Heart To Heart

      Тоширо не мог этого сделать. Не мог решится на это. Он все стоял напротив дома Куросаки и никак не мог найти в себе силы зайти. Зайти к ней. Зайти и вычеркнуть себя из ее жизни. Он не мог. Просто не мог.       Хитсугая даже не представлял, как вообще здесь оказался. Он всю неделю искал различные оправдания, почему не может привести приговор в силу, оттягивал исполнение своего наказания до последнего, но вот он здесь. Перетаптывается с ноги на ногу напротив ее окна, отказываясь верить в происходящее.       Он пришел стереть ей память. Он должен стереть ей память.       Желудок скрутило от волнения. Одно дело стереть о себе память прохожему, который стал нечаянным свидетелем схватки с пустым, или человеку, у которого жил неделю, пока был на миссии. Но совсем другое дело — стереть себя из пяти лет жизни. Пять лет дружбы, отношений, любви. Взять и исчезнуть из воспоминаний, наверное, самого дорогого для него человека меньше чем за пять минут.       Тоширо боялся за Карин. Он не был уверен, что это пройдет для нее бесследно. Он днями напролет ходил за Куротсучи и спрашивал с него гарантии безопасности ее разума после такой масштабной операции по стиранию памяти. Расспрашивал о работе прибора и обо всех возможных последствиях. Капитан двенадцатого отряда из раза в раз заверял его в безопасности этой махинации, несмотря на ее объемы, закатывая глаза на неосведомленность Хитсугаи. Но мерзкая улыбка Маюри, почти никогда не сходившая с его размалеванного лица, не внушала Тоширо доверия.       Но что ему оставалось? Ничего.       Тоширо попробовал отключить голову, как он сделал пару часов назад, когда наконец решился прийти сюда. Просто выкинуть все лишние мысли. Попробовать самому забыть про Карин и про то, что это вообще связано с ней. Про то, что он должен сделать с ней. Просто миссия. Ему нужно очистить голову и сделать все быстро. Так всем будет легче.       Но предательская дрожь в руках никак его не отпускала. Он не мог, он просто не мог так поступить.       Хитсугая взглянул на свои руки, до побелевших костяшек сжимавшие небольшой приборчик. Хотя костяшки, как и ладони целиком, и так были у него почти белые из-за покрывающего их тонким слоем льда. Такое часто с ним бывало, когда он волновался. Да и не только. Его руки вообще часто покрыты льдом: во время тренировок и боев, когда он волнуется, когда он ранен. Это то, что обычно Хьеринмару делает для него, чтобы защитить кожные покровы от повреждений. Но здесь другое.       Тоширо скривился от неприятных воспоминаний о недавней ночи. О недавней панике, охватившей его быстро и безжалостно. Как бы он не хотел поскорее это забыть, его руки служили ему негласным напоминанием. Да, он сам просил Хьеринмару заморозить его организм, погрузить в подобие анабиоза, но не думал, что его тело будет так долго от этого оправляться, особенно учитывая, что его дзампакто часто проделывал такое, просто в меньшем объеме. Но, видимо, в этот раз это было слишком. Паническая атака, а потом полная остановка всех процессов в его организме оказались таким острым стрессовым состоянием, что излишки духовной энергии, выброшенной им под действием наполнившего кровь адреналина, осели на его коже, заковав ее в лед. За прошедшие дни физическое воплощение его реацу осыпалось с него, остались только руки. Он надеялся, что и с них скоро сойдет мертвый холод.       Хитсугая заиндевевшими пальцами закутался поплотнее в плащ, скрывающий реацу, который одолжил у Урахары перед приходом сюда. Ему нельзя было быть замеченным. Зная свою эмоциональность, он не мог гарантировать, что сможет держать свое духовное давление под контролем. И зная сверхчувствительность Карин, он не был уверен, что не разбудит ее одним своим присутствием.       Тоширо глубоко вдохнул, прогоняя мысли прочь. Судорожно выдохнул. И двинулся к окну Карин, не оставив себе больше времени на размышления.       Между ними все закончится сегодня. И Тоширо ничего не может с этим сделать.       Он сразу понял, что что-то не так. Как только Хитсугая увидел открытое окно, как только наполовину залез в него, он тут же ощутил чье-то присутствие. Чью-то реацу. И это была не Карин.       Тоширо с замершим сердцем медленно повернул голову, уже зная, что увидит.       Его глаза встретились лишь с безликой маской шинигами из второго отряда. Он стоял, склонившись над спящей Куросаки, абсолютно невидимый в темноте и никак не ощутимый. Если бы не опыт Тоширо, он бы ни за что не понял, что в комнате кто-то есть.       Его пробила дрожь, когда он увидел в руках шинигами такой же прибор, какой сам держал в руках. Механизм для избирательного стирания памяти. Активированный. Но еще не примененный.       Они с минуту смотрели друг на друга, не шевелясь, а потом Тоширо начало потряхивать. Сначала от страха за Карин, затем — от гнева. У Хитсугаи закрались сомнения, что плащ Урахары не сможет скрыть весь наплыв его духовной энергии, которая бурлила под его окоченевшей кожей и просилась наружу. Хьеринмару в его душе, словно змей, беспокойно скрутился кольцами, готовый в любой момент нападать.       — Отойди от нее.       Собственный голос показался чужим и далеким. Тоширо не мигая наблюдал за тем, как член отряда тайных операций убирал прибор от головы Карин и, еще какое-то время смотря на Хитсугаю в упор, скрылся в шунпо. Тоширо не нужно было видеть или ощущать его реацу, чтобы понять, что он уже на улице и что он у него за спиной. И что он не один.       Хитсугая бросил мимолетный взгляд на Карин, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке, и покинул ее комнату. Он развернулся. Невооруженным глазом не было заметно ничего необычного. Но Тоширо знал, что тут и там затаились шинигами второго отряда, как всегда готовые всем скопом кинутся на неугодных нарушителей.       Перед его глазами появилась их капитан.       — Капитан Хитсугая, — она автоматически кивнула в знак приветствия.       — Капитан Сой Фонг. Что вы здесь забыли, если не секрет? — он старался не звучать враждебно, но не был уверен, что у него получается.       — Понимаю ваше недовольство. Но вы сами виноваты. Видите ли, Совет имеет некоторые сомнения на ваш счет. Мы здесь, чтобы удостовериться, что вы исполните приговор.       — Тогда почему я нахожу вашего человека, собирающегося исполнить его вместо меня? — Тоширо зло сощурился.       Сой Фонг буднично пожала плечами.       — Меры предосторожности. Вам была дана неделя на выполнение задания. И вы решили взяться за него в последний момент? Вы, тот, кто всегда старается выполнить все в первые же сроки? Это слегка подозрительно, не находите? Вот мы и решили, что пора взять ситуацию в свои руки. Совет сразу предупредил вас: не сделаете вы — сделаем мы, — видно было, как она тоже старается сохранять дружелюбный настрой. Получается у нее еще хуже, чем у Хитсугаи.       — Зачем же вас здесь так много?       — Мои люди никогда не ходят одни.       — Ну да, все на одного. Любимая тактика второго отряда, — не сдержался Тоширо.       — Потому что она действенная, — отчеканила Сой Фонг.       — Когда вы имеете дело с сильным врагом — да. А сейчас что? Боитесь, что вам надерет задницы шестнадцатилетняя девочка? — съязвил он. — Или, может, вы боитесь ее отца, живущего здесь же? Ну, того, который был капитаном в прошлом? Или вас напрягает ее старший брат? Не стесняйтесь признать это, его действительно стоит бояться.       — Мы никого не боимся, — предупреждающе проговорила Сой Фонг.       — Да, а я тогда зубная фея.       — Не знала, что вы такая пубертатная язва, капитан Хитсугая, — прошипела сквозь улыбку Сой Фонг.              — Учился у лучших, капитан Сой Фонг, — он ответил ей такой же ядовитой ухмылкой.       Обстановка опасно накалилась, от нейтрального настроя не осталось и следа.       Хитсугая, вздохнув, первым нарушил последовавшее молчание:       — Вы можете быть свободны. Возвращайтесь в Общество Душ, а я последую за вами, как только закончу здесь.       — Вы нам не указ, капитан Хитсугая, не обманывайтесь. И я уже сказала — мы сами этим займемся, раз вам не хватило времени, чтобы взять себя в руки и сделать свое дело.       — У меня еще есть время, — гаркнул Тоширо.       — Срок истечет в полночь. Меньше, чем через час. У вас было время. А теперь будет лучше, если этой работой займемся мы. Считайте, мы делаем вам одолжение. Или вам самому хочется стереть ей память? — она саркастично подняла бровь.       Тоширо сжал зубы. Конечно же не хочется. От одной мысли грудь сдавливает чувство приближающейся утраты, словно он должен не просто стереть ей память, а убить. Хотя, есть ли здесь такая уж большая разница? Ведь после всего они станут мертвы друг для друга. Перестанут существовать друг для друга. Их больше не будет.       Поэтому меньше всего на свете ему хочется делать то, что он должен сейчас сделать. Но Тоширо понимает, что это должен быть он, именно он. Это кажется правильным. Во всей этой буре его неправильных решений, которые и привели его сюда, именно это кажется единственно-верным.       — Я сам это сделаю. Я и никто другой. Никто, кроме меня, к ней не подойдет, — с нажимом произнес он, вкладывая силу в каждое слово.       Сой Фонг лишь молча смотрела на него, пока из темноты ночи один из ее людей ушел в шунпо и оказался в опасной близости от окна Куросаки. Не успел он дотянуться до створок, как его рука была перехвачена Хитсугаей. Тоширо быстро сменил хватку на более мобильную и отшвырнул рядового, и все это за долю секунды.       Пока сердце Хитсугаи стучало от страха где-то в горле, кровь, кипящая от гнева, била в висках.       Он не позволит истории Кусаки повторится. Он больше не допустит их вмешательства. Он не даст им снова все испортить.       — Я сказал, — его рука обхватила рукоять меча за спиной, — что никто, кроме меня, к ней не подойдет.       В его голос пробрались рычащие нотки — бушующий внутри от ярости Хьеринмару дал о себе знать.       Сой Фонг сощурилась. Ее пальцы сомкнулись на рукояти собственного дзампакто.       — Устраивать драку между капитанами в Мире Живых — плохая и глупая идея, Хитсугая, — медленно проговорила она, не сводя с него глаз.       — Так поступите мудро и проявите еще немного терпения, — лезвие Хьеринмару блеснуло в лунном свете.       — К вашему сожалению, ни мудростью, ни терпением я никогда не отличалась, — Судзумебачи показалась из ножен.       Прежде чем они полностью обнажили свои мечи, появился шинигами из теневой бригады.       — Капитан Хитсугая, капитан Сой Фонг, у меня сообщение для вас от многоуважаемого Совета 46.       Дзампакто тут же бесшумно вернулись в ножны.       — Мне велено передать вам, что в связи с новыми данными по делу о нарушении капитаном Хитсугаей закона №34.6, приведение в действие нынешнего приговора отменяется. Оба капитана приглашаются на повторное заседание по делу для вынесения нового приговора.       У Тоширо зазвенело в ушах. Он не мог поверить в услышанное. Не хотел верить, не хотел обнадеживать себя раньше времени, но не смог сдержать предательский вздох облегчения.       — Что за новые подробности? — он спросил, отбросив вежливость. Голос незаметно дрогнул от волнения.       — Совету стало известно, что девушка из Генсея, с которой вы имели связь, — младшая сестра Куросаки Ичиго, Куросаки Карин.       — А они не знали?! — он был в шоке. — Капитан Сой Фонг, неужели вы не посчитали важным сообщить Совету, кто она?! Ни за что не поверю, что слежка, которую вы за мной установили, этого не выяснила.       Сой Фонг закатила глаза.       — Конечно выяснила. Но какая разница, кто она. Вы нарушили с ней закон. Ничто не меняет этого факта.       — Видимо, Совет считает иначе, — Тоширо не был уверен, нравится ему это или нет. Но голос все равно пропитался злорадством.       — Повторюсь: обоим капитанам надлежит вернуться в Общество Душ этим же утром, — напомнил о себе посланник.       — Возвращаемся! — крикнула Сой Фонг своим людям, до сих пор наблюдавшим из тени. Их силуэты замелькали в шунпо и исчезли.       Посланник скрылся следом. В небе перед домом Куросаки остались только они вдвоем.       Тоширо уже думал уйти в мгновенную поступь, но его остановила рука Сой Фонг:       — Останьтесь.       — Что сейчас? — огрызнулся он.       Не успел он возразить, как она продолжила:       — Вряд ли у вас будет такой же свободный доступ в Мир Живых, как раньше. Вероятно, вы больше никогда не увидите это место. У вас есть еще двенадцать минут до полуночи. Используйте это время с умом, — Сой Фонг бросила взгляд на окно, за которым до сих пор мирно спала Карин и ни о чем не подозревала.       Тоширо во все глаза уставился на капитана второго отряда, не зная, что сказать. Она же, не говоря больше ничего, ушла в шунпо вслед за остальными, оставив его одного.       Постояв мгновение в ступоре, Хитсугая, не теряя больше ни секунды, сорвался с места. Он быстро пролез через окно Карин, в этот раз будучи уверенным, что в комнате будут только они вдвоем. Тоширо подошел к ее кровати и… застыл.       А что делать дальше? Разбудить ее? Но это приведет к разговору, это будет больно, им обоим будет больно. Да и что тогда сказать? Какие слова подобрать? Он никогда не знал, что следует говорить в таких ситуациях, его лексикон заканчивался примерно на словах «сочувствую» и «мне жаль». Но сейчас это касается не какого-то безутешного бедолаги. Он сам — безутешный бедолага. И он не уверен, что сможет выдавить из себя хоть что-нибудь, хотя бы подобие внятного объяснения. Он просто посмотрит в ее глаза и застынет, как олень в свете фар, ожидающий свою погибель. А Тоширо обязательно погибнет, погибнет, как только в ее глазах засветится понимание происходящего. Как только он увидит в ее глазах слезы, снова слезы из-за него.       Нет, он этого не вынесет. Он скорее найдет в себе силы сброситься с крыши, чем смелость рассказать ей обо всем.       Хитсугая трус. Просто жалкий влюбленный мальчишка, который возомнил себя взрослым и сильным. Но вот он стоит у изножья кровати любимой и даже не осмеливается разбудить ее, чтобы сказать ей правду. Чтобы сказать, что у них ничего не вышло. Что он облажался. Что он все испортил.       Тоширо, медленно волоча ноги, приблизился к изголовью и опустился на колени. Посмотрел в лицо все еще спящей Карин, внимательно изучая ее черты, пытаясь запечатлеть все до единой в своей памяти, пытаясь выжечь ее образ на своих веках, чтобы она всегда представала перед его глазами, когда он будет засыпать с мыслями о ней и о том, что у них могло бы быть.       Он осторожно, боясь разбудить ее, провел пальцами по ее раскрытой ладони. Не заметив ответного движения с ее стороны, Тоширо нежно обхватил ее руку и сжал так мягко, как только могут его огрубевшие от меча пальцы. Утопил лицо в ее теплых простынях, потому что смотреть на нее было почти физически больно.       Какое, наверное, жалкое зрелище. Капитан Готей 13, гениальный и сильный воин, сидит, сгорбившись, на коленях возле кровати девушки, которая до сих пор смехотворно сильно любит футбол и видеоигры, которая бьет его, когда злится, и бьет, когда счастлива, которая устрашающе хмурится и ослепительно улыбается. Девушки, которую он полюбил так сильно, что наполнившееся чувствами сердце разрывает его на части.       Он должен сказать ей об этом. Даже если она не услышит, даже если никогда не узнает, эти слова должны быть произнесены вслух. Хотя бы для его душевного спокойствия, насколько оно еще возможно. Хотя бы для того, чтобы его последними словами были не те злые и обидные речи, которые он говорил во время той треклятой ссоры. Хитсугае хотелось плакать от того, что их последний разговор был таким.       Тоширо слегка приподнялся, достаточно для того, чтобы прижаться губами к ее виску и прошептать то, что он должен был сказать ей давно.       — Мне очень жаль, что я не могу найти в себе сил сказать тебе это в лицо. Но даже если ты меня сейчас не слышишь, я надеюсь, что мои слова дойдут до тебя сквозь сон. Я хочу, чтобы ты знала: мое сердце, мой разум, мое тело — все принадлежит тебе, каждая клеточка моего существа всегда стремится к тебе, моя душа твоя и всегда будет только твоей, — он вздохнул, набираясь смелости. — Потому что я люблю тебя, Карин.       Тоширо сглотнул подкативший к горлу ком. Прижался лбом к ее лбу.       Повторил.       — Я люблю тебя.       Сильно зажмурился, чувствуя, как глаза начало странно, непривычно щипать.       Зашептал.       — Прости меня, прошу, прости меня.       Оставил долгий, горький поцелуй между ее бровей.       — Прощай.       Впервые за долгое-долгое время он оказался близок к тому, чтобы из его глаз действительно покатились слезы.       Уходя, Тоширо оставил после себя лишь открытое окно, колыхающиеся от теплого ветра занавески и ледяной цветок на подоконнике. Его последний подарок.       Пурпурный гиацинт.       «Забудь меня.»       Какая ирония.

***

      Тоширо прокручивал в голове неприятные воспоминания раз за разом, пытаясь подготовить себя к худшему, пока направлялся в первый отряд. Рано утром ему пришло уведомление о том, что его прошение рассмотрено и решение по его поводу вынесено. Поэтому Хитсугая почти бежал в кабинет главнокомандующего, лелея надежду услышать хорошие новости.       Он не переставал удивляться сам себе. Только вчера его чуть не накрыла паника из-за ощущения повторения истории, а сегодня он чувствует, что готов пойти по головам, лишь бы ему снова выпал шанс увидеть Карин. И будь что будет.       Хитсугая на секунду замедлил шаг. Ему и правда казалось, что, даже если он не получит разрешение на посещение Мира Живых, он просто уйдет сам. Совет 46 может плеваться от недовольства и ссаться кипятком от его действий. Ему все равно. Он добьется своего любой ценой. В кои-то веки, Тоширо действительно было плевать на последствия.       С приподнятым настроем и абсолютным спокойствием он наконец дошел до главнокомандующего. Его встретило, как всегда, улыбающееся и слегка заросшее лицо Кьераку.       — Утречка, капитан Хитсугая.       — Доброе утро, главнокомандующий, — Тоширо привычно поприветствовал его поклоном.       — Хорошие новости: ваше прошение одобрено. Вы можете вернуться в Генсей еще на месяц и продолжить миссию. Только вот, — улыбка Шунсуя слегка увяла, — Совет уже начинает нервничать. Мне пришлось весь вечер их уговаривать, чтобы они отбросили свои подозрения насчет вас и в первую очередь обратили внимание на вашу исключительную работоспособность и компетентность. Я, конечно, ни в коем случае не тороплю вас с вашим делом, понимаю — оно очень важное, но все же рекомендую не затягивать с этим еще больше. Третью отсрочку вам вряд ли дадут.       — Очень благодарен вам, главнокомандующий, — Хитсугая виновато отвел взгляд и снова поклонился. — Я польщен вашим мнением обо мне и ценю вашу помощь.       — Ох, не стоит, я же всего лишь говорю правду, — посмеялся Кьераку. — К тому же, — он весело прищурился, — как не помочь двум хорошим людям?       «Двум?»       Тоширо вскинул голову, пытаясь найти подтверждение своей вмиг возникшей догадке в глазах Шунсуя. Но тот лишь снова спрятал их под полями своей вездесущей соломенной шляпы.       — Что же вы стоите здесь? Не смею вас больше задерживать, можете идти. Я тоже пойду, — и пошел к выходу из кабинета.       Хитсугая недоуменно поморгал, а затем опять согнулся в глубоком поклоне:       — Спасибо, главнокомандующий! — он почувствовал себя школьником, которому купили билет на любимую группу или что-то в этом роде. Совсем не соответствует его статусу. Ну и плевать. Он искренне благодарен и должен показать это.       Шунсуй улыбнулся.       — Думаю, будут уместны камелии, — вдруг произнес он. — Или, может, лилии, — задумчиво протянул Кьераку и, подмигнув, ушел.       Тоширо еще с минуту стоял в офисе первого отряда, когда наконец выдохнул и пошел следом за главнокомандующим. Он прав. Цветы никогда не будут лишними. Хитсугая вышел на улицу и, не теряя больше времени, устремился домой за так и неразобранной сумкой. Его ждал Мир Живых.       Его ждала Карин.

***

      Тоширо снова в небе над Наруки. Его не было от силы сутки, но почему-то он успел соскучится по гулу машин и снующим по улицам людям. Еще больше он успел соскучится по одному конкретному человеку, который, как Хитсугая смел надеяться, скучал по нему тоже.       «Интересно, чем сейчас занимается Карин?»       — Доброго денечка, капитан Хитсугая! — пропел голос человека, по которому Тоширо точно соскучится не успел.       — И вам добрый день, Урахара-сан, — вздохнул он. — Извините, что вам снова пришлось тащится в другой город из-за меня…       — Да что вы, пустяки!       — …почти два дня подряд.       — Ме-ло-чи! — проскандировал Урахара. — Ну, надевайте ваш гигай и разойдемся, что задерживать друг друга?       Тоширо молча кивнул и принял временное тело, такое же, каким он его оставил вчера. Искусственная кожа снова идеально легла на поверхность его души, как всегда повторила все очертания его тела с великолепной точностью, словно срастаясь с ним. Чего еще можно было ожидать от работы Урахары Киске?       Но что-то все-таки было не так. Опять.       — Можно вопрос?       — Конечно, Хитсугая-сан, я весь к вашим услугам! — сказал с энтузиазмом Урахара.       Тоширо закатил глаза на его манерность, но больше никак свое раздражение не выдал.       — Что вы сделали с моим гигаем?       — В смысле? С ним что-то не так? Жмет что ли? — из-под шляпы глаза блеснули притворным недоумением.       «Все он понимает, о чем я говорю, торгаш сраный.»       — Нет, не жмет, сидит как влитой, — терпеливо ответил Тоширо. — Но я чувствую себя странно после того, как сниму его.       — Конечно, вы ведь уже отвыкли носить гигай, столько лет в Генсее не были.       — Нет же, — он мотнул головой. Бесит. — Я чувствую странное облегчение, как будто из скафандра вылезаю. Я точно знаю, что раньше такого не было.       — Ну так и вы раньше моложе были…       — Урахара, — процедил сквозь зубы Тоширо, уже порядком раздраженный.       — Что? — приторно-удивленно протянул Киске. — Нечего тут стесняться, никто не вечен. У меня, например, колени болят перед дождем.       Хитсугая глубоко вздохнул, уже готовый придушить шляпника на месте.       — Что вы сделали с моим гигаем? Вы ведь что-то с ним сделали, перед тем, как отдать мне его еще в первый раз. Почему после него я испытываю усталость? Что в нем такого, что оно сжирает столько энергии?       Урахара перестал кривляться.       — Ну ладно, поймали. Честно говоря, это не должно было быть так ощутимо. Мне жаль, что вы тратите столько сил из-за моей недоработки. Просто этот гигай недалеко ушел от экспериментального образца, и я не успел его доделать к вашему приходу. Но сейчас должно быть уже лучше, чем в прошлый раз, не так ли?       Тоширо прислушался к своим ощущениям.       — Я все еще чувствую себя слегка удушенным, но говорить о какой-либо усталости пока рано. Так что трудно сказать. Могу лишь положиться на ваши слова. И вы не ответили на вопрос: почему он потребляет столько энергии.       — Чтобы скрыть ваше присутствие. Я снабдил ваш гигай механизмом, перекрывающим ваше духовное давление, чтобы вас было сложнее обнаружить. После того, как меня проинформировали о вашей миссии, мне показалось, что скрытность лишней не будет. А еще, — Урахара хитро улыбнулся, скрыв глаза полами шляпы, — мне просто искренне нравится раздражать капитана Сой Фонг. Я прям могу представить себе ее лицо, когда очередной ее офицер возвращается с пустыми руками, так и не найдя вас.       Хитсугая сжал челюсти. Ну конечно. Если в прошлый раз все его старания накрылись медным тазом из-за второго отряда, то что могло поменяться сейчас?       Он все же постарался не злится на Сой Фонг. Она просто делает свою работу, как и всегда.       А Тоширо ведь еще удивлялся, поверить не мог, что Совет не закрепил за ним слежку, раз он ни одного шпиона до сих пор не обнаружил. Видимо, благодаря стараниям Урахары, это они его не обнаружили.       Ха.       Вот ирония.       Тоширо хмыкнул про себя и повернулся к Киске.       — Спасибо, — искренне поблагодарил он. — И за гигай, и за механизм. Но стоило предупредить меня об этом заранее.       — Согласен, согласен, простите, я что-то запамятовал, — посмеялся Урахара.       «Ничего он не забыл, кого обмануть пытается.»       — В любом случае, если эта функция вашего гигая доставляет вам неудобства, я могу ее отключить. Но тогда стоит иметь в виду, что вас сразу обнаружат. И Куросаки тоже, — он метнул на Тоширо загадочный взгляд.       Не успел Хитсугая удивится, откуда он о ней знает, как вспомнил, что Киске пытался рассказать ему о Карин с самого начала. Теперь он хотел спросить его о многом, но решил, что это будет лишним. Поэтому Тоширо просто еще раз поблагодарил Урахару, попрощался и двинулся в город, в знакомый район, который уже стал родным. Посмотрел на клонящееся к закату солнце. Прибавил шаг. Ему еще нужно было успеть зайти в цветочный.

***

      Карин сидела на кухне за столом, закинув ногу на ногу, пила чай со сладким и носком покачивала тапочек в воздухе. Она задумчиво обсасывала крем с уже давно чистой ложки около минуты. Куросаки была слишком увлечена своими мыслями.       Тоширо ушел всего день назад. Конечно, она и не ожидала, что он уже сможет вернуться. Она вообще не была уверена, что он вернется, раз уж на то пошло. Но все равно надеялась. Но даже если и так…       Ну вернется он. А что дальше? Что они будут делать дальше? Продолжат замалчивать все, что произошло между ними, игнорировать очевидные знаки симпатии, которые они ненамеренно посылают друг другу? Потому что как бы Карин ни хотелось быть оптимисткой, она слабо верила в то, что Тоширо, всегда такой правильный, тревожный Тоширо, вот так просто сможет еще раз переступить закон с ней. Даже если она заверит его, что в этот раз все будет иначе. Уже заверила. И уже знает, что он на это ответил. Он ей не поверил. Так какой смысл пытаться еще раз? И все-таки…       И все-таки хочется. Хочется снова оказаться в одном с ним пространстве. Хочется снова видеть по утрам его недовольное и заспанное лицо. Хочется снова готовить ему чай. Хочется снова смотреть с ним все подряд, обсуждать, рассуждать. Хочется с ним разговаривать. Хочется с ним молчать. Хочется вернуть Тоширо в свою жизнь.       Хочется еще раз попытать удачу, и пусть все снова обернется провалом, она готова рискнуть. Карин готова рисковать столько, сколько понадобится.       Как только она пришла к этому выводу, в дверь позвонили. Куросаки удивленно дернулась, ложка выпала изо рта и звонко упала на стол. Карин вскочила и побежала к двери, не понимая, кто это. Глянула в глазок. И ахнула.       Карин тут же открыла дверь и увидела на пороге Тоширо. Взволнованного, чуть красного, с дорожной сумкой через плечо и с аккуратным букетом белых и розовых камелий в руках. Она переводила шокированный взгляд с цветов на его лицо и обратно. Хитсугая сглотнул. Его глаза до смешного испуганно замерли на ней, словно он боялся, что как только отведет взгляд, она тут же закроет дверь перед его носом.       Она постоянно забывала, каким милым Тоширо выглядит, когда волнуется.       Опомнившись, Карин, все еще не говоря ни слова, отошла немного и дала ему пройти в квартиру. Он зашел и неловко переступил с ноги на ногу. Они, казалось, бесконечно долго просто смотрели друг на друга, будто не верили, что увиделись так скоро и что увиделись вообще. На его лице было жирным шрифтом написано, как он уже считает, что совершил какую-то глупость, и как он уже корит себя за это. Хитсугая набрался сил, вздохнул и уже собирался что-то сказать, когда Куросаки влетела в него с объятиями и выбила воздух из его груди с тихим удивленным вздохом. Его дыхание пощекотало ее макушку. Карин притерлась щекой к его груди, чувствуя мягкую ткань знакомой рубашки, нотки его парфюма, перемешанного с запахом камелий, приятно закрались в нос. Она вдохнула аромат любимого (она готова была это признать) человека и отстранилась, с тревогой смотря на Тоширо, который даже не успел обнять ее в ответ.       — Извини, — сразу же стушевалась она. — Я, наверное, поспешила. Я имею в виду, что если тебя еще тревожит, к чему все может привести, то я могу быть сдержаннее и делать вид, что ничего не было. Мне бы не хотелось, но просто если это тебя напрягает…       Тоширо молча хлопал глазами, пока она говорила, а потом, не дав ей закончить, притянул ее одной рукой к себе, пока второй бережно держал букет. Карин, снова оказавшись прижатой к его крепкому телу, расслабилась и обняла его за шею, положив голову на его плечо. Она почувствовала, как Хитсугая облегченно вздохнул, словно скинул камень с плеч. Он спустил руку на ее поясницу, сразу пуская мурашки по ее спине, и уткнулся носом в ее волосы. Карин довольно прикрыла глаза и позволила себе расслабиться в его руках. Они простояли так одну минуту, вторую, третью, пока Тоширо не вспомнил о цветах. Он чуть отстранился, совсем немного, не желая отпускать ее, и протянул букет. Он нежно склонил голову, наблюдая за ней, пока она брала цветы в руки и с тихим восторгом изучала.       Карин привыкла получать цветы. Дежурные подарки на праздники, типа дня рождения, комплименты от ухаживающих за ней мужчин. Она всегда принимала их с улыбкой и благодарностью, хотя на самом деле не питала особой любви к такого рода знакам внимания. Они всегда казались ей либо издержками вежливости и этикета, либо чем-то обязывающим ее. Но не с Тоширо. Цветы от Тоширо всегда ощущались по-другому. Это всегда был праздник, искренняя любовь и забота с его стороны, никакой пошлости, только его честное старание порадовать ее. И он был единственным, у кого это получалась с цветами. Он был единственным мужчиной в ее жизни, цветы от которого имели значение, каждое действие которого доставляло ей радость.       Карин аккуратно провела пальцем по нежным лепесткам. Она еще недолго с упоением изучала букет, а потом перевела на Тоширо полный радости взгляд.       — Спасибо, — она прошептала, глядя ему в глаза. — Мне они очень нравятся.       — Я рад, — шепнул Тоширо в ответ. Он опустил взгляд на ее губы и тут же поднял обратно. — Мне показалось, что это будет хорошим началом. Правильным что ли, — он пожал плечами. — Когда я уходил, ты не сказала ни слова, и я подумал, что ты расстроена или обижена, но времени узнавать не было, прости. Я…я понимаю, если ты разочаровалась во мне после того вечера. И вообще после всех тех случаев, когда я вел себя как трус, — Тоширо поежился и стыдливо отвел взгляд. — Я пойму, если уже потерял твое доверие. И если ты захочешь, то я уйду, — снова посмотрел ей в глаза. — Но если захочешь… если позволишь — останусь.       — Я, помнится, уже говорила, — она положила руку на его щеку и еще чуть-чуть наклонила его голову к себе, — что тебе здесь всегда рады, — прошептала Карин прежде чем поцеловать его в самый краешек обкусанных губ.       Все ее существо задрожало от довольства и наполнившей ее самоуверенности, когда Тоширо задержал дыхание на мгновение, боясь выдохнуть и спугнуть момент. Он всегда так бережно относился ко всему, что связано с ней. И когда только это перестало ее раздражать? Неважно, на самом деле.       — Полагаю, теперь я должен прояснить свои намерения. Не хочу больше недомолвок и недосказанностей между нами, поэтому скажу прямо, — Тоширо посмотрел ей в глаза. — Я хочу тебя, Карин. Я хочу твое присутствие в своей жизни. Хочу твою вредность, твою упертость, твою жизнерадостность. Хочу твои улыбки и твои крики. Хочу тебя рядом с собой. Хочу быть с тобой. Хочу тебя всю, без остатка. Хочу стать твоим.       Внутри нее разлилось тепло от его слов, каждая клеточка ее тела вмиг начала пульсировать от наполнившего ее адреналина. И все только лишь из-за его слов. Из-за его присутствия. Из-за него.       Карин немного отстранилась и положила руку ему на грудь.       — Значит, — она подняла на него блестящие от надежды глаза, — мы снова рискуем?       — Снова рискуем, — вторил ей Тоширо, завороженно глядя на нее.       Она приблизилась.       — И все равно на Совет?       — Все равно на Совет.       Потянулась к нему.       — Попробуем снова?       — Снова. Если ты дашь мне еще один последний шанс.       — Дурак ты иногда такой. Я уже дала тебе шанс, — прошептала ему в губы Карин. — И жду, когда ты наконец им воспользуешься.       Не заставляя ее повторять дважды, Хитсугая потянулся вперед и встретил ее губы своими. Карин вздохнула, когда его рука невесомо прошлась по ее шее и затерялась где-то в ее волосах, наклоняя ее голову так, как ему будет удобно. Она лишь прикрыла от долгожданного чувства глаза и позволила ему притянуть себя ближе, пока его ладонь ощутимо лежала на ее пояснице и прижимала к его торсу. Их губы двигались медленно и неторопливо, смакуя каждую секунду этой близости, наслаждаясь ею и растягивая ее. По щекам разливался приятный жар, стекал горячим медом по горлу, наполнял тело мерным и пульсирующим теплом. Этот поцелуй чувственный и нежный, до боли осторожный, словно они заново изучают границы дозволенного, постепенно осознавая, что никаких границ уже давно нет. Карин бы все отдала, чтобы раствориться в этом моменте, остаться в нем навсегда и забыть про все на свете. Но они все-таки останавливаются, медленно отрываются друг от друга, продолжая стоять близко, чтобы их дыхание смешивалось и согревало губы.       Куросаки не смогла сдержать улыбки, сразу же озарившей ее лицо. Хитсугая мягко поднял уголки рта в ответ.       — Я пойду поставлю цветы в вазу, — шепнула она, силой заставив себя оторвать глаза от губ Тоширо.       Он только кивнул головой, но все еще держал ее за талию, не давая отойти. Когда же он отпустил ее, Карин выскользнула из его рук и направилась на кухню. Она сказала на ходу, поворачиваясь:       — Можешь пока разложить свои вещи. Полка в шкафу та же. Я ее не трогала. Оставила для тебя.       Краем глаза она заметила, как Тоширо облокотился о входную дверь и запрокинул голову. На его губах блуждала улыбка.

***

      Когда Хитсугая разложил вещи и пошел в душ, Карин все еще была на кухне и глядела на цветы, которые теперь стояли в красивой вазе на столе. Камелии. Розовые. «Я тоскую по тебе».       Куросаки немного горестно хмыкнула. Последний раз Тоширо дарил ей цветы тогда, семь лет назад. И это значило его уход. Конец для них двоих. Сейчас же он принес их в знак возвращения. Сейчас его цветы значили новое начало для них.       Вот ирония.

***

      Когда Карин с утра нашла красивый цветок изо льда на своем окне, ее наполнила радость и предвкушение. Ведь это наверняка значит, что Тоширо готовит ей какой-то сюрприз. И что они скоро увидятся.       Карин скучала по нему. После их ссоры прошло столько времени. Она понимала, что он, наверное, занят. Даже боялась, что что-то случилось. Что это был их последний разговор. Но этого ведь быть не может. Все не может закончится вот так.       Поэтому сейчас, увидев подарок, в ее душе поселилась надежда на скорую встречу. На то, что они еще раз все обсудят более спокойным тоном, что придут к какому-то решению. Что извинятся друг перед другом. И что все снова станет как раньше.       Она так хочет увидеть его снова. Ей даже казалось, что еще большей разлуки она не вынесет.       Карин осторожно взяла цветок в руки и побежала показывать Юзу. Она ведь разбирается в языке цветов, наверняка этот тоже что-то значит. Зная Хитсугаю, этот подарок обязательно несет в себе какой-то смысл. Он все-таки тот еще любитель придавать смысл всему вокруг. Иногда ей кажется, что в нем умер великий философ.       Куросаки вбежала в комнату сестры и радостно показала цветок.       — Юзу, смотри, смотри! Нашла сегодня утром! Смотри, какой красивый. Тоширо оставил, наверняка, — она нежно огладила ледяные лепестки. Каждый его подарок она лелеяла, как самую ценную драгоценность. — А еще, раз это от Тоширо, значит, в этом точно есть какой-то скрытый смысл. Ты же знаешь, какой он, — хихикнула Карин. А потом посмотрела на сестру.       С каждым предложением Юзу все мрачнела и мрачнела.       С минуту изучая пурпурный гиацинт, она только подняла на близняшку полные сочувствия глаза. Молча покачала головой, не зная, что сказать Карин, как объяснить ей.       Но говорить ничего не надо было. По одному ее взгляду все стало ясно.       Она все же сказала.       «Забудь меня.»       В этот момент внутри Карин все перевернулось. Она поняла все. Сразу же.       «Забудь меня.»       На негнущихся ногах вышла из комнаты. Не обращала внимание на слова сестры, на ее успокаивающий тон.       «Забудь меня.»       Дошла до своей комнаты. Тяжело осела на кровать.       «Забудь меня.»       Когда Юзу тихонько приоткрыла дверь, Карин лежала, свернувшись калачиком, и глотала слезы, прилагая все усилия, чтобы не заплакать.       — Юзу, уйди. Пожалуйста, — она ненавидит, как дрогнул ее голос.       Юзу не ушла. Она потопталась в дверном проеме еще немного и набралась смелости войти.       — Юзу, уйди, — сказала Карин тверже все еще дрожащим голосом.       Юзу осталась. Она знала: когда Карин просит уйти, значит, она просит остаться.       Куросаки-старшая села возле головы близняшки. Не дождавшись возражений со стороны сестры, она приобняла Карин и притянула к себе, укладывая ее голову себе на колени. Как мама.       Карин лежала неподвижно, словно отказываясь расслабляться. Она усердно сжимала челюсти и часто моргала, не давая себе и шанса расплакаться. Но в итоге спрятала лицо в ладонях и уткнулась лбом в живот сестры, пряча полные слез глаза. Юзу начала гладить ее по голове. Как мама.       Она слушала.       — Какая глупость. Почему я плачу из-за такой глупости, словно какая-то маленькая плакса? — всхлипнула Карин.       Ее просто разрывало. Ей хотелось сжаться до микроскопических размеров и исчезнуть, лишь бы не чувствовать такой жгучей боли, обжигающей глаза и горло.       — Ты не плакса, Карин, — мягко, но уверенно произнесла Юзу.       — Тогда почему я плачу из-за такой ерунды? — она пыталась скрыть свою горечь за гневом. Она вообще часто пряталась за гневом.       — Разве отношения с ним были для тебя ерундой?       Новый всхлип. Карин отрицательно мотнула головой.       — Разве он сам для тебя ничего не значил?       Еще один всхлип. За ним еще один. И еще.       — Значил, — выдавила сквозь предательские слезы Карин. — До сих пор значит.       — Тебе больно, Карин. Поэтому ты плачешь. Это нормально — плакать, когда больно.       И словно по щелчку Карин наконец отпустила себя. Позволила себе выплеснуть всю горечь, тоску и обиду, которые накрыли ее всего за пару секунд. Позволила себе разреветься, плача так сильно, как она только может.       Юзу права. Ей больно. Сердце, разбитое только метафорически, казалось действительно раздавленным и выброшенным, и сейчас болезненно стучало в ребрах. И хотя Карин знала, что рано или поздно все так и закончится, что этот момент обязательно настанет, она все равно не оказалась готова к нему. Ей словно предали, нанесли удар под дых и вышибли разом весь воздух, оставив ее одну, сломанную и разбитую. Она не знала причин Тоширо. Не знала, что заставило его так поступить. Не знала, вынудили его или нет. Она вообще ничего не знала.       Карин снова осталась одна и в неведении. Как и всегда.       Карин и не вспомнит, когда она в последний раз так сильно плакала.

***

      Куросаки выплыла из мыслей, когда за спиной послышались шаги.       — Какое постельное белье я могу взять? — спросил Тоширо, стоя в проеме кухни.       — Хм? Зачем?       — Чтобы диван застелить.       — А ты что, — хитро улыбнулась краем губ Карин, — хочешь спать на диване? На кровати уж удобнее будет, ты так не считаешь?       Он замер. Моргнул пару раз, переваривая ее слова. Тихонько ухмыльнулся.       — На кровати? С тобой?       — Что? Ты хочешь, чтобы на диване спала я? — Карин изобразила крайне оскорбленный вид       До ее ушей донесся его тихий смех. На лице сама по себе растянулась улыбка.       — Нет, конечно нет, — покачал головой Хитсугая, все еще посмеиваясь. — Спи на кровати. Рядом со мной.       — Спасибо за разрешение, — съязвила Карин, снова переключив внимание на цветы.       Тоширо подошел к ней сзади, так близко, что она ощутило его дыхание в своих волосах.       — Нравятся? — с надеждой спросил он, невесомо кладя руку ей на локоть.       — Очень, — кивнула Карин, несмотря на то, что уже говорила ему это.       Она повернулась к нему. Он смотрел на нее с немым вопросом о разрешении. Карин опустила взгляд на его губы и подняла обратно, давая ему ответ.       Тоширо наклонился к ней, положил другую руку на ее щеку и, развернув ее голову к себе, поцеловал мягче и нежнее, чем ранее, но не менее чувственно. Карин закрыла глаза, вздохнула от накатившего умиротворения и почти детской радости и поцеловала в ответ. Его ладонь спустилась к ее кисти и переплела их пальцы. Она прижала их сцепленные руки к груди, отдаваясь поцелую и Тоширо.       Когда поцелуй медленно становился интесивнее и голоднее, когда руки заблуждали привычными маршрутами по телу, когда знакомый жар начал разгораться в низу живота, никто из них не пожелал останавливаться. Они слишком долго ждали этого. Слишком долго ждали друг друга. Семь лет и один день, полные тоски, томного ожидания и крохотного кусочка веры в счастливое совместное будущее, наконец в полной мере дали о себе знать.       Карин решила для себя, что она больше ни за что не допустит такой долгой разлуки с Тоширо еще раз. Ни за что на свете она больше не потеряет своего любимого. И пропади оно все пропадом.       Никаких бабочек в животе. Никакого бешено бьющегося сердца в груди. Только согревающее ее душу счастье и спокойствие. Словно теперь все наконец-то встало на свои места, словно теперь все как надо. Пазл собрался, картина завершена. Теперь все точно будет хорошо.       Правда ведь?