между его ног, дразняще выводя узоры на его бёдрах кончиками пальцев. При свете дня это ещё больше вгоняло в краску, но Уён не мог упустить возможность, не сходя с ума от влияния луны, трезво насладиться каждым прикосновением, каждым взглядом, таившим так много всего, что это было невозможно передать словами. Прерывисто дыша, он внимательно изучал Сана, стараясь запомнить изгибы его тела, каждую веснушку и родинку, зная, что может потерять эту привилегию в любой момент. Когда же он заметил, что Сан хищно рассматривал его в ответ, Уён лишь шире раздвинул бёдра, едва ли вспоминая о стыде от откровенной позы и того, что его член уже был твёрдым, и ему даже не пришлось касаться себя. Прикусив нижнюю губу, Уён вновь с интересом уставился на шрам на животе Сана, и теперь не мог оторвать взгляд, прокручивая в голове все возможные варианты того, как он появился. — О чём задумался? — Сан вопросительно посмотрел на него, а затем опустил голову, моментально сообразив, на что уставился Уён. Вблизи шрам оказался ещё больше, чем когда Уён заметил его в первый раз, там, в лесу. Это была некогда глубокая рана, которая наверняка могла стоить Сану жизни. Протянув руку, Уён коснулся белёсого шрама дрожащими пальцами, осторожно ведя по линии, словно прикосновение всё ещё могло быть болезненным. — Откуда он у тебя? — Не уверен, что ты хочешь слушать эту историю сейчас, — Сан криво улыбнулся и многозначительно покосился на возбуждённый член Уёна. — Забудь об этом, — прошептал Уён, схватив ближайшую подушку, чтобы прикрыться. — Хочу услышать. Тяжело вздохнув, Сан нехотя кивнул, но даже с изменившейся между ними атмосферой, он едва ли двинулся с места. Продолжая нежно поглаживать бёдра Уёна, он всё же решился открыться в очередной раз. — Наши родители умерли очень давно, так что Мингю почти заменил их нам с Чонхо, — рассказывая это, Сан казался сдержанным, и даже слегка безразличным. Это напомнил Уёну тот вечер, когда он узнал о том, как умер Мингю, и что именно связывало семью оборотней и Джонхана. Сейчас алкоголь не мог приглушить тоску Сана, и Уён был готов раскрыть свои объятия в любой момент, чтобы унять вновь вспыхнувшую в душе оборотня боль. — Мне было всего пятнадцать, и мне казалось, что я переживал смерть родителей сильнее остальных. Брат всегда пассивно реагировал на мои вспышки агрессии, но поверь, я не стеснялся в выражениях, и даже применял силу. В конце концов я нашёл его предел. Его самую больную точку. Виновато поджав губы, Сан перестал делать вид, что это было чем-то не стоящим внимания. Это определённо было серьезнее обычной драки, и в груди Уёна мучительно заболело от искреннего сочувствия. — У волков всегда существовало строгое правило — не создавать пары с другими видами. Конечно, сейчас его практически никто не придерживается, но наши родители были старых взглядов. Они запретили Мингю встречаться с Джонханом, но брат был слишком влюблён в него. Так что в порыве злости я припомнил ему про этот запрет, сказав: «Ты должно быть счастлив, что родители умерли? Теперь ты можешь трахаться со своим человеком сколько вздумается». Это стало его последней каплей. — Это сделал твой брат? — Это была случайность. Я не удержал равновесия, когда мы дрались, и упал на… — Случайность? — Уён скептически приподнял бровь, перебив Сана. — Выглядит так, от чего можно было умереть. Нервно дёрнув уголком губ, Сан вновь склонился на Уёном, так что теперь он не мог видеть пугающий шрам. — Я не должен был говорить это брату. Посмотри на меня, я и сам нарушил это дурацкое правило, — Сан улыбался, но Уён не мог сказать наверняка, было ли это наигранным равнодушием. Верил ли он в собственные слова или же воспоминания всё же заставили его начать сомневаться или, ещё хуже, жалеть? — Хорошо, что я выжил, да? С силой сжав подушку, Уён терялся в том, что испытывал. Ему хотелось заплакать от раздирающей на части волны жалости и оттолкнуть Сана, но одновременно с этим и поцеловать его, вложив в это: «Я счастлив, что ты выжил» и, прижимая его к себе, больше никогда не отпускать. Поняв затянувшееся молчание по-своему, Сан вырвал подушку из его рук, и, прежде чем Уён успел возмутиться, поцеловал его с какой-то пугающей настойчивостью, с жадностью прошедшей ночи, возвращая прежнее возбуждение, в котором было невозможно не потеряться. — Грустная история не сбила твой настрой? — игриво прошептал Сан, обхватывая всё ещё твёрдый член Уёна рукой, дразняще медленно проводя по всей длине. Слегка прогнувшись в спине, Уён расслабленно улыбнулся и закатил глаза, окончательно поплыв от приятных ощущений. Сан был чертовски прав — его тело изнывало в отчаянном желании, и Уён тихо поскуливал в такт движениям пальцев оборотня, поторапливая его. Он так хотел как можно быстрее оказаться коже к коже, почувствовать член Сана внутри себя, и вновь потерять счёт времени, что это медленно начинало туманить его разум. Сан потакал любому его капризу, но вместе с тем, уверенно доминировал. И это нравилось Уёну до безумия. Всё вновь свелось к животным инстинктам, и он послушно делал всё, о чем его просил Сан, будь то мягкая просьба приподнять бёдра и положить под них подушку, или же требовательное: «Не сдерживай стоны, лисёнок». Он так и не успел пошутить, что подушку, испачканную смазкой, придётся выкинуть. Обхватив Сана ногами, Уён, всхлипывая, подавался навстречу каждому движению, и едва слышно умолял не останавливаться, пока снова не начал терять рассудок оттого, как глубоко Сан толкался в него. Он повторял это снова и снова, даже когда у него не осталось сил после третьего оргазма, а глаза начали слипаться от усталости. Следующие пару дней они почти не вылезали из постели, и, казалось, мир вокруг и правда перестал существовать для них двоих. Он не сразу заметил, что Сонхва не вернулся в назначенный день, но Уёну было всё равно. День, два, какая разница? Впервые за долгое время он вообще не вспоминал о мести и Джонхане, сделке с дриадой и о том, как потерял огромную часть своей магии. Всё казалось таким далёким, точно произошло с кем-то другим, так что Уён с лёгкостью позволил себе полностью раствориться в моменте, в Сане и его близости. В его словах, сказанных с пронзительным трепетом, от которых сердце Уёна неизменно вздрагивало и делало взволнованные кульбиты. Теперь то, что они испытывали друг к другу, ощущалось так естественно, словно всегда было где-то внутри них, и проявившись в полную мощь, больше не исчезнет никогда. Уён цеплялся за это, убеждая себя в том, что рядом с Саном он мог перестать бояться будущего, и был готов защитить его от всего на свете.

***

— Хён попросил разбудить тебя. Уён нехотя открыл глаза, всматриваясь в слегка размытую от фигуру перед собой. — Чонхо? Что-то случилось? — Уён потянулся, краем глаза замечая, что лежал в кровати совсем один. Сан избавил его от необходимости объясняться перед Чонхо, проснувшись раньше, и, каким-то чудом он даже успел отнести спящего Уёна обратно в его комнату. О том, что между ними что-то происходило все эти дни, говорили только ещё не успевшие сойти с кожи багровые следы, но Чонхо будто бы и не заметил их. Или же тактично решил промолчать. — Сонхва-хён вернулся. Он ждёт тебя на кухне, — на какое-то мгновение Уёну померещилось, что лицо Чонхо помрачнело. Казалось, он знал о чём-то, но не мог или не хотел говорить. Не став дожидаться ответа, Чонхо натянуто улыбнулся и вышел из комнаты, позволяя Уёну собраться с силами и одеться. Ему предстояло сделать то, чего он так долго ждал, но отчего-то это не приносило ни капли радости. Прежние страхи, что стихли под натиском других чувств, вернулись вновь, заставляя сердце Уёна сжиматься в тошнотворном волнении. Ему нужен был Сан, сейчас же, чтобы он прижал его к себе, подарив обманчивое спокойствие. Тогда он точно перестанет сомневаться. Могло ли быть иначе рядом с тем, кто был частичкой тебя самого? Неторопливо одевшись, Уён подошёл к зеркалу, сонно потирая глаза, и критически взглянул на своё отражение. Его тело наконец-то пришло в себя, и из зеркала на него смотрел Уён с привычными лисьими ушками. Но кроме этого, в человеке напротив было слишком много новых, непривычных глазу деталей: красочные засосы, украшающие шею и грудь; метка, из грубого рубца превратившаяся в едва заметный бледный шрам в форме полумесяца. Впервые увидев её на себе, Уён осторожно коснулся метки, и прикрыл глаза, в подробностях вспоминая прошедшие дни: как упрямая уверенность в своих желаниях сменялась триумфом, а голод, сжирающий изнутри, затухал с каждым глотком крови, чтобы разгореться вновь, но теперь его мог утолить только секс. Щёки Уёна вспыхнули, жар резко появился внизу живота, откликаясь забытым возбуждением. Сейчас оно было лишь отголоском того, что он испытывал все эти дни, и почти сразу сошло на нет, уступая леденящему холоду по коже. Должно быть он чем-то жутко разозлил луну, раз то, чего он так жаждал, то, что с таким упорством пытался заполучить, в конечном итоге сделало его практически беззащитным. Словно лишить его трёх хвостов было недостаточным наказанием. Что же будет теперь, когда у него появилась самая страшная уязвимость — тот, к кому он испытывал невероятно крепкую привязанность? Тот, кого могли использовать или убить, в стремлении причинить ему боль или отомстить. Осознание того, что он собственными руками выкопал себе могилу, и утаскивал Сана следом, было невыносимым. Замахнувшись, Уён остановился в считанных миллиметрах, чтобы не разбить зеркало. Его искаженное гневом лицо в отражении заставило его сделать несколько шагов назад. Там, в зеркале, был совсем не он, а призрак прежнего Уёна, который по глупости поддался чувствам. Сбитый с толку, испуганный лис, неспособный ответить за свои поступки. — Прости меня, — прошептал он и себе и Сану, сглатывая слёзы, вставшие болезненным комом в горле. Обхватив себя руками, Уён не мог решить, чего хочет сильнее: по привычке сбежать или найти утешение в руках того, чью жизнь, возможно, разрушил, как и свою. Ему было так чертовски жаль, и он мог только тихо надеяться на то, что Сан, точно так же протрезвев, не испытывал к нему ненависти за всё, что произошло. Через неимоверное усилие он вытолкал сам себя из комнаты, и на ватных ногах подошёл к лестнице. Каждая ступень расплывалась перед глазами и казалась непреодолимой, а сама лестница словно вела прямиком в ад. Схватившись за стенку, он медленно спускался, чувствуя удушающую панику, которая, с каждой пройденной ступенью, становилась только хуже. Когда он наконец-то оказался на месте, ему начало казаться, что путь от комнаты до кухни занял у него добрые несколько часов. Застыв в дверном проёме, Уён вытер вспотевшие ладони о толстовку и огляделся по сторонам. Голоса мигом стихли, взгляды привычно оказались прикованы к нему. Но если Юнхо и Хонджун сразу же вернулись к разговору, удостоив Уёна сухим приветствием, то Сан расплылся в тёплой улыбке и махнул рукой, подзывая подойти ближе. Сердце Уёна пропустило удар, когда он посмотрел на Сана. На его мигом порозовевшие от смущения щёки, и до невозможного влюблённые глаза, в которые хотелось смотреть вечно. Он всё ещё никак не мог поверить, как много изменилось между ними всего за несколько дней. Поджав губы, Уён подошёл к Сану, и он тут же положил руку ему на спину, слегка подталкивая в направлении островка на кухне, на котором уже были разложены знакомые склянки и миски. Нервно теребя рукав толстовки —толстовки Сана, которая необъяснимым образом оказалась в его комнате — Уён нехотя сделал неуверенный шаг вперёд, но тут же застыл на месте. — Что-то не так? — спросил Сан, ласково поглаживая его по пояснице. Он совершенно точно заметил напряжение и нервозность Уёна, и привычно пытался успокоить его своей близостью и теплом, и даже его запах стал мягче. Вот только это совсем не придало Уёну уверенности. Он переживал о каждой мелочи, которая могла пойти не по плану, и эти тревоги не могли исчезнуть с простым прикосновением. — Вот ещё, — процедил Уён с напускной храбростью. По крайней мере лгал он с прежней непринуждённостью. Он убедит Сана, а потом и заставит поверить самого себя в то, что в нём него было достаточно сил воплотить свой план в жизнь. Уён не намеревался отступать, он не мог позволить Джонхану безнаказанно жить и продолжать убивать. Стараясь не выдать то, как его повело от приятных прикосновений, Уён передёрнул плечами, намереваясь съязвить что-то ещё, но вместо этого подскочил на месте от промелькнувшего перед глазами пёстрого пятна, и молниеносно спрятался за спиной Сана. Вцепившись в его плечи, Уён неверяще помотал головой и осторожно выглянул, чтобы удостовериться, что ему не привиделось то, что его так напугало. Но нет, это не было ни сном ни галлюцинацией. Ему все меньше нравилось то, что он вообще вышел из комнаты. — Что она здесь делает? — навострив уши, прошипел Уён, ещё сильнее сжав плечи Сана, а затем слегка подтолкнул его вперёд. «Боишься?» — обернувшись, одним взглядом спросил оборотень, очевидно почуяв расшатанное вдребезги состояние Уёна. — Я не могу убить змею своими руками, ты забыл, кто я? — послышался голос дриады, а затем появился и он сам, держа в руках такое количество магических атрибутов, что за ними не было видно его лица. Небрежно бросив всё на стол, Сонхва отряхнул несуществующую пыль с одежды и довольно улыбнулся. Но не Уёну, нет. Его расположения заслуживала только гигантская птица, восседающая на краю стола. — Змею убьет сова? — озадаченно спросил Сан, подходя ближе к столу, тем самым лишая Уёна единственного укрытия. — Она человек. Просто предпочитает находиться в форме птицы, — Сонхва пожал плечами, и вновь принялся критично осматривать свою одежду. — Не бойся, Уён, ты ей интересен не больше, чем это бесполезное создание. — Ну спасибо, теперь мне намного легче. Ему и правда стало чуточку легче, но всем своим видом Уён продолжал показывать недовольство и настороженность. Пернатая подружка Сонхва не внушала ни капли доверия, Уён знал, как никто другой, на что были способны подобные создания, которые обладали ещё более тёмной магией, чем лисы. Одна убитая змея и правда не значила ничего для той, кто скрывалась в облике пёстрой совы. Уён невольно задумался, насколько был опасен сам Сонхва на самом деле, если водил дружбу с такими существами? Сложив руки на груди, Уён встал как можно дальше, молча наблюдая за тем, как методично Сонхва раскладывал на кухонном столе принесённый хлам. Сова и правда ни разу не взглянула на него, зато Сан был ей куда интереснее. Усевшись на его руку, она то и дело издавала пронзительные скрипящие вопли, оставаясь при этом донельзя довольной. Ну, насколько это было возможно птице с мёртвой рептилией в клюве, которую она прикончила в считанные секунды. Уён даже не заметил, когда она это сделала, и теперь, скривившись, наблюдал за тем, как кончик хвоста змеи то и дело касался руки Сана. — Ты можешь оставить себе голову, — вежливо сказал Сонхва, и Уён не сразу понял, что он обращался к сове. Птица без промедления перелетела с руки Сана на стол и, выплюнув змею, принялась нетерпеливо топтаться на месте. Когда Сонхва наконец-то отрезал обещанную голову, сова радостно схватила её, и принялась пожирать с отвратительным чавкающим звуком. — Меня сейчас стошнит, — пробубнил Уён, прикрыв рот рукой. Он старался не смотреть на птицу, и сфокусировать взгляд на Сонхва, но это едва ли помогло абстрагироваться от звуков, которые продолжали исходить от совы. Тем временем Сонхва достал глубокую медную миску, и начал методично закидывать в неё всё, что ему было необходимо для заклинания. Последним ингредиентом стала обезглавленная змея: дриада ловко выжал из тела кровь, и затем отбросил его в сторону за ненадобностью. Тушка шлёпнулась в раковину, и Уён наконец-то смог выдохнуть и подойти ближе. Миска угрожающе дёргалась из стороны в сторону, будто стояла на плите, а её содержимое выглядело донельзя тошнотворно: бурая жидкость, вперемешку с травами и ещё чёрт знает чем, периодически булькала, и внешне напоминала скорее болотную жижу, чем мощное зелье. Запах, исходивший от неё, был слишком знакомым, сладковато-гнилостным. Уён с трудом представлял, как сумеет это проглотить. С минуту, Сонхва стоял с закрытыми глазами, что-то тихо нашептывая, а затем загадочно ухмыльнулся и наклонился к Уёну, едва ли не касаясь губами его щеки. — Хорошо, что я взял твою кровь перед полнолунием. Сейчас это было бы куда сложнее, с чужой кровью внутри тебя. На мгновение Уён остолбенел, потеряно переводя взгляд с Сонхва на Сана и обратно. Его щёки невольно покраснели, и он судорожно прикрыл их ладонями. Сонхва же на это тихо рассмеялся, очевидно, довольный тем, как спровоцировал Уёна на эмоции. — Это было вопросом времени, особенно, когда вы провели вместе в полнолуние. — Я ушёл в первый же день, — возмущенно выпалил Уён, привлекая внимание заскучавших на диване Хонджуна и Юнхо. — Но остался на второй. Опустив глаза в пол, Уён чувствовал, что тонет в неконтролируемой панике. Оправдываться за искренние чувства казалось так глупо, но он не мог ничего с собой поделать. Какие бы сильные чувства он ни испытывал, он продолжал думать о том, что всё произошедшее могло быть неправильным. Он был готов повторить всё снова, но кто он такой перед естественным порядком вещей? Что если они с Саном, связав друг друга такой крепкой связью, и правда обрекли себя на что-то жуткое? — Мы не должны быть вместе, да? — выдавил он. Сказать это было так больно, словно расковырять едва зарубцевавшуюся рану. Уён тут же возненавидел самого себя за сказанное, за то, что произнёс вслух то, чего так боялся. — Как и мы с Хонджуном. Признай, вы испытывали что-то ещё задолго до полнолуния, иначе оно бы подействовало на вас как обычно, а не так, — Сонхва многозначительно посмотрел на шею Уёна. — Его метка тебе очень идёт. А твоя просто потрясающе смотрится на нём. Я не так много знаю об истинных, и, если честно всегда считал это выдумкой, но мне кажется, я наконец-то сумел удостовериться, что это не ложь. Это должно было развеять тягостные сомнения, но внутренности Уёна продолжали взволнованно сжиматься от каждой мысли, возникающей в голове. Осторожно взглянув на Сана, он ожидал увидеть что угодно, но не точно такое же смятение, отпечатавшееся на его лице. Он знал, что Сан слышал их разговор, знал, что он переживал о тех же вещах, и Уён не мог не попытаться заглушить их общие тревоги хотя бы на время. Игнорируя отвратительную слабость в теле, Уён кинулся к Сану, и, обхватив его лицо ладонями, поцеловал. До головокружения долго и чувственно, ощущая его душевную боль так же ярко, как свою собственную. — Они смотрят на нас, — прерывисто дыша прошептал Сан, испуганно смотря Уёну в глаза. — Мне всё равно. Тебе? — Абсолютно, — Сан улыбнулся, и вновь утянул его в поцелуй, жаркий, уверенный, до дрожи требовательный. У Уёна подкосились колени, и в тот же момент он напрочь забыл, что они были в комнате совсем не одни. Во власти Сана, его настойчивых рук и мягких губ, он бесстыдно постанывал между поцелуями, и ему и правда было всё равно, что о них подумают другие. Уён знал, что благодаря Сану, для него, он сможет сделать всё, что угодно. — Будет глупо спросить, спали ли вы друг с другом? — весело спросил Юнхо. Вместо ответа, Сан нехотя оторвался от Уёна и взглянул на Юнхо. Растянув губы в наглой улыбке, он указал пальцем на свою шею, где бледным шрамом виднелась метка Уёна. Прикрыв рот руками, Юнхо вскрикнул и покосился в сторону Хонджуна, который, казалось, был ни капли не удивлен. Смерив Сана и Уёна холодным взглядом, он вновь уткнулся в телефон, и только побелевшие костяшки пальцев выдавали его раздражение. — Ты даже ничего не скажешь ему? — вполголоса пробормотал Юнхо, нервно кусая кожу на большом пальце. — Это его выбор, — пожал плечами Хонджун. — Но если ты навредишь ему, Уён, я не раздумывая сверну тебе шею. Хонджун был вожаком, все в стае должны были безоговорочно подчиняться ему и его решениям, если он и правда прикажет им что-то. Уён ожидал от Сана смиренного согласия, он искренне был готов к этому — их чувства не могли быть превыше крепкой волчьей связи между членами стаи. Но услышав тихий рык Сана, Уён понял, как сильно ошибался. Как ошибались они все. — Я не позволю, — сказал Сан, сжав руки в кулаки, и подался вперед, так что теперь он закрывал собой Уёна от Хонджуна. — Даже не думай причинить ему боль, хён. Уён никогда не видел Сана таким. Его злость ощущалась физически, запах стал отталкивающе горьким, царапающим лёгкие с каждым вдохом. Сглотнув слюну, он торопливо развернул Сана к себе и поцеловал его в шею, почти насильно заставляя его расслабиться. Оборотень благодарно хмыкнул, и обхватил его руками, будто искал в Уёне не столько утешение, сколько защиту. Внутренний лис Уёна разочарованно фыркнул. Раздоры напитывали его дух, но сейчас лишь болезненно впивались в него, словно острые зубы дикого зверя. Его терзали щемящая жалость и обида, но не за себя, а за Сана. Сколько же ещё испытаний ему предстоит только потому что он выбрал себе в пару не волка, и даже не человека? Неужели, пока Сан не признает, что их привязанность и метки были не более чем случайностью, он будет сталкиваться с тем же, с чем пришлось иметь дело Мингю? Онемевшими пальцами Уён гладил Сана по голове, продолжая безмолвно просить о прощении. То, что они сделали, было против их природы, это была ошибка, к которой они оказались совсем не готовы. — Уён, подойди. Я почти закончил. Он не хотел отходить от Сана ни на шаг. Уён всё ещё чувствовал его напряжение, но Сан тихонько подтолкнул его, и нежно улыбнувшись, прошептал: «Всё будет хорошо». И он доверился, не мог иначе. Прерывисто выдохнув, Уён пытался игнорировать тревожную тяжесть в груди, но она никак не поддавалось контролю. Он чувствовал, что приближается что-то неизбежное, что-то, за что он будет ещё долго расплачиваться. — Помнишь наш уговор? — с ласковой улыбкой спросил Сонхва, когда Уён подошел к столу. Лис осторожно кивнул, зная, что не услышит ничего, что он с лёгкостью смог бы принять. — Я хочу взамен один твой хвост. Обещаю, это будет не больно. Уголки его губ дёрнулись, но Уён быстро сумел взять эмоции под контроль. — Но что насчёт того, что забрать мои хвосты — преступление? Ты сам говорил об этом. — Да, — Сонхва склонил голову в бок, словно разговаривал с непонятливым ребёнком. — Разница в том, что мне ты отдашь его добровольно. — Я должен был догадаться, —с трудом сдерживая слёзы, тихо сказал Уён, и повернулся к Сану. Он испытывал мазохистское желание увидеть на его лице ухмылку, услышать ядовитое «Я же говорил не связываться с ним», но всё, с чем он столкнулся — взгляд полный не меньшей боли. Они оба знали, что это был его единственный шанс, и Уёну придётся согласиться или же уйти ни с чем, до конца своих дней терзая себя тем, что он струсил в одном шаге от мести. — Как только я заберу хвост, ритуал будет завершён, — Сонхва взял со стола уже знакомый нож, похожий на серп, и подошёл к Уёну. — Да или нет? Голос Сонхва был пропитан льдом, но глаза горели непривычной жаждой крови. У Уёна не было другого выхода, но он больше не мог скрывать то, как сильно его ранила эта просьба. Он искал в дриаде хотя бы толику сострадания, и на мгновение ему показалось, что Сонхва действительно было жаль. — Делай всё, что нужно, — натянув улыбку, прошептал Уён. — Подержишь меня за руку, Сан-и? Удивлённо расширив глаза, Сан робко кивнул, и, несмотря на своё секундное замешательство, тут же послушно взял Уёна за руку. Тепло его ладони было привычно расслабляющим, но это едва ли помогало подавить внутренний тремор, который только усиливался с каждой минутой. Уён молился о том, чтобы ничего не почувствовать. Стоило ли оно того? Потерять ещё часть себя ради того, чтобы найти Джонхана? Зажмурившись, он крепче сжал руку Сана, и расправил оставшиеся шесть хвостов, чтобы Сонхва забрал тот, который ему больше всего был по вкусу. Дриада не утруждал себя муками выбора, и, почувствовав лезвие ножа на хвосте, Уён задержал дыхание. Темнота перед его глазами вырисовывала размытый силуэт человека, отобравшего у него слишком много. Нет, он должен сделать это, должен найти его любым способом. Остервенело кусая губы, Уён с содроганием ожидал яркой вспышки боли, от которой не будет спасения даже в прикосновениях Сана. — Уён-а? — прошептал он, осторожно стирая подушечкой пальца слезу с его щеки. — Я с тобой, всё будет в порядке. Не бойся. Сжавшись от страха, Уён не мог открыть глаза и посмотреть на Сана. Мысленно он снова был заперт в том мрачном подвале, из которого был единственный выход — на тот свет. Но сейчас он был в совершенно другом месте. Он больше не лежал на холодном столе в луже собственной крови, он был в безопасности. Он был жив, и должен был использовать свой шанс так, как хотел бы от него Ёнджун. Уён до сих пор задавался вопросом об истинной причине того, почему друг так безрассудно спас его жизнь в обмен на свою. Ведь всё должно было быть наоборот. Это Уёна никто не любил и не ждал, никто не заметил бы его смерти. Глухой хруст кости пробрал его до мурашек, заставляя наконец-то вырваться из водоворота тёмных мыслей. С силой сжав челюсти, Уён терпеливо ждал, когда всё закончится. Сонхва не врал — боли и правда не было, но Уён всё равно ощущал каждое плавное и уверенное движение ножа, слышал каждый липкий звук, и даже тихие удары капель его крови о пол. В этот момент, он мечтал о том, чтобы боль всё же дала о себе знать, пронзив его так сильно, чтобы разум затуманился и отключился. Но она так и не пришла. Уён оставался в ясном сознании, пока финальное движение ножа не лишило его четвёртого хвоста, а вместе с ним и ещё одной крупицы магии. Та пустота, к которой он почти привык, стала больше в разы, превратившись в уродливый отпечаток под рёбрами. Это было клеймо, скрытое от чужих глаз, но такое очевидное даже для самого низшего сверхъестественного существа. Из опасного хищника Уён превратился в беспомощную добычу. — Ён-а, пожалуйста, — Сан притянул Уёна к себе, и он инстинктивно подался навстречу, обвивая шею оборотня руками. — Всё закончилось. — Ещё нет, — севшим голосом сказал он, уткнувшись лбом в грудь Сана. Задыхаясь от запаха, который навсегда перестанет быть чем-то отталкивающим, Уён проклинал тот день, когда решил поохотиться в городе, и оказался пойман, но ещё больше он ненавидел тот день, когда Сан подобрал его. Он мечтал вернуться в прошлое, и умереть в том самом подвале. Всё должно было закончиться именно там, но вместо этого Уёну пришлось столкнуться с настоящим кошмаром, из которого не было выхода. Ненависть и злость, толкавшие его вперёд, потухли в тот самый миг, когда на его теле появилась ещё одна рана. Уён на самом деле сдался. Он больше не мог бороться, не хотел, и только клятва Ёнджуну продолжала вселять искры ярости в его душу. Мог ли дух Ёнджуна слышать его тогда, когда Уён давал это обещание мести, зарывая его мёртвое тело где-то в лесу? Он должен был сдержать слово. Уён был готов продолжать притворяться, самоуверенно лгать всем в лицо, даже Сану, но глубоко внутри он был перемолот в кашу из костей и внутренностей. Задыхаясь от слёз, он позволил себе мгновение слабости перед финальным рывком. Он обязательно убьет Джонхана, а потом отдастся воле судьбы, и может быть умереть после этого будет не так страшно, ведь он сдержит обещание. Ни разу с момента спасения Уён не чувствовал, что заслуживал эту жизнь, как не заслуживал и чувств Сана. Нужен ли он будет ему такой — искалеченный изнутри и снаружи? Не станет ли он ещё большей угрозой его стае, будучи беззащитным лисом с кучей врагов? Ответ был так очевиден и разрывал израненное сердце на части. Единственное, что Уён мог сделать — уйти, но отомстив, не возвращаться. Он ни за что не причинит Сану вред своим присутствием, не навлечёт на него гнев стаи и чёрт знает кого ещё, кто мог воспользоваться их привязанностью друг к другу. Это меньшее, что он мог сделать в качестве благодарности. «Но можно мне ещё немного побыть эгоистом? — мысленно просил Уён, сам не зная кого. — Я хочу ещё немножко побыть с ним прежде чем уйду». — Сан, не позволяй ему пить зелье, пока он не придёт в себя. Я оставлю пузырёк на столе, — послышался звонкий голос Сонхва. — Я в порядке, — грустно усмехнувшись, пробормотал Уён. Он не хотел оборачиваться, не хотел видеть, что именно делал Сонхва с его хвостом. Все шорохи, шаги и чужие голоса слились в один блёклый фоновый шум, который перекрикивало пульс Сана. — Мы будем в гостевой комнате, если понадобимся. Уён не нашёл в себе сил ответить вслух или попрощаться. Когда комната опустела и погрузилась в тишину, он прижался губами к метке на шее Сана, стараясь отпечатать в памяти то, какое спокойствие она дарила. Как же Хонджун был прав: лисы приносят несчастья, но больше всего горя они приносят сами себе.