Зов Морока

      Поначалу деревня казалась нам раем. Дивным местом с тёплыми мягкими постелями, горячей сытной едой и припекающим солнцем. Шаман и его жена окружили нас своей заботой, но вот местные жители напрочь лишили спокойствия, превратив это место в ад.       Их пристальные изучающие взгляды были отовсюду — они виднелись за каждым углом, из каждого окна и, казалось, из каждого сундука. Их глаза были запуганными. Запуганными целой жизнью под гнётом тумана и целой смертью из-за него. Их глаза были полны ожиданий. Тяжёлых, невыносимых ожиданий, при мысли о которых всё внутри сворачивалось в тугой узел.       Дни перетекали один в другой подобно тягучей патоке. Мы по-прежнему держались на расстоянии друг от друга, но тем не менее сошлись на общем деле по составлению плана дальнейших действий. Светозар любезно предоставил нам кропотливо составленные им и его предками карты затуманных земель, и мы четверо с жадностью нависали над ними как коршуны. Каждая отмеченная деревушка была нашей мышкой, ибо в каждой могло быть нечто, способное нам помочь.       И вот, набравшись смелости, мы с благодарностью за оказанное гостеприимство отправились в дорогу. Путь нам предстоял долгий, прямиком на север, через вереницу коварных торфяных болот.       — Ай-ай-ай! — завопила я, в очередной раз угодив по колено в вязкую тёплую грязь. Тата, будучи сама испачканной до бёдер, резво ухватила меня за предплечье и потянула.       — Научись смотреть под ноги, — буркнул Драган, державшийся чуть поодаль. На нём совершенно удивительным образом не было ни пятнышка, словно умелое рассекание болот входило в его ежедневную рутину. Сказав себе, что даже грязь боится замараться в этой высокомерной мерзости, я пропустила слова Драгана мимо ушей.       Ноги Озара с противным чавканьем погружались по щиколотки, подол чёрного халата заметно испачкался, но ему было всё равно. Он шёл молча, глядя куда-то в пустоту горизонта и навострив уши. Мы тоже старались молчать, давая волхву возможность расслышать то, что не было дано услышать нам. Но он ничего не слышал. Озар никогда не признает этого, но это было видно по его растерянному лицу, нагонявшему на нас удушающее чувство безнадёги.       Чёрная, пахнущая сыростью земля сводила с ума. Она раздирала нос своей едкой дымкой, дурманила голову и готова была при первой возможности утащить в свои глубины без шанса вернуться. Я хотела вопить, что больше не ступлю и шага, но продолжала идти. Идти, пока ноги не начали ныть, а глаза — слипаться от усталости. Идти, пока дорога не привела нас к месту, разительно отличавшемуся от прежней монотонной картины.       — Мне это кажется? — с усилием произнесла Тата, еле стоявшая на ногах. То ли она пошатывалась, то ли я, но мир и вправду шёл кругом.       Вересковая пустошь, простиравшаяся от наших ног до самого горизонта, казалась миражом. Готова поклясться, это одеяло из тускло-фиолетовых цветов было самым прекрасным, что я видела в жизни. А сладкий запах мёда, повисший в согретом за день воздухе, так и манил закрыть глаза и погрузиться в долгожданный сон на этой райской земле.       Но мы, переглянувшись, побежали. Побежали, ведомые невесть откуда взявшейся энергией в теле. Ведомые опьяняющим чувством свободы на этих бескрайних просторах, устланных вереском. Сладкий ветер гулял в волосах, и хотелось бежать по этим холмам целую вечность, бежать, не останавливаясь, не зная цели.       Но цель нашла нас сама. Там, за холмом, где заканчивалось фиолетовое вересковое одеяло, начиналась очередная деревушка. Но если предыдущая была залитой солнцем и утопающей в зелени, то эта выглядела даже хуже, чем та, из которой мы родом. Мрачная, серая, из её жил словно выкачали всю кровь свинцовые тучи, давившие с небес. Здесь не было видно солнца, но по сгущавшимся сумеркам было ясно, что надвигалась ночь.       — Это вымершая деревня. Здесь никого нет, — сказал Драган, с прищуром всматриваясь в полуразвалившиеся, будто после урагана, избы. На первый взгляд его слова действительно казались правдой.       — Есть, — только и ответил Озар, уверенно шагая вперёд. И, словно в подтверждение, в одном из окон чьи-то призрачные руки зажгли свечу.       Остановившись на почтительном расстоянии, мы наблюдали, как постепенно, один за другим, домики обретали тёплое свечение изнутри и выпускали наружу сизые завитки дыма из печных труб. Деревня готовилась ко сну, и картина эта была настолько умиротворяющей, что и сама казалась сном.       — Поглядите, — со вздохом произнесла Тата, указывая рукой на видневшийся в отдалении костёр, отбрасывавший свет на домики у противоположной окраины.       Манимые этим ярким ориентиром, мы поспешно пересекли небольшую деревушку. Не зная, что из себя представляли местные жители, не зная, сколько их там, возле трескучего костра, мы всё равно шли вперёд. И открывшаяся картина застала нас врасплох.       На широком полене, чуть сгорбившись, сидел молодой человек, наш ровесник. Волнистые чёрные волосы мягким водопадом спадали на его лицо, бледные руки скучающе подкидывали дрова. Он был настолько сосредоточен на своих мыслях, что не заметил нашего приближения.       — Добрый вечер, — прочистив горло, произнёс Озар.       Парень вздрогнул, резко поднял голову. Что-то промелькнуло в его глазах, подобно искре костра, и тогда я заметила, насколько они глубокие, угольно-чёрного цвета. Пламя огня подсвечивало его острые высокие скулы и аккуратный нос. Играло на его точёных чертах, словно высеченных из камня искусным мастером. Молодой человек не торопился с ответом, изучая каждого из нас цепким взглядом.       — Добрый вечер, — наконец поприветствовал нас юноша, и голос его был подобен пению соловья в час перед рассветом. Тонкие губы изогнулись в сладкой улыбке, словно приглашая нас подойти ближе. — Из чьей вы деревни?       Меня бы удивил этот вопрос, если бы шаман ранее не объяснил нам, что по эту сторону тумана деревни определяются именем старейшины, ею управляющей.       — Светозара, — ответил волхв, притворно улыбаясь в ответ. Во взгляде его отражалась вынужденная настороженность. Озар не спешил трепетать перед тем, кто по возрасту годился нам в братья.       Юноша еле слышно хмыкнул и заёрзал. Какая-то непонятная нам мысль встревожила его, но тени костра тут же стёрли её, и парень широким жестом руки обвёл округу:       — Что ж, добро пожаловать, — с некоторой тоской произнёс он и, чуть помедлив, добавил: — Меня зовут Младан.       Когда мы все по очереди представились, опускаясь на нагретую возле костра землю, юноша предложил нам разделить с ним ужин. Досыта наевшись ароматного мяса с грибами, мы с благодарностью приняли из его рук кружки горячего травяного чая. И лишь тогда, когда огонь стал совсем маленьким, облизывающим многочисленные угли, Драган решился первым прервать молчание:       — Что это за деревня? Чья она?       В тусклом свете догорающего костра лицо черновласого юноши выглядело устрашающе грозным. Но Младан лишь ухмыльнулся, сверкнув глазами.       — Моя. Я здесь старейшина, — гордо произнёс он и поднял свои глаза-угли на наши лица. Его очевидно позабавило наше замешательство и повисший в воздухе вопрос, как это может быть. — Старейшиной был мой отец. Но он и моя мать погибли, а я остался за главного.       — Туман? — только и произнесла я, удивившись, насколько хриплым был мой голос. Младан резко впился в меня взглядом, и я вздрогнула, ощутив, как всё внутри похолодело. Сердце ускорило свой ритм, и я поспешила добавить: — Их погубил туман?       — Туман это у вас там, — скрежетнул зубами юноша. Озар сбоку от меня ощутимо напрягся, как и я. Мы ведь не говорили нашему новому знакомому, что пришли из тумана. Эта мысль болезненно сдавила внутренности, но следующие его слова оказались истинным ударом под дых: — Морок. Их убил Морок.       Не сдержавшись, Тата сдавленно вскрикнула. Я бы сделала то же самое, если бы ком не передавил горло. Имя, бывшее в этих краях под строжайшим запретом, так легко слетело с его губ. Этот парень должен быть или настолько бесстрашным, или настолько безумным, чтобы произносить его вслух. И я вдруг поняла, что мне отчаянно захотелось узнать его, узнать, кем же именно был этот загадочный юноша, назвавший себя старейшиной.       — Тебе не страшно? — прошептала Тата, побелевшая как снег.       — Нет, — твёрдо ответил Младан. Глаза его смотрели на нас, но взгляд устремлялся куда-то вглубь, в бездну потаённых мыслей и раздумий. — Он погубил мою семью, и я жажду мести, — его лицо искривилось, на нём отразилась смесь боли и злости. Встретившись с ним взглядом, я разглядела в нём всю силу огня, горевшего внутри этого одинокого юноши. Ухмыляясь, он произнёс: — Вы тоже этого хотите, я знаю. Поэтому я помогу вам. Вам решать, примете ли вы мою помощь.       Младан резко поднялся и выпрямился, и лишь тогда я увидела, насколько у него широкие плечи и мускулистое тело, обтянутое алой, как кровь, рубашкой и штанами из грубого льна. Не говоря больше ни слова, он направился в избу, тем не менее оставив дверь приглашающе открытой.       — Как думаете, мы можем ему доверять? — заговорщическим шёпотом спросила я, боясь, что наш новый знакомый мог всё слышать.       — Как будто у нас есть выбор, — хмыкнул Драган, помешивая палкой догоравшие угли.       — У него свои мотивы, у нас — свои, — промурлыкал Озар, допивавший невесть какую по счёту кружку чая. — Он, если и вправду старейшина, будет нам полезен. Он и его знания.       Согласно покивав, мы замолчали. Каждый погрузился в омут собственных мыслей. Я не знала, о чём думали остальные, но лично я думала о будущем, полном удушающего страха. Меня не заботило извлечение выгоды из Младана, не заботил его статус или степень влияния — меня заботили лишь его мрачные от злобы глаза и то, куда эта злоба всех нас приведёт.       В просторной, пахнувшей сладким вереском избе нас уже ждали четыре разложенные постели. Хозяин дома к нам не вышел, и мы, пробормотав друг другу пожелания спокойной ночи, накрылись тяжёлыми тёплыми одеялами и погрузились в на удивление действительно спокойный сон.

***

      Утро встретило нас холодом и серостью. Солнце над деревушкой так и не встало, лишь небо посветлело, приобретя цвет густого дыма. Младан не явился ни в тот день, ни в следующий — его словно след простыл, так что мы всерьёз задумались, не предвиделось ли нам его существование.       Молчаливые, будто немые, мужчины в чёрных одеяниях бродили туда-сюда, подавая нам еду, воду и меховые накидки, чтобы совладать с периодическими порывами морозного ветра. Их лица были бледными и каменными, не выражавшими ни единой эмоции, а глаза неотрывно смотрели в пол, но тем не менее следили. Следили за каждым нашим шагом, каждым движением. Они не отвечали ни на один из наших вопросов, и не задавали своих.       Кто они, эти люди-скалы? Почему вели себя таким образом? И, самое главное, куда исчез Младан? Все эти вопросы без ответов гудели у меня в сознании, напрочь лишая спокойствия. Мне уже начало всерьёз казаться, что мы в ловушке, но на рассвете третьего дня черновласый юноша переступил порог избы, держа в руке внушительный мешок свежего мяса.       Тата, Драган и Озар мирно сопели, а я лишь сделала вид, что спала, прислушиваясь к скрипу половиц под его ногами. Осторожно приоткрыв глаза, я наблюдала, как он достал какой-то свёрток из сундука и, шурша полами своего свободного чёрного одеяния, вышел наружу.       Выждав немного, я поднялась с кровати, стараясь не издавать ни звука. Крадучись, приблизилась к приоткрытому окну, полной грудью вдыхая поток свежего морозного воздуха. Младан стоял в окружении своих молчаливых жителей, коротко кивавших в ответ на его распоряжения. Говорил он так тихо, что я ничего не слышала, как бы ни напрягала слух, но лицо его выражало абсолютную уверенность и власть. Отчего-то от этой картины у меня по спине пробежали мурашки. Убедившись, что юноша действительно являлся старейшиной, я ощутила некое подобие спокойствия от мысли, что рядом с ним мы в безопасности.       Чьи-то руки аккуратно коснулись моих плеч. Я вскрикнула, но звук этот заглушила мягкая ладонь, прижатая к моему рту. Я ощутила знакомый запах мяты, а следом — мелкую дрожь по всему телу от обжигающего шёпота прямо на ухо:       — Как-то не очень хорошо подслушивать.       Резко обернувшись, я увидела ухмылявшееся лицо Озара в шаге от меня. Столь внезапная близость ввела меня в ступор.       — Я не подслушиваю, я просто… его давно не было, и… — замялась я, но тут же решила сделать выпад в ответ: — А сам почему здесь?       — Эй, эй, — он, по-лисьи улыбаясь, поднял руки в мирном жесте. — Шучу же. Я и сам не прочь подслушать. Не доверяю я ему.       Что-то внутри меня болезненно сжалось. Хоть я и абсолютно не знала Младана, но разум призывал верить ему, убеждённый в исключительно благих намерениях юного старейшины. Но к мнению волхва стоило как минимум прислушаться. В конце концов, он — истинный внук своей бабушки, словам которой внимала вся наша деревня.       Мы молча наблюдали, как Младан, покончив с разговорами, направился вглубь узких улочек, пока Озар стоял так близко, что я физически чувствовала его дыхание на своей озябшей коже. Мрачные прислужники разбрелись на все четыре стороны, оставив нас двоих наедине с тишиной раннего утра. Я и сама хотела было уйти, но меня остановило мурчание, не терпевшее отказа:       — Не убегай от меня.       Волхв сделал шаг навстречу, окончательно сократив расстояние между нами. Стоило его нежным пальцам коснуться моего подбородка, как вдруг воздуха стало катастрофически мало. Его карие, как гречишный мёд, глаза скользили по моему лицу, задерживаясь на губах. Большой палец поглаживал кость, чуть нажимая.       — Я знал, что ты пойдёшь в туман. По-другому и быть не могло. Твоя внутренняя сила не позволила бы тебе остаться в стороне. И я не смог остаться в стороне. Я здесь ради тебя, Лада. Ради твоей безопасности.       Слушая сладкие речи, я прекрасно понимала намерения волхва, о которых ходили разговоры по всей нашей деревне, но на меня его чары не действовали. Перехватив его ладонь своей, я медленно, но решительно отвела его руку в сторону. Губы юноши искривились.       — Это был мой выбор. Я способна сама себя защитить. Или же просто понести ответственность за своё решение.       По лицу Озара было понятно, что он не ожидал такого ответа. Он привык воспринимать девушек как своих кукол и удивился, что у куклы есть голос. Волхв мог сколько угодно заливать мне в уши, но я знала, что, если мы трое здесь ради кого-то, его единственная движущая сила — интерес. Неизведанный мир по ту сторону тумана занимал его мысли, и мы оказались не более чем удачно подвернувшейся возможностью. Каким бы сверхъестественным и загадочным ни пытался казаться Озар, он — точно такой же человек. Нуждающийся в других людях и страшащийся действовать в одиночку.       И я ушла, позволив ему напоследок настойчиво провести пальцами по моему запястью. Он затеял игру, в которой мне совершенно не хотелось участвовать. Но жребий брошен, и мне волей-неволей придётся разобраться в правилах, чтобы выйти победителем.

***

      Спустя неделю я почти начала сходить с ума от серости и однообразия окружающего мира. Ночи тут длинные, чёрные и тяжёлые, а дни — мрачные и пустые. Из еды — сплошное мясо, а из разговоров — планы, планы, планы. Поначалу воодушевлявшие, теперь они начали казаться неосуществимыми. Слишком много амбиций для людей, не знавших ничего о здешнем мире.       Печальные глаза Таты смотрели в пол. Она молчала, оторванная ото всех, явно в сотый раз браня себя за присутствие здесь. Рыжеволосая сказала мне, что пошла в туман ради спасения Вереи, но я ей не поверила. Отчего-то я знала точно: чья-то чужая душа терзала её сердце.       Драган был на удивление спокоен. Вгрызаясь в яблоко с отвратительно громким звуком, лицо его казалось высеченным из камня. Затуманье словно отняло у него часть жизненных сил: кожа побледнела, под ней, особенно под глазами, пролегла, подобно молниям, фиолетовая сетка сосудов. Я заметила это, взглянув на него лишь украдкой — с недавних пор не могла смотреть на Драгана дольше, всё в его виде и действиях казалось омерзительным. Почувствовав плохо контролируемое желание запихнуть ему огрызок куда поглубже, я перевела глаза на Озара.       Волхв за прошедшую неделю, казалось, приклеился к пластинам бересты. Лицо его, выражавшее крайнюю степень сосредоточенности, нависало над столом. Озар аккуратно выскребал на бересте какие-то мудрёные карты и схемы. Младан, хоть его и не было с нами прямо сейчас, постоянно помогал волхву, рассказывал о местности и указывал, что где необходимо отметить.       Отчасти я даже завидовала Озару, который так много времени проводил с юным старейшиной. Младан обделял нас троих своим вниманием, ограничиваясь лишь безразличными «доброе утро» и «доброй ночи». И если Тате и Драгану, дружившими между собой, было всё равно, я чувствовала ком обиды внутри. Хотя, возможно, это была лишь скука.       С тяжёлым вздохом я поднялась со стула. Никто даже бровью не повёл. Нахмурившись, я подошла к двери и вышла наружу, напоследок обернувшись. Никто не взглянул в мою сторону, не спросил, куда я собралась. Я что, по их мнению, призрак?       Мне же и лучше. Если честно, я уже несколько дней как вынашивала мысль о том, чтобы отправиться в самостоятельный путь, найти Верею и вернуться домой, в родную деревню. Хоть страх одиночества и болезненно колол в груди, я задумалась — такие «друзья» хуже врагов.       Я хотела спасти лишь сестру, а спасение мира от злополучного Морока меня мало волновало. Этот шаман — просто местный дурак, которому слепо поклоняются, явно никакого Морока даже не существует. Боги мертвы, а туман — наша действительность, надо лишь научиться уживаться с ним, а не враждовать. Надо быть абсолютным глупцом, чтобы верить, что за всем этим стоит настоящий человек. Морок — не более чем страшная сказка на ночь.       С этими мыслями я врезалась в кого-то, стоявшего на моём пути. Человек начал медленно оборачиваться, а я подняла голову, чтобы буркнуть извинения очередному мрачному немому прислужнику, но смогла издать лишь сдавленный писк.       Черновласый мужчина передо мной, казалось, сиял изнутри. Кожа его, белая как самый яркий свет, так и сочилась жизненной силой. Младан был наполнен ею, как налитое соком яблоко. Глаза его, чёрные в своей беспросветной глубине, смотрели на меня с хитрой усмешкой, в которую изогнулись его тонкие губы.       — Извините, — выпалила я и тут же запнулась, не зная, как к нему обратиться, потому лишь промямлила: — Старейшина.       Он издал короткий смешок и отточенным движением поднял руку, касаясь длинными тонкими пальцами моего подбородка.       — Младан, — поправил он, издевательски медленно проводя большим пальцем по линии моей челюсти.       Я открыла было рот, но тут же закрыла, не в силах произнести его имя. Оно вертелось на языке, но тем не менее казалось каким-то странным, горьковатым на вкус. Щёки горели адским огнём под его изучающим взглядом, но морозный ветер приятно холодил кожу.       — Младан, — наконец сказала я, с вызовом глядя в его глаза.       — Лада, — протянул он, словно смакуя это слово. Вдоль позвоночника пробежала толпа мурашек от того, как он произнёс моё имя. По мягкому выражению его лица казалось, будто он попробовал что-то сладкое. — Тебя назвали в честь богини. Ты ведь знаешь о ней?       Щёки мои загорелись пуще прежнего, на этот раз от стыда. Родители с детства приучили нас к физическому труду, но вот общим кругозором обделили. Нам, детям, достаточно было знаний о парочке основных богов, которым старательно молились старшие. Да и что толку, если все они уже мертвы. Я могла бы что угодно рассказать ему про овечек, но вот про богиню не знала ничего, и потому пристыженно покачала головой. Младана, казалось, это не смутило, и он спокойно сказал:       — Лада — мать богов. Она — воплощение весны, красоты и любви, — юноша немного помолчал, о чём-то задумавшись, а затем продолжил: — Она очень умна. И красива, как чистейший утренний свет. Она как спелые колосья, как цветы на залитом солнцем лугу, — взгляд его был направлен куда-то вглубь себя, но ладонь ласково касалась моих распущенных волос, пальцы перебирали мои пряди цвета пшеницы. — Лада поистине божественна. Прекрасна, как и ты.       Меня, разумеется, очень польстил его комплимент, но я всё же не упустила возможности пошутить:       — Говоришь так, будто видел её воочию.       Младан вздрогнул от моих слов, изменился в лице. Он, словно обжёгшись, резко убрал от меня руку и развернулся. Стало так пусто без его прикосновения, что моё сердце пропустило удар.       — Пойдём со мной, — несколько отречённо бросил он через плечо и, не оборачиваясь, двинулся вперёд.       Юный старейшина был значительно выше меня, и потому я с трудом поспевала за его широкими шагами. Младан привёл меня к небольшой избе на окраине деревни, сложенной из чёрных, будто обгоревших, брусьев.       Ничем не примечательная снаружи, изнутри она оказалась настоящей сокровищницей. Отовсюду стояли роскошные сундуки с искусной резьбой, лежали кипы бересты, исписанные чем-то, наверное, очень важным, заботливо перетянутые кожаными обложками. Вдоль стен были свалены бочонки и льняные мешки с непонятным содержимым, но всё моё внимание было направлено лишь в центр комнаты, где стоял массивный дубовый стол.       Младан закрыл за нами дверь, сбросил свою меховую накидку и принялся зажигать свечи. В отсутствии холодного ветра помещение мигом наполнилось теплом и резковатым запахом трав, дымившихся в свёртке на этом самом столе. Я застенчиво стояла у входа, наблюдая, как мужчина изящно, подобно тени, перемещался по комнате.       Сделав круг вдоль стен, он вернулся ко мне и потянулся к моим плечам. Я вздрогнула, но всё же позволила ему снять меховую накидку, под которой мне уже стало жарко. Видя, что я по-прежнему стояла как вкопанная, старейшина медленно, будто спрашивая разрешения, обвил пальцами моё тонкое запястье и потянул за собой в центр избы. Подведя меня к столу, он отпустил мою руку. Его ладонь была холодной, но без его касания стало словно холоднее. Остановившись напротив меня, Младан упёрся обеими руками в грубую древесину, и мускулы его напряглись от такого положения.       — Если позволишь, я поведаю тебе о наших многоуважаемых богах. Я не собираюсь тебя нравоучать, но историю нужно знать, чтобы уберечься от повторения её ошибок.       Отблески свечей играли золотом в его глазах, подсвечивали остроту черт его лица, придавая юноше в некоторой степени зловещий вид. Я перевела взгляд на двенадцать фигурок, стоявших в ряд на столе. Искусно, вплоть до малейших деталей, высеченные из дерева, они смотрели на меня своими, казалось, человеческими глазницами. То были не куклы с их пустыми глазами — это было нечто большее, излучавшее незримую энергию, словно маленькие идолы.       Лишь одна фигурка выглядела бездушной, мёртвой. Она, чёрная, разительно отличалась от других, блестящих, светлых. Наклонившись ближе и внимательно приглядевшись, я поняла, что фигурка полностью покрыта густым иссиня-чёрным слоем, будто её уронили в бочку дёгтя. Дыхание моё на миг оборвалось от осознания, что идол этот — никто иной как…       — Сварог, — прошептала я. Уж его-то, самого почитаемого бога-творца, я знала.       Младан согласно кивнул. И, предчувствуя все мои вопросы, начал перечислять, по очереди указывая пальцем на каждую из фигурок:       — Перун — бог грома, молний и войны. Стрибог — бог ветра. Его брат Дажбог — бог света. Ярило — бог солнца, силы и плодородия. Велес — бог мудрости, охоты и богатства. Макошь — богиня урожая и материнства. Дана — богиня воды. Морена — богиня зимы, ночи и смерти. Про Ладу ты уже знаешь. И близнецы, Хорс и Дивия — бог солнца и богиня луны.       Стараясь запомнить всю эту информацию, я изучала деревянные фигурки. Я знала про всех богов-мужчин, но вот богиням-женщинам, сколько я себя помнила, особо не принято было поклоняться. Люди неохотно признавали их существование и не надеялись на их силу, тем не менее пользуясь их дарами.       Мужчина рассказывал мне о силе каждого из богов, о их судьбе, их деяниях. Глаза Младана так и горели. Я вдруг поняла, что восхищалась им. Он, такой юный, нёс в себе столько знаний и столько опыта, столько неприсущей его годам мудрости и незримой силы, что его статус старейшины больше не вызывал у меня никаких вопросов.       Всю жизнь, будучи всего лишь пастушкой, я стыдилась своей необразованности, своего незнания, и тут передо мной возвышался мужчина, вмещавший в себя всё, о чём я даже мечтать не смела. Я хотела быть им, хотела быть с ним. Хотела настолько сильно, что выпалила:       — Стань моим наставником. Обучи меня всему, что знаешь, — наши взгляды столкнулись над столом так резко, что по телу пробежала мелкая дрожь. Я не нашла ничего лучше, чем прошептать вдогонку: — Прошу.       Его и без того чёрные глаза потемнели. Я испугалась, что мои слова разозлили его, но в ту же секунду губы Младана расплылись в улыбке столь широкой, словно он ждал эту просьбу всю жизнь. Внутри него пробудилось нечто, спрятанное в самой глубине, и сам воздух, казалось, задрожал в ожидании.       — Я стану, — наконец произнёс он своим низким, хрипловатым голосом. — Передам тебе все свои знания. Я возведу тебя до статуса, который тебе только снился, который снится всем, кто принижал тебя, — его голос эхом отражался от стен, впивался мне иглами под кожу, пробуждал во мне самые потаённые желания. Но следующие его слова вмиг превратили мои внутренности в лёд: — Я помогу тебе вернуть сестру. Только я хочу кое-что взамен.       Я не стала спрашивать, откуда он знал о Верее. Должно быть, Озар ему уже всё рассказал. Я лишь стояла, не скрывая своей дрожи. Его глаза горели совершенно безумным огнём. В них было столько силы и власти, что я чувствовала, как подкашивались ноги.       — Что ты хочешь? — тяжело сглотнув, спросила я.       Младан медленно обошёл стол, приблизился так, что я ощущала его частое горячее дыхание. Кто он такой? Откуда получил все эти знания? Хотелось задать столько вопросов, но в голове крутился только один, закручивая всё внутри в тугой узел. Неужели он хочет, чтобы я отплатила ему своим телом?       Но он не притронулся ко мне и пальцем. Лишь поднял руку, сжимавшую рукоять чёрного ножа с сиявшим остротой лезвием. Из моих лёгких словно разом выбили весь воздух. Он убьёт меня?       — В конце нашего пути ты останешься со мной. Останешься, что бы ни произошло.       Я ещё не знала, станет ли эта цена моим благословением или моим проклятием, но отчего-то его слова показались мне слаще мёда. Они манили, как огонь, и я, подобно мотыльку, без остатка погрузилась в них, обжигая крылья, которые ещё не успела отрастить.       — Хорошо, — прошептала я. Но ему этого было недостаточно.       — Поклянись.       И тогда я поняла. Коротко кивнула, давая согласие обхватить мою ладонь и провести по ней острием ножа. Из тонкой кожи выступила алая полоска крови, но я не чувствовала боли. Я чувствовала лишь обжигающее дыхание перемен, приближение новой жизни, где я верну свою сестру и перестану быть глупой, никому не нужной пастушкой. Он даст мне всё это. Он — моё спасение.       Младан проделал то же самое со своей ладонью и скрепил нашу клятву рукопожатием. Когда ручейки нашей крови слились, я почувствовала такую силу, которую никогда и не представляла возможной. Я почувствовала, что могу свернуть горы, могу обернуть реки вспять, могу дотянуться до ночного неба, до самых ярких звёзд… но сейчас моим небом были чёрные, как сама ночь, глаза напротив, пообещавшие мне новый мир.       По нашим запястьям стекала кровь, капала на ноги, окрашивая подол моего белого платья алыми пятнами, но всё это не имело никакого значения. Младан развернул мою ладонь и поцеловал горячими губами её тыльную сторону. В этом жесте было столько нежности, что, казалось, все мои раны мигом затянулись.       — Завтра утром мы отправляемся в дорогу. Передай остальным. Хватит сидеть сложа руки.       Он вмиг посерьезнел и отпустил мою ладонь. Развернувшись, устремил свой взгляд куда-то в пустоту, позволяя мне уйти. И я вышла навстречу ледяному ветру с бешено колотящимся сердцем и дрожащими руками.

***

      Наутро, на рассвете, как и было оговорено, мы выдвинулись в путь. Рассветом в отсутствии солнца здесь называлось становление неба из чёрного серым. В этом мрачном утреннем свечении лица нашей четвёрки выглядели ещё более уставшими. Я бы с радостью сейчас провела целый день под палящим солнцем пастбища, за колкой дров или состриганием шерсти. Казалось, даже самый тяжкий физический труд не так утомителен, как пребывание в здешних краях.       Один лишь Младан выглядел отдохнувшим и полным сил — энергия так и бурлила в нём, окрашивая бледные впалые щёки лёгким румянцем. Сегодня его прилизанный внешний вид вызывал у меня раздражение. Пока мы еле волочили ноги, он был этакой полноводной чёрной рекой жизни, выходящей из берегов.       Но я, будь проклята, всё равно неотрывно смотрела на него. Младан, похоже, остро чувствовал этот взгляд, потому как сверкнул на меня глазами, застав врасплох, и вопросительно приподнял бровь.       Я молниеносно отвела взгляд и столкнулась с пронзительно-голубыми глазами Таты, шедшей чуть позади. Наморщив лоб, она смотрела то на меня, то на старейшину, будто пытаясь понять, что мы надумали. Я не осуждала её за мнительность, но в последнее время Тата стала слишком занудной, и мы мало общались. Я не стану отчитываться перед ней, но, боюсь, эта лиса выведает всё сама.       Настроение у меня сегодня было скверное, и красота вересковых пустошей успокаивала. Хотелось бы, чтобы пологие фиолетовые холмы, пахнущие мёдом, никогда не заканчивались, но вот голая земля сменилась дремучим лесом. Он встретил нас сыроватым запахом мха и грибов, а густые кроны, закрывавшие небо над головой, приняли в свои распростёртые объятия. Лес жил своей жизнью, бурной, многоголосой, и чем дальше мы продвигались в его гущу, тем острее ощущали эту жизнь.       — Привал, — только и произнёс Озар, опускаясь на поваленное дерево и доставая скрученный лист бересты. Младан опустился рядом, раскинув полы плаща подобно вороновым крыльям.       — Мы здесь заблудимся, — воодушевляюще заметил Драган, делая глоток воды. Тата недовольно покосилась на него, озвучившего её мысль. У нас с ней уже был неприятный опыт с затуманным лесом, и хоть сейчас я разделяла её чувства.       — Для этого у нас есть карта, бог очевидности, — ответил Озар и с издевательской улыбкой подмигнул Драгану, у которого мигом заходили желваки. Я тоже улыбнулась — перепалки этих двоих изрядно веселили, я уже начала хотеть, чтобы они подрались или поцеловались для разнообразия. — Нам нужно прямо до берёзовой рощи, за ней холмы.       Озар вёл пальцем дорожку по шершавой поверхности бересты, но Младан даже не смотрел. Он прошёл бы здесь с закрытыми глазами и, словно в подтверждение, сказал:       — Я вырос в лесу, знаю его как свои пять пальцев. Мы не заблудимся.       — Кто знает, вдруг ты заведёшь нас в ловушку, — буркнул Драган, и мы все напряглись. Его первоначальные неприязнь и недоверие к Младану уже успели перерасти в полноценную злобу, и эти разлады не сулили нам ничего хорошего.       — Не переживай за всех, заведу лично тебя, — парировал черновласый старейшина, и лицо Озара так и засияло от нескрываемой улыбки.       Все замолчали, и тяжёлую тишину нарушил лишь скрежет зубов Драгана. Какой же усладой для глаз было видеть его в таком ущемлённом состоянии.       Но не успел он сказать что-то ещё, как тишина вновь оказалась нарушена — на этот раз пронзительным, как гром среди ясного неба, взмахом размашистых крыльев большой птицы. Тёмные перья рассекли воздух, будто ножами. Младан вздрогнул, подскочил. Его безупречная маска спала, и лицо исказилось неподдельным испугом.       — Проклятый орёл, — сплюнул он, провожая птицу взглядом. Младан вернул себе свой невозмутимый вид, но, казалось, никто, кроме меня, не заметил перемен. В голове сразу возник вопрос: отчего же он, выросший в лесу, боится птиц?       — Зато теперь мы точно знаем, куда идти. Орёл явно летит в сторону холмов, — решила Тата, и мы все последовали за ней, словно она была нашим предводителем.       Путь наш всё тянулся и тянулся, но в лесу, к счастью, было приятно и свежо. Когда стемнело, мы развели костёр, приготовили прихваченные с собой картофель и грибы, и уснули, согретые жаром догоравшего огня.       Проснулись мы почти одновременно, дрожа от холода. Костёр уже прогорел, и от него оставались лишь угли. Рассвет должен был наступить где-то через час: низко над землёй стелилась дымка, окутывая нас своим призрачным одеялом, проплешины неба над головой посветлели, а в воздухе отчётливо чувствовались влажность и свежесть.       Ещё сонные, мы двинулись дальше. Прошло не больше часа, как тёмные деревья сменились свечением белых стволов берёз. Воодушевившись, мы почти что побежали через рощу и остановились на самом её краю.       Открывшиеся просторы захватывали дух. Сочные зелёные холмы простирались до самого горизонта. Тут и там росли цветы, яркие, будто питаемые соком поющих здесь берёз. Воздух был пропитан сладостью и теплом. А там, за горизонтом, вставало невиданной красоты солнце. Багряный диск медленно поднимался из-под земли, встречая нас.       Оранжевый свет подсветил несколько изб, спрятавшихся меж холмов. Но внимание наше привлекли не строения, а чёрная земля на одном из них. Мёртвая, будто выжженная, на ней не росла даже трава. Лишь в одном месте была навалена груда камней, словно скрывавшая что-то.       Озар вдруг захрипел, закрывая уши руками. Мы четверо, широко распахнув глаза, смотрели, как его голову пронзало болью. Волхв схватился за шрам на своей груди, почти что разрывая на себе рубаху. Крепко зажмурив глаза в попытке справиться с болью, он простонал:       — Я слышу… Кто-то зовёт… Совсем рядом…       С этими словами он поднял руку, дрожащим пальцем указывая на выжженную землю, и наши сердца заколотились в унисон.