Звук электричества и запах озона

Хольт царапает ногтями пол, не специально, просто пальцы сводит, как и все тело. Электричество жужжит в ушах, оглушает. Где-то среди отрывков панических криков внутри своей головы, мелькает обрывок мысли, о том, что все вокруг должны слышать этот стойкий, ровный, электрический гул. В принципе так и есть, обычно рядом с Хольтом чувствуется странное напряжение, колебание воздуха, и еле слышный звук электричества. Но настолько тихо, что незнающие люди, списывают это все, на игры собственного разума. Когда Хольт злится, электрические приборы вокруг коротят, и в воздухе раздается ощутимый запах озона. Воздух словно искрится, и мельчайшие волоски на коже, становятся дыбом. Отто в такие моменты предпочитал отходить подальше. Однажды, гуру его очередной мачехи, впервые увидев Августа, заявил, что у того, ужасно грязная аура, которую обязательно нужно почистить, когда созвездие водолеев, зайдет в пятый дом львов. Август вроде не злился, просто испытывал дичайшее раздражение, недоумение, возможно, в какой-то мере стыд, за этого странного, взрослого мужчину, несущего полный бред и получающего за это деньги его семьи. Позже, Август анализировал все свои чувства, и не находил злости, просто в какой-то момент гуру сократил дистанцию, пристально посмотрел Хольту-младшему в глаза, и принюхиваясь, дергая идеально искусственно созданным носом, сказал: « — С такой грязной аурой, господин Август, есть большая вероятность, что вы навсегда останетесь одиноки». Отто, вечно тенью следующей за молодым господином, предусмотрительно сделал пару шагов назад, и спустя мгновение от гуру осталась куча пепла и не убиваемый серый хипстерский шарф. Честно сказать, Августу было немного стыдно. Мачеха, чье имя он никак не мог запомнить, плакала, и спрашивала, почему он ее так ненавидит. Август просто молча смотрел на нее. Огромное количество энергии, циркулировало по его организму, поддерживая его жизнеспособность, но при этом моральных сил не было отвечать. За этот проступок, его отец в очередной раз отослал его как можно дальше, а когда Август вернулся, спустя пару лет, Хольт-старший уже снова был женат, на новой девушке. Возвращаясь в данный момент времени, Хольт, задыхаясь, царапал пол на котором, корчился в судорогах, стараясь сдержать все свои импульсы, которые настойчиво «кричали» каждой клеточкой его тела. Это была агония, вал боли и жара, снова и снова прокатывающийся от макушки, до кончиков пальцев ног. Казалось, звук электричества в ушах, превратился в нечто, и поселился за глазами Августа, их пекло изнутри, и по щекам не переставая бежали слезы, которые тут же испарялись, но новые набегали снова, оставляли полосы грязи на пыльном лице Хольта, капали вместе с потом на пол. Август тяжело, загнанно дышал, хрипел, утыкаясь лицом в пол, пытаясь подавить то, что теперь было его естеством. Поэтому тихое: « – Август!», услышал не сразу. А когда услышал, и все же заставил себя посмотреть, почувствовал, дикий бесконечный ужас. Дима был ошибкой. Что-то забарахлило в системе, где-то кто-то просчитался в коде, и вот Август слушает глупые оскорбления высокого, тощего полицейского, переводит взгляд на маленькое, светлое нечто, и в воздухе начинает пахнуть озоном. Он не злился, это было все, что угодно только не злость. На этот раз Август был в этом уверен. Он довольно часто отключался от окружающего мира, и умел мастерски глушить голоса всех людей вокруг себя, просто потому что они его бесили, так, что когда в первую их встречу с Димой, все вокруг неожиданное затихло, Хольт не придал этому значения. Скорее, это было ожидаемо, ведь этот дурацкий тощий парень, все продолжал нести свои остроты, остальные копы, слушали, кивали, и тупо похабно ухмылялись. Так, что Августа не удивила привычная реакция его организма, не слушать то, что раздражает, а еще лучше не слышать идиотов. Он с ледяным спокойствием рассматривал их всех, так, словно они были интересными экземплярами жуков, и затем, все с тем же, отрешенным, пустым, холодным взглядом посмотрел, на невысокого, обманчиво юного мужчину. Август точно не злился, и звуки резко поутихли, лишь из-за ментальных особенностей Хольта, а вовсе не из-за того, как Дима улыбался. Нет, конечно, вовсе не из-за этого. Дима был другим и смотрел иначе, и улыбался по-другому. Не так как остальные мужчины в той комнате, не похабно, не насмешливо, не зло, не тупо. Он смотрел Августу прямо в глаза, и в его взгляде не было вызова, не было соперничества, не было желания проявить какую-то глупую, животную иерархию. Кажется, впервые за всю свою жизнь, Хольт почувствовал, что в нем видят человека, что на него смотрят как на человека. Не на кусок мяса, не на объект, не на кого-то, кому срочно нужно указать его место, кого обязательно нужно обмануть, провести, использовать. Нет, Дима действительно каким-то невероятным образом, не смотря на то, где вырос, и кем был, умел видеть в людях людей. И пока, они не пытались обидеть его, он не пытался обидеть их. Он по умолчанию относился к людям так, будто бы они все действительно заслуживали уважения. Их дальнейшее общение, строилось на ошибках системы. Хольт был уверен, что знает сценарии всех и вся. Знает, как использовать оружие людей против них самих же, знает, как и чем давить, как заманивать в свои сети, как расставлять ловушки. Дима не вписывался. Обошел все ловушки, не поддавался на провокации, и действительно, не собирался нападать на Хольта, или по умолчанию видеть в нем врага. И это при том, что Дима вовсе не был безобидным. Отто по приказу, предоставил полное досье, еще в первую неделю их знакомства. Дмитрий Дубин точно знал, что делает и куда направляется. У него был четкий точный план, и он ему следовал. Он был упертым и упрямым, и сколько бы людей не говорили, что подобная учеба и работа, не для него, Дима вежливо улыбался, и продолжал делать то, что считал важным и нужным лично для себя. Хольт так никогда не мог. Все, что он делал, было продиктовано волей отца. Если он не боролся за его внимание, то исполнял его приказы. Если шел вразрез с его приказами, то лишь для того, чтобы добиться его принятия и одобрения. Дмитрий шел своим, только ему известным и понятным путем. Люди видели, невысокого, маленького мальчика, который просто не может быть полицейским, слишком мягкий, слишком добрый, слишком невинный на вид. Дубин оказался там, где хотел только благодаря смекалке, и силе воли, так, что если люди предпочитали не принимать его всерьез, что ж это их выбор, и их ошибка. Если ты даже не можешь представить себе, что маленький блондин с невинным взглядом представляет опасность, то это твоя проблема, и твое упущение. И то, как даже коллеги не замечали, как его тело крепнет, голос становится увереннее и жестче, светлые пряди местами седеют, а под очками, скрывается все больше морщинок, пока что играло ему на руку. Дима нарушал почти все стереотипы, не вписывался, но, кажется, не особо от этого страдал. Он нашел свое место, нашел небольшое количество близких людей, и его все устраивало. В этом они также были совершенно не похожи с Хольтом. Как бы Август не старался, он всегда чувствовал себя чужим, ему всегда и всего было мало, всегда было недостаточно, всегда было не идеально. Как будто бы за что бы он ни брался, и чтобы не делал, это не могло быть сделано хорошо, потому что к этому прикоснулся он. И это не могло заглушить постоянную, внутреннюю, фоновую пустоту. Именно поэтому он не прикоснулся к Диме. Август боялся собственного разочарования, боялся, что позволив себе нечто большее, он каким-то образом испортит то, каким был Дубин. Боялся, что либо разрушит его, либо испортит его облик в своих собственных глазах. И не знал, что хуже, обидеть Диму, или разрушить его идеализированную версию в своей голове. Дима не настаивал, но… Был упрям. Поэтому Август не смог спасти самого себя от дружбы с «Димочкой». Это невольное «Димочка», постоянно неожиданно срывалось. Когда они спорили, просто разговаривали, когда Дима, его смешил, и впервые, за годы, Август от души, искреннее смеялся до слез. Когда, ночами Август оставался один, отсылал Отто ночевать в другую часть дома, а сам скользил пальцами под резинку своих пижамных штанов. Август изгибался на простынях, кусал край подушки, чтобы подавить, любые жалкие, хриплые стоны, которых, по его мнению, вообще не должно было быть, но которые продолжали срываться, когда перед его мысленным взором, появлялся «Димочка». Светлые взъерошенные волосы, теплый взгляд, мягкая улыбка, нежные (в воображении Августа) прикосновения. Сейчас, извиваясь на грязном полу, скуля от боли, сквозь марево пота, слез, и полуобморочного состояния, Август смотрел на Димочку, который с напряженным взволнованным лицом, выставив ладони вперед, пытался приблизиться. — Нет! — Даже для этого простого возгласа, Хольт потратил слишком много сил. Дубина, это остановило лишь на мгновение, а затем он продолжил свое движение в сторону корчившегося на полу человека. Август осознал свою ошибку, как только звук его «нет» разнесся эхом под потолком. Следующий шаг Дубина пришелся прямиком в воду, которую он не видел, и, которой был залит весь пол. Это был момент катастрофической кристальной ясности. Когда Дима ощутил, как промокают кеды, а все оставшиеся силы Августа были брошены на отчаянный крик. Вся подавленная мощь, энергии, которой не должно было быть в человеческом теле, с которой обычная человеческая плоть не способна была справиться, словно долго спрессованная, сжатая пружина вылетела из тела Августа. Последнее, что успел увидеть Дима, был яркий голубой свет, и тысячи маленьких золотых молний внутри него. Где-то вдалеке Август кричал его имя.