Сдохни или умри

Беги по полям, по широким, по маковым

Беги же ты в горы, лесистые скалистые

Беги! Не оглядывайся!

Не для того ты пришла чтоб раскаиваться

             Через какое-то время мы слышим стук колёс и паровозный гудок. Среди деревьев, на небольшом расстоянии от «Бесконечного» показывается дым, состав из пары вагонов и платформы с каким-то механизмом — за деревьев сложно разглядеть. Только он останавливается как вдали возникает несколько человек в черном с… ящиками? Они что, бегут ему гроб колотить или что? Это здесь такие оперативные ритуальные услуги? Да как они!.. Запоздало понимаю, что похожий есть у Танджиро и меня немного отпускает. Надеюсь, у них есть что-то кроме мазей да пилюль. Знать бы как там Незуко и Кохаку.              — Отлично! — лицо последнего озаряет радость. — Это наши какуши!              Какушки? Что? Ох, а Чжэнь ещё говорил, что я знаю японский…              Первым их встречает кричащий Иноске, указывающий в нашу сторону, но вопреки ожиданиям к нам не идет, а тащит машиниста в сторону поезда. При приближении я вижу знакомую черную униформу и прикрытые полосатыми повязками лица. Только семок и кортов не хватает. Выглядит обнадеживающе.              — Позвольте нам! — в полупоклоне непривычно громко восклицает басовитый голос одного из них.              Я встаю у дерева и несколько растеряно указываю на двух лежащих парней: один с перемотанный головой и укутанный во все доступные куртки, второй ошарашенными глазами смотрит на прибывших и боится сдвинуться с места. То-то же, с третьего раза всё-таки уяснил.              — Два проникающих в живот.              — Спасибо за вашу помощь!        Кратко кланяются они. Неожиданно я ощущаю руки Зеницу под своим локтём и тихое:              — Пойдемте.              Я, не сводя с присутствующих опасливого взгляда, пячусь вместе с ним. Мне одновременно интересно что они будут делать и не хочется помешать. Полосатые ниндзя налетают не хуже коршунов: расчехляют за спины носилки, ловко перекладывают Ренгоку на них и разворачивают на этот раз нормальное одеяло, а когда рядом с Танджиро открывают одну из коробок с кучей ящичков внутри, кажется, я вижу стеклянный шприц. Можно расслабиться. В самом деле, они же целая организация! Наверняка не первый раз оказываются в такой ситуации. Зато мои полномочия - всё!                    И получаса не проходит как мы следуем к поезду. Навстречу выбегает Иноске и помогает Танджиро вместе со мной, хромающего Зеницу ведет один из капуш. Завидев нас, из головного вагона вываливается ещё один чёрный катышек. К моему удивлению — девушка, фигура которой не сразу удается разобрать в просторных одеждах, — и помогает внести мирно посапывающего Ренгоку внутрь нынешнего санитарного вагона. Пройдя закрытый тамбур мы оказываемся в эдаком подобии вагона-ресторана, в котором предусмотрено два купе и полуоткрытая площадка, где за это время собрали медицинский отсек. Парень-капуша указывает на одно из помещений и мы укладываем Танджиро туда.              — Спасибо, — тепло улыбается он, устраиваясь на полке. Да, я тоже чертовски благодарна этой ночи за то, что она наконец-то закончилась!              Далее указания следуют нам.               — Прошу, пройдите в соседнее купе для оказания помощи!              — Нам не нужна помощь, мужик! — Кабан настолько дерзко выдаёт эту фразу, что я чуть удар не получаю. Ну ты и свинья! Они нам помогают вообще-то! — Господин Иноске в полном поряде! Да, женщина?              Он неожиданно ко мне поворачивается и выжидающе молчит. Я неловко улыбаюсь и выдаю первое, что приходит на ум.              — Спасибо, но можно немного позже? Нам бы стоило забрать вещи с отцепленных вагонов.              — Не утруждайте себя, — спокойно воспринимает капуша и решительно восклицает. — Мы сами их доставим!              Ага. Всё доставят. Особенно мою сумку. Я сама не помню где она. Да и капуш как бы трое и по-настоящему раненных — тоже. Тем более, двоих я бы оставила на Ренгоку, на случай, если… Да на какой угодно случай!              — Я бы, — настаиваю, — забрала их лично.              Он сдерживает вздох и соглашается, но всё-таки настаивает на том, чтобы мы хотя бы сполоснули руки. Я воспринимаю это предложение живо, а Кабан отмахивается и выскакивает наружу, заверив, что меня подождёт. Ну славненько. Кровь на руках засохла почти как перчатки, а лицо становится чистым с раза, может быть, десятого. Жаль нет зеркала, вдруг я что-то пропустила.              По пути наружу я снова его встречаю и кое-что вспоминаю:              — Подскажите, а где ещё один мужчина? Машинист.              — Которого принес кабаноголовый? — когда Иноске нет рядом капуша ведет себя более фамильярно. Он кивает вперед. — В соседнем вагоне под стражей. Он пособничал демону и теперь понесет наказание.              — О как, — пораженно заключаю я. Могу представить, что Иноске ему наговорил.              Вряд ли по статье «жертва шантажа организованной демонической группировкой», но вспоминая как кувыркался паровоз найти виновника будет ой как удобно. Да и я тоже ляпнула пассажирам, что паровоз вышел из строя… Надеюсь, он понесет заслуженное наказание, а не утонет под разборками убытков. Хмыкаю. Как не крути, ему жопа.              — Спасибо. Мы скоро!              Полная сил, я бодро спускаюсь по паре ступенек, спрыгиваю на насыпь и вместе с Маугли выхожу на железнодорожное полотно. Идти не очень удобно — с нашим шагом стопа то проваливается в гравий, то всё-таки попадает на деревянную шпалу, но полуголый парень решает эту проблему скача как лань, а я стараюсь идти через одну.              — А чего это они там столпились?              До вагонов идти от силы минуту. Они так и остались застывшими на повороте, но из-за деревьев видно только очертания крыш. Выйдя напрямую, шум голосов усиливается, а вдали показывается эдакий несанкционированный митинг.              — Не зна-а-аю, — тяну я вглядываясь. Не могу похвастаться орлиным зрением. — Полагаю, приехали не только капуши.              Кабан моё неправильное произношение либо игнорирует, либо, вообще не удивлюсь этому, сам не знает как правильно, и заявляет.              — Ага! — Он подергивает пятаком на ходу принюхиваясь. — Запах другой. Наверное, это люди из города!              — То-то на вокзале возмутились, когда мы не прибыли!              — Зря! Если бы демон туда приехал всё бы разворотил!              — Ага, при его-то форме упругого слизевика! — передергиваю плечами. Перед глазами до сих пор вагоны, обросшие его «телом», хоть сейчас, при свете дня они выглядят так… обыденно? — Хорошо, что всё закончилось.              — Наподдали мы ему, да так что помер!              — Молодцы.              На улыбку меня не хватает и, гордо хмыкнув, Иноске дальше следует в молчании. Когда мы подходим, оказывается, что пассажиры галдели на сотрудников в синей форме, обвиняя в аварии на путях и в том, что сцепку едва ли не вырвало с потрохами, из-за чего локомотив для буксировки придётся подгонять с другой стороны. Ох да, об этом я как-то не подумала. Всё не предвидишь…              Мы под шумок протискиваемся внутрь и в нос неожиданно ударяет запах еды. Пройдя дальше оказывается, что запасливая семья расчехлила свои коробочки с едой и заставляла обливаться слюнями всех вокруг. Жизненно. Прямо как дома.              — Ого, — удивленно ведёт Кабан впереди меня, — здесь ничего не изменилось!              Я молча указываю на крышу, где сквозит дыра в голубое небо, на что он удовлетворенно хмыкает, а я прыскаю со смеху. Может он действительно заколдованный, а?              — Эй, ты посмотри на них! — он подлетает к скамейкам, где вокруг ящика с Незуко сидела некогда валяющаяся на полу толпа детей-убийц. — А ну пошли вон отсюда! Вы хотели нас убить!              Парень хватает одного и бросает в проход и уже цепляется в плечо девочки, как я с испугу подлетаю к нему и перехватываю жилистые руки. Запоздало осознаю, что если воспротивится, то мне никак с ним не справиться.              — Прекрати! Кабан, стой! Он их, — я говорю твердо и негромко, чтобы мои слова не стали достоянием общественности, — похитил и пленил. Демон не оставил им выбора!              Тот рычит и стряхивает мои руки, а затем недовольно хватает ящик с Незуко — лишь бы она там не перевернулась, — и решительно уходит обратно. Я тяжело вздыхаю, даже как-то слишком, и хочу помочь мальчику подняться с пола, но он меня чертыхается.              — Всё закончилось, — вкрадчиво веду я и вновь протягиваю ему руку. — Мы больше не враги.              Тот смотрит мне за спину, видимо ожидая вердикта остальных. В итоге, поджав губы, принимает помощь и садится на место, где стоял ящик. Я же оглядываю уцелевших. В глаза сразу бросается ранее придушенная — на её шее остались синяки от рук пламенного «Столпа», отчего я чувствую укол вины. Моя попытка ей помочь та ещё бутафория.              Они все заметно устали и долго будут справляться с последствиями того, что наделали. Хорошо, если у кого-то из них осталась семья, но я почему-то сильно сомневаюсь. Хах, подумать только, я хотела обратиться в органы опеки из-за Незуко, а надо бы из-за них. Несмотря на то, как выжидающе они на меня смотрят мне абсолютно нечего им сказать. Ничего не приходит на ум, кроме…              Я вспоминаю как мы с Зеницу уложили Кохаку в купе напротив и укутали в мой плед. Оборачиваюсь и вижу, что он всё ещё на месте и по-прежнему спит, а напротив скамейки стоит мой рюкзак! Точно, я совсем про него забыла! Закидываю тот на плечо, а затем поворачиваюсь к мальчишке, наклоняюсь над ним и тормошу за плечо.              — Эй, Кохаку. Хватит спать. Все уже давно на ушах стоят.              Тот никак не реагирует.              Неожиданно в моей голове всё складывается и я покрываюсь испариной. Я буквально спинным мозгом чувствую как на меня глядят дети позади, боковым зрением замечаю как повытягивали шеи любопытные пассажиры — так, словно знают больше меня, — а ещё насколько парень в моих руках обмяк и похолодел. Да нет. Не может быть.              Я тормошу его снова, активнее и нахожу в себе последние силы, чтобы приложить руку к шее, а затем мягко приземлить ладонь на маленькую грудь. Свободной рукой продолжаю перебирать свои пальцы, отвлечься от осознания хоть чем-то, но нет. Умер. Умер во сне. Я не могу заставить себя ещё раз на него посмотреть и, судорожно вздыхая, с силой сминаю в кулак завернутый плед, чтобы накрыть его лицо. Выспался, твою мать. Ненавижу этот поезд!              — Мы позаботимся о нём, — неожиданно за спиной раздаётся знакомый девичий голосок и я невольно вздрагиваю. Через плечо оборачиваюсь и сквозь пелену еле сдерживаемых слёз узнаю ту самую, с косичками, которую так идиотски пыталась спасти от удушения. Она кланяется, а за ней повторяют её друзья, чем, кажется, пытаются довести меня до ручки. — Спасибо за вашу заботу!              Я лихорадочно качаю головой, словно пытаюсь отогнать наваждение, и ничем не лучше Кабана спешно ухожу прочь, не проронив и слова. Я преодолеваю состав настолько быстро, что не замечаю как оказываюсь на улице, и вместо того, чтобы пойти по путям, сворачиваю и съезжаю по насыпи вниз, к полю, где буквально в пару прыжков добираюсь до деревьев и, гневно вскрикнув, с силой швыряю рюкзак в землю.              Чертов демон! Чертов поезд! Чертов Кохаку! Гори оно всё огнем! Померли бы дети я бы может и пустила скупую слезу, но он!.. Почему мне настолько не все равно на него?! Потому что он чахоточный? Потому что единственный рискнул нам помочь? Потому что был единственным нормальным среди них и закономерно помер?! Он бы и так умер! Не сегодня, так через месяц! Падаю на колени и прячу лицо в руках, заходясь в беззвучных рыданиях. Меня вообще не должно было тут оказаться! Я даже не знаю где это тут! Дети не должны умирать. И уж тем более не должны сами ездить в ночных поездах! Я бы ничего не смогла изменить, если бы осталась с рядом с ним, но всё-таки…              Не знаю сколько проходит времени, кода я отряхиваю рюкзак, закидываю его на плечо и безжизненно плетусь вдоль путей к месту, где мы подымались к прибывшему санитарному составу. Хочется лечь в этом зелёном, полном жизни поле и умереть. Ни в чем-то разбираться, ни пытаться здесь выжить, ни куда-то ехать. Остановиться здесь. Желательно раз и навсегда.              — Госпожа Курофуту!              Подходя, я вижу как стоящий на путях мужчина-капуша активно машет мне рукой. Господи …              — Прощу, быстрее! Мы вот-вот отправимся!              Я легко подымаюсь по протоптанной нами дорожке наверх и уже думаю следовать к вагону, но парень меня отвлекает:              — Вы в порядке?              — Нет.              Да, наверное, я только что переборщила с честностью, но а нечего спрашивать у людей в трауре такие очевидные вещи! Я забираюсь в вагон и меня встречает несколько перепуганная моим видом девушка в униформе.              — П-прошу, проходите. Я принесу воды.              Я молча следую в указанное ею помещение, кидаю рюкзак под столик и сажусь на полку, уронив голову на подпертые руки. Нет, мне всё-таки надо проспаться. Прямо жизненно необходимо. По возвращению она замирает в дверях и, постучав по стенке, привлекает моё внимание. В этот момент поезд наконец-то трогается с места и мы понемногу начинаем набирать ход.              — Можно?              — Да, — я сажусь нормально и принимаю стакан с водой. Такая вкусная, словно из источника. Девушка садится напротив и участливо интересуется:              — Что-то случилось? Я могу помочь?              — Нет.              Очевидная ложь. Уверена, она прекрасно это видит, но и не капуши это дело. С другой стороны, она такая милая. Зачем портить ей настроение? Севшим голосом продолжаю:              — Я просто устала.              Она понимающе кивает, видимо, услышав в моих словах немного другой ответ и заводит:              — Позвольте мне осмотреть ваши раны.              — Их нет. Только спина болела, но ничего особенного. Спасибо.              — Прошу, разрешите мне взглянуть. Я закрою двери.              Закроет? Ах да, чтобы посмотреть, мне нужно снять блузку. Ладно. Надеюсь у меня нигде не набиты татуировки якудзы или ванильные иероглифы. Или, боже упаси, купола с крестами. Пхах, кажется, мне становится полегче, и дело не только в воде.              — Хорошо.              Она со скрипом закрывает порядком обветшалые двери-купе. Похоже, такими вагонами становятся списанные с рейсов. Я снимаю одежду и поворачиваюсь к ней спиной.              — Угу. Здесь следы от удара.              — Пара синяков?              — Не совсем.              Мне очень не нравится такая формулировка, да настолько, что я мигом отвлекаюсь от прочих своих проблем.              — Похоже, при падении вы зацепили что-то острое и порезались.              Острое? Когда демон облепил вагон даже пол былотвратительно мягким. Что тут скажешь, повезло-повезло.              — Ох, это еще куда ни шло.              — Разрешите я обработаю?              — Конечно.              Она молча расчехляет аптечку на столе, а я терпеливо жду с блузкой на коленях. Такая перепачканная. А этот рукав, которым я утирала кровь со рта Ренгоку. Моя ведь только на спине, как выясняется. Она проходится холодным раствором по коже, отчего боль до пальцев пробивает. Чтобы не шипеть на всё купе, я решаю разбавить тишину разговором. Судя по тому как печет знатно я со скамейкой поздоровалась!              — Надеюсь, с Ренгоку всё будет в порядке!              — Конечно! — заверяет меня девушка. — Он в надёжных руках и обязательно поправится!              Ладно, попробую другую тему.              — Я не думала, что пара ударов о лавку такое сделают.              — Наверное, в пылу сражения не заметили, — участливо заключает та, накладывая повязку. — Такое часто бывает.              — Там только порез?              — Нет, ещё гематома, — неожиданно сыплет латынью японка. Ничего себе, я думала они тут только по китайской медицине или «Чжуд Ши». — Кровь пропитала ткани. Её не надо пунктировать, но мы обязательно проследим, чтобы не было нагноения. Готово!              Пораженно хмыкаю, смотря я перед собой, и запоздало начинаю натягивать блузку. У меня что, пол спины теперь кровяной пузырь? Одуреть. Теперь мне даже спать стоит аккуратнее. Избитая лавочкой Лара Крофт. Хах, брат бы точно меня засмеял.              — Спасибо. А мы же в больницу едем? — я не дожидаясь ответа продолжаю. — Я бы не против просветиться рентгеном.              Кто знает, может мой позвонок издал последний скрип в уродском поезде. Такая молодая, а уже со старушечьим компрессионным переломом. Чем чёрт не шутит?              — Нет, — отрицательно машет головой капуша. — Нам не нужно в госпиталь. Мы едем в дом глицинии.              Ничего себе. Звучит как название борделя или элитного отеля типа «Four seasons».              — Там лучше оснащение?              — Оно достойно столичной клиники. Мы стараемся заполучить для спасения уважаемых охотников лучшие средства!              Невольно приходит на ум, что теперь одно из этих средств — я, но отгоняю её от себя. Уже давно не смешно.              Капуши собирает аптечку и заключает:              — Если вам больше ничего не нужно, я пойду. Вам нужно отдохнуть.              — Хорошо, спасибо.              Она выходит, закрывает за собой двери, а я осторожно откидываюсь на твердую холодную «спинку» и гляжу как медленно один пейзаж сменяется другим. Всё ещё утро, а такое ощущение, что прошла неделя. Я здесь меньше суток. С ума сойти. Ну что же, последний рывок.              Приходится встать, чтобы бросить подушку к окну, в пару движений сбросить туфли. Без матраса будет жестковато, но и я зареклась не спать на спине, поэтому мощусь на боку и кутаюсь в простынку — скорее по привычке, мне совершенно не холодно без неё. Тело гудит от напряжения и наполнено приятной тяжестью, перед которой не могут удержаться и веки.              Может хотя бы на этот раз я проснусь в Саратове.