Приёмный сын.

«В самых темных уголках души, где ненависть и горе переплетаются, рождаются решения, способные изменить судьбу.» S.F.A.

***

В старом дворце, окружённом тенью разрушающихся стен и холодным дыханием ветра, Хюррем султан сидела на каменном полу своего уединённого покоя. Её глаза были затуманены слезами, а сердце сжималось от горечи. Каждый день, проводимый вдали от сына, ощущался как пытка. Она могла видеть его лицо в своих снах, но, просыпаясь, вновь сталкивалась с беспокойной реальностью. На столе перед ней лежал зелёный платок, который когда-то принадлежал её ребенку. Она медленно прикасалась к нему, словно в ожидании, что запах его чистоты и невинности вернётся к ней. Но ни один аромат не мог заполнить пустоту, оставленную его отсутствием. — Ты где, мой дорогой? — шептала она, едва слышно. — Ты когда-нибудь вернёшься ко мне? Её маленькая дочка мирно спала в своей колыбели. Хюррем встала и подошла к ней, облегчённо улыбнувшись, чтобы не показать боль. — Доченька, ты станешь сильной, как я, — произнесла она, наклоняясь, чтобы обнять девочку. — Однажды мы всё изменим. Мы вернёмся и отомстим. – Хюррем поцеловала Михримах. — Враги у нас по всюду, несмышленыш. Но я сделаю всё, чтобы защитить тебя и вернуть то, что у нас отняли, — ответила Хюррем, крепко сжимая дочку в своих объятиях. Словно предчувствуя её намерения, ветер завыл за окном. Хюррем вышла на балкон, её длинные волосы развевались в ритме встречи с бурей. Она смотрела на горизонты, где прежде поднимались могучие стены дворца, обрамленного золотом и славой. Теперь он превратился в тёмное напоминание о потерянных мечтах. — Я вернусь, — проговорила она, сжимая кулаки. — Я вернусь и обрушу всё это на их головы! Вы не сможете затмить мою любовь, не сможете забрать у меня моё счастье. Каждое слово отзывается в её сердце, как пропущенные удары. Хюррем знала, что её сила не в мечах и не в интригах, а в любви к своим детям. Она замечала, как в её душе разгорается огонь. Эта горечь, эта тоска сливали её с великими женщинами истории, оказавшимися в схожих обстоятельствах. — Я сделаю так, чтобы ты гордился мной, мой сын, — шептала она, поднимая взгляд к ночному небу. — Я не сдамся. Свет звёзд лежал над ней как покров, а её сердце, разбитое, продолжало биться в унисон с обещанием, произнесённым в тени старого дворца.

***

В тёмной комнате, залитой тусклым светом от низкой лампы, раздавался пронзительный плач маленького Мехмеда. Его крошечные ручки беспомощно тянулись в пустоту, где, казалось, таилась забота его матери. Сулейман, сидя на краешке дивана, уставился в пол, его сердце разрывалось от сожаления. — Почему он не успокаивается? — прошептал он, сердито сжав кулаки. Воспоминания о весёлых днях с женой, когда смех ребёнка наполнял дворец, грустно перемешивались с реальностью. Лица Валиды и Махидевран, о которых в этот момент думал, виновато блуждали в его воображении. — Сулейман, — вмешалась Айше хафса, её голос был строгим, но в его нотах звучала забота. — Мехмед — ещё со всем малыш. Он скучает по матери. Ты должен понять это... — Я понимаю, — тут же ответил Сулейман, — но почему, чёрт возьми, она не может успокоить его? Почему она не рядом?! Потому что она убийца? Его слова прозвучали как выстрел. Айше сделала шаг вперёд и в гневе встретилась с его взглядом. — Ты не можешь думать только о себе! — произнесла она, её голос стал жёстким, словно металл. — Она не в силах быть здесь, и ты тоже это знаешь. Сулейман снова отвёл взгляд, до него долетали всхлипы Мехмеда, требующего убаюкивания и любви. В воздухе витали слова неизбежности и усталости. — Это должно лечь на её плечи, — резко произнесла Айше, указывая на Махидевран, сидящую в углу, её взгляд был погружен в собственные думы. — Ты должна принять Мехмеда как собственного сына! Махидевран, услышав своё имя, подняла голову, её глаза полны непонимания и страха. — Я... я не могу, — произнесла она, её голос дрожал от внутренней борьбы. — Он не мой. Как я могу дать ему то, чего он не знает? — Он нуждается в тебе! — закричала Айше, её слова, как стрелы, разрывали тишину. — Это твой долг, твоя обязанность! Махидевран сокрушенно опустила голову, стиснув руками подол своего платья. — Я... я не уверена, — пробормотала она, её горло сжалось от чувства безысходности. Она взглянула на Мехмеда, его крики причиняли ей боль, но в то же время её собственные страхи возникали, как тёмные облака. Сулейман встал, его решительность стала центровой точкой всей этой драмы. Он подошёл к Мехмеду и, склонившись, тихо сказал: — Маленький, я с тобой. Но под его словами скрывалась растерянность, которая пронзала его душу. Как можно передать ребёнку утешение, когда он сам не знает, как успокоиться? Время текло медленно, обстоятельства ставили перед ним всё новые и новые преграды, а Мехмед продолжал плакать.

***

В тёмных покоях, вимперящие синие шторы развевались от сквозняка, как сны, сбежавшие от реальности. Махидевран, отчаянно рыдая и бросая вокруг декоративные подушки, выглядела как никто не когда. Её лицо было искажено от злости и горя, а глаза сверкали, полные неутолённой ненависти. — Почему?! — вскрикнула она, опрокидывая вазу, из которой высыпались лепестки засохших роз. — Почему именно мне?! Почему Валиде и Сулейман решили, что я смогу заботиться о Мехмеде?! Гюльшах, наблюдая за этим буйством, не могла сдержать усмешку. Она подошла ближе, стараясь придать своему голосу лёгкость, словно это была обычная беседа, а не разговор о ненависти и горечи. — Госпожа, разве вы не понимаете? Это и есть наш шанс! Через него мы можем навредить Хюррем. Он — её маленькая уязвимость, а значит, наш козырь против неё. — Ты не понимаешь! — воскликнула Махидевран, оборачиваясь и впиваясь глазами в служанку, как будто искала в ней поддержку. — Мехмед — сын женщины, которая причинила мне боль! Я не смогу полюбить его, как своего Мустафу. Он — преграда на пути к трону моего сына! В сердце Гюльшах заволновалась искра понимания. Она знала, что горе Махидевран пылает как огонь, но её собственные амбиции не могли позволить ей пойти на попятную. — Но разве ты не хочешь, чтобы твой Мустафа стал султаном? — тихо спросила она. — Мы можем очистить дорогу к трону, если разрушим Хюррем через её сына. Это путь к нашей победе. Махидевран, стоя среди хаоса, второй раз посмотрела в глаза Гюльшах. Их взгляды встретились — одна, полная отчаяния, другая — полная расчёта. Это было мгновение, когда будто все чувства смешались, оставив лишь холодный страх перед предстоящим выбором. — Я сойду с ума… — шептала она, не в силах отвести взгляд. — Я не могу! Я не могу сделать это с ребёнком! — Мы должны, — настаивала Гюльшах, её голос звучал уверенно, как удар молота. — Ради Мустафы, ради нашего будущего… С каждой их минутой, полная ненависти и внутренней боли, растянутая, словно невыносимая истина, тёмные покои всё глубже погружались в мрак, где надежда и свет постепенно умирали, оставляя только пустоту и тени.