Рациональные люди

      В маленькой комнате пахло свежим хлопком. Последние лучи заходящего солнца пробивались сквозь щели в деревянных стенах, создавая причудливые тени. Камуи сидел на краю кровати, методично работая над очередной строчкой — шитьё всегда помогало ему упорядочить мысли. Его пальцы двигались с отточенной точностью, словно каждый стежок был частью какого-то большего замысла.       Тишину разорвал внезапный грохот распахнутой двери. Рин ворвалась в комнату как маленький ураган, едва не запнувшись о порог. Её глаза сияли, а на щеках играл румянец от быстрого бега. Она с разбегу плюхнулась на кровать, отчего матрас прогнулся, а Камуи едва успел придержать работу.       — Что опять? — спросил он, даже не поднимая глаз. За столько лет он привык к её внезапным появлениям.       Рин перевернулась на живот, подперев подбородок руками. В её взгляде плясали искорки того особенного воодушевления, которое появлялось, когда она собиралась поделиться чем-то важным.       — Представляешь, — она резко подскочила и обняла его со спины, положив голову на плечо, — я, наверное, влюбилась.       Камуи замер. Игла застыла в воздухе, а его пальцы едва заметно напряглись. Он сдержанно вздохнул, но его лицо осталось непроницаемым. Только в глазах появилось что-то настороженное, почти тревожное.       — И в кого же? — спокойно поинтересовался он, возобновив шитьё , а Стежки стали чуть более резкими, выдавая его напряжение.       — Ты его не знаешь... — Рин отстранилась и упала обратно на кровать, раскинув руки. — Да и какая разница, тебе всё равно никто не нравится.       Камуи поднял бровь. В деревне, где все знали друг друга с детства, "незнакомец" звучало как предупреждение об опасности. Он отложил шитьё, впервые за весь разговор полностью сосредоточившись на сестре.       Они были близнецами, и порой это казалось какой-то насмешкой природы — настолько разными они выросли. Словно кто-то разделил одну душу на две противоположности, оставив им только общую внешность как напоминание о единстве. Высокие скулы, прямой нос, раскосые глаза — черты, будто вырезанные по единому шаблону, делали их почти неотличимыми для чужаков. Но для тех, кто знал их ближе, различия были очевидны в каждом движении, каждом взгляде.       Рин была воплощением живой энергии — её глаза всегда светились то озорством, то мечтательностью, а непослушные пряди волос вечно выбивались из причёски, как будто тоже не желали подчиняться правилам. Она двигалась легко, почти танцующей походкой, словно её переполняла какая-то внутренняя музыка. Даже сейчас, лёжа на кровати, она не могла оставаться полностью неподвижной — её пальцы рассеянно теребили край одеяла, а нога чуть покачивалась в такт каким-то её мыслям.       Камуи же был полной её противоположностью. Каждое его движение казалось выверенным, словно прошитым по линейке. Его аккуратно уложенные волосы, идеально ровная осанка и внимательный, часто настороженный взгляд говорили о человеке, который привык держать всё под контролем. Даже сейчас, встревоженный новостями сестры, он оставался внешне спокойным, лишь его пальцы чуть сильнее сжимали недошитую ткань.       — Не знаю? — повторил он, стараясь скрыть беспокойство за привычной невозмутимостью. — В деревне я знаю каждого. Кто он?       Рин заметила перемену в его тоне, но лишь усмехнулась, беспечно махнув рукой:       — Ой, не будь таким. Потом расскажу. — Она с лёгкой улыбкой упала на кровать и отвернулась к стене. Однако, помолчав пару секунд, всё же добавила: — Но он… другой.       Камуи поднял взгляд от своей работы, но иглу из рук не выпустил.       — Другой? — переспросил он с лёгким скепсисом.       Рин перевернулась на бок, подперев голову рукой. Её глаза затуманились, словно она смотрела куда-то сквозь деревянные стены их комнаты, в какое-то особенное воспоминание.       — Это всё, что ты можешь сказать?       — Не торопи меня, — она снова махнула рукой, словно отмахиваясь от его недовольства. — Знаешь, я сначала даже не поняла, что происходит. Просто заметила, как он работает — полностью погружённый в какой-то сложный механизм, будто весь мир вокруг перестал существовать. — Она слегка улыбнулась. — А потом... он вдруг начал объяснять что-то ребятам, и его глаза... они загорелись таким странным светом. Как будто он видит что-то удивительное там, где другие видят только груду деталей.       Камуи хмыкнул, но промолчал, машинально расправляя складку на ткани.       — Дело не только в этом, — продолжила Рин, словно защищаясь от невысказанного скептицизма брата. — Он невероятно умён. Иногда это даже раздражает — то, как легко он находит решения, когда все остальные в тупике. Но главное... — она замолчала, подбирая слова, — главное в том, как он смотрит на мир. У него такие необычные глаза — холодные, как лёд, если смотреть мельком. Но стоит задержать взгляд, и понимаешь, что за этим холодом скрывается что-то совсем другое. Какое-то... спокойствие. Уверенность. Будто он точно знает, куда идёт.       Она села на кровати, подтянув колени к груди.       — Знаешь, что самое удивительное? Он держится так отстранённо, словно ему никто не нужен. Но это не высокомерие, нет. Просто... он настолько увлечён своими идеями, своими планами, что, кажется, даже не замечает, как влияет на других. — Рин прикусила губу, словно сомневаясь, стоит ли продолжать. — Я видела, как люди меняются рядом с ним. Как начинают верить в то, что казалось невозможным. Он будто... зажигает в них какой-то свет.       Камуи отложил шитьё и повернулся к сестре, внимательно глядя на неё.       — Звучит, как идеализированная чушь, — произнёс он, но в его голосе за привычной резкостью проскользнула нотка беспокойства.       Рин улыбнулась, покачав головой. В другой раз она могла бы обидеться на такую прямоту, но сейчас была слишком поглощена своими мыслями.       — Это не идеализация, — мягко возразила она. — Он даже не пытается казаться особенным. Наоборот... Иногда он бывает резким, даже грубым. Может часами игнорировать всех вокруг, погрузившись в свои расчёты. — Она усмехнулась каким-то своим воспоминаниям. — А знаешь, что самое удивительное?       Камуи вопросительно поднял бровь, хотя его пальцы всё ещё нервно теребили край ткани.       — Он делает всё с такой уверенностью, будто неудача просто невозможна, — в её голосе появились тёплые нотки. — И рядом с ним... я тоже начинаю верить, что способна на большее. Что нет ничего невозможного, если точно знаешь, чего хочешь достичь.       Она замолчала, глядя в окно, за которым сгущались вечерние тени. Её лицо светилось той особой мягкостью, которая появляется, когда человек говорит о чём-то по-настоящему важном.       Камуи наблюдал за сестрой, отмечая эти перемены в ней. Он давно не видел её такой — одновременно воодушевлённой и притихшей, словно она открыла для себя что-то новое и теперь пыталась это осознать.       — Как его зовут? — наконец спросил он, стараясь, чтобы вопрос прозвучал небрежно.       — Сенку, — ответила Рин, и её глаза снова заблестели.       — Как? — переспросил Камуи, нахмурившись.       — Сен-ку, — повторила она медленно, будто само имя было чем-то особенным.       Камуи вернулся к шитью, но его движения стали более резкими. Что-то в этом имени, в том, как сестра его произнесла, усилило его беспокойство. Он попытался отвлечься, переключив разговор:              — А где Сора? — спросил он, вставляя в голос лёгкое недовольство, словно предчувствовал ответ.       Рин тут же перестала улыбаться, её взгляд стал чуть виноватым.       — Оставила его в деревне. Он же там играет с другими детьми, всё в порядке, — ответила она, слегка пожав плечами, как будто это было очевидным.       Камуи тихо вздохнул и на мгновение остановился, удерживая иглу в руках.       — Ты опять собираешься туда вернуться? — в его голосе звучал плохо скрытый упрёк. — Вместо того, чтобы провести время дома?       Рин села на кровати.       — Ну не могу же я всё время сидеть здесь! — она всплеснула руками. — Там столько всего происходит, а дома... — она обвела взглядом комнату, словно пытаясь найти что-то, чего ей здесь не хватало.       Камуи нахмурился, его взгляд стал чуть более жёстким.       — Сора ещё маленький, и его нельзя просто так оставлять в деревне без присмотра, — холодно заметил он. — А ты не можешь всё время бегать туда-сюда, как будто дом — это просто место, где можно поспать.       Рин закатила глаза, словно ей это замечание давно надоело, но всё-таки не стала спорить. Она вскочила с кровати, её глаза блестели от нетерпения.       — Ладно, я завтра с утра пойду, — сказала она примирительно. — Сора меня ждёт, не могу его надолго оставлять одного.       — Ты нарочно оставила его там, чтобы был повод вернуться, — заметил Камуи, прищурившись.       Рин улыбнулась, в её глазах мелькнули озорные искры:       — Не будь таким занудой!       Камуи вздохнул, чувствуя, как его строгость тает под этим знакомым с детства взглядом.       — Мне стоит пойти с тобой? — спросил он, и в его голосе за усталостью проскользнула лёгкая ирония.       Рин остановилась в дверях и обернулась. На её лице играла та особая улыбка, которая всегда появлялась, когда она добивалась своего.       — Ну, если хочешь немного приключений... — она подмигнула. — Почему бы и нет? Можем провести время вместе.       Камуи на мгновение задумался, затем позволил себе лёгкую усмешку.       — Ладно, может, ты и права.       Рин махнула рукой на прощание и выскользнула из комнаты, оставив после себя ощущение недосказанности. Камуи снова взялся за шитьё, но его пальцы двигались медленнее обычного. В голове крутились мысли о сестре, о её словах, о загадочном Сенку. Он чувствовал — что-то меняется, и эти перемены могут оказаться куда серьёзнее, чем очередное увлечение Рин.       За окном окончательно стемнело. Ночной ветер качал ветви деревьев, отбрасывая причудливые тени на стены комнаты. Камуи сделал ещё несколько стежков, но потом отложил работу. Завтра ему предстояло увидеть всё своими глазами, и он должен быть готов к тому, что может обнаружить в той деревне, которая так изменила его сестру.