Beautiful things.

Блиц выбивает хлиплую дверь, не прикладывая никаких усилий. — Пардоньте?! Ты случайно не ахуел? — шелестит грубый и громкий голос, в то время как его обладатель движется ближе к Страйкеру, который целился в принца Гоэтии – любовника Блицо. Подобное приводит его в небывалую ярость. Да, конечно, Столас – бессмертный напыщенный ублюдок, как думал имп, но как сам факт, что кто-то пытается убить билетик в счастливую жизнь Баксо, вымораживет. Он не слушает, что ему говорят, не слушает, ведь знает, что от этого ничего не изменится. Тело действует на автопилоте, в то время как разум Блица словно покрыла пелена, в такие моменты ничего соображаешь. Только хочешь, чтобы всё побыстрее закончилось. Вот, ему предлагают стать союзником, только он тянет время насколько может — сомневается и мнётся, делает вид, что вот-вот согласится. До тех пор, пока не видит знакомую белую макушку за спиной у Страйкера — Мокси наконец пришёл. — Чего ты так долго? — беззлобно и лаконично усмехается Блицо. Враг выглядит удивленным и поверженным. Только выглядит: выбивает священную винтовку из рук работника. Этого они оба и ожидали, просто это был вопрос времени, насколько быстро Мокси ослабит хватку. Баксо бросается вслед за Страйкером, стараясь обезвредить того — он не может позволить покушения на принца Гоэтии. Силы почти равные: противник берет размером, а имп – ловкостью. После долгой схватки звук выстрела оглушает, заставляя затаиться. Он влечет за собой гробовую тишину, словно все боятся того, что будет дальше. В ушах звенит, а ноги предательски подкашиваются. Только через пару мгновений Блиц осознает, что стреляли в него. Пошатывается. Пользуясь оцепенением всех, кто находился в комнате, Страйкер ускользает через окно, прихватывая с собой оружие. Столас, объявляя закрытие фестиваля, обрывается на полуслове. Раньше бы он не обратил внимания на обычную стрельбу, но сейчас все как будто по-другому, знает, нутром чувствует, мол, что-то не так. Не объясняет свой поступок, лишь гордо взмахивает крылом черной птицей, маневрируя в воздухе, он приближается к месту, где, как ему кажется, был выстрел. Видит и замирает. Его Блицци словно слился с посеревшими от старости ремонта стенами. Кровь – мазки красного кадмия,  гематомы там же – неровные круги кобальта. Гоэтия ринулся к бесу, с тревожностью осматривая: — Что произошло? – голос странно дрожит. — Выше Высочество, в него стреляли. — Мокси подходит ближе и заглядывает в глаза боссу. Тот шипит: — Сука...Что ж так больно-то! — Тише, Блицци, не волнуйся, сейчас мы тебя поправим. — Тупая ты задница, как мне не волноваться, когда меня насквозь продырявили?! Так ещё и, – перехватывает дыхание, — больно так... Столас успокаивающе шепчет: — Всё будет хорошо, Блиц.— впервые за долгое время произносит его имя правильно,— Я смогу подлатать тебя за пару секунд. Шёпот сопровождается цыканьем и слабым напоминанием: "Поторопись!". — Ваше Высочество, — Мокси сглатывает, осторожно касаясь Гоэтии,— Я боюсь, что... Это было священное оружие. Разве в Ваших силах, поправить это? Белые зрачки демона быстро уменьшаются, глаза сужаются, а перья пушатся. Его крик троится: — Кто это, блять, сделал?! Стены трясутся. — Страйкер, сэр. — Эй, — сильный кашель прерывает Блицо на несколько секунд,— я вообще-то тоже тут. Может и мне расскажете? Столас падает на колени перед ослабшим возлюбленным. Тот смотрит на него с испугом и хрипит: — Столас, что-то не так! Мне страшно, Столас, у меня как-будто, блять, лёгкое проткнуто. Мне не хватает воздуха, Столас. Гоэтия берет раненого за руку – она холодная. Взгляд импа такой же. Глаза больше не блестят: из них катятся маленькие дорожки слёз. Конечно он понимает, что сейчас будет. — Блицци...— он сотрясается в рыданиях и тяжести на плечах, отчаянно стараясь пережать рану Баксо, – всё будет хорошо. — Не пизди. Ничего не будет.— слабо улыбается. Он впервые за долгое время задумывается о том, на что он потратил свою жизнь. Всхлипывает: — Я не хочу умирать, Столас, не хочу! Сделай что-нибудь, я тебя прошу, — забывает о всяком достоинстве, упирается в плечо знати, когда вновь чувствует сильное жжение на месте раны. Столасу хочется лечь пластом от понимания, что он не может помочь. Взгляд напросто пустеет, грудь поднимается редко, ведь каждый вздох приносит невыносимую боль и дискомфорт. — Блиц! — в ответ неразборчивое мычание, — Блиц, говори со мной, только не засыпай! Сейчас придёт твоя дочь, дождись её, умоляю. — Столс... — сил не хватает банально ни на что, — Ты ахуенный парень, знаешь,– терять уже нечего. Пора признаться ему. Признаться самому себе,— Я тебя люблю. Я такой идиот. Я постоянно ссал тебе это сказать. — Как ты можешь говорить такие страшные вещи с таким беспечным лицом?! — кричит демон. Он не может, да и не хочет верить в то, что сейчас происходит. Через выбитую ранее дверь с грохотом перешагивают. Баксо сжимая кровоточащую рану, старается встать, однако его грубо усаживают обратно на место. — Лун-и, родная моя, — он обхватывает хвост дочери своим. Та поджимает уши и смотрит с жалостью и любовью. — Бли... Пап. Я тут, пап, — оборачивается на принца, — Чего ты стоишь, блять?! Открывай портал в эту навороченную больницу! — Но... — Открывай, блять, я сказала! — срывается на рык. Однако в больнице сказали то же самое, отчего вся надежда упала в бездонную пропасть. Блиц признает, лёжа в палате: – Я боюсь умирать, — сжимает со всей возможной силы руку дочери, а смотрит на расхажевающего туда-сюда принца Гоэтии. — Ты не умираешь, пап, — скулит Луна. Не знает, зачем она врет, бросает вызов. Раньше повторение ненастоящих истин успокаивало, сейчас от этого лишь сводит челюсть. Глаза Блица красное осколочное бутылочное стекло. Мёртвое. По просторной палате эхом раздаётся режущий слух писк.

***

По традиции импов Блица похоронили на третий день после смерти. Тяжелее всего пришлось Столасу, который был вынужден приходить ко всем, кто знал Баксо и оповещать о смерти. Репортёры не остались в стороне. Вскоре все телеканалы ада гласили новость о том, что любовника Гоэтии не стало. Демон повторял как мантру заученный текст, как только ему открывали дверь. Каждый раз невольно прокручивал события недавнего дня и винил себя только больше. Компания Блица распалась через месяц после похорон: Мокси вправду пытался сохранить дело босса, но без гримуара это было невозможно. Луна стала жить во дворце Гоэтии, постепенно налаживая жизнь, но до сих пор посещая могилу каждый день. Октавия стала сильнее и внимательнее к отцу. Физзароли не было на похоронах вовсе. Мало кто знает, что он не смог их посетить лишь потому, что не хотел, чтобы его слезы видели. Он провел долгое время рядом с дочерью Блица, понимая, что это ей сейчас нужно. А Столас... он старался жить дальше и видел, как все остальные постепенно забывают трагедию. Но сердце демона было разбито на мелкие кусочки. Дежурная мысль приходила в голову Гоэтии: "А что, если бы всё сложилось по-другому?