Увидимся в Аду

      Наступил вечер. Аластора не было.       Потом полночь. Все еще не было.       К двум часам ночи Вокс начал заметно нервничать.       Против воли в его голову ползучими змеями закрадывались абсурдные, пугающие, заставляющие кровь в жилах стынуть, мысли.       К примеру, «Может, он сбежал от меня?» казалась беспочвенной и вызывала разве что нервный смешок.       «Что если он пострадал?» заставляла напрячься и в целях притупления легкой тревожности несколько раз обойти квартиру.       А вот при «Вдруг он мертв?» паника накрывала с такой силой, что сигареты одна за другой сменяли друг друга.       И как бы Вокс ни пытался себя убедить в обратном, воображение непроизвольно вырисовывало картины чужого изуродованного тела, случайно упавшего с лестницы и лежащего теперь со свернутой шеей или вывернутого наизнанку после дорожного происшествия.       «Успокойся, с ним все в порядке, — раз за разом убеждал себя мужчина, высматривая движущиеся силуэты через балкон. — Просто задерживается. Все нормально…»       «А если нет?» — сардонически усмехалось подсознание, и Вокс упрямо потряс головой, чтобы отогнать ее язвительный оскал. Но ничего не получалось: сомнение лишь громче и громче звенело в ушах, пока в какой-то момент не стало восприниматься почти как безоговорочная правда. — Черт! Проклятье! Ну почему в этом… — он стукнулся лбом о железные перила, вымученно выдавливая слова сквозь стиснутые зубы: — …блядском… — и вновь голова приложилась к железу: — …мире нет блядских сотовых телефонов!       Чувствуя кожей холод метала, Вокс приоткрыл глаза и увидел высоту — не столь значимую и пугающую как ему казалось ранее.       «Всего лишь второй этаж, — пронеслось на периферии сознания. — Не так уж и много, если я…»       Он опомнился, когда одна нога уже свисала через перила, касаясь пустоты. Мужчина мгновенно вернул ее обратно и мысленно пригвоздил к полу, а себе дал далеко не мысленную затрещину.       Радио Демон предупреждал, что подобное может произойти — что в своей беспомощности перед смертью он может попросту сойти с ума. А, значит, нельзя было позволить себе лишиться рассудка от необоснованной паники.       Нужно было взять себя в руки, сделать глубокий вдох и… — Блять!       Вспышка перед глазами померкла, и в своих мыслях Вокс увидел обескровленные сухие губы и пустые, стеклянные глаза — в точности как в ночных кошмарах.       Он отчетливо ощутил укол в груди от осознания, что эта пустая, холодная и неподвижная оболочка никогда больше не рассмеется своим заливистым хохотом, никогда больше не превратит каракули в голове в чудную, веселую мелодию, и ее руки никогда больше не испекут ни оладей, ни другой выпечки.       Вокс успел за одну минуту сотню раз пожалеть, что выбросил тот идиотский пирог и еще сотню, что ушел в тот момент, когда Аластор искал его.       Он вдруг вспомнил, как, окруженный искусственной тьмой, тот крутил головой в надежде услышать хоть слово, хоть звук.       Он вспомнил, как надломленно и отчаянно звучал последний вопрос перед тем, как дрогнувшие губы покрылись трещинами.       И ему вдруг почудилось, что направленное в грудь острие ножа было чем-то схоже с протянутой в немой просьбе рукой.       Чувство вины настигло не вовремя — оно было не лучшим дополнением к подступающей панике. Хотя… может, коварно из него же и вытекало? — Но в чем я виноват? — разозлился Вокс на собственные чувства. — Это он меня бросил! И в прямом и в переносном, блять, смысле?       Он вернулся в комнату и широкими, быстрыми шагами отправил себя на первый этаж, при этом наполняя помещение гневными возгласами: — Какого черта я должен беспокоиться о том, что стряслось с этим уебком? — он не знал, к кому обращался: к себе, духам Вуду или иным потусторонним созданиям. — И уж тем более какого черта мне должно быть не плевать на его чувства? Подумал ли он о моих чувствах?!       Руки зачесались. Хотелось вновь закурить, но в пачке закончились сигареты. Хотелось вновь что-нибудь зарубить, но Аластор куда-то спрятал топор. Оставалось только ходить кругами и сетовать на несправедливость и чужое предательство. — И какого черта вместо того, чтобы беспокоиться о своем положении и о возвращении домой я думаю о гребаном пиро…       Вокс остановился и вернулся к недавним мыслям, свалившимся на него под воздействием страха и тревоги. И только сейчас он в должной мере осознал их содержание.       Он предположил смерть Аластора, но при этом расстроился и испугался не за собственное существование, а за исчезновение Аластора и тех глупых мелочей, которыми тот наполнял его жизнь.       Разве это не бред, не идиотизм?       Вокс пригладил волосы, зачесав их назад, и прислонился спиной к стене, чтобы перевести дыхание.       Конечно, идиотизм. Ведь он самый настоящий идиот.       Но еще большим идиотом он себя почувствовал, когда при звуке — заветном металлическом скрежете — в замке, вздрогнул и поспешил к выходу. Рука молниеносно схватилась за ручку, и, когда после щелчка он распахнул дверь, то вместо ожидаемых приветливых и задиристых ноток услышал шипящее и недовольное: — Ай! Что за дела?       Вокс опустил глаза и увидел, как Мимзи недовольно терла ушибленный от его внезапного порыва нос. — Какого… — он вышел и огляделся, но никого более не было ни на крыльце, ни возле дома, ни на другой улице. — Где Ал? — Черт возьми, это срочно нужно замаскировать! — бурчала женщина в тщетных попытках пудрой скрыть покраснение на лице. — Ты хоть представляешь, сколько времени уходит, чтобы добиться идеального тона? — Он не с тобой? — чуть громче спросил Вокс, продолжая в надежде выискивать знакомую копну каштановых волос. — Мимзи, блять! Где Ал?!       Женщина ойкнула и едва не выронила из рук пудреницу. После чего, наконец, соизволила обратить на Вокса взгляд, полный открытого возмущения. — Кто? А, Аластор, — она пожала плечами и вновь перевела внимание на собственное отражение. — На работе, где же еще ему быть? Ну? Заставишь даму и дальше стоять на холоде?       Не дожидаясь приглашения, она вошла внутрь скованной из-за узкого платья походкой хреновой манекенщицы. — На работе? Он в порядке? — Вокс выглянул в гостиную, где женщина скептично рассматривала музыкальные пластинки, стукая наманикюренным пальчиком по пухлым губам. — Зачем ты тогда пришла? — Да-да, — отстраненно пробубнила она и, найдя нужную пластинку, наполнила комнату смесью пианино и саксофона. — Просто он так занят, что попросил меня заехать и проведать его щенка. «Как бы он там с голода не помер» — его слова.       Мимзи плюхнулась в кресло и осмотрелась, покрутив головой. — Кстати об этом — а где, собственно, собака? — спросила она, не замечая густую краску на чужом лице. — Померла, — сквозь зубы прошипел Вокс. — Аластор вообще-то мог бы и позвонить.       Едкое чувство от осознания, что с ним не хотят даже разговаривать по телефону, предпочитая посылать всяких бестактных сучек, болезненно скрутило внутренности. — У них что-то случилось с электричеством в студии, а часть сотрудников по каким-то идиотским причинам не может выйти на работу, — усмехнулась женщина, щелкая пальцами в такт музыке. — Представляешь, один инженер получил приглашение на свадьбу в другой город, а когда приехал, узнал, что оно липовое! Ох, представляю лицо этого бедолаги. Еще та ведущая с крашенными волосиками — кто-то донес, что она незаконно продает спиртное. Теперь несколько дней ее будут мотать по отделениям полиции. А я знала, что с ней что-то не так! Готова поспорить, что она еще… — Мимзи, — прервал ее мужчина, не зная, отчего у него сильнее болела голова: от музыки или бесящего высокого голоса. — Если у тебя нет сведений от Ала — будь добра, свали нахрен отсюда.       Женщина отвлеклась и насупилась: пухлые губы сложились в трубочку, а брови сдвинулись к переносице. — Ха? Умерь свой пыл, дорогуша, и не забывай, что ты в этом доме на птичьих правах, — дерзко заявила она, подперев щеку рукой. — Я проделала такой путь не для того, чтобы через несколько минут его повторить. К тому же, я люблю слушать истории, а тебе явно есть что рассказать!       Вокс с недоумением посмотрел на нее. Но вскоре понимание свалилось как снег на голову. — Это тебе Аластор сказал? — синие глаза превратились в льдинки. — Так значит этот бесчувственный ублюдок решил отфутболить меня и наши проблемы.       Эти слова он проскрежетал самому себе, но забыл, что находился в комнате не один. Мимзи одарила его хитрым (и, черт возьми, сочувствующим!) прищуром, после чего сменила нахальство на притворную заботу: — Брось, мы ведь не чужие люди. Как-никак, вдвоем были на волоске от смерти. Мне порой кажется, что у нас даже есть что-то общее, — она хихикнула и закинула одну ногу на другую. — Так что принеси что-нибудь перекусить и поведай этой старушке, что у тебя стряслось.       Казалось, минула целая вечность. Мимзи не смущал растерянный взгляд, устремленный прямо на нее. Музыка, как ни в чем не бывало, текла заводной мелодией. А Вокс, как мог, пытался унять бурлящую внутри злость, чтобы с кривой усмешкой вымолвить: — Конечно. У нас остался чудный пирог.

***

— М-м, объедение! Точно не хочешь кусочек? — Мимзи протянула к его лицу вилку, но Вокс небрежно отмахнулся. — Наслаждайся, — сказал он и откинулся на спинку стула. — Та-ак… ты в курсе нашей с Алом истории? — Очень сухой, — сказала Мимзи с набитым ртом. — Пирог? — удивился Вокс. — Нет, вашей истории, — сделав глоток чая, пояснила она. — Ты ему что-то предложил. Ему пришлось отказаться, а теперь вы из-за этого в ссоре. В общем, сухо и пресно. Но что-то мне подсказывает, что твоя версия конфликта куда занимательнее! — Я предложил ему встречаться, а он меня отшил, — бесстрастно уточнил Вокс, и, увидев, как чужие глаза сначала блеснули растерянностью, а потом загорелись и впились в него алчущим взором, мысленно обратился уже к своему другу:       «И ты наслаждайся, ублюдок. Сам ее ко мне привел»       Мимзи кашлянула, отложила столовый прибор и положила голову на скрещенные кисти. — Ну и ну! — присвистнула она, едва ли не дрожа от нетерпения. — Я не ослышалась? Так у нас тут, оказывается, любовная драма? — Вокс молча кивнул, и Мимзи молниеносно отодвинула свой стул. — Вот это уже другой разговор, голубчик! И вести его нужно в соответствующей обстановке.       Шелковый платок на ее голове колыхнулся, а на ярко накрашенных губах заиграла озорная улыбка.       Вокс расправил плечи, оглядел ее с макушки до ног, и деловито уточнил: — Есть подходящие варианты?       Мимзи вновь издала смешок и игриво подмигнула ему. В ее голоске появились кокетливые, задорные нотки: — Надеюсь, ты хорошо водишь дорогие машины? У тебя появился шанс впечатлить красивую даму.

***

      И вновь ночной Новый Орлеан. Дразнящий привкус его послезакатной жизни — бесконечное мельканье людей и автомобилей — воспринимался уже как нечто обыденное.       Черный кабриолет плавно — насколько позволяла сборка этого времени — скользил по влажной дороге, послушно подстраиваясь под сжимавшие руль руки мужчины.       Они, то проезжая коммерческий центр, где фигуры статных мужчин в компании изящных дам вежливо приподнимали свои шляпы в знак приветствия, то минуя заправки и вокзалы, слонялись по городу, ища либо уединения, либо бесперебойной шумихи.       Пока что им удалось найти лишь вино, закупоренное на далеких итальянских плантациях. Оно немного вскружило голову, а вскоре развязало язык. — Эй, милочка! Не хочешь снять комнату и увидеть настоящий Эдем? — свистнул Вокс уходящей из клуба «Райские земли» парочке. Девушка изумлено замерла, а парень злобно выкрикнул: — Вы что себе позволяете? Это моя жена! — Так присоединяйся к нам. Я не против, — усмехнулся мужчина, но вместо ответа супружеская пара, что-то выкрикивая и возмущаясь, свернула за угол и скрылась в темной улочке. — Аластор говорил, что ты тот еще грубиян, но ты, оказывается, буквально состоишь из бесстыдства, — колко заявила Мимзи, вызывая дежавю. — А минут пятнадцать назад распевался о своей жертвенной, безграничной любви. — А какой в ней толк, если в итоге от нее шарахаются, как от заразы? — хмыкнул мужчина, и машина вновь двинулась по дороге. — Самое отвратное — что он даже не попытался понять меня! Выстроил свою правду на предположениях и решил, что меня это должно устроить! Что я буду просто счастлив играть роль попутчика!       Они свернули на промышленную часть города и в сгустившихся сумерках могли полагаться только на свое зрение, восприятие и лунный свет: фонарей здесь было гораздо меньше. — Ну раз так, то почему бы тебе просто его не разлюбить? — вдруг спросила Мимзи, в пятый раз спасая платок от бьющего в лицо ветра. — У меня много прелестных подруг и… м-м, неподруг, которые были бы рады провести легкий, безумный вечерок. А там уже как пойдет…       Вокс на секунду отвлекся, чтобы взглянуть на Мимзи как на умалишенную. Что, черт возьми, творилось в ее пустой, пропитанной духами, голове? — Я не собирался спать с теми двумя идиотами. Это была шутка, — осведомил он, выныривая из потока фыркающих и кряхтящих машин, пока дорога не показалась ему абсолютно пустой и безжизненной. — Я люблю Аластора. Не знаю толком почему, но до сих пор люблю. Даже несмотря на обиду и причиненные мне унижения, я не могу просто взять и вырвать это чувство из своего сердца! Такие вещи невозможно контролировать! — А для Аластора, получается, возможно? — непринужденно уточнила Мимзи. И вроде этот вопрос звучал обыденно, спокойно, но Вокс затормозил так, словно ему в ухо заорали через громкоговоритель. — Что за.!       Второй раз за ночь ее кнопочный носик налетел на преграду. Но Вокс пропустил шквал упреков, угроз и оскорблений мимо ушей, чтобы спросить: — Что ты имеешь в виду под «возможно»? — Тц, пораскинь мозгами! — взвизгнула она, вновь поправляя макияж. — Ты говоришь, что любовь тебе не подконтрольна, и разлюбить ты по своему хотению не можешь. Но при этом Аластор, по твоей логике, прекрасно владеет своими чувствами и может по щелчку пальцев превратиться в сошедшего со страниц Ромео?       Мимзи была льстива, корыстна и неисправимо бесчестна. Разумеется, слова такой сомнительной особы не должны были как-то уязвлять. Но Вокс ничего не мог поделать: казалось, что ему внутрь напихали слизняков. — Это другое, — процедил он не столь уверено, как хотелось бы. Под ее стрельнувшими глазками язык казался вязким и онемевшим.       Вокс вдруг понял, что чувствовал себя куда увереннее среди лиц, несведущих о том, что бывают поступки, не вполне согласующиеся с общепринятыми нормами морали. Но Мимзи такой не была — она вычитывала его пороки, принимала их и умело использовала против него. — Неужели? — ехидство резало подобно пиле, разрывая ткань за тканью. Вокс сглотнул и неохотно вспомнил момент, когда хотел отомстить Аластору за отказ.       Но он не смог. Любовь к нему была слишком сильной, слишком несгибаемой, словно погружая тело и сознание в гипноз.       Это было то, чему Вокс не мог противиться, как бы ни старался. Он не мог перестать переживать за Аластора, не мог его сильно обидеть и тем более убить.       Он не мог, даже если хотел.       И, возможно, Аластор тоже не мог, даже если хотел?       Воксу хотелось верить, что тот предпринимал хотя бы мизерные попытки его полюбить. Например, как…       «…сходить на свидание, позволить себя касаться или… оставить в живых»       Ему стало дурно — то ли от алкоголя, то ли от нахлынувших эмоций.       Он вспомнил прикосновение чужих зубов к собственной шее, вновь ощутил шершавый язык под скулой и услышал тяжелое дыхание.       Ему казалось, что в ту ночь Аластор признался ему в любви, но теперь вся та кровавая сцена стала походить не на ответ чужих чувств, а на попытку понять собственные. И, наверное, выводы были не такими, какими их интерпретировал для себя Вокс. — Может быть, ты и права, — проговорил он поникшим голосом. Большие глаза Мимзи, ни капли не утомленные созерцанием собственного отражения, посмотрели на него с неожиданно искренним сопереживанием. — Ох, голубчик, я всегда права, — она хлопнула его несколько раз по плечу и уже чуть требовательнее произнесла: — но давай-ка не раскисать. Мы еще должны…       Она внезапно замолкла, когда слепящие впереди фары на полной скорости летели прямо на них. Вокс сжал руль и запоздало вспомнил одно из незыблемых правил Ада:       Там, где Мимзи, жди неприятностей.