all of me (is all for you)

Кинн растянулся на Порше, как огромный щенок. Его голова покоится на груди Порша, щека счастливо прижата к левому соску. Порш лениво думает, что если бы у Кинна был хвост, он бы медленно и удовлетворенно постукивал им по кровати. — Что ты хочешь на нашу годовщину? — спрашивает Порш. Его рука зарыта в растрепанные от секса волосы Кинна, пальцы скользят по его голове. Кинн упирается подбородком в грудь Порша, чтобы посмотреть на него снизу вверх. — Тебя, — говорит он. Порш корчит рожицу: — Не будь засранцем. Я правда не знаю, что тебе подарить, — он заправляет выбившуюся прядь волос за ухо Кинна. — Мне никогда раньше не приходилось покупать подарок на годовщину, не говоря уже о наследнике мафии. Невозможно придумать подарок для того, кто может купить все, что захочет. — Вот именно. — Кинн приподнимается ровно настолько, чтобы уткнуться носом в мягкую выпуклость груди Порша, проводит нижней губой по соску, коротко целует его. — Вот почему я ничего не хочу — только тебя. — Кинн, давай серьёзно. — Ну правда же, — отвечает Кинн, втягивая бутон соска в рот. Он проводит по нему языком, и местечко между ног Порша снова начинает тяжелеть уже от одного этого. Он отпускает его с влажным звуком и смотрит на Порша с удивительной искренностью. — Мне ничего не нужно. Ты — это всё, чего я хочу. Порш внутренне хмурится. Это будет их первая совместная годовщина. Первая годовщина Порша в истории. Он хочет всё сделать правильно; Кинн для него — всё, и они оба через многое прошли, чтобы достичь этого момента в своей жизни. Главная и вторая семья, наконец, начали работать почти без сбоев в тандеме, ценой крови, пота и слез Кинна и Порша. Воспоминание об их первом свидании всплывает в его памяти. Хотя оно и не было катастрофой, все прошло не совсем так, как задумывал Порш. С тех пор у них было сотни разных свиданий, но ни одно из них не было посвящено чему-то столь значимому, как их первая годовщина. Он просто хочет сделать это событие особенным для Кинна. Это желание, которое он испытывает, чтобы угодить Кинну, выгравировано в его костях. — Это несправедливо, — в конце концов говорит Порш. — Ты, наверное, уже знаешь, что собираешься мне подарить. Кинн не пытается возражать, бесстыдный и расслабленный. — Это потому, что мне нравится баловать тебя. Пока Порш молчит, умелые пальцы Кинна начинают скользить вниз между его бедер, кружа там, где Порш все еще мокрый и раздвинутый. Порш автоматически раздвигает ноги, позволяет Кинну прижать свое бедро к груди и на мгновение забывает об этом разговоре. *** Порш вытирает полотенцем волосы перед зеркалом в ванной, когда его осеняет идея. К настоящему времени ему хорошо известно, что у Кинна почти дикая одержимость его грудью. Это первое место, куда тянется рот Кинна после губ Порша. Кинн потратил неизмеримое количество времени, поклоняясь его груди, посасывая соски, оставляя следы укусов на коже. Прямо сейчас мышцы вокруг его сосков покрыты темно-красными синяками, бутоны набухли от натиска зубов Кинна. Если бы Порш проколол себе соски, он почти уверен, что Кинн сошел бы с ума. Порш помнит день, когда он сделал татуировку. Тату-студию нашел его тренер по боксу; чистоплотный, профессиональный, но все еще готовый сделать татуировку мальчику, которому едва исполнилось семнадцать. Идея «Феникса» принадлежала Поршу, но тренер поддержал его. Наличие символа того, кем он был как боец, пошло бы на пользу бизнесу. В тот день, когда Порш вошел в студию, его привлекло дразнящее сверкание украшений для тела, которые стояли вдоль стен в стеклянных шкафах. Металл выглядел прочным, блестящая нержавеющая сталь, но в нем чувствовалась элегантность, напоминающая о самом Порше. Он старался не отвлекаться на него — в конце концов, он был здесь не для этого. Его татуировщик был молодым парнем, на тот момент не старше двадцати двух, но опытным в своей профессии. Пока он готовил Порша к процессу нанесения татуировки, взгляд Порша невольно скользнул по его груди. Парень был одет в черную футболку из тонкой сетки, достаточно прозрачную, чтобы Порш мог разглядеть металлические стержни, проткнувшие его соски. Порш помнит настойчивое чувство желания и любопытства, тянущее, как крючок, в животе. Он хотел спросить о пирсинге, больно ли это, представляя, как он будет выглядеть на нем самом. В конце концов, он воздержался, потому что знал, что получить такое было бы нереально. Порш не мог рисковать, используя пирсинг на подпольном боксерском ринге. Он был бы опасен, делая его уязвимым для травм. Через некоторое время он забыл, что вообще хотел сделать пирсинг. Но теперь желание носить на себе этот металл усилилось в десять раз. Порш смотрит на свой обнаженный торс, и улыбка начинает растягивать его губы. Если Кинн хочет только Порша, то Порш с радостью отдаст себя ему. Но это не была бы годовщина без новых украшений. Поршу просто нужно придумать, как он собирается держать их в секрете от Кинна. Вселенная чудесным образом уступает его желаниям, когда за несколько недель до их годовщины представляется прекрасная возможность. Кинну приходится отправиться в другую провинцию и пробыть там более двух недель, чтобы принять участие в том, что Порш называет ежегодной бизнес-конференцией Мафии. («Дело не в этом», — протестует Кинн. «Конечно», — с сомнением отвечает Порш.) Порш останется и будет временно исполнять обязанности главы обеих семей, если что-то пойдет не так, пока Кинн в отъезде. Порш звонит и назначает встречу с мастером по пирсингу, как только узнает об этом. До заживления останется чуть больше двух недель, и если до сосков не доберется Кинн, он сможет сделать это идеальным подарком-сюрпризом. Кинн вернется днем в день их годовщины, и Порш будет ждать его с ужином на крыше, классической музыкой любимого композитора Кинна и двумя новыми пирсингами. Порш может сказать, что Кинн не в восторге от поездки. Честно говоря, Порш тоже немного колебался бы по этому поводу, если бы это не было абсолютно необходимо для того, чтобы его план сработал. Это первый раз, когда Корн отправляет туда Кинна вместо себя. Корн очень ясно дает понять, что это не подлежит обсуждению, к большому огорчению Кинна, который утыкается лицом в грудь Порша, когда тем вечером они лежат в постели. — Ну, ну, — воркует Порш, зарываясь носом в его волосы. Кинн издает раздраженный звук, уткнувшись в его кожу. — Это всего на две недели. — Это самая долгая разлука с тех пор, как мы встретились, — бормочет Кинн, сурово хмуря брови. — Мне это не нравится. Порш смягчается. Несмотря на поддразнивание, он понимает, к чему клонит Кинн. Он уже запланировал чрезмерное количество встреч, чтобы занять себя, глупо надеясь, что этого будет достаточно, чтобы уменьшить боль от отсутствия Кинна. — Потому что ты будешь скучать по мне? — спрашивает Порш. Кинн поднимает голову. Не разрывая зрительного контакта, он накрывает ладонями выпуклости грудных мышц Порша, сжимая их один раз. — Потому что я буду скучать по ним, — говорит он со смертельной серьезностью. Порш стукает его по голове. В отместку Кинн кусает его в грудь, прямо над сердцем. Порш смеется, задыхается и пытается высвободиться, но Кинн просто зажимает плоть зубами и отпускает ее только после того, как Порш снова опускается, положив руку Кинну на шею. Кинн целует след от укуса. Порш ощущает призрачную форму его рта как глухую пульсацию. — Это не навсегда, — рассуждает Порш. Кинн явно пытается отвести взгляд от вмятин после зубов на груди Порша. — Разлука делает сердце более любящим. — Кинн напевает на низкой ноте, его глаза потемнели, когда он уставился на изгиб рта Порше. — Ладно, это сделает воссоединение намного лучше, — признает он. Порш пытается подавить ухмылку, в животе у него поселяется неприятное чувство возбуждения. Кинн понятия не имеет, насколько интересным будет их воссоединение. *** На следующий день после отъезда Кинна Порш отмахивается от своей охраны и едет на машине в тату-студию. Единственный человек, которого он допускает к себе, — это Джей, его начальник службы безопасности, который настаивает на том, что его, как временного главу обоих кланов, по крайней мере один телохранитель должен сопровождать независимо от того, куда он направляется. (Джею за тридцать, он женат на своей возлюбленной и живет с ней в комплексе младшей семьи. Джей суров, втайне добросердечен, хорош в своей работе и никогда не задает ненужных вопросов. Его жена обычно приносит Поршу образцы десертов, которые она готовит, когда он слишком надолго запирается в своем офисе. Она дает ему еще и говорит, чтобы он поделился со ‘своими родственниками’. Порш очень любит их обоих). Джей послушно ждет снаружи, не спрашивая ни о чем. Его пирсинг делает женщина по имени Фильм, которая улыбается ему, когда он входит, ее лицо и уши усеяны различными пирсингами, похожими на созвездия. К тому времени, как он устраивается в кресле, все сомнения, которые у него были, исчезают, сменяясь еле сдерживаемым возбуждением. Зажим причиняет боль больше, чем игла. Порше не издает ни звука, даже когда стержень проталкивается и закрепляется, хотя от боли у него сводит живот. Весь процесс завершается в течение десяти минут для обеих сторон. Они причиняют боль, две жгучие точки боли и жара, о которых Порш невероятно хорошо осведомлен. Фильм направляет его к зеркалу в полный рост. У Порша перехватывает дыхание при виде этого. Его соски — два торчащих пика, темно-коричневые бутоны, пронзенные с обеих сторон серебристыми стержнями в тон. Кожа вокруг них немного припухшая. Пирсинг блестит на свету — прочный, аккуратный и, что самое главное, привлекательный. — Вы упомянули по телефону, что это подарок, — говорит Фильм. — Вы имели в виду для себя? — Вроде того, — отвечает Порш, уголок его рта приподнимается в легкой улыбке. Он не в силах оторвать взгляд от отражения, проводит пальцем в опасной близости от нежной кожи. — Он для кое-кого особенного. Когда Порш выходит на улицу, переодевшись в самую свободную рубашку, которая у него есть, Джей молча направляется, чтобы проводить Порша обратно к машине, бок о бок. Джей предварительно оглядывает его, чтобы проверить, нет ли чего-нибудь необычного. — Хочу ли я знать это? — Спрашивает Джей. — Скорее всего, нет, — говорит Порш, криво ухмыляясь ему. Две недели проходят в череде встреч и телефонных звонков. Порш тщательно следит за своим здоровьем: промывает солевым раствором два раза в день, носит свободные рубашки, при необходимости прикрывая их пластырями, чтобы не жгло. Острое жжение прошло через несколько дней, сменившись тупой болью. Теперь боль вокруг его сосков почти полностью прошла, оставив после себя то, чего Порш никак не ожидал. Пирсинг сделал его почти невыносимо чувствительным. Он постоянно ощущает его; особенно когда ерзает на стуле, материал его рубашки трется о бутоны сосков и в животе разливается тепло. Они постоянно жесткие и натянутые, заставляя его подавлять вздох, если он двигается слишком резко, штанги натягивают его кожу, словно он просто стесняется слишком многого. Бывали случаи, когда он оказывался наполовину твердым в штанах только из-за одного этого. По мере прогрессирования заживления становится немного легче. У него закончились пластыри два дня назад, но он может обходиться только белой майкой под своими обычными рубашками на пуговицах, при условии, что он не слишком много двигается. За день до того, как Кинн должен был вернуться, Порш просыпается от редкого позднего утреннего лежания из-за звонка своего телефона. Осторожно, чтобы не перевернуться на живот, Порш берет трубку с прикроватного столика и сонно улыбается, когда видит имя Кинна на определителе номера. — Привет, — приветствует его Порш. Его голос немного низкий и хриплый со сна. Низкий смешок Кинна на другом конце провода доносится до кончиков пальцев ног Порша. — Привет, детка. Я тебя разбудил? — на заднем плане слышны окружающие звуки, шум ветра и города. Кинн, должно быть, где-то снаружи. — Может быть. — Порш томно растягивается на спине, вздыхая, когда шелковое пододеяльник слегка натягивается на его соски. — Хотя оно того стоит. Я скучаю по тебе. — Тебе не придется долго скучать по мне, — уверяет Кинн. — Конференция закончилась рано. Я возвращаюсь сегодня. Порш перестает дышать. Весь мир замирает, тревога начинает распространяться по его замерзшим конечностям. — Сегодня? — Тихо спрашивает Порш. — Сегодня, — подтверждает Кинн с улыбкой в голосе. Порш мрачнеет. Их годовщина только завтра. Личный шеф-повар, которого он организовал для их ужина на крыше, не начнет приготовления до полудня. Скрипач, который репетировал любимую музыку Кинна, нанят на завтрашний вечер. Крышу все еще украшают и развешивают там гирлянды для их ужина — это не будет закончено вовремя. Тщательно разработанный план Порша утекает у него сквозь пальцы, как вода. Если Кинн заберет машину домой, у Порша может быть несколько часов на подготовку, но это будет означать множество изменений. Слабый механический жужжащий звук со стороны Кинна прерывает ход мыслей Порша. — Что это за шум? — Вертолет, — отвечает Кинн. Сердце Порша уходит в пятки. — Я хотел проскочить пробку и вернуться как можно скорее. Тэ и Тайм со мной, мы вернемся через полчаса. — Э-э… полчаса? Жужжащий шум усиливается, и Порш теперь распознает его как ускоряющиеся лопасти вертолета. Его сердцебиение учащается, чтобы биться в унисон. — Мне нужно идти, мы взлетаем. — Кинн говорит громко, чтобы его было слышно сквозь шум. Порш уставился в пространство, тупо удивляясь, как это он забыл, что его парень — богатый мафиози, имеющий доступ к частному вертолету. — Скоро увидимся, детка. Линия обрывается. Порш дает себе пять секунд на то, чтобы отдышаться, прежде чем вскакивает с кровати и бежит в душ. Порш моется так быстро, как только может. Его соски напряглись под струями, как это было последние две недели, два болезненных укола между металлическими прутьями. Его предательский мозг начинает блуждать, предвкушение разливается по крови, интересно, что он почувствует, когда Кинн наконец прикоснется к нему ртом — Порш резко сбивает температуру и окунается в шокирующе холодную воду. У него есть план. Порш не хочет снова потерпеть неудачу, как он потерпел неудачу на их первом свидании. У него нет другого выбора, кроме как попытаться отвлечь Кинна, по крайней мере, до завтра. Это означает, что Поршу каким-то образом приходится скрыть пирсинг в сосках от самого наблюдательного мужчины на планете, который к тому же одержим его грудью. За последние две недели Порш использовал свои скудные запасы свободных рубашек, а белье из прачечной еще не доставили. В панике он достает из своего гардероба одну из белых рубашек Кинна на пуговицах; рубашки Кинна немного больше, чем у него, из-за чего они мешковатее на груди. Поршу придется быть невероятно острожным. Обладая чутьем ястреба, Кинн сразу это замечает. Кинн стоит у входа в комплекс вместе с Тэ и Таймом, когда Порш направляется прямиком к нему. Подойдя ближе, он обхватывает Порша за талию и прижимается к его губам в страстном поцелуе, на который Порш с радостью отвечает, при этом осторожно придерживая Кинна за плечи, чтобы грудь Кинна не врезалась в его грудь. Он сжимает мышцы там, чтобы держать его на расстоянии, надеясь, что Кинн просто подумает, что Порш ценит, что он прикоснулся к нему после нескольких дней разлуки. Что не совсем ложь — Порш скучал по Кинну. Тайм многозначительно прочищает горло. Когда Кинн и Порш наконец отстраняются, Кинн вопросительно оглядывает торс Порша: — На тебе моя рубашка? — Спрашивает Кинн. — Ага, — отвечает Порш. Его руки нервно сжимаются на плечах Кинна. — Как прошла твоя поездка? Надеюсь, ты привез мне сувенир, иначе я буду очень расстроен. К ужасу Порша, Кинн никак не реагирует на это замечание. — Есть какая-то особая причина, по которой на тебе моя рубашка? — Спрашивает он. У него такое выражение лица, которое Порш узнает, когда он пытается решить проблему, которая кажется ему особенно интересной. Порш старается не корчиться. — Может, я просто скучал по тебе, — говорит он, ухмыляясь, когда Тайм издает фальшивый звук рвоты. Момент, кажется, наконец-то заканчивается, когда Тэ шлепает Тайм по руке. Кинн закатывает глаза, глядя на своих друзей, нежно целует Порша в щеку, подходит к нему сбоку, небрежно обнимая за талию. Порш болезненно осознает, как легко ему было бы пробраться ощупью вверх, позволив кончикам пальцев Кинна коснуться своих украшенных металлом сосков. Чем дольше Кинн находится в непосредственной близости, тем больше паники начинает подниматься в груди Порша. Если они поднимутся наверх, Кинн сорвет с Порша одежду еще до того, как они переступят порог, и Порш будет бессилен остановить его, потому что он тоже этого хочет. Он скучал по прикосновениям Кинна — целых две недели без этого, — но сюрприз должен был пройти не так. Порш хотел сделать для Кинна одну вещь, которая была бы правильной. Прерванная деловая поездка Кинна разбила план Порша вдребезги. — Теперь, когда голубки воссоединились, не пойти ли нам пообедать? — Предлагает Тэ. Тайм согласно гудит: — Прошло много времени с тех пор, как нам удавалось вот так собраться вместе. Незаметно для Тайма и Тэ рука Кинна начинает опускаться к заднице Порша. — Вообще-то, — начинает Кинн, — мы с Поршем… — С удовольствием поели бы, — выпаливает Порш. Растерянный взгляд Кинна прожигает дыру в его лице. Порш не смотрит на него, улыбаясь Тэ как можно небрежнее. Тэ переводит взгляд с Кинна на Порша, без сомнения, улавливая исходящую от них странную энергию. — Если вы уверены, — медленно произносит он. — Мы уверены, — быстро отвечает Порш. — Давайте возьмем одну машину. Кинн поведет. *** По дороге в ресторан Порш чуть не врезается в другого человека, выходящего из здания, и ему приходится отскочить назад, чтобы не врезаться в него грудью. Кинн хмурится из-за его чрезмерной реакции, к нему возвращается то расчетливое выражение лица. Порш улыбается так обычно, как только может, и следует за официантом к их столику. Кинн садится напротив него, а не рядом с ним, а Тэ и Тайм проскальзывают на оставшиеся места. Порш пытается сосредоточиться на меню, но не может не заметить разницу между ними, пьянящую тяжесть чего-то неопределимого, начинающего пропитывать атмосферу. Спина Порша выпрямлена, как шомпол, он старается не слишком сильно двигаться, чтобы его соски не терлись о ткань жилета. На протяжении всего ужина Кинн почти не сводит глаз с Порша. Тайм и Тэ переводят разговор на довольно нейтральные темы, которые Порш ценит за то, что они смягчают нарастающее напряжение, которое он испытывает каждый раз, когда Кинн ловит его взгляд. Порш доблестно пытается оставаться вовлеченным в то, что говорит Тэ. В какой-то момент лицо Тэ становится понимающим, он переводит взгляд с Порша на Кинна, затем снова на Порша, но он не запинается в объяснении своего недавнего делового предприятия, невозмутимый, как всегда. Кинн, извинившись, уходит в туалет в середине ужина. Порш соглашается на допрос, как только он исчезает за углом. Когда Тэ зациклен на чем-то, он подобен собаке с костью; он никогда не собирается ее отпускать, так что Порш вполне может уступить. Тэ смотрит Кинну вслед, пока тот не оказывается вне пределов слышимости, затем разворачивается обратно на своем сиденье. — Выкладывай, — командует он. — Я приготовил Кинну сюрприз на нашу годовщину, — признается Порш, прижимая обе руки к глазам. У него начинает болеть поясница из-за того, что он держит себя в такой жесткой позе. — Я не ожидал, что он вернется домой на день раньше. — Это связано с сексом? — спрашивает Тайм. — Ты пытаешься скрыть это до самого дня вашей годовщины, — замечает Тэ, полностью игнорируя Тайма. Порш вздыхает. — Таков был план. — Это определенно связано с сексом, — вмешивается Тайм. — Мы ничего не скажем Кинну, — обещает Тэ. — Твой секрет в безопасности. Мы можем попытаться задержать его как можно дольше. — Спасибо, — с благодарностью отвечает Порш. Тэ ласково улыбается ему, и Порш чувствует себя немного непринужденнее. — Скажи, что это про секс, — умоляет Тайм. — Нет, — огрызаются Порш и Тэ. *** Тэ и Тайм умудряются растянуть трапезу на несколько часов. К третьему разу, когда они отмахиваются от официанта, который продолжает вежливо спрашивать их, не хотят ли они счет, Порш может сказать, что Кинн встревожен и готов уйти. Кинну не нравится слишком долго оставаться на одном месте; Порш знает, что его беспокойство возникает из-за того, что его превращают в сидячую мишень. Точно такому же учили Порша на тренировках. Порш еще долго может смотреть на своего парня в таком напряжении, прежде чем он признает поражение и предлагает отвезти их всех домой. Несмотря на поздний полдень, небо Бангкока потемнело, когда они выходят на улицу; солнце скрыто одеялом серых зловещих облаков, набухших от дождя. К тому времени, как они добираются до машины Кинна, в воздухе уже витает запах надвигающихся осадков. Кинн бросает на Тайма опасный взгляд, когда берется за дверную ручку. — Вы оба можете вернуться сами. — Порш пытается подавить тревогу при мысли о том, что придется остаться в машине наедине с Кинном. — Хотя, похоже, собирается дождь. — И у нас нет машины, — указывает Тайм. — Мы возвращаемся с тобой, Кинн, — говорит Тэ, приподнимая идеальную бровь. — Ты знаешь, сколько стоит этот пиджак? Я не собираюсь его мочить. — Тэ, — говорит Кинн сквозь стиснутые зубы. — Кроме того, мы тоже скучали по Поршу, — добавляет Тайм. — Перестань все время приставать к нему. Порш перехватывает их прежде, чем Кинн успевает замахнуться на своего лучшего друга, и умудряется запихнуть их всех в машину. В конце концов Кинн сдается, хотя его плечи напряжены. Порш старается сосредоточиться на дороге. Кинн молча наблюдает за ним с пассажирского сиденья. Рука, протянутая, чтобы ухватиться за руль, прикрывает грудь от взгляда Кинна, так что в том, что его соски видны, нет никакой опасности, но когда Кинн кладет теплую ладонь на бедро Порша, кончики пальцев проходят в опасной близости от его внутреннего шва, Поршу внезапно приходится сосредоточиться по совершенно другой причине. Он так крепко сжимает руль, что кожа скрипит. Порш ловит взгляд Тэ в зеркале заднего вида. Он явно прячет ухмылку, несмотря на сочувствие в глазах. Порш чувствует, что ведет проигранную битву, когда Кинн сжимает его, мышцы подергиваются в ответ. Рука остается там всю дорогу домой. Порш настаивает на том, чтобы оставить машину Кинна в гараже самому. Что угодно, лишь бы попытаться разрядить напряжение, которое нарастает между ними подобно грозе. Порш высаживает остальных троих у главного входа, а затем объезжает гараж, аккуратно паркуется, бросая ключи одному из телохранителей поблизости. Он делает глубокий вдох и направляется обратно к главному входу. На полпути ожидающие облака теряют терпение, и небеса раскрываются. Раскат грома — единственное предупреждение, которое он получает перед тем, как обрушиваются тяжелые потоки дождя, капли размером с мраморный шарик падают на землю, немедленно промокая его до нитки. Порш никогда ничего не имел против дождя, но кажется, что этот ливень может смыть все на своем пути. Оставшуюся часть обратного пути Порш наполовину пробегает трусцой. Сквозь мокрую челку Порш видит смутные очертания Тэ и Тайма, наблюдающих за ним изнутри, поэтому он быстро направляется в их сторону, стараясь не поскользнуться, когда заходит внутрь. У входа он снимает туфли и носки, чтобы не испортить полированный пол — Порш старается порадовать уборщиков, извиняясь за то, в каком состоянии часто оказывается их спальня, — и направляется туда, где его ждут Тэ и Тайм. — Где Кинн? — спрашивает Порш. — Он пошел принести тебе полотенце, — отвечает Тэ, когда Порш останавливается перед ними, вода с волос попадает ему в глаза. Порш рукой убирает ее с лица. — Чтобы с тебя не капало по всему… — Тэ умолкает. Наступившая тишина оглушает. Слишком занятый тем, что приглаживает волосы, Порш с опозданием замечает, как они оба уставились на него: выражение лица расслабленное, глаза широко раскрыты. Порш замирает как вкопанный. Если быть точным, они смотрят на его грудь. — Срань господня, — выдыхает Тайм. — Ты самый храбрый чувак, которого я когда-либо встречал, — шепчет Тэ, восхищение сквозит в каждом слове, он совершенно не моргает. — Кинн точно потеряет остатки разума. — Срань господня, — повторяет Тайм. Со страхом в венах Порш следит за их взглядами. Вода полностью пропитала его белую рубашку, намочив майку под ней. Полупрозрачный материал непристойно облегает выпуклости его груди. Его соски отчетливо видны сквозь прозрачный материал, твердые и шероховатые, с безошибочно узнаваемой формой металлических штанг, воткнутых по обе стороны от них. Порш вскидывает голову, чтобы проверить, сможет ли он все еще скрыть их от Кинна, но уже слишком поздно. Кинн стоит в другом конце комнаты, глядя в сторону Порша, все его тело напряжено, как пружина. Выражение его лица почти ставит Порша на колени. Волосы на затылке Порша встают дыбом, как в те считанные миллисекунды перед ударом молнии, мощный груз предвкушения и возбуждения начинает скапливаться у него внутри. Кинн не двигается. Он ничего не говорит. Порш смотрит, испуганный и возбужденный, на Кинна, который смотрит на него в ответ. Он хочет сказать что-то вроде того, что ты еще не должен был их видеть, но он ничего не может сделать. Они не сводят глаз друг с друга, должно быть, всего на несколько секунд, но Поршу кажется, что это мгновение тянется бесконечно, прежде чем Кинн… Кинн разворачивается и уходит. Порш моргает. Он настолько потрясен реакцией, что несколько мгновений не двигается. Ему требуется мгновение, чтобы понять, что от него ждут продолжения. — Я предлагаю тебе пойти за ним, если ты знаешь, что для тебя лучше, — сообщает ему Тэ. Он хватается за руку Тайма. — Мы уходим. Тайм медленно и серьезно отсалютовывает Поршу. — Было действительно приятно увидеться с тобой, Порш, — торжественно говорит он, прежде чем Тэ утаскивает его прочь. С колотящимся сердцем Порш обнаруживает Кинна, ожидающего его в лифте. Одной рукой он придерживает дверь, чтобы она не закрылась, в другой сжимает полотенце так, что костяшки пальцев побелели. Кинн по-прежнему ничего не говорит и не смотрит в сторону Порша, когда тот встаёт рядом с ним. Кинн слишком сильно нажимает на кнопку своего этажа. Глядя прямо перед собой, Кинн протягивает Поршу полотенце. Поколебавшись, Порш берет его. При этом их пальцы соприкасаются. Кинн отдергивает руку, как будто обжегся. — Кинн, — осторожно произносит Порш. Он протягивает руку и касается запястья Кинна. Кинн отдергивает руку, и у Порша сводит живот. Он что, совсем неправильно истолковал реакцию Кинна? Неужели ему все-таки не нравится пирсинг? Порш сглатывает. — Кинн, ты не можешь просто игнорировать меня. Кинн не отвечает. Его глаза сфокусированы лазером над дверями, взгляд направлен на панель с номером этажа, которая медленно увеличивается по мере того, как они поднимаются выше. Порш вытирает полотенцем воду с волос, просто чтобы чем-то занять руки, пока он больше не может выносить тишину. — Ты… — Порш останавливается. Делает глубокий вдох, пытается снова. — Кинн, ты злишься? — Нет, — выдавливает Кинн грубым голосом. — Тогда посмотри на меня. Кинн явно с трудом сдерживается, чтобы не повернуть голову. — Я не могу. В том, как он говорит, есть что-то немного не то. Порш знает, как ведет себя Кинн, когда он зол или разочарован, и это не то. Порш внимательно наблюдает за ним — розовый румянец стекает по его груди, исчезая под широким вырезом рубашки. Поршу требуется мгновение, чтобы понять, почему все это кажется таким знакомым. Наконец-то до него доходит. Кинн не злится. Он так возбужден, что не знает, что с собой делать; полностью поглощен желанием, едва способен говорить. Довольная улыбка начинает расплываться по лицу Порша, гордость практически сочится из его пор, и это не остается незамеченным. Мускул на челюсти Кинна дергается. — Если я посмотрю на тебя, то просто нагну и трахну прямо здесь, — выдавливает он сквозь зубы. — Это то, чего ты хочешь? Все тело Порша покрывается жаром. Между ними снова разгорается та тяжесть предвкушения. Двери лифта открываются на этаже, где живет Кинн. Выходя, Кинн не оглядывается. Поршу приходится заставлять свои отяжелевшие конечности двигаться, идя за напряженной линией спины Кинна по коридору. Порш следует за Кинном через дверной проем и останавливается посреди их спальни, настороженно следя за спиной Кинна, пока тот закрывает за собой дверь. Кинн оборачивается не сразу. Наступает тишина, как будто Кинн собирает те скудные запасы терпения, которые у него еще остались. Воздух вокруг Порша замирает. Он понимает, что задерживает дыхание. Кинн поворачивается, каждая линия его тела напряжена, как металлический стержень. Он говорит убийственно спокойным голосом: — Я знал, что ты что-то скрываешь. Ожидание волнами накатывает на Порша. Кинн делает шаг вперед, и Порш напрягается. Гладкий материал его рубашки натягивается на пирсинг, и Поршу приходится подавить тихий звук, который угрожает вырваться наружу. Он никогда так хорошо не чувствовал эти две точки ощущения, как сейчас. Порш следит за движением Кинна, который молча подходит к комоду и достает черный галстук. Порш не может оторвать от него взгляда, чувствуя знакомое напряжение в животе, зная, что Кинн может с ним сделать. Кинн переносит его к одному из огромных кресел. Он перекидывает галстук через подлокотник, прежде чем элегантно опуститься на сиденье, широко расставив ноги, как король на троне. Порша отвлекает твердая форма члена Кинна под брюками. — Раздевайся, — говорит Кинн. Порш колеблется на секунду дольше, чем нужно. Выражение лица Кинна мрачнеет. — Раздевайся, или я разорву в клочья твою одежду. Порш вздрагивает. Он отворачивается, вставая спиной к Кинну, и это все равно что добровольно поместить хищника в его слепую зону. Он быстро расстегивает пуговицы на рубашке, осторожно отрывая ее от кожи и сбрасывая на пол. Майка быстро следует за ним. Как только его соски соприкасаются с прохладным воздухом, они становятся тугими и каменными. Порш снимает брюки и тянется за трусами. — Достаточно. Порш останавливается. — Оставь их. Повернись. Порш медленно поворачивается. Взгляд Кинна тут же опускается на его проколотые соски. Зрелище захлестывает Кинна подобно приливной волне; горло подергивается при глотании, плечи напрягаются. Костяшки его руки на подлокотнике кресла белеют. То, как Кинн смотрит на него, заставляет мурашки пробежать по спине Порша, пробираясь ниже линии роста волос. Он выглядит так, словно хочет поглотить его. Не говоря ни слова, Кинн загибает два пальца. Порш послушно подается вперед и садится ему на колени, упираясь коленями в сиденье по обе стороны от бедер Кинна, руки благодарно опускаются на твердые мускулы плеч Кинна. Кинн придерживает его за бедра и находит время, чтобы просто посмотреть. — Великолепно, — наконец бормочет Кинн. У Порша перехватывает дыхание. Рука Кинна начинает путешествовать вверх по боку Порша, скользя по коже, очерчивая изгиб его талии, поднимаясь по хрупким ребрам Порша. Его большой палец, легкий, как перышко, и дразнящий, касается соска Порша. Это так близко к тому, чего хочет Порш, что у него кружится голова. Теперь, когда он у Кинна в руках, легко заметить, что под контролем Кинна скрыто нечто угрожающее. Порш не может не надеяться, что это проявится. Кинн смотрит на металл, украшающий его соски, дикость, скрывающаяся прямо перед его глазами, на данный момент наполовину укрощенная. Порш слышит, как в ушах стучит его сердце. Он и так неприятно твердый, а Кинн едва к нему прикоснулся. Кинн наклоняется, обдувая горячим воздухом прохладный от дождя сосок Порша. Порш тихо стонет, желая прижаться к теплу рта Кинна. Кинн резко откидывается назад. — Поиграй с ними, — говорит Кинн, устремив взгляд на грудь Порша. Дымка возбуждения Порша заставляет его медлить с ответом. — Что? — Ты слышал меня. — Но я не для этого… — Порш отвечает на секунду позже, чем нужно. Кинн ловит его взгляд. — Нет? — Голос Кинна обманчиво легок. — Зачем тогда ты проколол их, Порш? Порш ёрзает на месте. Он чувствует возбуждение Кинна, его выпуклость, огромную и твердую, как камень, прижатую к нему. Румянец, появившийся ранее, добрался до шеи Кинна, сигнализируя о том, что он не остался равнодушным, но, несмотря на это, Кинн не срывается. — Покажи мне, зачем ты их проколол? — мягко командует Кинн. — Поиграй сам с собой. Порш никогда не думал, что ему понравится, когда на него будут смотреть. Не раньше, чем Кинн начал выставлять его напоказ. С Кинном всегда так, как будто Кинн знает, чего хочет Порш раньше самого Порша. Кончики его ушей розовые, губы слегка нахмурены, но он делает, как ему говорят. Что-то в Кинне всегда заставляет его это делать. Когда Порш проводит кончиками пальцев по ребрам, Кинн приказывает: — Не трогай пирсинг. Порш послушно проводит кончиками пальцев по коже, чуть касаясь сосков, легкими дразнящими прикосновениями, так близко к чувствительным бутонам, что он вздрагивает. Мурашки пробегают по его груди, соски напрягаются сильнее. Его рот расслабляется без его разрешения. — Вот и все, детка. Ты знаешь, что всегда проще, если ты слушаешь меня. — Голос Кинна звучит так мило и покровительственно, что лицо Порша заливается краской. Момент затягивается: Кинн наблюдает, как Порш трогает себя, Порш покраснел и смутился, пытаясь не поддаться огню в глазах Кинна. Кинн проводит тупым ногтем по чувствительной линии чуть выше нижнего белья, опускаясь ниже, оставаясь у основания его напряженного члена. Порш качается вперед, прежде чем он успевает это остановить. Кинн убирает руку, не обращая внимания на протестующий возглас Порша. — Сожми их, — говорит Кинн. Кажется, что все тело Порша охвачено огнем. — Кинн… Кинн шлепает его по заднице. От удара Порша бросает вперед на колени Кинна, низкий крик застревает у него в горле. — Сделай это. Порш пытается дышать нормально. Его грудь сжимается под кончиками пальцев. Кинн не сдается, кажется расслабленным в кресле, но его руки сжимают бедра Порша, как тиски. Ожидающе. Медленно Порш берет двумя пригоршнями грудь и сжимает, впиваясь в кожу кончиками тупых пальцев. Он еще больше краснеет от такой вседозволенности — исследует себя так же, как раньше играл с грудями женщин, которых трахал. Его ладони касаются пульсирующего пирсинга, заставляя его проглотить звук. Кинн под ним издает тихий звук. Он смотрит на грудь Порша с одержимой сосредоточенностью. — Продолжай. Порш закрывает глаза, прежде чем подчиниться, как будто это позволит ему спрятаться от того, что заставляет его делать Кинн, от того, что ему нравится делать. Поглаживая собственную грудь, перекинув колени через колени Кинна, раскрасневшийся и податливый. — Ты делал это, пока меня не было? — Спрашивает Кинн, голос его сочится медом. В животе Порша разливается тепло и приторность. — Лежал на нашей кровати и играл со своими прелестными сиськами с пирсингом? Член Порша извергается прямо в его трусы. — Я этого не делал, — слабо протестует он, чувствуя себя полностью обнаженным, его руки медленно массируют выпуклость груди. Это наполовину ложь. Когда Порш впервые прикоснулся к пирсингу ради удовольствия, он был в душе. Пар от воды и скольжение его пальцев по своим возбужденным соскам заставили его сдержать стон. Кинн тихо смеется. — Я верю тебе, — успокаивает он. Порш слышит в нем улыбку, медленную и снисходительную, как будто он знает, что Порш говорит не всю правду. Порш снова начинает кружить вокруг своих сосков, не в силах удержаться от прикосновений так близко к тому месту, где ему это нужно. Он хочет чувствовать там рот, язык, зубы Кинна; его соски слишком напряжены и чувствительны, умоляя о тепле, которое, он знает, Кинн скрывает от него. Ноготь Порша цепляется за край ареолы, даже эта маленькая царапинка заставляет его ахать, чувствительные нервные окончания соединены непосредственно с его членом. — Ты прекрасен и в таком виде, — говорит ему Кинн. Грудь Порша трепещет от похвалы, глаза все еще закрыты, он узнает нейтральный тон голоса Кинна, понимая, что здесь есть подвох. — Ты разгуливал в таком виде, пока меня не было, хм? По территории, по улице, выставляя свои сиськи через рубашку на всеобщее обозрение? Порш хмурит брови, пытаясь разобраться в тумане желания. — Ты же знаешь, что я этого не делал. — Правда? — беспечно спрашивает Кинн. — Ты любишь выпендриваться. Ты такая маленькая дрянь. Это ложь, Порш знает, что это ложь, но это ударяет прямо в голову Порша — сбивающая с толку смесь гнева и желания. — Ты сделал пирсинг, потому что хотел, чтобы все знали, какая ты маленькая шлюшка? Глаза Порше распахиваются. — Я проколол их для тебя, — горячо говорит он. Словно по щелчку выключателя, выражение лица Кинна становится мрачным, понимающим и глубоко удовлетворенным. Порш с головокружительной быстротой осознает, что Кинн просто ждал признания Порша. Вероятно, он знал их истинную цель все это время, с того момента, как увидел их. Кинн просто хотел услышать, как Порш признает это. И Порш заглотил наживку. — Пирсинг — твой подарок на годовщину, — говорит Порш, стараясь произносить это ровным голосом. — Он для тебя. Хватка на его талии усиливается, настойчивость дает о себе знать, когда дикость в глазах Кинна берет верх. Если бы Порш не стремился к этому так отчаянно, он мог бы испугаться интенсивности, которую видит в отражении. Его руки заломлены за спину, грубый материал галстука обвивается вокруг них, Кинн связывает его запястья у основания позвоночника смертельным узлом. В этом положении его руки напрягаются, грудь выпячивается, он полностью во власти Кинна. Кинн кладет руку на спину Порша: — Я тебя выебу, — обещает Кинн. Порш не успевает ответить, как Кинн наклоняется и берет в рот сосок Порша. Тело Порша выгибается, содрогаясь напротив обжигающе горячего рта Кинна, издавая звук, похожий на предсмертный, когда Кинн прижимается языком к штанге и сосет. Его рот горячее, чем Порш когда-либо знал, рука Кинна вцепляется ему в спину, чтобы потянуть вниз, задевая зубами металл. Порш безуспешно тянется, желая зарыться руками в волосы Кинна и удержать его там, но он не может освободиться, беспомощность посылает импульс удовольствия в его мозг. Его рот приоткрыт, плечи вздымаются при каждом вздохе. Кинн проводит языком по его соску точно так же, как ему нравится облизывать щелочку на члене Порша, и Порш дергается у него на коленях, чувствуя его у себя между ног. Кинн переключается на другой сосок, втягивая его в рот, поднимает руку, чтобы ущипнуть тот, который он только что оставил, перекатывая его между скользкими от слюны подушечками большого и указательного пальцев. Он дергает за металл с такой силой, что жало пронзает позвоночник Порша: — Кинн, — выдыхает Порш. Его взгляд полон безумия, рот похож на открытую рану. — Они все еще заживают. Кинн отрывается с непристойным шумом. Он обдувает прохладным воздухом один из мягких коричневых бутонов, явно наслаждаясь тем, как он напрягается. Его взгляд скользит к лицу Порша, к тому растерянному выражению, которое он видит на нем. Он прижимает большой палец к соску Порша, сильно надавливает, и звук, который издает Порш, наполовину плач, наполовину крик. Его пальцы на ногах поджимаются, голова запрокидывается, обнажая длинную линию горла. — Когда? — Спрашивает Кинн, водя большим пальцем по плоти и стали. — Две недели назад. — Голос Порша дрожит. — На следующий день после твоего отъезда. Кинн издает низкую ноту. Он прижимает ладонь к одному из пирсингов. Кинн сильно нажимает тыльной стороной ладони, разминая сферы штанги между своей плотью и плотью Порша, каждый последний дюйм соприкасающейся кожи обжигает до боли. Он наблюдает за лицом Порша, когда на нем проступают следы его прикосновения, на лбу Порша проявляется напряжение, изо рта вырывается надломленный звук. — Было больно? — Конечно, — Порш резко втягивает воздух, когда Кинн отпускает его пронзенную плоть. Он не знает, облегчение это или сожаление. — Будь нежен. — Нежен? — Кинн смеется. Его голос звучит так же опасно, как и он сам. Кинн лучше, чем кто-либо другой, знает, что Поршу не нужна нежность. — Ты сделал мне подарок, детка, — упрекает он. — У меня есть право играть с ним. Кинн кладет руку на другой сосок, затем останавливается, пробуя его. Порш проглатывает слова, вертящиеся у него на кончике языка. Он ничего не говорит, но наклоняется вперед, отталкиваясь от руки Кинна. Кинн излучает удовлетворение от своей легкой уступчивости, заменяя ладонь зубами, втягивая пухлый сосок губами и облизывая его языком. Рот Порша приоткрывается в низком стоне, когда он чувствует, как теплая волна рта Кинна снова накрывает его. — Я думаю, ты мог бы кончить только от этого, — говорит Кинн, возбуждение усиливает его голос. — Я… я думаю, что ты тоже мог бы кончить только от этого, извращенец. Кинн хихикает, но не отрицает этого. — Не делай вид, что это не совсем то, чего ты хотел. Если так хотелось, чтобы я больше играл с твоими сиськами, ты мог бы просто попросить. — Что же в этом интересного? — выдыхает Порш. Его член болит, зажатый в трусах. Его бедра качаются вперед, зрение немного затуманивается из-за сильного давления его ограниченного члена, прижатого к коленям Кинна, что является своего рода облегчением. Он чувствует, что потерял контроль над своим телом, не в силах перестать прижиматься к Кинну, а зубы Кинна дергают за выступ одной из штанг. Кинн зажимает зубами чуть выше одного из сосков, лижет и сосет, пока кровь не выступает на поверхность и не превращается в синяк. Он делает это снова и снова, оставляя следы на плоти, на мышцах груди, задевая зубами возбужденные кончики сосков. Грудь Порша пульсирует, соски болят от двух острых ощущений, и, черт возьми, Кинн практически терзает его. — Больно, — выдыхает Порш между тихими сдавленными звуками. — Кинн, ты придурок, это больно. Кинн отрывается от его соска с непристойным хлопающим звуком. Это заставляет Порша сжать колени вокруг его бедер. — Я уверен, что так, — говорит Кинн, уставившись на него глазами цвета кремня. По всему его подбородку течет слюна, блестящая и влажная. — И тебе это нравится. Правда об этом заставляет Порша гореть. Порш смотрит вниз на состояние своей груди, его соски напряглись и пульсируют между металлическими штангами, кожа вокруг них в синяках и царапинах от рта Кинна. — Признай это, — говорит Кинн. Порш ничего не говорит, сердце бешено колотится. Кинн проводит большим пальцем по одному из пирсингов, затем ущипывает. Порш встает на дыбы, чтобы уйти от боли-удовольствия, но Кинн кладет руку Порша на плечо и с легкостью удерживает его у себя на коленях. Член Порша пульсирует. — А-а, прекрасно, мне это нравится, я этого хочу, — выдавливает из себя Порш. — Черт возьми, Кинн, прикоснись ко мне, пока я не… Кинн облизывает горячую линию между его грудными мышцами, заканчивая покусыванием ключицы. — Я прикасаюсь к тебе. — Прикоснись к моему члену, ты, кусок… Кинн хватает Порша за волосы и откидывает голову назад. Такой угол обнажает его шею, еще больше выпячивая грудь для рта Кинна. — Ты ужасно болтлив для кого-то в таком отчаянии, — замечает Кинн. Порш изо всех сил пытается взглянуть на него сверху вниз из-под тяжелых век. Рука Кинна в его волосах, как тиски, тянет за корень, острая и жалящая в лучшем смысле этого слова. — Это говорит человек, который чуть ранее был так возбужден, что даже не мог смотреть на меня, — хрипит Порш. Кинн напевает короткую ноту. — И все же ты тот, кто потёк хуже девчонки. Желудок Порша сдавливается. Рука Кинна сжимается у корней его волос, из горла вырывается еще один звук. — Посмотри на себя, — говорит Кинн, поощряя его наклонить голову туда, где соприкасаются их паховые мышцы. Порш так сильно намочил свои трусы, что материал практически прозрачен в том месте, где находится головка его члена. — Кому из нас это нравится больше? Порш в отместку опускает бедра, грубо касаясь выпуклости в штанах Кинна. Кинн стонет и отпускает волосы Порша, вместо этого хватаясь за его затылок с такой силой, что остается синяк. Порш целует его прежде, чем Кинн успевает оттолкнуть его; их губы соприкасаются влажно и непристойно, Кинн горячо облизывает его рот, как будто пытается найти нирвану на языке Порша. Порш улыбается в распухший рот Кинна. — Я все еще думаю, что это ты, — бормочет он. Кинн запускает руку в перед трусов Порша и сжимает. Улыбка сползает с лица Порша, голова запрокидывается, рот приоткрывается от блаженного трения о его член. Кинн вытаскивает его из нижнего белья и задает мучительный ритм, так что Порш не может сосредоточиться ни на чем, кроме того, как это приятно, прикосновения Кинна приносят сладкое облегчение от скручивающего напряжения в животе. Кинн наклоняется и проводит языком по соску, поочередно поворачивая его из стороны в сторону, не давая Поршу привыкнуть, дергая его, когда он сосет штангу. Его ногти впиваются в спину Порша, напряжение нарастает, его горячий рот приоткрывается над металлом. — Ты понятия не имеешь, как выглядишь, — стонет Кинн, проводя ладонью по влажной головке члена Порша с каждым коротким, резким движением. Порш прерывисто стонет, двигая бедрами, толкаясь в кулак Кинна, как будто он умрет, если остановится. — Черт, Порш, я хочу… я хочу трахнуть твои сиськи, детка. Поток желания по венам Порша шокирует, он подавляет удивленный всхлип. — Я собираюсь повалить тебя на спину и заставить смотреть, заставить тебя принять это, как бы сильно ты ни извивался. Порш бездумно напрягается в его тисках. Кинн снова закрывает рот на его соске, проводя языком по штанге, обжигающий жар распространяется вниз, к основанию члена Порша. Он проводит ногтями по спине Порша, образуя пять идеальных линий жгучей боли, позвоночник Порша выгибается дугой, все тело напряжено. Интенсивность оргазма Порша застает его врасплох, яростно вырываясь из нижней части живота, взрыв удовольствия интенсивен, пульсирует и длится вечно. Порш едва различает звуки, которые он издает, его сперма, густая и горячая, стекает по костяшкам пальцев Кинна. Кинн смотрит вниз, наблюдая, как молоко из его собственной руки вытекает из головки члена Порша медленными толчками, от основания к кончику, пока каждая капля спермы Порша не растекается по кулаку Кинна. Порш вздрагивает, когда ему удается сделать последний рывок, большой и указательный пальцы Кинна выдавливают остатки спермы из его щели, от ослабления напряжения Порш прогибается. Рука Кинна скользит вверх, к затылку. Это единственное, что удерживает Порша в вертикальном положении. Оргазм вымотал его, мозг скатился в то пограничное пространство, где он больше не чувствует себя личностью, а просто расплывчатым пятном дофамина и обнаженными нервными окончаниями. Рука Кинна не останавливается. Он размазывает сперму Порша по своему набухшему члену, скользкую и грязную. Порш резко втягивает воздух, когда ощущение переходит в сверхчувствительность, желудок напрягается, пытаясь отвернуться от боли. Рука Кинна перемещается к его горлу, чтобы удержать его неподвижно, надавливая на трахею, заставляя Порша приподняться выше на коленях, пока он не оказывается подвешенным между обеими точками соприкосновения. Жар покалывает все его тело. С линии роста волос стекает пот, лицо искажено от боли-удовольствия, но Кинн не подает никаких признаков остановки или замедления, давая ему слишком много и слишком быстро. Кулак Кинна держит его крепко, заставляя двигаться ровными, медленными движениями. Порш пытается заговорить, в конце концов захлебывается влажным вздохом, бедра трясутся, когда Кинн щелкает большим пальцем по голове. Кинн снова наклоняется, чтобы прикоснуться губами к его набухшему соску, проводя зубами по металлу. Обиженный стон вырывается из горла Порша. — Это слишком, пожалуйста, ах, Кинн, я не могу… — Еще немного, — уговаривает Кинн, его большой палец скользит по пульсирующей точке Порша, словно отбойный молоток бьется под кожей. Когда он поднимает взгляд на Порша, его глаза такие темные, что кажутся бездонными. — Еще раз. Мы оба знаем, что ты можешь. Порш вздрагивает. Это не должно быть возможно, но он чувствует, как его тело откликается на нежный приказ в голосе Кинна, боль начинает безумно смешиваться с острым удовольствием. Она снова нарастает у основания его члена, мучительная по своей интенсивности. Он хочет оттолкнуть руку Кинна, подняться на дрожащих ногах и уйти от нее, но он не может, наблюдая, словно со стороны собственного тела, как тот кружит бедрами, бесстыдно наваливаясь на кулак Кинна. — Вот и все, милый, — говорит Кинн. — Ты кончаешь только тогда, когда я говорю. Зрение затуманивается, ресницы влажнеют на щеках, Порш чувствует, как его яйца подтягиваются, когда он достигает пика во второй раз, острого, как игла, и короче предыдущего, вскрикивая, когда слабое количество спермы присоединяется к остальным на костяшках пальцев Кинна. К тому времени, как Кинн отпускает, он дрожит от этого, все тело опустошено. У Порша сводит живот, когда Кинн внезапно поднимает его в воздух, от демонстрации силы у него всегда кружится голова — Порш не маленький человечек, но Кинн может швырять его так, словно он ничего не весит. Кинн бесцеремонно бросает его на матрас, подминая под себя его связанные руки, неловко прижатые к пояснице. Кинн срывает с себя одежду и забирается на кровать. Его член торчит перед ним, огромный и такой твердый, что, должно быть, причиняет боль, на кончике он покраснел от гнева. Кинн врезается в сгиб его бедра. Порш шипит и пытается сжать его ноги. Кинн легко раздвигает их, заставляя Порша посмотреть вниз по линии его торса, туда, где они встречаются. Кинн склоняется над ним, положив руку на матрас рядом с головой Порша: — Ты хоть представляешь, что я хочу с тобой сделать? Порш глухо стонет. Разница в размерах ударяет ему в голову так, как он никогда не ожидал, его собственный член мягкий и уязвимый прижимается к его бедру, рядом с огромным и угрожающим членом Кинна. Глаза Кинна вспыхивают. Что-то внутри него обрывается. Он садится верхом на грудь Порша, наклоняется, чтобы выдвинуть ящик прикроватного столика и вытащить маленькую стеклянную бутылочку. Порше едва успевает разглядеть, что это их бутылочка с массажным маслом, как Кинн опрокидывает ее почти целиком на грудь Порша, швыряя на пол с грохотом, который остается незамеченным. Аромат успокаивающего жасмина пропитывает воздух, не делая ничего, чтобы обуздать свирепость действий Кинна. Кинн размазывает масло по выпуклости груди Порша, а затем берет две пригоршни сосков и сжимает вокруг своего разгоряченного члена. Ему требуется несколько мгновений, чтобы найти правильный ритм, кончик его члена случайно натыкается на один из пирсингов, размазывая липкую влагу по металлу. Кинн перестраивается, крепче обхватывает Порша, прижимая обе стороны грудных мышц друг к другу до тех пор, пока не сможет прочно засунуть свой член между ними. Грудь Порша обхватывает нижнюю часть члена Кинна, этого недостаточно, чтобы вместить его полностью, но, похоже, для Кинна это не имеет значения. Он как одержимый: врезается в мягкий, скользкий канал, который создает своими руками, его яйца упираются в живот Порша, он неровно стонет. Быть оседланным и не иметь возможности пошевелиться, пока Кинн трахает его грудь, должно быть унизительно, и это так и есть, но в этом есть что-то захватывающее — наблюдать, как кто-то вроде Кинна теряет свое крепко удерживаемое чувство контроля, используя тело Порша так, как он считает нужным. Кинн начинает водить большими пальцами по проколотым соскам Порша, трахая его. Это больно, его соски уже покраснели и покрылись синяками ото рта Кинна, отчего его ноги упираются в кровать, пятки упираются в нее, пытаясь выгнуться дугой, болезненный звук застревает у него в горле. Этого недостаточно, чтобы сместить Кинна, который просто раздраженно фыркает. — Веди себя прилично, — рычит Кинн, сжимая грудь Порша, впиваясь ногтями в опасной близости от пирсинга. Порш заставляет свое тело оставаться неподвижным, несмотря на угрозу. Его голова откидывается назад, глаза полуприкрыты и удерживают взгляд Кинна, пока Кинн продолжает использовать его. Его рот открыт ровно настолько, чтобы делать прерывистые вдохи, брови слегка изогнуты от боли. Кинн стонет от его легкого послушания. — Хороший мальчик. Вот и всё, оставайся таким. Грудь Порша сжимается от похвалы, все тело напрягается от усилий оставаться на месте, в то время как Кинн по спирали приближается к краю пропасти. Кончик члена Кинна упирается в его подбородок, в нижнюю губу, когда толчки Кинна становятся неистовыми, менее контролируемыми, сжимая грудь Порша в более плотный канал. Кинн произносит его имя тихо и отчаянно, как он делает, когда вот-вот кончит. Порш хочет этого на нем или внутри него, ему нужно почувствовать доказательства удовольствия Кинна, тяжелые и густые на его языке. Порш еще больше приоткрывает рот, подставляя кончик языка в качестве подношения. Этот жест заставляет Кинна содрогнуться, он приподнимается, чтобы быстрыми толчками сжать свой член в кулаке, со стоном произнося имя Порша, когда начинает кончать. Первая струйка спермы попадает ему на грудь, другая растекается по ложбинке на горле. Еще больше попадает на его соски, подбородок, шею, оставляя на нем беспорядочные горячие, толстые полосы. Брови Порша хмурятся, когда во рту остается пустота и желание. Он не понимает, что издает разочарованный звук, пока чья-то рука не хватает его за подбородок, пальцы впиваются в щеки, удерживая рот открытым. — Успокойся, нуждающееся создание, — бормочет Кинн. Порш обмякает. Кинн нависает над Поршем и сжимает в кулаке свой член от основания до кончика, выдавливая последние капли спермы на ожидающий язык Порша. Порш издает благодарный стон, когда Кинн погружает кончик в рот Порша, втирает там влагу, оттягивает назад, чтобы размазать ее по губам. Порш сглатывает, высовывая язык, чтобы слизнуть остатки влаги с размягчающегося члена Кинна, облизывая головку, пока рука на его челюсти не сжимается сильнее, вдавливая затылок в матрас. Кинн тяжело дышит над ним, его взгляд скользит от припухлого розового рта Порша вниз, к беспорядку на груди Порша, его сперма блестит на пухлых проколотых сосках Порша. Собственнический взгляд в его глазах еще более выражен, чем обычно. — Что ты должен сказать? — Спрашивает Кинн бархатисто-мягким голосом. Чувствуя вкус Кинна на языке, в голове все еще туман, Порш бормочет: — Спасибо. Кинн наклоняется и целует его, одним из самых нежных поцелуев, мягче, чем их предыдущие неистовые поцелуи. Его руки поднимаются, чтобы обхватить подбородок Порша, его губы, мягкие и горячие, слегка приоткрываются, и поцелуй проскальзывает сквозь Порша, как вода, угасая. Руки Порша начинают болеть там, где они зажаты под ним. Кинн осторожно перекатывает его на бок и распутывает галстук на его запястьях, прижимая руки Порша к своему лицу, целуя слабые отметины там. Затем Кинн опрокидывает его на спину и начинает вытирать Порша языком, слизывая свою сперму с соска Порша и засасывая его в рот. Этого достаточно, чтобы вернуть разум Порша к полному осознанию происходящего. — Это так негигиенично, — жалуется Порш. Его член все равно дергается у бедра. Кинн ухмыляется ему, держа бутон соска во рту. Порш щелкает его по лбу. — Слезь с меня, ты, дикарь. Кинн целует пирсинг на прощание, прежде чем смягчается и устраивается рядом с Поршем на своей стороне. Он приподнимается на локте, подперев голову ладонью, и смотрит на Порша с безмерным восхищением. — С годовщиной, — говорит Порш. Кинн недоверчиво смеется, его щеки надуваются, а вместе с этим исчезают и глаза. Он прижимается к своему лбу самым нежным поцелуем, который Порш когда-либо чувствовал. — Завтра наша годовщина. — Я знаю, — скулит Порш. Он бьет ногой по голени Кинна. — Я сделал их две недели назад и собирался показать завтра после ужина. Ты испортил сюрприз. — Чрезвычайно оптимистично с твоей стороны думать, что ты сможешь удержать меня подальше от своей груди, как только я тебя увижу. — Я бы нашел способ. — Тебе пришлось бы застрелить меня, — прямо говорит Кинн. Порш обдумывает это лишь мгновение. — Возможно, ты прав, — признает он. Он опускает взгляд на состояние своей груди. — Обязательно было так грубо? — жалуется он, тщательно вытирая большую часть грязи уголком простыни. — Каждый раз, когда я надеваю рубашку, мои соски жутко натирает. Глаза Кинна темнеют. Он уже может сказать, что представляет себе Кинн: Порш на деловой встрече, пытающийся не ерзать на своем сиденье, когда грубый материал натягивается на его чувствительную грудь. Он медленно твердеет, пока Кинн наблюдает за происходящим с другой стороны стола. — Прекрати это, — приказывает Порш. Кинн отказывается от этого, но Порш знает, что на этом ход его мыслей не заканчивается. — Порш, я знаю, ты беспокоился о том, что мне подарить. — Кинн кладет ладонь на грудь Порша, осторожно, чтобы не коснуться пирсинга. — Ничто из того, что можно купить за деньги, никогда не будет лучше этого. Мозг Порша светится от осознания того, что он доставил удовольствие Кинну. — Я думаю, ты не можешь назначить цену разврату. — Возможно, я мог бы, — задумчиво говорит Кинн. Он выглядит серьезным, винтики его разума практически вращаются у него за глазами. — Я должен застраховать их. — Я запрещаю тебе страховать мои соски, Кинн. — Почему? — Кинн выглядит искренне оскорбленным. — Ты сказал, что это мой подарок. Порш смеется, громко и недоверчиво. — Ты идиот. — Ты любишь меня, — самодовольно говорит Кинн. Порш мягко улыбается ему, и пространство между его ребрами светлеет: — Люблю. — Я тоже тебя люблю. Несколько мгновений они наслаждаются тишиной. Порш может сказать, что большая часть крови вернулась к мозгу Кинна, когда он говорит: — Я понимаю, что испортил твой сюрприз. Не думал, что будет иметь значение, если я вернусь пораньше. Порш пожимает плечами. Паника, которую он испытал ранее из-за своих разрушенных планов, кажется несущественной перед лицом привязанности к нему Кинна. — Все в порядке, ты же не знал. — Мы всё еще можем сделать то, что ты запланировал на завтра. — О, ну тут без вариантов, — Порш протягивает руку, обхватывает лицо Кинна ладонями и пристально смотрит на него. — Приготовься к романтике, которой у тебя никогда раньше не было. Кинн улыбается. Порш чувствует, как под его ладонями надуваются его щеки. — Я буду с нетерпением ждать её, — говорит Кинн.