Под крылом у Ворона

      Едва его широкие ладони коснулись белой шерсти Габриэля, как яркий луч света поразил своей стрелой стремительно оживающую память.       Чьи-то грубые руки в ту ночь жадно заграбастали кота, но тот терпеть не мог чужих, особенно на отъявленных подонков у него был нюх. Габриэль не стал мириться с этим ни секунды и воткнул свои острые клыки прямо в кожу мерзавца. Тот рефлексивно разжал руки, и зашипевшая кошка быстро куда-то драпанула.       Но чем дальше, тем хуже. Воспоминания Габриэля о том дне были ещё не закончены. Они налетели на Эрика, будто рой диких ос, и он болезненно согнулся и застонал. Каждый осколок хранил в себе отголоски тех событий: вот Шелли открывает дверь, думая, что это Эрик вернулся домой, вот впускает невольно шайку из четырех человек, один из которых тыкает ей в лицо той самой петицией. Дальше начинается кошмар.       Мия, тихо жавшись в углу, сквозь горячие слезы наблюдает за происходящим и осознает, что ничем не может помочь ни ему, ни себе. Она все ещё на грани обморока, все ещё не верит в реальность, разыгравшуюся перед ней. Она опасается окликать его по имени, она слышит, как сквозь терпеливо сдерживаемый вопль прорывается имя Шелли, а за ним следует рык. Звериный, лютый. Он бьет кулаками пол, скручиваясь в комок, а потом встает на колени, закрывая лицо ладонями. Ноги его словно ещё не окрепли, и они несут его в сторону выломанной двери чулана.       Сознание Эрика утопает в прошлом. Он непроизвольно хватается за грудь, ощущая, как в неё снова влетает нож и застревает между легкими. Он падает, а в голове звучит крик Шелли, которая зовет его на помощь. Но сил хватает лишь на то, чтобы выдернуть нож из груди. Капли крови оседают на пол. Он тянет руку в стремлении спасти её, но перед глазами туман. Он её не видит.       – Эрик, умоляю… – плачет Мия. Наверное, эта сцена будет ещё долго сниться ей в ночных кошмарах. Если это, конечно, сейчас не один из них. Расправив руки, мужчина дергается несколько раз, а после, будто не разбирая дороги, несется к разбитому окну. Цепляясь за верхнюю раму, почти выныривает туда, и Мия закрывает глаза от ужаса, ловя истошное воронье карканье. Стекло хрустит под его сапогами, когда он возвращается в исходное положение и с замиранием разглядывает свои ладони. Окровавленные раны, оставленные кусками торчащего стекла, прямо на глазах зарастают. Эрик тяжело дышит, сжимая сильные руки в кулаки и медленно встает.       Все вокруг смолкает, и только дождь снаружи продолжает свою однотонную музыку. Потоки воды, льющие с небес, при свете фонарей кажутся серебренными. Эрик Дрейвен прислушивается к звукам жизни, к собственному биению сердца, к голосу, что нашептывает утешения, а затем поднимает взгляд на ворона. Тот одобряюще взмахивает крыльями.       «С возвращением, мой мальчик.»       Но вот всхлипы. Напуганная Мия, зажав уши руками, качается из стороны в сторону в углу. И Эрик медленно приближается к ней. Девушка вздрагивает, замечая его статную фигуру, и, кажется, намеревается, слиться со стеной, ища в ней спасения.       – Мия, не бойся, – его голос звучит обнадеживающе, звучит как раньше. Эрик не делает резких движений, останавливается в нескольких метрах от неё и старается приободрить улыбкой. – Это я, слышишь? – опускаясь на корточки, он протягивает руку, готовясь при этом к новым страшным воспоминаниям, которые она может передать ему с помощью одного лишь касания.       Мия дрожит. Её вера крепчает, но сейчас она больше всего боится, что это действительно сон. И как только она прикоснется к нему, он исчезнет. Потом она проснется в одиночестве, вся в слезах. Тем не менее она чуть придвигается и с опаской тянется к его руке. «Только не пропадай, только не пропадай», – молит она молча. Остаются жалкие сантиметры между их пальцами, и Мия их немедленно преодолевает. Кожа холодная и влажная, но она реальна. Его рука не фантомная, и сам он никакой не призрак. Мия цепляется за пальцы брата, и к ней приходит осознание того, что он не снится, он не плод её убивающегося от горя воображения.       – Эрик!.. – буквально ныряет в его объятия, хватаясь за оголенные плечи. Зажмуривает глаза и ощупывает его спину, шею, волосы. – Эрик, Эрик, – прямо как в ту безумную ночь она зовет его, и в этот раз получает ответ:       – Я здесь, я рядом.       Он не решается ей сказать о том, что воспоминания причиняют ему почти что физическую боль. Он старается не издавать ни звука, когда картина детально воспроизводится в его голове, и только дрожит, зажмуривая глаза. Он видит все слишком четко, и кадры сменяют друг друга, вспыхивая ярким свечением. Сестру оттаскивают от его тела, уводят куда-то, где она встречает Шелли, которая на тот момент была ещё жива. А после больница… Все стремительно переворачивается, и боль, жившая в Мии, буквально вселяется в него. Крепче сжимая сестру, он борется с этой болью, привыкает и чувствует, как она распаляет его желание отомстить.       Возможно ли это – вернуться с того света? Или, быть может, это просто чья-то злая шутка? Неужели её воображение настолько отравлено случившейся год назад трагедией, что напрочь затмевает реальность? А вдруг она способна видеть Эрика лишь тут, в пределах этой квартиры? И ощущать его, будто он все ещё состоит из плоти и крови.       Наблюдая за вороном, переминающемся на шкафу, Мия Дрейвен вспоминает одну старую легенду. Раньше люди верили, что, когда человек умирает, его душу в мир иной уносит ворон. Но в редких случаях, когда происходит нечто ужасное, он возвращает её обратно на землю, чтобы восстановить справедливость.       Этой легенде уже сотни лет, и Мия помнит, как в далеком детстве мама, или кто-то, кого она хотела принимать за маму, рассказывала ей это поверье. Но вот чего она в действительности не помнит, так это лица той женщины. Она просто привыкла думать, что это была именно мать. И от этого на душе становится чуточку теплее.       Но что сегодня смогло бы согреть душу Эрика? Он молчит, сгорбленно сидя возле комода, подперев голову руками, прерывисто дышит и едва заметно дрожит будто от холода. Мия не решается к нему снова подойти, и заговорить тоже боится, но выносить эту напряженную тишину становится все труднее. Намереваясь окликнуть его, она лишь приоткрывает рот, но что-то внутри будто не дает его имени вырваться наружу, на свободу. Медленно тянется минута, затем вторая, и так до бесконечности, прежде чем она наконец не выдерживает: хватает с кровати плед и медленно продвигается к брату. Лишь вблизи она ясно видит следы от пуль на его спине. Кажется, их не меньше трех или даже четырех… Кровь стынет в жилах. Всхлипнув, она осторожно набрасывает приятную ткань на его плечи. Он дергается и замирает на мгновение.       – Эрик, ну что с тобой? – в отчаянии спрашивает Мия.       В этом пледе, как и в каждой даже самой малой вещице здесь, хранятся воспоминания. Он видит перед собой Шелли, расположившуюся в кресле. Она в очередной перелистывает каталог будущей невесты, фантазируя себе наряд и прическу, укутываясь в этот плед. Воодушевленная, она притихла, но обрадовалась, когда он подошел к ней сзади и обнял, а потом просто сел и начал любоваться ею. Порой он действительно ловил себя на мысли, что мог бы часами глядеть на неё.       В итоге парень скидывает плед со своего тела, и он падает к ногам Мии. Ей опять ничего не остается, кроме как молча отойти в сторонку. Она тихонько плачет, стараясь ему не мешать, все ещё не решаясь самой себе ответить на вопрос: а не поехала ли у неё крыша от горя?       И ворон в ночи уверенно каркает, пронзая диким криком повисшую тишину. Мия вздрагивает, поднимая на него взгляд, а тот стремительно слетает со шкафа и бросается за заблудившимся тараканом, потерявшим бдительность. Ему, наверное, и в голову не могло прийти, что в этих брошенных стенах его будет поджидать хищник. Поймав свою добычу, ворон довольный взлетел и приземлился на балку. Мия продолжала наблюдать за птицей, а Эрик в это время принялся доставать из комодного ящика содержимое. Мия не знала точно, что там хранилось. Юноша бережно перебирал дрожащими руками фотокарточки, перекладывая их в сторону, долго разглядывал украшения, принадлежавшие Шелли, а затем в другом ящике обнаружил журнал невесты. В нем-то Шелли и подобрала себе фасон для свадебного платья. Все это происходило словно вчера…Эти вещи причиняли ему боль – боль от воспоминаний, которые накатывали с новой силой при каждом прикосновении. Он всего на несколько секунд возвращался в прошлое, а потом его будто волной вновь выбрасывало на берег реальности.       В зеркале Мия видела отражение лица Эрика с налипшими на него мокрыми прядями черных волос. Он тяжело дышал и… плакал? Мия отчетливо слышала эти рвущиеся наружу и подавляемые изо всех сил слезы.       – К-куда девались раны от осколков? – боязливо поинтересовалась девушка. Эрик снова взглянул на свои раскрытые ладони, но ничего не ответил. Вряд ли в данную минуту для него существовало ещё хоть что-то, кроме образа потерянной Шелли. Она не выходила у него из головы. Страница за страницей переворачивались назад и переносили его в её объятия. На маску печального мима, висящую на зеркале, будто тоже наложили отпечаток беспредельной тоски и скорби, и в своем привычном образе он становился ещё более унылым.       Тонкие пальцы холодной ладони коснулись бледной пластиковой щеки, и в сознании, будто в сетях, запуталось очередное воспоминание – мелочное, но бесценное. Эрик любил немного подурачиться. Прикрыв этой маской свое лицо, он приблизился к спящей Шелли и вкрадчиво прошептал: «Бу-у-у». Уэбстер пробудилась и, должно быть, немного испугалась, шутливо оттолкнула парня от себя, а тот хохотал, держа в руках её маску. Потом началось что-то невообразимое. Кажется, разгорелась настоящая бойня подушками. Так они гонялись друг за другом, пока в какой-то момент Эрик вдруг не поймал её, будто маленькую милую фею, что владела неизведанной ни одному смертному магией. Очаровательная волшебница, искренне верящая в то, что дождь не может быть вечным. А потом все резко оборвалось. Потом истошный крик… Мерзкие, отвратительные, похотливые лица убийц, ворвавшихся в их квартиру, встали перед глазами, и Эрик непроизвольно дернулся, издав гортанный рык, будто дикий зверь в клетке, и смел с комода все вещи. Сжатый кулак влетел в зеркало, и по стеклу от удара поползли трещины.       – Я помню… каждого из них, – его голос заставил Мию вздрогнуть и навострить уши. Он вроде бы принадлежал её брату, но так раньше никогда не звучал – надломленный, озлобленный, со сквозящей в нем кипучей болью и отчаянием. – Я помню их лица.       – Только они твое вряд ли вспомнят, – отвечает Мия вполголоса. – Прошел год. Вы, я уверена, их не последние жертвы.       – Ничего, я им напомню. Обо всем. Я заставлю их смотреть мне в глаза, потому что это будет последнее, что они увидят в жизни.       – Что ты собираешься делать?       Эрик помолчал несколько секунд.       – Мы купили эту маску на ярмарке. Она мне понравилась. На тот момент казалось, что в ней нет никакого особого смысла. Но теперь я его четко понимаю.       Повесив пластиковое лицо мима обратно на зеркало, Дрейвен разыскал в ящике какую-то баночку и черную помаду. Накладывание грима давно вошло у него в привычку, так как на своих концертах группа частенько пользовалась им. И Эрик принялся за это со знанием дела. Он наносил белую краску из баночки на свое лицо, почти не оставляя не закрашенных участков, и от этого кожа его становилась похожей на мрамор, после этого в ход пошла черная помада, которой он подвел глаза, добавив яркие полосы, пересекающие их, напоминающие два ровных шрама. Этой же помадой он закрасил губы, а от уголков нарисовал тонкие линии, имитирующие застывшую жуткую улыбку. Лицо мима буквально перекочевало к Эрику, но при этом больше оно не выглядело печальным. Оно раз и навсегда обрело эмоции, среди которых главенствовал гнев.       В треснувшем зеркале он долго рассматривал свое отражение, постепенно восстанавливая дыхание. С ним что-то происходило, но Мия не могла понять, что именно и как к этому относиться. Молодой человек медленно повернул голову и взглядом нашел ожидающего его ворона. Тот все ещё сидел на балке и в этом момент одобряющие каркнул.       – Так что же теперь? – напомнила о себе Мия.       Эрик медленно поднялся со стула. Он передвигался по комнате бесшумно, будто плыл по воздуху, и следы от пуль на его спине невольно бросались в глаза. Эрик достаточно быстро отыскал среди залежей одежды свою черную обтягивающую водолазку и кожаные брюки. Кажется, это был последний штрих, завершающий наконец его образ. Образ, который имел мистическое название, покрытое мраком тайны, мраком старой легенды. Он, как тень, сливался с непроглядной ночью, и лишь яркая вспышка молнии озаряло его мертвенно-белое лицо с черными полосами с отражением в нем глубокой скорби и незыблемой ярости.       – Эрик.       Мия соскочила с кровати, на которой сидела все это время, наблюдая за всем, что делал её брат, и бросилась к нему, крепко обняв и на сей раз ощутив теплоту его тела. Эрик положил одну руку на её плечо, а другой погладил по голове.       – Я не знаю, что произошло с тобой и кто ты теперь, но пообещай мне кое-что, пожалуйста. Мы ведь ещё увидимся?       Он поцеловал её в лоб, слегка нагнувшись.       – Обязательно. И очень скоро.       Эрик отстранил девушку и с ожиданием посмотрел вверх. В тот же миг к нему спустился ворон и уселся на плечо. Парень подошел к разбитому круглому окну и обернувшись ещё раз, просто впрыгнул наружу. Мия побежала следом, посмотрела вниз, но брата нигде не было. Он словно растворился в дожде, и только где-то вдали Мия услышала пронзительный клич ворона.       – Береги себя.