Увидимся в Аду

      После мрака от церковных стен, потолков и пьяных историй ночь снаружи показалась Воксу ослепительной. Шатаясь, он шел в сопровождении звезд и выглядывающей сквозь полупрозрачное облако луны. Они словно освещали ему путь, указывали, куда надо ступать, какой дорогой следовать. Хотя, может, затуманенный спиртным рассудок помутился настолько, что тело двигалось исключительно по мышечной памяти, и она привела его к знакомым ступеням. На этом месте он вновь увидел небо вместо нависшей пентаграммы и впервые лицезрел улыбку, которую не хотел узнавать.       Опустившись на них и вглядываясь во тьму спящего города, Вокс воссоздал в памяти момент, когда Радио Демон вернулся, чтобы на весь круг объявить о том, как Вокс несколько лет назад просил его вступить в свою команду. Этими действиями он беззастенчиво, жестоко и с явным желанием уколоть раскрыл всем то, что имело для Теле Демона колоссальное значение. Это было мерзко и болезненно. Но он был к этому готов, ведь чего еще он мог ожидать от демона-подлеца?       А после перед глазами застыла картинка, где сам он использовал доверенные ему откровения Аластора ради достижения своих прихотей. И стало снова мерзко, но уже от самого себя.       Рука, сжимавшая полупустую бутыль с вином, метнулась к губам, чтобы поскорее стереть этот фрагмент из памяти. Хотя бы на некоторое время.       «Наверное, уже спит, — подумалось ему, когда взгляд невольно зацепил темень за окнами. — Спит себе преспокойно…»       «Ублюдок», — запоздало закончил он, запрокидывая голову, чтобы вновь глотнуть вина. — Да вы издеваетесь… — вдруг знакомый голос, который Вокс принял за шутку воображения и алкоголя, прозвучал в нескольких шагах. Он резко опустил голову, едва не поперхнувшись, и в трех метрах увидел усталое, плохо освещенное лицо. Вымученная улыбка неприятно отзывалась режущим чувством в груди. — Привет, — необдуманно бросил Вокс, вытирая подбородок тыльной стороной ладони. — Я думал, ты уже видишь десятый сон. — А я думал, что больше тебя не увижу, — язвительно отозвался Аластор, подходя ближе. — Если снова какие-то уловки… — Нет, что ты, — успокоил его Вокс и кивнул в сторону квартиры. — Проходи. Я пришел просто подумать.       Игнорируя надменный взгляд сверху, он сделал еще один глоток. Спиртное помогало насытить тело храбростью, расслабить натянутые нервы и заглушить бушующие эмоции. Однако даже этого спасения его мгновенно лишили, буквально вырвав из рук. — Эй! — возмутился мужчина и неловкими движениями попытался вернуть незаконно отобранный незаконный товар. — Где ты это взял? — Аластор увернулся и внимательно присмотрелся к таре, где не было ни этикетки, ни гравировки. После чего осторожно попробовал содержимое на вкус. — Купил, украл, подарили. Какое это имеет значение? — недовольно пробормотал Вокс и с усилием поднялся на ноги. Он встал напротив Аластора и, несмотря на расплывчатость перед глазами, посмотрел на него. Никаких рожек, дурацкой прически и ущербной палки, имитирующей микрофон — ничего от Радио Демона, кроме улыбки. Он почувствовал себя странно, словно впервые увидел человека, с которым жил несколько дней. — Что не так? — с подозрением спросил Аластор. Его карие глаза, утомленные столь пронизывающим к себе вниманием, отвечали с неохотой, будто вынуждено, и все еще беспощадно холодно. Однако, несмотря на этот холод и сдерживаемую враждебность, Вокс по-прежнему чувствовал, что еще не все потеряно, и что то заветное слово, которое ему советовали произнести вслух, способно дать хотя бы мизерную трещину в выстроенной ледяной стене.       Его разум плыл, мысли немного путались, а перед взором все медленно покачивалось (или это он сам с трудом стоял на ногах), однако глаза Аластора держали его в сознании, почти в трезвости. И это придало ему сил сказать то, для чего он набирался мужества весь день в чертовой церкви. — Аластор, — выдохнул он, и от волнения пульс начал ускоряться. — Я хочу сказать тебе кое-что. Это важно. Позволишь?       Тот замер, нахмурил брови и попытался отвести взгляд в сторону. Но Вокс осторожно схватил его под челюсть и развернул к себе, после тут же отдернул руку, заметив гнев и раздражение. Он не хотел его трогать, но было крайне значимо, чтобы Аластор видел его, а не пустую дорогу.       Что-то зловещее шевельнулось в глазах, но тут же померкло под достойным безразличием и выведенным на максимум равнодушием. Он кивнул, и этого было достаточно, чтобы Вокс наполнился решимостью. — Я должен был сказать это намного раньше, — сначала ночной воздух обжигал горло, но чужой беспристрастный взгляд прекрасно наполнял его прохладой. И все равно даже шепот давался Воксу тяжело, и он буквально заставлял язык двигаться. — Но что бы ты обо мне не думал, ты должен знать, что мне… — поток слов резко прекратился, и теперь горло уже не трогал ни жар, ни холод, а скорее дрожь и жуткое беспокойство. Казалось, вся тревога, скопленная внутри вот-вот хотела вырваться вместе с несколькими литрами вина. — Мне очень… очень… — Очень «что»? — попытался уточнить озадаченный Аластор, приподнимая бровь. Мир под ногами покачивался, желудок неприятно скрутило, но нужно было закончить предложение, донести свою мысль. — Очень… — прохрипел он, жмурясь и позорно капитулируя: — …нужно воспользоваться твоей уборной.

***

      «Чертово человеческое тело, — подумал про себя Вокс, в третий раз нагибаясь, будучи не в состоянии удерживать в себе алкоголь. — Как я тебя порой ненавижу»       Он прислонился спиной к прохладному кафелю и прикрыл глаза, пытаясь отдышаться и переждать слабые спазмы. — Вот что бывает, когда берешь в рот дешевое мексиканское пойло, — донеслось совсем рядом. Аластор, скрестив руки, подпирал плечом дверной проем туалетной комнаты. Взгляд у него выражал одновременно отвращение и удовлетворение: первое от процесса избавления от токсинов, а второе, скорее всего, от страданий мужчины. — Получается, есть три причины моего дерьмового состояния, — измучено прохрипел Вокс, поднимаясь на ослабевшие ноги, чтобы умыться. — Если «дешевое», то буду спускать деньги отныне на элитную выпивку. Если «мексиканское», то поменяю поставщиков на кубинских. Если «пойло», то… не скажу, что мне было бы приятно брать в рот у дешевых мексиканцев, но я всегда был неравнодушен к испанскому акценту. — Вижу, тебе полегчало, раз ты способен на такие «глубокие» размышления, — проговорил Аластор голосом, полным сарказма. — Если тебе лучше, то будь так добр избавить меня от своего досаждающего присутствия.       Вокс долго глядел на чопорное выражение лица и, не желая делать его еще и озлобленным, покорно вышел в коридор. Но вдруг вспомнил: — Мне надо вещи забрать.       Насколько он припоминал, какая-то одежда у него оставалась в комнате. Аластор, закатив глаза, согласился, и они вошли в гостевую комнату, где Вокс, шатаясь, пытался ухватить взглядом обрывки пространства. Хоть после опустошения желудка стало немного легче, голова была словно залита свинцом. Он старался двигаться осторожно, чтобы не упасть или чтобы его снова не вывернуло наизнанку. — Я помогу, — не выдержав образовавшейся заторможенности, раздраженно изрек Аластор и без учтивости начал поднимать вещи, закидывая их себе на предплечье. Однако, когда из вытряхнутых брюк выпал маленький, темно-синий кусок ткани, он оцепенел. Смятые элементы гардероба упали к его ногам, а сам он потянулся и поднял с пола заинтересовавшую его ткань. — Это же мой галстук, — заключил он после беглого осмотра. — Зачем он тебе?       Голова шла кругом, в ушах звенело, поэтому Вокс не сразу обратил внимание на то, что делал Аластор. Однако внезапный вопрос сумел встряхнуть его пьяный мозг. Затуманенный взгляд немного прояснился, и теперь выражал ужас и ошеломление. — Я его одолжил, хотел вскоре вернуть, — начал он оправдываться, но, казалось, безуспешно. По лицу Аластора было понятно, что он сделал какие-то свои выводы. — Клянусь, я его даже не носил. Смотри сам…       Он подошел и хотел забрать галстук, чтобы доказать его сохранность и целостность, однако чужая хватка не позволила. — Не надо, я верю, — сказал тот, дергая один конец на себя. — Я просто хочу показать, дай на секунду.       Вокс цокнул и настойчиво проделал подобное движение, но уже в свою сторону. — Да не нужно, — возразил Аластор и со всей силы дернул галстук на себя. Все произошло быстро, беспорядочно. Аластор не ожидал, что в решающий момент, когда он дернет ткань, Вокс даст слабину. Не имея более опоры, он рухнул спиной на кровать, но успел смягчить падение ладонями. — А, черт, ты в норме? — спросил Вокс, сам едва не упав назад. Он подошел ближе, чтобы подать руку. — Повезло, что кровать…       Под ногами заскользили брошенные Аластором вещи, и раздраженное дыхание Вокс мог слышать уже не издалека, а прямо под ухом. — …крепкая, — закончил за него Аластор, шумно выдыхая и упираясь руками в плечи. — Слезь с меня. Сейчас же.       Вокс разогнул локти, приподнимая себя, и взглянул в глубину чужих взбешенных глаз, мельком зацепив слегка угасшую улыбку. До этого все вокруг двоилось и плыло, но сейчас он видел лицо Аластора ясно и трезво. И вновь осознал, какие же новые чувства оно в нем вызывало.       Он вспомнил встречу с Радио Демоном. Она была похожа на фейерверк, на долгожданный концерт или редкое природное явление. Вокс помнил, как все скручивалось от восторга и волнения, и как он старался выглядеть лучше, чем он ощущал себя на самом деле.       Первая же встреча с Аластором в этом мире напоминала скорее лихорадку. Было страшно, запутано, и внутри все скручивалось уже от ужаса. Изначально он чувствовал к человеку все спектры ненависти, презрения, недоверия и страха, какие чувствовал по отношению к демону. Но лишь потом осознал, как тот отличался.       Сейчас он будто мог, наконец, смотреть на Аластора взглядом чистым, незамыленным старыми обидами и без примесей предубеждения. И, признаться честно, ему нравилось то, что он видел, несмотря на чужое желание его крови. — Прости меня, — прошептал он бездумно, но не в силах держать это в себе. — Мне очень жаль. — За что ты извиняешься? — спросил Аластор, морщась, видимо, от запаха перегара. Вокс не трогал его, но мечтал вновь коснуться мягких волос или пульсирующей венки на шее, чтобы познакомиться с элементами, из которых состоял Аластор, по-настоящему: без страха и предубеждения. — За то, что никогда не видел тебя, — прошептал он, замечая голубую нить вены, тянувшуюся от уголка глаза и зарывшуюся в копну каштановых волос. — За то, что искал в твоих чертах чужие черты.       Сердце почувствовало облегчение после нетерпеливо ожидаемого начала замаливания ошибок, и, несмотря на тяжесть в голове и постепенно слипающиеся веки, Воксу было немного легче продолжать. — За то, что не обращался с тобой так, как ты того заслуживаешь, — он опустился на локти и сжал пальцами простыни. — Прости, что пренебрегал твоими чувствами, и что не относился к тебе, как к человеку… — В смысле? А как ты ко мне относился? — озадачился Аластор, но его уже не слушали. Постепенно все меркло, изнуренное тело требовало отдыха, голова начинала напоминать двадцатикилограммовую гирю, но Вокс прикладывал все силы, чтобы быть в сознании. — Прости, что я постоянно лгал и обманывал тебя, и самое главное… — он с немыслимым трудом приподнялся, чтобы заглянуть в глаза, — …прости, что пытался тебя убить.       Начала накатывать усталость, руки и сознание более его не держали. Он высказал все, что скопилось у него в душе, и чувствовал небывалое облегчение. И, перед тем, как, ослабев и рухнув в долгожданную дрему, он едва сумел различить непривычно жаркий, растапливающий ледяную стену шепот: — Ну наконец-то. Я уж думал, что никогда не дождусь.