Brilliant Water

      Когда в поле зрения показались очертания Драконьего камня, Эймонд приказал Вхагар снижаться. - Qubemagon, Vhagar, lykirī se paerī, - скомандовал он, окидывая тревожным взглядом море.       После того разговора с Эйгоном воспоминания о событиях последних месяцев (дней? Лет?) крутились в голове у Таргариена, не давая абсолютно никакого покоя. В тот вечер он разгромил собственные покои: мебель из прочного дерева ломалась с лёгкостью взмаха меча, практически вся бумага летела в огонь; карта Вестероса, что лежала на маленьком столе, была разорвана и даже частично сожжена. И только книга мифов и легенд Дрифтмарка осталась нетронутой, будто до сих пор хранила на себе нежные и осторожные прикосновения Люцериса Велариона. Её Эймонд бережно хранил, как хотя бы какое-то воспоминание о племяннике, который спасал его душу из холодных объятий одиночества. Старый фолиант впитал в себя не только подростковый интерес, но и редкие болезненные слёзы израненного призраками прошлого принца. И именно с ним он сорвался вчера, оставив в недоумении брата, мать и остальных членов Малого совета, ведь они ещё не видели второго Таргариена таким... Угасшим?..       Позволив Вхагар сесть на относительном расстоянии от замка, Эймонд спешился и, накинув плащ, направился в "змеиное логово", как выражалась его матушка. Сейчас его не волновало, арестуют его, допросят или казнят на месте, не дав даже шанса объясниться - ему было необходимо хотя бы встретиться с ними. Но, честно сказать, его удивил тот факт, что на лестнице, ведущей в замок, да и уже внутри его никто не остановил: его в какой-то момент даже поприветствовали поклоном и предложили сопровождение, будто зная, зачем брат короля-узурпатора пожаловал в родовое имение своей семьи. Таргариен медленно шёл по коридорам, в которых бывал всего несколько раз в жизни, ещё когда был жив его отец. Он вспоминал, как бегал тут совсем юнцом; представлял, как ходил бы тут, будучи в более дружественных отношениях с сестрой и её семейством; как они с Люцерисом проводили бы время в залах и архивах, изучая секреты древности... На мыслях о племяннике сердце мужчины пронзало острие скорби и тоски, оплетённое лозой сожаления и вины. Наконец, сопровождавшие Таргариена слуги остановились у лестницы, что вела на улицу, а затем и на большой балкон и, скромно поклонившись, исчезли из поля зрения, оставляя принца совершенно одного. Опять одного. Тяжело вздохнув, Эймонд поднялся на площадку и встал рядом с женщиной, что смотрела куда-то за горизонт, будто ожидая чьего-то возвращения. - Ты припозднился, - тихо сказала Рейнира, не отводя взгляд от моря и едва заметно улыбаясь, - Думала, ты уже не почтишь нас своим присутствием. Как твоё самочувствие, брат? - Я должен увидеть его, - так же тихо ответил мужчина, игнорируя заданный ему вопрос и сводя руки за спиной, - И, думаю, это всё-таки должно быть здесь. С этими словами Таргариен достал из дорожной сумки, что висела на плече, ту самую книгу и протянул её сестре. Та осторожно взяла её в руки, нежно провела пальцами по обложке, будто ища на ней знакомые отпечатки, а после вздохнула и, вновь улыбнувшись, вернула брату в руки. - Я знаю, как эти легенды были важны для Люка, Эймонд, - Рейнира не отводила взгляда от лилового глаза мужчины, осторожно коснувшись его рук своими, - И я точно знаю, что, если он хотел, чтобы они принадлежали тебе, значит, так тому и быть. Береги их, храни и никогда не позволяй никому ранить твоё сердце. Пусть память о моём сыне будет тёплой и для тебя, хоть ты так сильно стремился забрать пламя его жизни. - Я никогда не хотел убивать его, Нира, - прошептал принц, медленно опускаясь на колени и всё также осторожно держа в руках фолиант, - Я лишь хотел отомстить, но не убивать... Я вышел из себя, потерял контроль, и мне безумно жаль, что это произошло с твоим сыном, сестра...       Едва заметная дрожь охватила его, и женщина, сев на колени, обняла брата, не боясь получить предательский удар, а он, ощутив уже давно забытое человеческое сострадание, осторожно коснулся пальцами её плеч, а одинокая слезинка едва заметно скользнула под ворот его одежды. Он не умел показывать свои искренние эмоции кому-либо, кроме зеркала. И того кудрявого тёмноволосого юноши, что приходил к нему и спасал от ночных кошмаров.       Они просидели так какое-то время, пока Рейнира не прошептала ему несколько слов на валирийском, после которых мужчина медленно поднялся и, благодарно кивнув ей, покинул замок, направляясь к отвесным скалам, омывавшихся буйными волнами Узкого моря. Как намекнула сестра, все ответы на свои вопросы он найдёт там.       Оказавшись на месте, Эймонд заметил небольшой камень, надгробие, с высеченными на нём словами "На этом месте предано земле всё, что осталось от юного Люцериса Велариона, первого своего имени, наследника Дрифтмарка и будущего лорда Приливов". Нежно коснувшись подушечками пальцев букв, мужчина сел на землю, словно ведёт диалог со старым другом, снял повязку и вновь достал из сумки книгу, открыв её на странице, где остался почерк его племянника. - Rytsas, Luke, - тихо начал Таргариен, прикрыв глаза, - Я знаю, что не должен быть здесь, но, надеюсь, ты дашь мне шанс хотя бы ненадолго побыть хорошим человеком. Порывы ледяного ветра шептали, пока я летел сюда, что ты ушёл, что тебя больше нет и никогда не будет, но я отказываюсь в это верить. Знаешь, я никогда не думал, что буду умолять Семерых богов моей матушки подарить мне хоть немного драгоценного времени, чтобы сказать, как я благодарен тебе. Ты меня не простишь и я не прощу себе того, что я сделал в порыве безрассудства. Но ты... Ты нарушил обещание, понимаешь? Ты обещал, что не уйдёшь раньше меня, что первым паду я... Так почему ты ушёл первым?...       Голос Эймонда начал предательски сбиваться и дрожать, а по щеке уже давно катились крупные слёзы. Но, несмотря на это, он продолжил: - Спасибо, что был рядом эти дни. Ты и представить себе не можешь, как сильно ты помогал мне окончательно не свихнуться в этом чёртовом замке, и как бы мне хотелось, чтобы таких ночей, таких разговоров по душам у нас было больше, чтобы у нас было ещё немного времени. Я впервые почувствовал себя... Нужным? Умоляю, Люк, прости меня... Пусть твоя звезда на небе сияет ярче остальных, пусть море заберёт все твои страдания и боль, пусть ты больше не познаешь лжи и предательства... Таргариен сидел, прислонившись спиной к камню, и смотрел вдаль, наблюдая, как птицы медленно покидают Драконий камень, оставляя небо в компании редких облаков. - Я много думал о том, что произошло за эти дни, и я до сих пор не очень понимаю, как объяснить то, что я чувствую, но... Если бы не ты, ад постучался бы в мою дверь и забрал мою душу, оставив лишь оболочку, подобие человека. Каждую минуту я слышал в голове твой голос, он согревал меня в моменты невыносимого одиночества. А теперь я не представляю, как я буду жить без тебя. Как я буду просыпаться, зная, что не увижу твою улыбку, не услышу твой голос, не почувствую тепло твоего взгляда?.. Знал бы ты, как сильно я хочу, чтобы ты был жив, чтобы ты был здесь... Хочу сидеть и разговаривать с тобой ночами, любуясь морем и смотря на беспокойные волны до самого рассвета; держать тебя за руку и прятать твои слёзы, чтобы никто на свете не видел их... Пекло, Люк, я просто хочу, чтобы ты был жив! - Я рад, что ты здесь, qȳbor, - раздалось откуда-то со спины, и Эймонд испуганно обернулся. Спиной к нему сидел его племянник, абсолютно такой же, как и во все дни - юный, кудрявый, без единого изъяна, - Я всегда знал, что где-то в глубине твоего ледяного сердца прячется тепло. Я любил твои глаза и сожалею, что не успел тебе сказать, что на свете нет ничего красивее их, пусть один из них и заменили сапфиром. Я сделал всё, что было в моих силах, чтобы ты не потерялся в лабиринте своих страданий, и тоже хочу извиниться. Весь мой мир разделился на части и был унесён тёмной холодной водой, но ты искал меня и находил снова и снова, а я не могу даже коснуться тебя... Прости меня, issa jorrāelagon. Прости. Я знаю, что с тобой будет все хорошо, когда стихнут ветра скорби в твоём сердце. Верь мне, Эймонд - скоро начнется светлая полоса, и твоя душа станет храбрее. Беги от бури, мой принц, ибо я увяз в этом холоде и мраке, а ты должен быть счастлив...       Но принц уже не слушал. Он медленно обошёл камень и опустился на колени перед Люцерисом, потянувшись к нему. Юноша поднял голову и, увидев Таргариена, осторожно взял его руки в свои мертвецки ледяные, после чего оказался утянут в нежные, но такие чувственные объятия. Он ответил на них, едва касаясь пальцами спины мужчины и его спутанных небрежным дуновением ветра волос. Прикрыв глаза, оба будто судорожно хватались за этот момент их единства, и, казалось, слились в одно целое, пока...       Пока Эймонд не открыл глаз и не увидел, что он сидит один посреди мрачных скал, и вокруг него нет ни намёка на живую душу: только надрывные крики пролетавшего над ним Морского Тумана. Мужчина засмеялся, продолжая стоять на коленях перед надгробием единственного человека, согласившегося принять его чувства, его мысли и его самого. Сначала этот смех был тихим, но перерастал в настоящую истерику, и вот Эймонд уже не сдерживается и, подобно дракону, от отчаяния кричит, срывая голос. Слёз уже нет, только боль, бессилие и его вечный спутник - одиночество... Он снова почувствовал его ледяные объятия на своих дрожащих плечах, его холодное дыхание в своих лёгких, и ставшие такими привычными уколы тонкого лезвия в сердце.       Таргариен был настолько измотан и задушен собственной скорбью, что даже не заметил, как среди скал появилась ещё одна фигура. К нему медленно приближались, и только когда человек подошел достаточно близко, Эймонд увидел сквозь пелену знакомые тёмные кудри и почувствовал на себе тот самый тёплый взгляд карих стронговских глаз. - Матушка сказала, что ты будешь тут, - прошептал юноша, зябко кутаясь в тяжёлый плащ; на его лице красовались ещё не успевшие до конца затянуться шрамы, оставшиеся после резкого столкновения с холодной толщей воды, а ногу удерживали стальные спицы. Мужчине даже показалось, будто тот стал несколько выше, - Nyke shijetra ao, Aemond. И я очень рад, что ты здесь. Правда. И спасибо, что сохранил мою книгу, я как раз вспоминал о ней... Эймонд?.. Принц осторожно поднялся и подошёл к тому, кто виделся ему его племянником. Рука сама потянулась к шрамам, и, коснувшись их, Эймонд ощутил то самое тепло, которое искал всё это время. Перед ним действительно стоял Люцерис Веларион. Живой. Юноша с улыбкой наблюдал за тем, как непонимание на лице Таргариена сменилось облегчением и искренней радостью, а в лиловом глазу отразились прорвавшиеся сквозь тучи лучи предзакатного солнца. - Nyke kesīr, Aemond. Dreji avy jorrāelan, - прошептал Люк, обнимая мужчину за талию и касаясь своим лбом его, - Ты больше не будешь одинок. - Gimin issa, - ответил Эймонд, прикрыв глаза, - Я бережно хранил это чувство, зная, что оно не покинет меня, пока мы живы. И покуда закат опускался на Драконий камень, они не могли оторваться друг от друга ни на мгновение, благодарные Семерым богам, что всё-таки смогли найти друг друга в этом жестоком океане, как затерянные корабли находят путь по звёздам к знакомым берегам.