Эдельвейсы

1.

      Алтан мог сколько угодно ненавидеть составлять договора, делать до скрежета в зубах заинтересованное лицо на важных встречах и слушать бесполезный трёп богатых стариков, у которых только деньги на уме и были. Но когда сделка прерывается из-за одного банального «Мы передумали и более не нуждаемся в ваших услугах», хочется достать пистолет и прострелить всем головы. Чтобы кровь стекала по полу и стенам. Чтобы осталась неприятной коркой на лице. И никто больше не заикнулся бы о некомпетентности клана Дагбаевых. Но Алтан стерпел. Как обычно. Сжал челюсть, прищурил глаза и, развернувшись на одних пятках, быстро последовал на выход из огромного зала с неприятным холодным освещением, точно в морге. Была бы на его месте Юма — поступила бы иначе, он уверен.       Алтан громко выдыхает, еле перебирая ногами по мраморной лестнице особняка. Мышцы неприятно тянет. Хочется отмокнуть в горячем душе и лечь спать. На завтра запланирована какая-то встреча, но Алтан вспоминать о ней и не хочет. Слишком много в последнее время смутных, неприятных лиц. Хочется смыть с себя все взгляды. Грязные, похотливые, наглые, презирающие. Всё это мешается в одну-единую массу, прилипая точно грязь.       Ладонь тянется к двери личной комнаты, и Алтан замирает. На ручке висело небольшой кашпо. Золотые ленточки, чёрный горшок и алые ликорисы. Алтан оглянулся, одёрнув руку. И что это за презент в виде ядовитых выводков? Отравить захотели? Подсунули как угрозу или предупреждение ходить и оглядываться?       Алтан свёл брови к переносице. Какая же чертовщина. Полная безвкусица. Ужасный подарок, если он вообще таковым являлся. Выбросить бы к черту и не заморачиваться.       Однако кашпо он забрал. Более того прошерстил почти все гугл-сайты с информацией по данным растениям и на следующий день пересадил их в оранжерею. Пусть будут.

2.

      Не то что бы Алтан не любил сестру. Скорее, очень уважал и знал, что та может с ним сделать за непослушание и пререкания. Но созвоны раз в месяц с Юмой высасывали из него все силы, точно дементоры из культового «‎Гарри Поттера», просмотренного когда-то в детстве на старой кассете, еле проигрывающейся в плеере.       Обычно Юма не говорила о чём-то ужасном или обидном. Просто слушала отчёт о состоянии дел в клане, тихо угукая в трубку, а после стальным, почти что незнакомым тоном объясняла, что нужно делать дальше для продвижения бизнеса.       Вроде бы стандартная процедура. Алтан так или иначе должен был привыкнуть за пару лет сепарации от родственников. Согласоваться с самим собой, в конце концов. Но груз, всё никак не желающий упасть с плеч, давил точно новые блины на штанге в зале. Только их можно было отбросить в сторону и более не прикасаться, а от фантомного груза избавиться сложнее в десяток раз.       И Юма, наверное, не старалась насильно давить. Просто она была такой. Отстранённой, холодной, как айсберг. Её приказы должны были быть не просто выполнены — скорее, перевыполнены.       Алтан старался. Из кожи вон лез, забивал на Разумовского и его дружка, лишь бы не отвлекали от дел клана. На Севере культурной столицы завоёваны пару мест, подписаны три договора, убиты одни из мошенников, которые годами ранее досаждали Баатара. Хвала Богам и прочим нечистям, что старик вот уж больше пары лет валяется под землёй, а на могильной плите красиво выгравирована его фотография.       Алтан ёжится, стукаясь головой о рабочий стол. Насточертело. Хотелось выбросить все бумаги с гладкой поверхности на пол, потоптаться, а после приказать Вадиму сжечь это дело. Но Дракон, вместо чтения чужих мыслей, лишь напевал себе под нос какую-то попсу, закинув ноги на кофейный столик. Юма бы его прибила за всевольность.       — Драить будешь языком, если испачкаешь, — злобно шипит Алтан, презрительно глядя на остервенело улыбающегося Вадима. Тот пошло перекатывает в зубах зубочистку языком, вскидывает брови, но даже не порывается убрать ноги в массивных берцах со стола. Продолжает скролить ленту новостей в телефоне.       Алтан пытается сосредоточиться на бумагах, отходя от недавних наставлений сестры. Уж слишком их много. Текст разбегается, голова начинает болеть, взгляд мылится. Фокус совершенно смещается на тупое тиканье в висках. Неприятно.       В дверь кабинета вдруг стучат. Обычно вечером в особняке не то чтобы оставалось много людей: пара охранников и Вадим, если не уезжал домой после дел. Алтан глянул на время, после громко крикнул: «Войдите!»       — Босс, вам тут посылка.       В комнату заглядывает молодой парнишка. Видимо, в охрану его наняли совершенно недавно. Только ж из армии наверняка вернулся.       — Поставь на стол.       Алтан даже не поднимает голову. Лишь слышит топот чужих ног, а после хлопок двери.       — Ваше Золотейшество, да вам тут презентик.       Вадим, открыв коробку, обнаруживает в ней огромный букет синих роз. Мерзость, думается Алтану. Звенящая пошлость.       — Оставь себе, раз так понравилось.       Алтан насчитывает уже второй букет за пару дней. У него появился тайный поклонник или это Разумовский пытается отомстить за Волкова, посылая подобное? Дело было неясным. Да и выяснять особо не хотелось.       — Ну что Вы, Золотейшество, как я могу! — Вадим юлит. Осматривает букетик. Хмыкает. Опять в его голове начался какой-то процесс мышления. — Вы это, забирать не планируете? А то куда добру пропадать?       Алтан закатывает глаза, не отвечая. Но ночью, когда дела остаются закончены, а Вадим уходит в специально выделенную ему комнату, он ставит букет в ажурную вазочку, надеясь, что лепестки опадут нескоро. Нечего добру пропадать, хоть в чём-то Дракон прав.

3.

      Голова раскалывается, в горле пересохло, руки дрожат. На лице засохла кровь, глаза слепят яркие лампочки в коридоре. Не так он думал провести еле как выдавшиеся выходные.       В клубе произошла потасовка: какие-то ребята вдруг решили, что совершить покушение на Алтана — хорошая идея. Не на того напали.       Вадима, конечно, вечно маячащего рядом, не было, но он и сам справился неплохо. Отбился, всадил какому-то парню в живот ножик и ретировался настолько быстро, насколько можно было.       Таксист глядел на него как на приведение, но не обмолвился и словом. За такое благородство Алтан заплатил ему за поездку более положенной суммы раз в пять. Пусть порадует семью.       Горячий душ ощущается приятной негой, от которой подгибаются ноги, а голова становится совершенно пустой. Чужая (или своя?) кровь стекает в водопровод. Одежду вряд ли можно будет отмыть так же легко, как и кожу, учитывая, что кровь впиталась в ткань дорогой кофты. Но Алтан обязательно что-то придумает. Отдаст в личную химчистку или на крайний случай выбросит.       Сейчас его больше волновал тот факт, что Вадим не брал трубку. Да, Алтан отпустил Дракона восвояси ещё вчера днём, сказав, чтобы тот взял себе выходной или что-то вроде того и не мешал работать. Но не брать трубку от начальства — наглость. А если Алтана убивают тут? А если в особняк проникли особо умные личности, решившие, что это хорошая затея? Да Вадима за такое зарплаты лишить мало. Его команда, как Дракон выражался, лучших охранников обычно ничем не помогает в случаях проникновения на частную собственность. Алтан держит их исключительно из-за видимости. Есть кто на входе да по периметру — и то хорошо.       Алтан выходит из ванной комнаты уже отдохнувшим. Ароматические масла и горячая вода всё-таки делают своё дело. Шёлковый халат летит на небольшую софу, волосы собираются в хвост, а сам Алтан облачается в чёрную пижаму.       За это время Вадим успевает отписать, что был немного занят и в скором времени пробьёт ублюдков из клуба по базе. Алтан не отвечает: не считает нужным.       Хотя он весьма многое не считает нужным по отношению к Вадиму. Остаться после бурной ночи? Нет. Соизволь принять душ и выметаться. Посидеть в комнате Алтана больше положенного? Не заслужил. Ехать на неофициальную встречу вместе? Пожалуй, Алтан справится без посторонних. Ему нянька уже не нужна, не маленький.       Наёмников, конечно, по всему Питеру и за его пределами огромное количество. Меняй хоть каждый день. Правда, таких, как Вадим, больше нет. Он явно был рождён в рубашке. Избавиться от него невозможно. Алтан был уверен: тараканы умрут после конца света, а Вадим останется.       Впрочем, уволить его Алтан всё равно не мог. Уже вроде как притёрлись, стали друг друга понимать. Да и стандартный секс никому ещё не мешал. Мешали смешанные чувства. От этого Алтан шарахался больше всего. Не такой взгляд, прикосновение дольше положенного вне стен комнаты ночью, очень долгий поцелуй без повода — всё это наталкивало на мысли о том, что Вадим стал больше, чем просто наёмником. Это пугало. Их отношения могли бы перерасти в нечто большее. Но нужно ли это было Вадиму так же, как Алтану? Он вроде не был приверженцем особых чувств. Алтан даже не был до конца уверен в чужих словах. У Вадима наверняка мог быть кто-то на стороне. А может, даже и был.       Алтан помассировал виски, садясь на край кровати. Слишком много всего. Даже размышлять дальше не хочется. Он откидывается на подушки, но тут же вскакивает. Под головой вдруг оказывается букет красных амариллисов. Плотоядные головки цветов смотрят прямиком на Алтана. Какая-то чертовщина, думается ему.       Какой это был подарочек за неделю? Второй? Третий? Пятый? Нервы начинали сдавать. Он скоро параноиком станет с таким набором. Таблетки будет не горстями, а вагонами жрать.       Алтан оглядывает бутоны и замечает нечто новое — маленькую бумажку. Сначала кажется, что это какой-то мусор, но любопытство душит. Алтан забирает записку. Кажется, будто её вырезали из обычной бумаги, потому что иначе криво обстриженные края он объяснить не мог.       На всю бумажку весьма опрятным наклонённым чуть вправо почерком было выведено послание, гласившее о том, что амариллисы точно такого же цвета, что и глаза Алтана.       Смешок сам срывается с губ. Кто-то очень сильно хочет подкатить, но лишь вертится как уж на сковородке. Чью-то манеру это очень напоминает. Не хватает только долбанного «золотце» на месте обращения.       Алтан откладывает записку на прикроватную тумбу, а цветам находит место в вазе. Кажется, такими темпами они у него скоро закончатся.

4.

      Октябрь в Питере выдаётся дождливым. Мерзкая морось бьёт по лицу, пока Алтан бережно кладёт белые ирисы на могильную плиту. «Ты не виноват», — повторяет сам себе, но в глубине души щемит несправедливость. Почему только Алтан выжил в той аварии на площади Восстания? Почему он не ушёл вместе с матерью и водителем во время теракта? Чтобы сейчас мучиться от вины? Он не хотел этого в детстве и точно не хочет сейчас.       По коже бегут мурашки. Неприятная промозглость ощущается коркой на коже. Руки дрожат, косы чуть распушились, а чёлка начала липнуть ко лбу. Алтан поднялся на ноги. Он бы ещё немного посидел, поговорил с матерью, рассказал что-то новое из жизни, но поодаль, облокотившись о чёрный внедорожник, стоит Вадим. Поза напряжённая, стандартных анекдотов категории Б он сегодня не шутил. Чувствовал, что не нужно. Понимал, что лучше будет заткнуться и ходить огромной ледяной глыбой рядом, просто наблюдая издалека. Что-то в этом от потерянной обычно субординации было.       — Поехали домой, — кидает Алтан, открывая заднюю дверь автомобиля. Вадим не может ослушаться. Он в принципе был очень послушным на первый взгляд. Бегает с Алтаном, постоянно выполняет его «‎хочу». А другой бы наёмник стал так делать?       За окном мелькает Питер. Та самая площадь Восстания, заставляющая морщиться каждый раз и отводить взгляд. Фантомные боли в ногах явное тому напоминание о неприятном. Дальше — Невский проспект с несколькими торговыми центрами. Залив, где бушуют волны. Небольшой лес и трасса, ведущие к особняку. Он стоит чёрной горой, серея на фоне ярких зелёных ёлок.       — Останься на ночь.       Алтан приказывает. Нет. Просит Вадима. Тот не отказывает, но всё так же по необыкновению молчит. Не старается отвлечь. Алтану это и нужно. Тепло под боком, сильные руки, прижимающие к груди, лёгкие, ни к чему не сводящие поцелуи в шею. Приятно. До одури, до мерзко бьющегося под ребрами сердца. Алтан не хочет, чтобы это прекращалось, но другого исхода их отношений не видит. Рано или поздно это прекратится. Алтан доверяет Вадиму, но вряд ли он доверяет так же. Для него пустить пару пуль в тело — рутина. Вадим не был предателем, не был крысой, что сбежит, поджав хвост, к более выгодному предложению. Но было что-то волнительное в том, чтобы переводить статус их взаимосвязи во что-то большее, чем просто удобный случай. Была ли это боязнь привязанности? Алтан не хочет признавать тот факт, что абсолютно все люди, которым он так или иначе открывался, в итоге оставляли его. Ему не нужны были лишние проблемы.       Но Вадим не уходит даже с рассветом, совершенно нагло отключив чужой будильник. Раскинувшись на полкровати, тот спал до десяти утра и только после этого, отшутившись пару раз и заглянув в душ, нырнул за дверь спальни, неприлично громко хлопнув ею.       Алтан замечает букет ярких гладиолусов только к обеду. Улыбается лишь уголками губ, начиная понимать, к чему цветы вдруг так внезапно стали появляться в особняке.

5.

      В оранжерее душно. Конденсат скопился на крыше и неприятно капает на макушку при передвижении из одного угла в другой.       Сегодня заслуженный выходной. Точнее, один из немногих дней, когда Алтан действительно мог вдохнуть полной грудью и не бояться, что его опять будут упрекать во всех совершённых грехах мира.       Что очень странно, даже Юма не соизволила нарушить покой Алтана. Все будто в воду канули и наконец-то заткнулись. Хотя это было даже лучше. Абстрагироваться от общества ещё никому не мешало, так что он уверен, денёчек он может посвятить себе без чувства вины и раскаяния.       Алтан проводит по лепесткам гиппеаструмов кончиками пальцев, делая себе заметку в голове, что их нужно пересадить, учитывая что в грунте, в котором они сидели сейчас, что-то было не так. Цветы просто перестали в один момент расти, а это было весьма плохо.       Дверь в оранжерею вдруг громко хлопает, нарушая идиллию. Только один человек из всего особняка мог так бессовестно ворваться в покои Алтана.       — Сколько раз я тебя предупреждал о том, чтобы ты стучался, прежде чем войти?       Алтан уже привык к таким внезапным поползновениям Вадима и был практически всегда готов к его вторжению в личное пространство, но негодование всегда первым выходило наружу.       Субординацию Вадим соблюдать никогда не умел. Или, может, не хотел.       — А я к Вам, между прочим, по делу, — Вадим держит руки за спиной, будто что-то прячет там. Алтан делает шаг назад: мало ли что Дракон вдруг задумал. От него можно ожидать абсолютно всего: от хлопушки в лицо до заряженного пистолета.       Вадим поморщился, словно думая, стоит ли открывать свою маленькую тайну. Наконец, он решился и вытащил из-за спины небольшой букет эдельвейсов. Алтан понурил плечи.       — Для тебя, Золотейшество, — Вадим улыбнулся во все тридцать два, делая реверанс в шуточной форме.       — Не ёрничай. Что это всё значит?       — Ну как что? Люблю я Вас до потери пульса.       Вадим уже конкретно ржёт, не стараясь скрыть интерес к персоне Алтана.       — Сочувствую твоим однобоким чувствам.       Алтан врёт не только Вадиму, прыская ядом, а себе в первую очередь. Но при всём этом мягко откладывает букет на кофейный столик, дабы листья не помялись, аккуратно лавирует между горшками с цветами и, придержав Вадима за щеку, целует. Вадим не дёргается. Замирает на пару должных секунд, а после хмыкает, приобнимая Алтана.       Пускай у них, может, ничего и не получится, но даже так Алтан хочет дать этому всему шанс.