Рациональные люди

      Комната, в которой сидела Рин, словно застряла где-то между прошлым и настоящим. Низкие потолки давили, будто старались ещё больше уменьшить пространство, пропитанное ветхим запахом времени. Полусвет, пробивающийся сквозь пыльные занавески, лениво растекался. Воздух был тяжёлым, с примесью сырости и прелости, будто само время затерялось в этом месте. Стены были облеплены полками, уставленными пыльными банками, старыми бумагами и странными приборами.       Всё в этой комнате было напоминанием о прошлом: о том, что когда-то здесь жила жизнь, полная амбиций и, вероятно, отчаяния.       Рин сидела на старом стуле, её поза выглядела вызывающе: нога мерно покачивалась, руки были скрещены на груди. Она научилась контролировать каждое своё движение в его присутствии, превращая нервозность в холодную сосредоточенность. Её взгляд скользил по комнате с показным безразличием, лишь изредка останавливаясь на лице отца.       Он сидел напротив, откинувшись в кресле. Тишина растянулась, и он первым решил её оборвать. Его голос прозвучал неожиданно резко:       — Ты пришла с требованием поговорить, Рин, — начал он, откинувшись назад и сцепив руки на коленях. — А теперь сидишь и молчишь. Неужели, ты просто хотела составить мне компанию на сегодня?       Его слова были пропитаны иронией, но глаза, холодные и проницательные, словно сканировали её душу, выискивая скрытые мотивы. Рин даже не вздрогнула. Она медленно повернула голову, встречая его взгляд своим - таким же холодным и оценивающим       Она бросила равнодушный, почти ленивый взгляд в его сторону и продолжила качать ногой, будто его слова её вовсе не задели.       — Я пришла не для компании, — её голос звучал почти лениво, с едва уловимыми нотками иронии.       Он поднял бровь, его губы тронула лёгкая насмешливая улыбка.       — Ах да, конечно. Ты здесь исключительно по делу. Прости, что предположил, будто ты можешь прийти просто чтобы навестить меня.       Рин раздражённо вздохнула и наконец откинулась назад, изображая расслабленность, которой на самом деле не было.       — Мне нужны записи, — произнесла она ровно, не отводя взгляда.       На мгновение он замер, затем его взгляд стал ещё более пронзительным.       — Какие именно записи?       — Те самые. Послания, которые ты получал... давно, — Рин держала голос ровным, хотя каждое слово давалось с усилием. Она ненавидела эту необходимость просить у него что-либо.       Его улыбка исчезла, и в комнате повисла тяжесть. Он отвёл взгляд, делая вид, что внимательно изучает пыльный стол, хотя явно обдумывал её слова. Затем он хмыкнул, будто услышав что-то нелепое.       — И ты думаешь, что можешь просто прийти сюда и потребовать?       Рин не дрогнула, хотя внутри всё кипело.       — Не требую. Прошу, — её голос прозвучал ровно, но в словах была заметна упрямость.       — Знаешь, а я ведь ждал его, — вдруг сказал он, его голос был ровным, почти небрежным, но с каким-то скрытым подтекстом, заставлявшим напрячься.       Рин нахмурилась, её нога замерла.       — Кого "его"? — она знала, к чему он ведёт, но не могла остановить этот разговор.              — Ишигами, конечно. — Он помолчал, наблюдая за её реакцией. — Раз уж ты здесь, а не он, могу предположить, что ты рассказала ему? Или он тебя использует?       Рин слегка качнул головой, будто уговаривая себя проявить терпение. Его взгляд остановился на её лице словно изучал каждую её слабость, каждую эмоцию.       — Почему ты вообще решил, что он придёт?       Он слегка наклонил голову, словно отвечал на риторический вопрос.       — Умные люди всегда находят друг друга. Сенку... Он один из немногих, кто может предложить что-то действительно стоящее. В отличие от тебя. — Он сделал паузу, его слова повисли в воздухе. — Но я вижу, ты стараешься.       Эта снисходительность в его голосе... Рин почувствовала, как внутри поднимается волна глухой ярости, но она только сильнее выпрямила спину. Годы научили её, что показать слабость — значит проиграть ему.       — Ты продолжаешь увиливать, — произнесла она тихо. — Отдашь записи или нет?       Он ничего не ответил. Взгляд скользнул к низкой полке из грубо сколоченных досок, стоявшей у стены. Он лениво поднялся с кресла и, пригнувшись, вытащил из-под пыльного груза свёрнутых бумаг и табличек простую папку. Старый пергамент, потёртые края, кожаные ремешки — она помнила её с детства. Сколько раз она видела, как отец держал её, никогда не позволяя заглянуть внутрь?       Рин напряжённо следила за каждым его движением, ощущая, как внутри растёт желание скорее получить то, за чем она пришла. Но вместо того, чтобы передать ей папку, он спокойно сел обратно, держа её на коленях, словно это была не информация, а нечто куда более ценное.       — Ты знаешь, — начал он, и что-то в его тоне заставило её внутренне напрячься, — я удивляюсь твоему терпению. Ты стала менее вспыльчивой. Интересно, кто тебя этому научил?       Рин почувствовала, как её пальцы непроизвольно сжимаются. Он всегда умел находить её уязвимые места — не грубой силой, а этими точными, выверенными уколами. Каждый комплимент в его устах звучал как обвинение.       — Ты наслаждаешься этим, да? — спросила она, её голос был ровным, но с ноткой холодной злости.       Он чуть склонил голову, его лицо было совершенно спокойным.       — Я просто даю тебе время подумать.       — О чём?       Он переложил папку из одной руки в другую, словно взвешивал её вес, но в его движении было что-то почти театральное. Он действительно наслаждался этим моментом.       — Мне всегда было любопытно, почему люди так рьяно борются за то, чтобы казаться лучше, чем они есть, — начал он размеренно, будто вел лекцию. — Ты, например. Я смотрю на тебя и вижу смесь храбрости и упрямства. Неплохо. Но этого недостаточно, чтобы выиграть игру.       Она не выдержала.       — Это не игра.       — Всё игра, — ответил он без улыбки. — Ты просто не понимаешь правил. — Он чуть наклонился вперёд, его тон стал ниже. — Ты пришла сюда за информацией. Хорошо. Но скажи мне: ты действительно понимаешь, зачем она вам нужна? Или это просто попытка удержать кого-то рядом с собой?       Эти слова ударили неожиданно больно. Рин почувствовала, как что-то дрогнуло внутри, но заставила себя сохранять спокойствие.       — Ты слишком много говоришь о том, чего не знаешь, — сказала она твёрдо, но её голос дрогнул едва заметно. — Я здесь не ради кого-то. Я здесь потому, что не могу сидеть сложа руки.       Он усмехнулся, но его глаза оставались холодными.       — Сидеть сложа руки? Ты говоришь так, будто понимаешь, что значит нести на себе бремя знания. — Он наклонился чуть ближе, его тон стал почти шёпотом. — Но тебе это незнакомо. Ты не видишь всей картины. Ты даже не знаешь, ради чего борешься.       Он выдержал паузу, давая своим словам утонуть в тишине, опустил папку на стол между ними и провёл по обложке пальцами, словно изучал её текстуру.       — Ты правда поверила, что достаточно просто постараться, чтобы всё исправить? — Его голос звучал спокойно, но с ноткой едва уловимого презрения. — Это старейшая ошибка человечества.       Рин нахмурилась, чувствуя, как его слова начинают проникать под кожу.       — Сенку не исправляет мир, — парировала она. — Он пытается его вернуть.       Он засмеялся — коротко и холодно, как будто её слова были слишком наивными, чтобы их всерьёз обсуждать.       — Вернуть? К чему? — Он посмотрел на неё, и его глаза вдруг стали пугающе серьёзными. — К хаосу, который существовал до этого? К миру, где люди разрушали всё, что касались, начиная с себя? Ты думаешь, этот мир был идеальным? Нет, он был сломан с самого начала. А вы, со своим кораблём и великим планом, просто строите новый механизм. Только вот, знаешь, что происходит с механизмами?       Он сделал паузу, дожидаясь её реакции, но она молчала, сжав губы.       — Они ломаются, — продолжил он тихо, но так, что его слова прозвучали как удар. — Ваши усилия — это только отсрочка. Вы не решаете проблему, вы её маскируете, создавая условия, при которых всё начнётся заново.       Рин молчала. Не потому что нечего было сказать, а потому что слишком много мыслей теснилось в голове. Она пришла за записями, а оказалась втянута в разговор, который не хотела вести. Особенно с ним.       — А ты что? — спросила она. — Ты просто сидишь здесь и смотришь? Критикуешь, но ничего не делаешь?       Он слегка приподнял бровь, как будто её вопрос его позабавил.       — Я сделал больше, чем ты можешь себе представить. Но я понял одну вещь, Рин: чем больше ты пытаешься вмешаться, тем больше ты становишься частью проблемы. — Он подался вперёд, его взгляд стал пристальным. — Ты думаешь, я не знаю, зачем ты здесь? Тебя бы никогда не заинтересовало это.       Рин напряглась, его слова задели её.       — Что ты имеешь в виду?       Он чуть наклонился вперёд, его голос стал ниже, почти ласковым, но этой мягкости она больше не верила.       — Это не твоё. Ни эти записи, ни эти сигналы, ни этот... "великий план". Ты не из тех, кто увлекается абстракциями вроде "спасения мира". Тебя это никогда не интересовало. Ты живёшь ради людей, Рин, а не ради идей. Именно поэтому ты здесь даже не по собственной воле.       Она открыла рот, чтобы возразить, но он поднял руку, останавливая её.       — Ты пришла сюда, потому что следуешь за ним. За человеком, который думает, что знает, как всё починить.       Рин почувствовала, как что-то внутри сжимается. Она ненавидела то, как легко превращал её чувства во что-то мелкое, незначительное. Словно сам факт, что она могла чем-то дорожить, был недостатком.       — Не пытайся всё опошлить, — её голос стал тише, но в нём появилась сталь. — Ты же не можешь представить, что кто-то может действовать не из-за личной выгоды, да?       Он усмехнулся.       — О, я прекрасно понимаю бескорыстие. Оно ничем не лучше эгоизма — такая же слабость, только красиво упакованная. Ты думаешь, что поступаешь правильно, идя за ним. Но на самом деле просто боишься признать: ты снова ищешь кого-то, кто укажет тебе путь.       Что-то дрогнуло внутри, но Рин заставила себя сосредоточиться на главном. Она не позволит ему перевести разговор туда, куда он хочет.       — Сенку умнее, чем ты думаешь, — произнесла она ровно..       — Знаю. Но ум — это инструмент, Рин, не панацея. — В его голосе появилась почти отеческая снисходительность. — Он видит мир, как машину, и думает, что если разобраться, как она работает, он сможет её перезапустить. Но он не понимает главного: эта машина создана для того, чтобы ломаться. Люди — это детали, несовершенные, изношенные. Вы хотите вернуть жизнь, но не понимаете, что она всегда шла к разрушению.       Рин почувствовала, как внутри что-то надламывается. Не из-за его слов о Сенку — она давно научилась фильтровать его яд. Но в его голосе была абсолютная уверенность человека, который считает, что познал истину. Именно эта уверенность заставляла её чувствовать себя маленькой и глупой.       — Ты просто хочешь, чтобы мы сдались? — спросила она тихо.       Он слегка откинулся в кресле, словно её слова подтвердили его правоту.       — Нет, — ответил он мягко. — Я хочу, чтобы вы поняли, что сдаваться — это тоже выбор. Иногда лучший. Но вы… вы слишком гордые, чтобы принять это. Так что идите. Стройте свои планы, возвращайте свой мир. Но запомни: рано или поздно он снова сломается.       Он замолчал, а затем лениво бросил папку ей на колени. Она чуть не уронила её, но удержала.       — Возьми. Делай своё дело.       Она хотела встать, но его следующие слова пригвоздили её к месту.       — Не спеши благодарить. Здесь нет того, чего ты хочешь, но есть то, что может вам помочь. — Его голос стал жёстче. — Я уже понял, что вы ищете нечто большее, чем просто восстановление. Вы хотите найти источник окаменения. Что ж, это возможно. Но если Сенку найдёт его, я хочу, чтобы он пришёл ко мне с этим устройством.       — Зачем? — слово вырвалось прежде, чем она успела его остановить.       — Это не твоё дело, — ответил он почти лениво, но его глаза блеснули странным огнем. — Передай Сенку, что я жду. Уверен, у нас с ним будет долгий разговор.       Он отвернулся к окну, показывая, что разговор окончен. Рин встала, крепче сжимая папку. Она знала, что это его попытка оставить за собой последнее слово, но не могла понять, что за этим стояло. Сжав тяжелые листы покрепче к груди, она повернулась к двери.

***

      Минами осторожно выглянула из-за угла, услышав приглушённые голоса из комнаты. Она не хотела подслушивать, но разговор был слишком напряжённым, чтобы его игнорировать. Камуи стоял чуть в стороне, скрестив руки на груди, и его взгляд был направленным куда-то в пол.       — Думаешь, мне стоило приходить сюда? — шёпотом спросила Минами, переминаясь с ноги на ногу.       Камуи фыркнул, его голос был тихим, но с долей сарказма:       — Кто-то же должен будет её успокоить.       Минами бросила на него укоризненный взгляд, но промолчала. Обстановка была и так достаточно напряжённой.       Когда Рин, наконец, вышла из комнаты, сжимая в руках старую папку, её лицо было каменным. Она бросила папку на ближайший стол, отчего та громко хлопнула.       — Ну? Как всё прошло? — осторожно спросила Минами.       Рин выругалась сквозь зубы, почти шёпотом, но достаточно громко, чтобы они оба услышали.       — Там точноничего интересного нет. Всё это — просто мусор.       Она развернулась на пятках и ушла, не оборачиваясь. Дверь за ней скрипнула и захлопнулась.       Минами подошла к столу и села, притягивая папку к себе. Её пальцы осторожно расстегнули ремешки, словно она боялась, что от неё что-то взорвётся. Камуи наблюдал за ней молча, но в его взгляде читалась лёгкая настороженность.       — И зачем она тогда притащила это сюда? — задумчиво пробормотала Минами, открывая обложку и просматривая первые страницы.       — Рин просто не умеет проигрывать, — невозмутимо заметил Камуи, садясь напротив.       Минами с любопытством разглядывала страницы, аккуратно переворачивая их одну за другой. Заметки, исписанные сложным, почти каллиграфическим почерком, напоминали одновременно дневник и научный отчёт.       На одной странице шли наблюдения о погоде:       "Осадки уменьшаются, почва становится более щелочной. Это последствия длительной стагнации атмосферы? Или остаточные эффекты от глобального катаклизма?"       Дальше шли записи о материалах, найденных в окружающей среде:       "Древесина утратила былую прочность. Возможно, причина в изменении состава почв или недостатке определённых минералов. Необходим анализ остатков органики."       Ещё один абзац был посвящён догадкам о природе катастрофы:       "Обрушение систем. Не было войны, не было взрыва — только вспышка и молчание. А что, если это и было её сутью? Не уничтожение, а стерилизация? Нулевая точка для всего."       Минами нахмурилась, её взгляд метался по строчкам записей. Она пыталась соединить разрозненные мысли на страницах с чем-то конкретным. Её пальцы замирали на каждой новой заметке, написанной витиевато, будто для себя, но всё же с расчётом на того, кто сможет понять.       "Мир стал хрупким, как стекло. Природа адаптировалась, но человек — вряд ли. Мы больше не творцы, а лишь наблюдатели, забытые своим создателем."       Дальше шли упоминания о состоянии воздуха, редких материалах, распадающихся при малейшем прикосновении. Затем имя. Внезапно, как будто вложенное между строк:       "Киран Моригава."       Она нахмурилась ещё сильнее, пальцы замерли на странице. Имя было ей знакомо, но откуда? Она прочитала его снова, пытаясь вытянуть из памяти хоть что-то.       — Киран Моригава… — произнесла она тихо, почти для себя.       Камуи поднял взгляд от стола, заметив, как изменилась её поза. Он безразлично пожал плечами, будто это имя не стоило её волнений.       — Это он и есть, — бросил он, опираясь локтями о стол.       Минами резко повернула к нему голову.       — О чём ты говоришь?       — Киран Моригава, — повторил Камуи чуть громче, как будто проверял, услышала ли она. — Это его имя. Наш отец.       — Киран… Моригава… — повторила она тихо, снова и снова прокручивая это имя у себя в голове.       Она встала и начала медленно ходить взад-вперёд по комнате, не замечая взгляда Камуи, который, скрестив руки, молча наблюдал за её странным поведением.       — Это имя… Я где-то его уже слышала… Но где?.. — шептала она, то морща лоб, то прикладывая пальцы к вискам, как будто это могло помочь извлечь нужное воспоминание.       Её шаги становились всё быстрее, пока вдруг она не остановилась, широко раскрыв глаза.       — Подожди… Киран Моригава! — Она резко обернулась к Камуи. — Это тот, который… Чёрт, как же… Да! Это он! Я читала про него.       Минами застыла, захлопнула папку, чуть не защемив пальцы, и отодвинула её на край стола. Её глаза сузились, словно она пыталась увидеть что-то далёкое.       — Охренеть… — выдохнула она, проведя рукой по лицу.       Камуи нахмурился, его взгляд остановился на ней.       — Что такое?       — Ничего, — быстро ответила она, но в её голосе было заметно волнение. Она отвернулась, как будто собиралась что-то сказать, но передумала.       — Ничего? — Камуи сдвинул брови, пытаясь понять, что происходит. — Почему ты так на это среагировала? Ты его знала?       Минами покачала головой, избегая его взгляда.       — Нет, не знала. Просто… слышала. Имя знакомое, вот и всё.       Камуи недоверчиво смотрел на неё, скрестив руки на груди.       — Слышала? Откуда?       Минами нервно обвела взглядом комнату, будто пыталась найти опору в этих стенах. Затем махнула рукой, отступая на шаг.       — Забудь, — бросила она, не глядя на Камуи. — Это не важно.       — Не важно? — в его голосе звучало явное недоверие.       Она поморщилась, будто от его слов у неё заболела голова.       — Камуи, забудь, — повторила она, чуть громче.       Он нахмурился, но ничего не ответил, только наблюдал за ней пристальным взглядом.

***

      Киран стоял у грубого деревянного стола, покрытого следами времени и работы. Его пальцы — длинные, жилистые, с сухой кожей, выдающей возраст, — лениво перебирали инструменты. Он как будто специально растягивал это занятие, чтобы занять свои мысли чем-то механическим. Седина почти полностью окрасила его густые волосы, но его лицо сохраняло резкость черт — высокие скулы, прямой нос, чуть впалые щеки. Глаза были глубокими, серо-стальными, с таким взглядом, который мог вызывать одновременно уважение и настороженность. Казалось, он внимательно слушал даже тогда, когда никто не говорил.       Когда в дверном проёме появилась Минами, он бросил на неё мимолётный взгляд, но не прекратил своих действий. Она вошла в комнату и остановилась в нескольких шагах от него, сложила руки на груди, внимательно изучая его спину, его уверенные, спокойные движения.       — Можно с вами поговорить? — её тон был ровным, но отстранённым, как будто она общалась не с человеком, а с объектом своего расследования.       Киран повернулся, удивлённый формальностью её тона.       — Разумеется, — сказал он, указывая рукой на стул у стола.       Минами не села. Она осталась стоять, словно хотела подчеркнуть, что разговор будет серьёзным.       — Я вас помню, — сказала она прямо, не тратя времени на вступления.       Киран поднял брови и чуть повернул голову, его губы тронула едва заметная усмешка.       — Помните? — он слегка усмехнулся, но в его голосе слышался скрытый интерес. — Мы с вами не встречались раньше.       — Нет, но ваше имя я знаю, — продолжила она, слегка наклонив голову. — Киран Моригава. Учёный, чьи эксперименты вызвали крупный скандал перед тем, как весь мир окаменел.       Киран молча смотрел на неё, его лицо оставалось непроницаемым.       — Мне тогда было интересно, — продолжила она, пристально глядя ему в глаза, — каково это — быть человеком, который сознательно шёл на нарушение всех возможных норм ради своей цели?       — У вас неплохая память, — тихо ответил Киран, слегка наклонив голову. — Кто вы такая?       Минами чуть выпрямилась, голос её стал холоднее.       — Минами Хокутозай. Журналистка. Была до катастрофы.       — Приятно познакомиться, Минами, — произнёс Киран, наклонив голову, словно в знак уважения. — Но зачем вам этот разговор сейчас? Разве не лучше сосредоточиться на восстановлении цивилизации?       Она подалась вперёд.       — А зачем вы прячетесь? Как будто стараетесь держаться подальше от всех. Потому что знаете, что когда всё вернётся на круги своя, правда о вас всплывёт?       Киран отвёл взгляд, казалось, что он что-то обдумывает. Он начал было открывать рот, но вовремя прикусил язык, словно понимая, что ответить на этот вопрос не так-то просто.       — И что вам нужно? История для следующей газеты? — произнёс он, стараясь вернуть контроль над разговором.       — Нет, — отрезала она. — Я хочу, чтобы вы знали: я не оставлю это просто так. Как только мы справимся с этим хаосом, я добьюсь справедливости. Вы ответите за всё, что сделали.       Он сложил руки на груди, его взгляд стал острым, но он продолжал говорить мягким, почти насмешливым тоном:       — И что же делает это столь важным для вас?       Минами ненадолго замолчала, подбирая слова.       — Потому так будет правильно, — сказала она, её голос звучал твёрдо, без колебаний. — Когда кто-то совершает подобное, он должен ответить за свои поступки.       Киран смотрел на неё с выражением почти детского любопытства.       — Это была ваша работа раньше. Почему вы до сих пор так увлечены чужими ошибками?       — Потому что это были не просто ошибки, — жёстко сказала она, сжав кулаки. — Это были преступления. Ваши преступления.       Киран на мгновение задумался, затем кивнул и спокойно ответил:       — Ну что ж, Минами, я рад, что вы нашли себе цель в жизни. Надеюсь, она принесёт вам столько же удовлетворения, сколько мне приносили мои исследования.       Минами лишь прищурила глаза, но ничего не ответила, только развернулась и вышла из комнаты.