Под крылом у Ворона

      Мир кажется пустым. Ощущение, словно все разом его покинули, променяли на что-то получше, на что-то позабавней. А здесь остались гулять лишь ветер и нескончаемый дождь. Они словно братья, почти всегда вместе. Интересно, а что они не поделили с солнцем? Должно быть, разошлись во взглядах. Перестали друг друга понимать. А может, никогда в жизни не понимали. И оно так сильно обиделось, что вообще больше не желает выходить из своего небесного ущелья, а его соперники продолжают ликовать, празднуя очередную ночь.       Мия затихла в комнате, притаилась в своем пледе и неотрывно глядела в разбитое окно. Теперь сама себе она напоминала вампира, который спит днем, а пирует ночами. Правда, её жажда не заключается в поисках крови, а даже если и заключается, то в иных целях. Она жаждет кровной мести. Но, видимо, это свершить ей не дано. Эрик все сделает за неё, восстановит справедливость, наведет порядок, но не устранит тревогу из её души никогда, не вытравит боль, не снимет горечь вины... Однажды эта длинная ночь закончится, и тогда брат покинет её навсегда.       – Тоскуешь, Габриэль? – как только кот запрыгнул на кровать и улегся на холодном матрасе, Мия заграбастала его под свой плед. – Ничего. Он скоро вернется. И с ним ничего не произойдет. Он ведь теперь... как... супергерой.       Наступает тягучая и устрашающая тишина. Мия прислушивается к ней и ей чудится, будто слышно на весь город эхо мудрого ворона.

***

      В любом другом городе страшный взрыв, произошедший на пристани, разбудил бы половину населения, но в Детройте к этим звукам уже давно привыкли. Вряд ли хоть один житель обратил на него свое внимание; полицейские сирены обычно сразу начинают перекликаться друг с другом где-то вдали, но не в эту ночь. Словно их это все не касается.       Впрочем, когда они приедут на место преступления, они ничего толкового там не найдут, кроме фирменного знака того самого охотника за головами, неуловимого мстителя. На земле огромный выжженный след – силуэт ворона. Как предупреждение. Как клеймо смерти. Она настигнет каждого, кто виновен, каждого, кто попытается помешать.       Как только из реки достали останки взорванной машины, а в ней обнаружили начисто обгоревший труп, Альбрехт только развел руками, а детектив Торрес понятия не имел, на ком ему ещё выместить злобу, ведь её накопилось так много.       – Я должен найти этого ублюдка как можно скорее, – сквозь зубы цедил он, гневно жуя сигарету.       – Мы его уже нашли, – поспешил к нему на помощь Альбрехт, и как только непосредственный начальник взглянул на него раскрыв рот, сержант с безобидным смешком указал на скелет автомобиля. – Его кличка Ти-Бёрд. Жуткий тип, чье фото никогда не покидало розыскной доски.       – Я смотрю, тебе очень весело, Альбрехт.       – Я удивляюсь, что вы не прыгаете от радости. Этот парень, кем бы он ни был, делает нашу с вами работу.       Торрес окинул взглядом подчиненного и презрительно хохотнул.       – А ты ведь знаешь этого размалеванного мерзавца. Знаешь, кто он, и молчишь.       – Что я могу знать? Что может знать простой патрульный?       Не потеряв чувства собственного достоинства, Альбрехт ушел, оставив детектива и дальше грызть ногти от напряжения и загнанности.       Сам же сержант чувствовал себя как никогда счастливым. Справедливость – вот чего не хватает этому миру. Настолько не хватает, что пришлось посылать из другого. И её носитель преспокойно передвигается по Детройту, а путь ему указывает кто-то или что-то невидное чужому глазу.       Альбрехт имел честь поговорить с ним снова, когда Эрик Дрейвен собственной персоной оказался в его квартирке. До сих пор неясно, призраком он был или же в действительности своей выжившим, но он был частью этой жизни, он все чувствовал и он... плакал. Все внутри него горело и рвалось на части, но во взгляде теплились лишь слезы.       Альбрехт на всю оставшуюся жизнь запомнит глаза этого мальчика...       В нем все меньше сомнений и все больше уверенности в том, что за юнцом нужно пристально следить, чтобы в нужный момент оказать любую помощь. Альбрехт больше не намерен вступать в споры с кем бы то ни было, не намерен выполнять чужие глупые приказы, которые не соответствуют никакой морали.

***

      Возвращение домой под конец ночи в очередной раз откладывается болью на сердце, но вместе с нею приходит приятная тень облегчения. Она мягкая и чарующая, она кладет свои руки на его плечи и словно пытается усыпить. Но Эрик понимает, что ещё рано, что он ещё не все здесь закончил, что тень, преследующая его, тоскующая по нему, должна ещё немного подождать. И она послушно отступает, но напоследок прикасается к нему терпкими губами, которые по-прежнему на вкус кажутся сладкой ягодой.       Но душа стонет. Она жаждет покоя так же сильно, как жаждет справедливости, а ещё для неё мучительна та незаконченная мелодия, что играет в голове порой так сильно, что заглушает любые другие звуки. Она должна была стать синглом, она была посвящена его милой Шелли, а текст, который он писал, и который сжег прошлым утром, полностью олицетворял все, что он к ней чувствует. Ей нравился мотив, но слов она не слышала. Это должно было стать для неё сюрпризом.       Гитара в его руках дрожит, но так манит сыграть этому миру на прощание то соло, пронизанное болью, отчаянием, скорбью и яростью. Да... Последняя все ещё жива в нем и бодрстрвует, жаждет выхода. И Эрик готов выпустить её прямо сейчас, освободиться от неё хоть самую малость, ибо кажется, что внутри все настолько плотно прижато друг к другу, что порой все труднее и труднее дышать.       Он вытаскивает на крышу всю свою аппаратуру, что осталась в квартире нетронутой. Мия, как не странно, не проснулась. Спала крепко, и скорее всего это в первый раз за целый год. А вот Габриэль засуетился, путался возле ног хозяина, выпрашивая, чтобы тот погладил. Эрик уделил ему немного времени, но позже все-таки закончил со своей стереосистемой, поместив установку на крышу дома.       На спящий Детройт брызнули первые лучи жаркого солнца с приходом рассвета. Небеса окрасились в ярко-огненный цвет и запылали над городом. Мия не поняла, что именно её разбудило: то ли это была стрела света, залетевшая в разбитое окно, то ли исчезнувший из-под бока теплый и мягкий комочек шерсти, то ли врезавшаяся в сон мелодия, раздающаяся откуда-то сверху. Эхо как будто плыло по воздуху, то приближаясь, то вновь отдаляясь, улетая куда-то высоко, в дождевые облака.       Неужели это песнь солнца? Неужели именно она пробудила его и заставила покинуть свои владения? Мия спрыгнула с кровати и побежала к окну, аккуратно опираясь о раму, стараясь не порезаться об осколки. Она выглядывала наверх в надежде, что увидит там Эрика, на крыше, но парень стоял где-то на вышине, ловко играя на струнах. Его гитарное соло пробирало душу, по спине рассыпались мурашки, и Мия словно без сил рухнула на пол, возле окна, прижимаясь спиной к стене. Из глаз непроизвольно вырвались слезы.       Струны молили о пощаде, когда соло переросло в агрессивный и скрипучий звук потрепанного, но все ещё живого инструмента. А потом сильный грохот заставил Мию распахнуть глаза. Что-то сверху неминуемо летело вниз, а за этим последовала выброшенная гитара. Ворон, взбудораженный таким внезапным порывом гнева, взмыл в воздух, хлопая широкими крыльями.       Мия спрятала лицо в ладонях. Как же мучительны эти дни жизни для Эрика. Его мятущаяся душа не способна обрести покоя ни здесь, ни там. Без Шелли все теряет смысл. Неосуществимые желания, мечты, несбывшиеся надежды - все превратилось в прах, закружилось диким ветром и было унесено в заснеженные дали. Окропленная кровью земля очистится, но погубленная невинная жизнь никогда не восстановится.       Мия тяжело поднимается на ноги и, укутываясь в плед, бредет по ледяному полу, беспорядочно усыпанному какими-то вещами и бумагами, которые давно потеряли свою ценность. Здесь становится все холоднее с каждым новым днем, и Мия начинает ощущать этот холод - он как страшное предупреждение о том, что скоро жизнь снова покинет эти стены, и на этот раз навсегда. На душе становится тоскливо и скверно, настолько горько, что вкус этой горечи уже начинает ощущаться во рту.       Мия подходит к камину, в котором уже давно не горел огонь, вытаскивает из кармана зажигалку, но вдруг замечает в груде остывшего пепла обрывок белой бумаги, который каким-то образом остался нетронутым. Она дотянулась до него и зажала краешек между тонкими пальцами. Этот обрывок - некогда часть красивой фотографии, разорванной пополам. Шелли осталась целой, а вот у Эрика всего лишь часть красивого лица. Они смотрят друг на друга. Эрик наверняка пошутил, смеется. Шелли скромно смотрит на него, наслаждаясь каждой секундой. Их улыбки широкие и счастливые, полные энергии, жизни, радостей. Самых простых радостей, которые на деле оказываются настолько хрупки и уязвимы, что их следует вечно держать под замком от этого мира, от любых посторонних, чтобы те нарочно или случайно не разбили, не разорвали их в клочья, как эту фотографию. Мия улыбается, бережно стряхивая пальцами следы прилипшего пепла с гладкой поверхности фотографии, а затем прячет его во внутренний карман своей куртки. Вскоре Дрейвен возвращается в квартиру. Но заходит не обычным путем, а через разбитое окно. Просто прыгает сверху, цепляясь за раму и перескакивает на пол. Его сестра невольно вздрагивает, отдергиваясь от камина, будто забежавший под покровом ночи воришка, которого застал хозяин.       – Ох, зачем же так пугать? – выдыхает девушка.       Под тяжелыми шагами Эрика слышно, как хрустит бумага, как жалобно скрипят половицы.       – С гитарой, как я понимаю, покончено?       – Насовсем, – отзывается Дрейвен и, сгибаясь, садится на постель. Мия несмело подходит к нему и опускается возле его колен, пытаясь заглянуть в глаза, но опущенное лицо маскируется под копной черных волос, стертый грим напоминает о существовании посланника ворона лишь тусклым покровом. Мия осторожно гладит брата по голове, вдруг обращая внимание на перевязанные изолентой руки.       – Для чего это, Эрик? – Фанбой... – хрипло произнес парень, – ранил меня. Мне нужно было как-то остановить кровь.       – Остановить кровь? – обеспокоенно переспросила Мия и взяла его руку, рассматривая ладонь. – А разве твои раны не затягиваются сами собой?       – Уже нет, сестренка. Вернее не так быстро, как раньше. Пришлось пожертвовать этим даром ради одного человека. Не волнуйся. Я не умру. Хватило одного раза.       Он еще умудряется шутить. Впрочем, с юмором он никогда не расставался.       – Что за человек?       – Слабая запутавшаяся женщина. Если б ты только видела её дочку. Она мне немного напомнила тебя в детстве. Такая же не по годам взрослая...       Мия улыбнулась, обхватывая ногу брата и кладя голову на его колено. Его ладонь покоилась на её голове. Он хотел сказать о том, что её обидчики, от которых она прячется здесь, больше уже никогда её не побеспокоят, но почему-то не стал. Решил, что со временем она сама обо всем узнает, а сейчас его клонит в сон... Он валится на постель, раскидывая руки в стороны, и Мия, снимая со своих плеч плед, укрывает им Эрика.       – Отдыхай. А я скоро вернусь. Хорошо?       Он кивнул, но ответить уже был не в состоянии – сон в ту же секунду захватил его в свой плен.       Мия бойко шла по улицам, быстро перешагивая лужи. Она держала путь вначале в аптеку, хотя толком не знала, что требуется из лекарств таким пациентам, как Эрик, но тот факт, что его раны не заживают больше с прежней быстротой, её все же пугал. Кроме всего прочего, ей очень сильно хотелось поделиться хоть с кем-нибудь обо всем, что происходило за последние несколько дней. Эрик вернулся, и на какое-то время ей вдруг начало казаться, что он никуда и не уходил. А потом вновь наступило осознание. Это невозможно... А что, если она спятила? Что, если ей все это по-прежнему снится? Ей нужен кто-то, кто способен будет либо подтвердить, либо опровергнуть её историю, и в последнем случае она добровольно пойдет на лечение.       Так вышло, что единственным живым человеком, кому она могла доверять, был Альбрехт. К нему она и держала путь.       Однако увидеться с сержантом Мии Дрейвен было не суждено.       Завернув в очередной пустынный проулок, она увидела на своем пути человека в шляпе, одетого в черное пальто. Чернокожий мужчина неторопливо и даже вальяжно курил сигарету, медленно идя к девушке. Мия нервно сглотнула, попятившись назад, но все ещё неуверенная до конца, что пришли именно по её душу, хотя такое было вполне вероятным.       – А мы тебя уже заждались, – пропел довольный голос с особым наслаждением.       – Меня?       Улепетывать от кого-то ей не привыкать. Она знала, что быстро бегает. Но не в этот раз. Люди, захотевшие перекрыть ей дорогу, подготовились. Едва Дрейвен приспустила в обратную, как из-за угла вынырнул черный Линкольн. Мия чуть не свалилась в грязь, резко затормозив. В панике она не представляла, в какую сторону ринуться, а пока выбирала, грубые руки схватили её сзади и оторвали от земли. Дверь Линкольна открылась, и её, бьющуюся и кричащую о помощи, буквально закинули на заднее сидение автомобиля.       Наблюдавший за происходящим ворон скользнул по воздуху, оповещая об опасности громким карканьем своего избранника. Эхо разбудило небеса, и где-то вдали ему ответил раскат грома, безудержно надвигавшегося на Детройт с заряженными молниями тучами.       Дело шло к своей развязке...