Посвататься к шицзуню

      Не проходит и суток, как Ло Бинхэ и Шэнь Цинцю оказываются на постели, сидя друг к другу лицом в просторных свадебных одеяниях.       Кажется, Ло Бинхэ и впрямь был не на шутку охвачен этой идеей. Взволнованный согласием учителя выйти за него замуж, он тут же начинает всяческие приготовления, желая, чтобы следующий день, негласно выбранный датой свадьбы, прошел для них идеально.       Он менее чем за пару часов умудряется откуда-то извлечь два комплекта свадебных одеяний, безупречно подходящих фигурам молодоженов. Затем всего себя посвящает убранству Бамбуковой хижины — под искренне удивленные глаза Шэнь Цинцю, который по-прежнему пытается привыкнуть к скорости развития событий.       Его хозяйственные руки проходятся, кажется, по каждому уголку. Каждая пылинка оказывается стерта, каждая крошка исчезает под стараниями Ло Бинхэ. Каждая вещица возвращается на свое законное место, а если такового у нее ранее не было — полудемон быстро находит, куда бы ее пристроить, параллельно избавляясь от совсем старых, изношенных вещей, в которых более не будет нужды.       Следующие же часы он посвящает готовке, наполняя помещения восхитительным ароматом, который Шэнь Цинцю в волнении вдыхает в себя. Приводит в порядок собственную одежду. Меняет старые простыни, застилая их новым комплектом. Украшает дом… алыми листьями, лентами и посудой.       Алый ковер заменяет тот, который обычно лежал у них на полу. Цвета любви и крови сервиз вмещает в себя горячие блюда и редкие вина. Кровать застилается алыми подушками и одеялом. Золотая роспись на новых шторах незамысловато сливается в силуэты дракона и феникса — женского и мужского начала. Символ неразрывной связи между влюбленными.       Шэнь Цинцю, приводя себя неспешными движениями в порядок, не устает поражаться тому, насколько тщательно подходит Ло Бинхэ к браку. И пускай какие-то моменты кажутся ему довольно вычурными и лишними — он все же не может сказать ни слова, понимая, что для ученика это имеет особенное значение.       Для других — да, может быть, чересчур. Но для Бинхэ — особый день. Особенное событие, к которому он подходит со всем рвением в своем сердце. Вкладывает весь свой трепет и всю любовь, заботливо поправляя ткань одеяла, или тщательно расставляя посуду на их столе.       Свадьба… это событие происходит раз в жизни. А для того, кто целую вечность мог провести среди моря одиночества и страданий — оно приобретает куда большее значение, чем простое традиционный обряд.       И все традиции он старается соблюсти. Как только приготовления завершаются, а алые одеяния мягко обнимают тела демона и человека, приходит время свершения ритуалов: поклонения, испития вина из брачных кубков, принесения клятвы — говоря обобщенно, они задействуют весь арсенал. И хотя Шэнь Цинцю прекрасно понимает, что уже совсем скоро их одеяниям предстоит быть сброшенными — он, с тихой внутренней усмешкой, все равно следует за своим будущим супругом, трепетно исполняя каждый ритуал.       Прежде он и подумать не мог, что его ученик настолько привержен традициям. Одна только мысль, что Ло Бинхэ может до такой степени жаждать женитьбы, кажется ему настолько забавной и трогательной, что он не может не покачать головой, на этот раз откладывая свой веер — позволяя увидеть улыбку. И с волнением ждет главного ритуала, который постепенно окутывает их собой.       Прежде Шэнь Цинцю и подумать не мог, что будет с таким волнением ждать каждого будущего этапа. Но именно сейчас он в неподдельном предвкушениями наблюдает за Ло Бинхэ, ожидая, когда они перейдут к главному из них — понимая, что жаждет его не меньше. И если еще несколько лет назад он бы посчитал эту традицию странной… нет. Сейчас он бы не променял ее.       Наполовину облаченный в собственные одеяния, Ло Бинхэ замирает, не сводя с учителя восхищенного взгляда.       — Что такое, Ло Бинхэ?       — Учитель, на вас любо смотреть в красном…       Кожа Шэнь Цинцю так контрастно бела, что алая ткань облачения отбрасывает багряные отсветы на его лицо, придавая тому особое очарование. Устремленные на него глаза Ло Бинхэ также, как и собственный, сияют ярче обычного — осознавая это, заклинатель чувствует, как на щеках выступает румянец. Хоть для его ученика выражаться так было в порядке вещей, у него самого это по-прежнему вызывает смущение.       — Тебе тоже… к лицу красное, — в тон ему отвечает он, сжимая край красной накидки.       Впрочем, его слова являются порядочным преуменьшением: Шэнь Цинцю не верится, что на свете найдется хоть одна девушка, которая, завидев подобного новобрачного, не примется слезно умолять его жениться на ней. Впрочем, ни одной девушке на всей земле и не светит быть в центре его внимания, которое Ло Бинхэ обращает на заклинателя — эти мысли невольно вселяют гордость, которая придает смелости. Поддаваясь ей, Шэнь Цинцю хочет сказать возлюбленному еще слова похвалы, однако вдруг замечает, как Ло Бинхэ принимается благоговейно застилать их постель белоснежным шелком.       — Что это ты делаешь? — с легким недоумением спрашивает мужчина.       — Этот ученик слышал о том, — смущенно отвечает ему Ло Бинхэ. — Что это — непременная принадлежность убранства покоев новобрачных…       Он не успевает еще закончить, а по коже Шэнь Цинцю уже пробегают мурашки.       Этот белый шелк его как-то… смущает. Несмотря на то, что данная традиция, казалось бы, вполне себе подходит ко всем предыдущим, и что белый цвет отлично сочетается с красным, все же… одна только мысль, что они будут столь открыты на фоне белого цвета, вновь вызывает краску на кончиках ушей и на скулах.       — Учитель, этот ученик клянется, что будет осмотрителен и вам не придется проливать кровь! — спешно заверяет его Ло Бинхэ, кажись, неверно истолковывая его взгляд. И, сам заливаясь краской, шепотом добавляет: — Я лишь желал уподобиться настоящей паре супругов, насколько это возможно, в точности соблюдая все ритуалы…       Сердце Шэнь Цинцю бьется настолько сильно, что создается ощущение, вот-вот и выпрыгнет куда-то наружу. Неужели его ученик и впрямь беспокоится, что кровь — единственное, что может оставить на нем свой след?       — Бинхэ, ты… ты думаешь, это обязательно?.. — осторожно спрашивает он. Однако, стоит только увидеть, как ресницы на глазах младшего начинают подрагивать от обиды, его губы виновато сжимаются.       — Но ведь если мы упустим столь важную составляющую, — робко возражает ему Ло Бинхэ. — Такой существенный этап, как можно тогда будет считать эту комнату покоями новобрачных?..       — Ладно, ладно, — успокаивающе произносит заклинатель, в извинении накрывая его ладонь своей. — Можешь стелить, я не имел ввиду, что категорически против. Просто… просто это… немного смущает?       Брови Ло Бинхэ поднимаются в легком удивлении.       — Мы с вами стали настолько близки друг с другом, и между нами столькое успело произойти — а учитель по-прежнему чего-то смущается? — игривый огонек, отражающийся в глазах полудемона, вновь уносит воздух из легких заклинателя.       Вовремя он решил напомнить обо всех их игрищах в постели! Абсолютно смущать перестанет! И совсем не важно, что они и сейчас собираются приступить к…       — Я привыкаю, но еще не привык ко всему… — сконфуженно выдыхает он, пытаясь вернуть сердцебиение в норму.       Ло Бинхэ тут же заключает его в объятия, уткнувшись лицом в плечо, и мурлыча, как настоящий кот:       — Этот учитель так мило смущается!       — Да что ты? — срывается с его губ смешок осознания, что невозмутимость на лицо вернуть уже не получится.       Говоря это, он чувствует, как обнимающие его руки ученика тянутся, куда не полагается.       Воспользовавшись возможностью, Ло Бинхэ мигом лишает его всего облачения, оставляя лишь белоснежные носки на ногах.       Хоть учитель и ученик проделывали это бесчисленное множество раз, такой человек, как Шэнь Цинцю, даже спустя столь долгое время, все еще не научился справляться с волнением. При виде возвышающегося над ним торса Ло Бинхэ он, тихо сглатывая, чуть откидывается на простыни — и тут же чувствует на внутренней стороне своих бедер руки, пытающиеся их раздвинуть.       По коже бегут мурашки. Так волнительно… и так приятно. Он всегда чувствует, что готов потерять рассудок от одного только ощущения ладоней Бинхэ в столь интимном для себя месте — однако сам, словно желая почувствовать еще больше, послушно раздвигает перед ним ноги.       Осознание собственной открытости вызывает по телу дрожь. Но она не пугает его — как бы ни пытался много раз в прошлом придумывать себе разные отговорки, Шэнь Цинцю чувствует возбуждение.       Палец касается краешка его губ, когда он слышит ласковое:       — Учитель…       Шэнь Цинцю размыкает губы, позволяя пальцу ученика проникнуть внутрь, и легонько обводит их языком. Он на миг плотно прикрывает глаза, отдаваясь собственным ощущениям, отчего дразнящие касания теплых пальцев, хозяйствующих в его рту, становятся еще более ощутимыми.       Он чувствует, как начинают дрожать собственные бедра, когда одним пальцем дело на ограничивается — очень скоро к первому присоединяется и второй. Учитель тут же старается заглотить их поглубже — поддаваясь навстречу, с громким причмокиванием посасывает, старательно лаская фаланги. Хочет сделать, как можно лучше. Обильно смочить каждый из них, с немым восторгом наблюдая, как от его действий глаза Ло Бинхэ подергиваются влажным блеском.       Вытащив пальцы, он бережно касается ими учителя между ног — и тут же ощущает, как тот вздрагивает. Ноги его сжимаются, грозясь под волной возбуждения свестись вместе, а с губ срывается первый стон.       — Бинхэ!..       — Я здесь, учитель, — он целует его колено, не позволяя свести ноги вместе, и давит на пульсирующее колечко мышц. Внимательно следя за реакцией, проникает, тут же чувствуя, как Шэнь Цинцю инстинктивно начинает сжиматься вокруг него, а на собственных глазах таки проступает влага.       Шэнь Цинцю, не смотря на неоднократность их близостей, сейчас кажется особенно хрупким и невинным, разложенный на белых простынях. Само только осознание, что он касается теперь не просто возлюбленного — а своего мужа, проходится по телу полудемона тысячами мурашек. Будто бы все приходит впервые. Будто бы это — их первый раз, о котором он ничего не знает. И во время которого ему страшно.       Страшно сделать любое движение. Страшно коснуться. Страшно заходить дальше. Причинить даже толику мнимой боли.       Пальцы его движутся очень медленно. Осторожно сгибаются внутри учителя, наблюдая, как тот вздрагивает от этих касаний. Как неровный выдох срывается с розоватых припухших губ. Как слабый стон переходит в высокий, а тонкие пальцы в муке сжимают простыни.       — Бинхэ!.. — зовет он ученика, когда тот проходится пальцами ко чувствительному комочку нервов. Сжимаясь и подрагивая, то жмурит глаза, то напротив, широко распахивает, моляще смотря на возлюбленного. — Бинхэ!.. Ах!.. Прошу!..       А он не может отказать учителю. Ускоряет движения, вырывая из него протяжный скулеж. Свободной ладонью поглаживает бедро, отводя в сторону для большего удобства. Проходится пальцами до колена и скользит, даря своему возлюбленному больше ощущений, которые уносят его сознание прочь.       И он тонет в них. Вздрагивает. Извивается. Стонет и просит больше.       Благодаря стараниям Ло Бинхэ, еще недавно плотно сомкнутое колечко мышц, теперь откровенно блестит от влаги, сделавшись мягким и податливым для касаний к самому себе.       Чувствуя, что растяжка доходит до своего, Ло Бинхэ тут же с влажным хлюпаньем извлекает пальцы наружу. Шэнь Цинцю рвано выдыхает от ощущения пустоты, еще сильнее сжимая простынь руками. Чувствует, как в отчаянии начинает кричать собственное тело, умоляя, чтобы пустоту эту убрали. Чтобы коснулись вновь. Чтобы заполнили собой снова.       Ло Бинхэ тотчас подается к нему, обнимая всем своим телом. Обвивает руки вокруг груди и шеи, а пахом пристраивается между изящных ног. Потирается пахом меж ягодиц — и Шэнь Цинцю вздрагивает, когда к самой потаенной части его тела прижимается пульсирующая головка.       Он тут же извивается под Бинхэ. Чувствуя, как напряжены их тела, чувствуя, а возбуждение туманит разум, инстинктивно подается вперед. Жмется ближе, словно желая вобрать в себя — и отчаянно постанывает, искренне не понимая, почему любимый не заполняет его собой. Почему не входит, лишь потираясь о пульсирующее отверстие. Вынуждая его извиваться и поскуливать от переизбытка эмоций.       — Бинхэ!.. Бинхэ!.. — он хватается ладонями за его плечи, чувствуя, что сейчас вот-вот может рассыпаться под ним на песчинки. — Ло Бинхэ!.. Почему ты медлишь?!       Ло Бинхэ в этот момент поглаживает его тело. Слишком контрастно проходится нежным движением по груди, в сравнении с тем, как четко имитирует глубокие и рваные толчки. Дразня его, но не давая желаемого. Давая надежду — и тут же вновь отводя ее.       — Учитель правда хочет ощутить меня?       — Ло Бинхэ!.. — возмущение Шэнь Цинцю, отражающееся в его голосе, тонет в очередном стоне, когда полудемон вновь имитирует глубокий толчок. — М-м-ах!..       — Скажите… учитель…       — Бинхэ….       — Я дам вам то, чего вы попросите, честное слово…       — Я… х….       — Учитель… — он утыкается ему в висок, а ноготком задевает сосок на груди. Играюче, совсем незаметно, но даже этого достаточно, чтобы Шэнь Цинцю снова всхлипнул. — Не бойтесь своих желаний…       — Прошу, Бинхэ!.. — сдаваясь, протягивает ему.       — Чего же, учитель?       — Прошу!.. — он вновь извивается под ним, обхватывая бедрами ученика. Жмется грудью к его груди. — Прошу!.. Я хочу!..       Ладонь Ло Бинхэ проходится по бедру, касаясь мягкой ягодицы, и Шэнь Цинцю в отчаянии стонет на его ухо, а на глазах выступают слезы.       — Прошу, я хочу тебя… — выстанывает он рваным шепотом, чувствуя, как тело начинает бить дрожь, а глаза прикрываются, силясь пережить волну возбуждения.       На головке его члена выступает предэякулят. Колечко в мольбе пульсирует, умоляя, чтобы его коснулись. Пальцы попеременно хватаются то за плечи, то за волосы человека, который ему так нужен, а губы тихо подрагивают после каждого стона.       И наконец Ло Бинхэ исполняет просьбу. Укладывая любимого на белый шелк вновь, оставляет поцелуй на самом его лбу, смахнув перед этим темные волосы. А после поглаживает ягодицу, надавливая головкой на пульсирующее маленькое колечко.       — Учитель… я вхожу.       Не переставая часто дышать, Шэнь Цинцю еле заметно кивает. Ло Бинхэ же, внимательно следя за каждым изменением в лице старшего, не менее крепко удерживает его за талию обеими руками, прежде чем устремиться внутрь.       В тот же миг из горла Шэнь Цинцю вырывается хриплый стон. Чувствуя сладкую боль, его пальцы по инерции изо всех сил впиваются в удерживающие его руки.       Мысленно приготовившись принять возлюбленного, он старается расслабить свое тело, насколько это возможно. И хотя половой орган Ло Бинхэ по-прежнему является слишком большим, чтобы принять его без отголосков боли — он все равно не ощущает это чем-то неприятным для себя. И стон, что срывается с его губ, отражает слепящее удовольствие, что он наконец чувствует такую знакомую твердость, которая заполоняет в нем все.       И Ло Бинхэ следит, чтобы учитель не испытал настоящей боли. Войдя лишь наполовину, он останавливается в нем, позволяя привыкнуть к себе, и поглаживает пальцами мягкий живот возлюбленного.       А он под ним забывается в стонах. Мечется, сжимаясь вокруг него слишком сильно. Чувствуя, как горит огнем собственное тело и как пульсируют сокращающиеся внутри стенки, обнимая горячую плоть. Обнимая, сжимая, удерживая в себе.       Это приносит странное наслаждение. И если еще год назад он мог бы с возмущением хлопнуть по голове наглеца, осмелившегося предположить, что Шэнь Цинцю будет с удовольствием стонать под мужчиной — то сейчас он именно это и делает, ни за что не готовый променять данное чувство.       Проходит несколько секунд, и Ло Бинхэ, который обычно к этому времени может вновь продолжать движения, пробует сделать новый толчок — но чувствует, как заклинатель по-прежнему плотно сжимает колечко мышц, не позволяя сдвинуться ни на миллиметр.       Тогда он решает воспользоваться обходным маневром, чтобы помочь Шэнь Цинцю сбросить часть напряжения. Ладонь тянется к паху, аккуратным движением обхватывая его член. Скользит по нему, от основания до головки, большим пальцем поглаживая ее. Массирует, чуть надавливает — и слышит, как старший вновь начинает стонать, выгибаясь под ним и расслабляя бедра.       Не останавливая движений, он наблюдает, как возлюбленный подрагивает под ним. Как вновь комкает простынь под собой. Как разбрасываются по шелку его темные волосы. Как тот часто дышит, зовя полудемона по имени, и смотря на него затуманенным пеленой взглядом.       Чувствуя, что стенки, сжимающие половой орган, расслабились, Ло Бинхэ тотчас пользуется этим, толкаясь в Шэнь Цинцю глубже.       Ощущая пронзительное чувство, будто бы его распластали надвое, заклинатель откидывает голову, и его звучный стон разносится по всей комнате. А Ло Бинхэ, будто бы в поощрении, склоняет голову над его телом — поглаживая грудь сперва ладонью, касается мягкими губами, бережно обхватывая ими твердый сосок.       Будучи мужчиной, Шэнь Цинцю ранее и не размышлял над тем, что будет питать слабость к подобным ласкам. Однако в эту секунду его захлестывает необычайно яркое ощущение, пронзающее все тело стрелой, и являющее звезды перед глазами.       — Бинх-хэ!.. — он весь сжимается под ним, пульсируя каждой частицей своего существа.       Он краснеет от реакции своего тела. Наслаждение и смущение сплетаются в одном вихре. На зажмуренных ресницах вновь выступает влага, скатывающаяся с уголков по его щекам.       Он качает головой, не зная, то ли попытаться отстраниться, спасаясь от яркого удовольствия, которое накрывает его все больше, то ли напротив окунуться в него с головой, чтобы его затопило. Чтобы все чувства обострились в нем до предела. Чтобы наконец отпустить все то, что сковывало его «до», задыхаясь и жива только «Ло Бинхэ», его поцелуями и уничтожающей изнутри любовью.       Пользуясь этими метаниями Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ ловко совершает новый толчок, чтобы проникнуть еще глубже в самую сокровенную точку, спрятанную в его теле.       От ее стимуляции, столь неожиданной и столь точной, Шэнь Цинцю буквально взрывается изнутри фейерверком эмоций. Стон, срывающийся с губ, перерастает в крик наслаждения, а бедрами он сильнее сжимает орган внутри себя, обильно изливаясь на их прижатые друг к другу животы.       Он вновь закрывает глаза, чувствуя, как мощный оргазм сотрясает хрупкое тело. Помогая поддерживать его, продлевая — Ло Бинхэ, удерживая возлюбленного за талию, еще несколько раз проходится по чувствительной точке, вынуждая учителя поскуливать в его руках без остановки.       Его податливое тело становится для Бинхэ еще более желанным: теплый и влажный глубокий проход позволяет стремительно разбегаться по всей длине, не оказывая ни малейшего сопротивления, и лишь ощущая сопровождающую пульсацию. Она дурманит сознание, возбуждает куда сильнее, обостряет испытываемое до предела.       Он чувствует, как наслаждение затапливает уже его с головой. Стоны срываются с собственных губ, сливаясь в унисон с выдохами учителя. Пламя любви разливается по всем венам, пульсирует в паху, сжигает и возрождает вновь.       А опуская взгляд, он может любоваться телом учителя не только физически — глаза Ло Бинхэ получают эстетическое удовольствие от одного только вида прекрасных черт. Ровные скулы покрываются розоватым оттенком, припухшие губы маняще раскрываются при каждом вдохе, изящные изгибы ключиц и талии являют собой образец искусства. А на стройных длинных ногах по-прежнему красуются аккуратные, безупречно белые носочки.       Эта картина распаляет страсть Бинхэ только сильнее.       Судорожно комкая простыни, Шэнь Цинцю стискивает зубы под воздействием нескончаемых толчков, каждый из которых выбивает его дух все больше и больше — ощущение только пережитого оргазма, от которого он не в силах как следует отойти, мешаются с продолжающимися проникновениями, которые переворачивают в нем все вверх дном. Привыкнуть к сопряжению таких разных ощущений вместе оказывается сложно, однако он все равно продолжает обнимать бедрами талию возлюбленного ученика, силясь справиться с собой и приспособиться к его ритму. Однако, раз за разом, он продолжает терпеть поражение, обессиленно выдыхая:       — Помедленнее, Бинхэ…       Слишком быстрой темп. Если бы только снизить его, хотя бы совсем немного… ему нужно совсем чуть-чуть времени!       Опуская взгляд на его лицо, стоит только заслышать просьбу, Ло Бинхэ послушно останавливается, часто дыша и утыкаясь ему в плечо. Чувствуя, как дрожат тела их обоих, сплетенные воедино, старается справиться с собственными ощущениями не меньше.       — Простите, учитель… — после продолжительного молчания шепчет его ученик. — Просто… когда вы так пульсируете и сжимаетесь вокруг меня… мне… мне сложно остановиться…       Он рвано дышит. Грудь его вздымается и опадает, но он продолжает стоять на месте, замерев в объятиях заклинателя, чтобы не сделать лишних движений. Покорно ждет, пока любимому станет легче. Прислушивается к звукам его дыхания, а ладонью касается спутанных длинных волос на его затылке. Словно стараясь помочь ему. Облегчить состояние и прийти в себя. Успокоить бушующие внутри чувства, которые так завихрились в момент оргазма.       Застывший же в руках возлюбленного Шэнь Цинцю прикрывает глаза. Вспоминая о дыхательной практике, пытается кое-как применить ее, не убирая ладони с плеча мужчины. Наслаждается временной передышкой, позволяющей восстановить силы, но пока даже не старается делать лишних движений.       Вместо этого он вдруг произносит, случайно задевая ягодицу Бинхэ коленом:       — Прекрати… Бинхэ, прекрати…       — Что прекратить? — в недоумении спрашивает он, а в глазах отражается беспокойство.       Неужели он сделал что-то не так?       — Прекрати называть меня учителем…       Он произносит это на выдохе. Произносит, как душевное откровение, которое уже давно зрело в его голове, но которое оформиться в искреннюю просьбу нашло силы только сейчас.       Именоваться «учителем», когда вы прошли брачную церемонию, а сейчас твоя задница сжимает пульсирующий мужской орган — право, это уже переходит все границы достойной подражания наставнической самоотдачи!       Услышав же подобные слова, напряженная морщинка, проявившаяся на лбу Ло Бинхэ, разглаживается. Он выдыхает с некоторым облегчением, однако взгляд не теряет остаточного беспокойства. Хотя здесь скорее подойдет слово «непонимание».       — И как же мне называть вас, если не «учитель»? — в голосе Ло Бинхэ слышится искренняя растерянность.       — …Да как хочешь… — всхлипывает Шэнь Цинцю, на пробу делая движение бедрами вновь. — Называй меня, как хочешь… И… помедленнее, а-ах!.. Помедленнее, Бинхэ…       Удерживая за талию, чувствующий готовность любовника к продолжению, Ло Бинхэ упорно толкается в него пару раз, вновь срывая поцелуем звучные стоны.       — Хорошо, — рвано кивает он. — Но тогда учитель, и вы называйте меня по-другому — тогда я замедлюсь!       «Кто еще тут торгуется?»       Словно слыша его протест, приподняв Шэнь Цинцю руками, Ло Бинхэ рывком подтягивает его к себе, отчего гигантский член проникает в него еще глубже.       Заклинатель тотчас издает оглушительный стон.       — Хорошо-хорошо!. И как же… мне тебя… называть?.. — выдавливает, силясь прийти в себя.       Ло Бинхэ приостанавливается и, заключая мужчину в объятия, в смущении принимается говорить иносказаниями:       — Мы… поскольку это наша первая брачная ночь, учитель, как насчет того, чтобы называть меня…       …       «Спасите мою душу!» — умирая от смущения, едва не завывает вслух, чувствуя, как все лицо становится красным-красным.       — Учитель, ну назовите меня так хоть разок, пожалуйста?! — в радостном предвкушении просит его Ло Бинхэ.       Однако Шэнь Цинцю, уткнувшийся в его плечо и стиснув зубы, пылает огнем, полный решимости не издать ни единого звука, хоть из уголков его глаз начинают сочиться слезы, а внутренний писк, кажется, и вовсе может оглушить всех.       При виде столь упорного сопротивления, Ло Бинхэ слоняется к его виску, оставляя на нем нежно-умоляющий поцелуй, а голос звучит с нотками тихой, почти по-детски невинной мольбы, отдающей слабой обидой:       — Учитель, даже после того, как мы сделали все это… — взволнованно выдыхает, чувствуя, как губы начинают дрожать. — Вы… неужели вам по-прежнему тяжело это признать?..       Ло Бинхэ, который так надеялся, что любимый хотя бы разок сможет признать свои чувства и озвучить для него вслух, чувствует, как собственные глаза предательски наполняются влагой. Хотя бы в такой важный для них момент… который сам собой подразумевает открытость! Разве он не заслуживает того, чтобы учитель откровенно поговорил с ним?..       — Всего один раз… — просит он его вновь. — Если учитель не хочет, то всего один-единственный раз: я сохраню его в памяти и впредь никогда не попрошу сам об этом, хорошо?       Он дрожит, а прерывистое дыхание, сквозь которое он старается сдержать невольные слезы, касается самого уха Шэнь Цинцю. Он вздрагивает и сам, чувствуя, как сердце начинает колотиться в груди, борясь со смущением и отчаянным желанием утешить любимого человека: он вовсе не «не хочет»! Просто… просто… это так ново и волнительно для него…       «Но как я могу отказаться от подобного предложения?»       В конце концов справляясь с самим собой, он собирает силы чтобы озвучить эти слова.       Но он совсем не уверен, что сможет смущение побороть вновь в ближайшее время!       Взволнованно втягивая воздух, он шепотом произносит произносит:       — Муж…       Глаза Ло Бинхэ тотчас радостно вспыхивают:       — Учитель, что вы только что сказали?!       — Му… — Шэнь Цинцю распахивает глаза, проглатывая конец слова, отчего звучит теперь тише комариного писка, тотчас обращаясь в мольбу: — Бинхэ… прошу… помедленнее…       Однако тот продолжает улыбаться кошачьей улыбкой:       — Учитель, скажите малость погромче, я не расслышал!       С ростом его энтузиазма возрастает и напор — после нескольких жестких толчков Шэнь Цинцю чувствует, что у него внутри все заворачивается в безумный вихрь, и он сдается на милость демона окончательно.       Из последних сил вцепившись в волосы Ло Бинхэ, он простанывает, задыхаясь:       — Ох… Ах… Муж, муж, прошу тебя, прекрати, я больше не могу… Я правда больше не могу… — он вздрагивает всем телом, отчаянно прижимаясь к нему ближе — старается напротив взять еще больше, полностью противореча произносимым словам.       Не дожидаясь, пока он закончит всхлипывать, Ло Бинхэ поднимает Шэнь Цинцю, усаживая себе на колени, отчего его член проникает в недосягаемые прежде глубины. Под звучный вскрик, одной рукой он, поддерживая Шэнь Цинцю, а другой обнимая за талию, упорно продолжает пронзать его тело. Вновь и вновь, снова и снова.       — Жена!.. — бросает он прямо-таки источающим счастье голосом.       «…Спасите мою душу!»       Это слово заставляет Шэнь Цинцю залиться такой краской, что все его тело напрягается, включая пульсирующее отверстие.       — Твою мать, заткнись!.. — вырывается у него. — Не… не называй меня подобными словами!       Однако Ло Бинхэ нет дела до его возражений. Продолжая засаживать Шэнь Цинцю, он обнимает его, шепча:       — Учитель, вы такой хороший…. Я всегда хотел услышать, как вы называете меня так, вы не могли бы повторить это еще парочку раз?       «Ах ты бесстыжий лис! Кого я просил перестать называть меня учителем?»       По телу Шэнь Цинцю снова проходит дрожь. Даже не сталкиваясь с учеником глазами, он может сказать, что Ло Бинхэ, должно быть, плачет сейчас от восторга.       Воистину, он просто неисправим! Но именно эта мысль и вызывает на лице улыбку.       Их конечности переплетаются, тела с ног до головы пронзает жар и желание. Дыхание сбивается и смешивается между собой. Стоны наполняют горячий воздух, а ноги Шэнь Цинцю от переизбытка эмоций то и дело соскальзывают со спины Ло Бинхэ, причем одновременно с этим съезжает вниз и он сам. Стремясь сохранить позицию, мужчине остается лишь крепко обнять ученика за шею — притянув к себе, он сливается с Ло Бинхэ в одном из самых страстных их поцелуев.       Заручившийся содействием учителя, Ло Бинхэ оказывается словно ребенок, дорвавшийся до сладостей — его глаза начинают сиять еще ярче, а движения нижней части тела становятся более энергичными, без устали раздвигая твердой широкой головкой сокращающиеся стенки Шэнь Цинцю. В конце концов тот сдается, падая в круговерть страсти, позволяя себе кусаться еще отчаяннее, и испуская все более громкие стоны, полные сжигающего удовольствия.       Это приводит Ло Бинхэ в абсолютный восторг — ему нравится любой звук со стороны Шэнь Цинцю, а такая яростная отдача, в которой он отпускает всего себя, и вовсе безжалостно ослепляет.       Прежде чем сознание заклинателя окончательно теряется в волнах страстных желаний, его уха вновь достигает шепот:       — Учитель… назовите меня так еще раз…

* * *

             Когда Шэнь Цинцю просыпается утром следующего дня, то первой его мыслью становится желание спрятаться от всего этого мира далеко-далеко, чтобы его никто никогда не видел.       Он готов поклясться, что его предохранительное чувство смущения и собственного достоинства прошлой ночью испарилось окончательно, не оставив после себя и капли.       Ничего более постыдного он себе раньше и представить не мог! Однако сейчас — неловкость мешается с осознанием собственного удовольствия, которое окутывает его. Даже несмотря на то, что все его тело характерно после бурного секса ноет.       Лежащий рядом с ним Ло Бинхэ, напротив, пребывает в полностью стабильном отличном настроении. Замечая, что учитель проснулся, он незамедлительно пользуется этим, чтобы поцеловать его — и заклинатель ощущает сладость любимых губ.       Отстраняясь, Шэнь Цинцю поднимает глаза на полудемона, чуть склоняя голову набок. Он подозревает, что его ученик вовсе не спал, всю ночь напролет глазея на него, так что далее притворяться спящим было бы очень глупо. Смиряясь с этим, заклинатель открывает было рот, чтобы заговорить, но, кажется потеряв голос за прошедшую ночь, оказывается способен лишь выдавить несколько нечленораздельных звуков.       Поцеловав его еще раз, Ло Бинхэ, сияя улыбкой, похоже, удовлетворяется этим, заботливо предлагая:       — Учителю стоит как следует отдохнуть, я приготовлю завтрак.       Он собирается уже встать с постели, чтобы одеться, однако, услышав какие-то невнятные звуки со стороны Шэнь Цинцю, переспрашивает:       — Что?       К этому моменту Шэнь Цинцю вновь заливается краской. А после вопроса Ло Бинхэ краснеет еще сильнее, замявшись:       — Н-нет, ничего…       Ло Бинхэ по-кошачьи склоняет голову.       — Все хорошо? Эта наша ночь была довольно активной… может быть, мне стоит сделать расслабляющий массаж, чтобы помочь мышцам и телу учителя прийти в норму?       Краснея еще больше — хотя казалось, что больше уже попросту невозможно — Шэнь Цинцю отчаянно качает головой из стороны в сторону, в смущении пряча лицо.       — Не стоит… это будет лишним…       Ло Бинхэ смотрит еще пару секунд, явно желая добиться еще какого-нибудь ответа, но сдерживается.       — Тогда я пойду готовить завтрак.       Бережно укутав учителя тонким одеялом, он поворачивается, оставляя его наедине со своими мыслями, и принимается неторопливо натягивать подобранную с пола одежду.       Шэнь Цинцю усаживается на кровати, набросив собственное одеяние на плечи, и поднимая глаза на возлюбленного. Какое-то время он сидит так неподвижно, просто глядя на стройный силуэт ученика, который в утренних лучах солнца кажется ему еще прекраснее, чем вчера. Еще прекраснее, чем во все предыдущие дни, когда ему только доводилось видеть Бинхэ раздетым.       Сердце стучит быстро, любуясь чертами человека, который становится для него всем. Такой невозможный… сильный. Любящий. Чуткий. Прекрасный своей заботой и своим телом. Осматривая его все внимательнее и внимательнее, Шэнь Цинцю ловит себя на мысли, что, кажется, вытянул в этой жизни самый счастливый лотерейный билет, раз может разделить эту самую жизнь именно с Ло Бинхэ.       Он наблюдает, как тот надевает на себя одежду, пряча черты обнаженного тела. Как поправляет волнистые волосы, собирая их в пышный хвост… а затем — что-то приходит к нему на ум, и он шепотом зовет его:       — …Муж?       Спина Ло Бинхэ тут же замирает.       Кажется, он прямо-таки прирос к месту, и в комнате наступает абсолютная тишина. Слышится лишь медленное дыхание, доносящееся со стороны заклинателя — и то он его задерживает, словно боясь спугнуть и Ло Бинхэ, и самого себя.       Наконец выдыхает сам Ло Бинхэ. Очень медленно разворачиваясь, будто в неверии, он переспрашивает:       — Учитель, как вы только что меня назвали?       На этот раз уже Шэнь Цинцю теряется в своей речи.       — А?       Он сжимает ткань одеяний. Хочет как-то объясниться, но не выходит — никакие слова не приходят на ум, а сердце лишь учащает бег.       — Этот… Этот учитель… М-м, я… Гм…       Вот потому что никогда не стоит зарекаться: он только что считал, что более смущающей ситуации в его жизни уже не будет — и вот же она! Распишитесь!       На этот раз Ло Бинхэ не просил его в помутившемся состоянии сознания, ровно как и не пытался вымолить это слово слезами — становится очевидно, на сей раз у Шэнь Цинцю решительно нет никаких никаких отговорок. Он сам захотел назвать своего ученика именно так, и все тут!       Но после того, как это срывается с его языка, Шэнь Цинцю ощущает такую неловкость, что вновь закрывает лицо руками.       В конце концов, спустя неопределенное количество частых выдохов и мыслей в своей голове, он все же принимает вырвавшийся свой порыв. В конце концов… он ведь действительно любит его, и ему действительно пора справляться со своим смущением при уже муже, не так ли?        Вновь открывая лицо, он укладывается обратно на кровать, разбрасывая руки в стороны от себя.       — Этот учитель проголодался, — произносит он, стараясь согнать с лица оставшуюся неловкость.       — Учитель, я тоже проголодался, — с улыбкой заявляет ему Ло Бинхэ, вновь ложась рядом с ним.       «Нет, ты правда невыносим! Все не перестанешь звать меня учителем, хотя и говорил мне!»       Впрочем, всерьез Шэнь Цинцю не возмущается, лишь с поднятым уголком вверх принимая эту особенность своего ученика, который, кажись, никогда не расстанется со столь полюбившимся ему словом.       — Проголодался — так разве ты не должен идти готовить? — вместо этого спрашивает он, показывая полуухмылку.       — Конечно! — отзывается Ло Бинхэ, внезапно пощекотав старшего под подмышкой. — Вот только что именно готовить: продукты, или мою жену?       «Что ты сейчас сказал?»       В конце концов, иногда завтрак может и подождать…