Прилежный ученик

      Успеваемость Чимина неожиданно взлетела, и он по праву считался теперь лучшим среди своих одногруппников. Даже когда профессор Ким вернулся с больничного и годовой экзамен пришлось сдавать этому старому ворчливому деду, Пак сумел и его поразить своими знаниями. Чимин терпеть не мог математику на самом деле. Однако почти так же сильно, как он ненавидел интегралы в дифференциальной системе, он обожал вид этих отвратительных уравнений. Ведь трудно было сосредоточить внимание на чём-то другом, когда тебя раскладывают прямо на письменном столе, уткнув лицом в непроверенные контрольные работы третьекурсников. Вот уже как два года.       Чимин и подумать не мог, что из этой интрижки может что-то получиться, более того, он это делал не ради хороших оценок. Ему правда нравилось видеть каждый раз искажённое в прекрасной гримасе оргазма лицо, украдкой воровать поцелуи по углам в университете и скрещивать на парах ноги, чтобы не выдать своё возбуждение от наблюдения за рукой, пишущей мелом на доске сегодняшнюю тему. Потому что просто невозможно было не вспоминать в тот момент, как этой самой рукой профессор крепко обнимал своего самого старательного студента за талию, прижимая к себе и вдалбливаясь в узкую дырочку до появления звёзд перед глазами.       Чонгук для Чимина оказался первым мужчиной, и когда тот узнал об этом, то совершенно отчётливо дал понять, что желает остаться последним, сделав этого малыша своим без остатка. Чон невероятно красиво ухаживал, но трахал ещё лучше, и Пак откровенно не понимал, чем заслужил такого мужчину рядом с собой. Очень хотелось надеяться, что причина не только в его умелом рте, доводящем своего партнёра до сумасшествия и самых бурных оргазмов. Смущала ли кого-то из них существенная разница в возрасте в двенадцать лет? Однозначно нет. Обычно строгий и требовательный преподаватель в университете, наедине превращался в очень нежного и заботливого мужчину, который ни разу не дал усомниться парню в своих намерениях. Чонгуку было плевать, если бы кто-то узнал об их отношениях, но по просьбе самого же Чимина держал всё в тайне.       Выпускной стал самым ожидаемым событием для них обоих. Чимин должен был наконец-то получить свой долгожданный диплом, и это означало, что последняя преграда на пути к бескрайнему счастью рядом с любимым окажется преодолена. Чонгуку предложили хорошее место в одном из японских университетов, пара собиралась переехать сразу же, как только будут решены все вопросы с документами на перевод. В Японии их ожидала новая жизнь, где им больше не нужно будет скрывать свои чувства, ведь, как известно, в этой стране к гомосексуальным парам относятся намного лояльнее, нежели в живущей всё ещё в своём консервативном вакууме Южной Корее.       Чимин едва сумел высидеть всю официальную церемонию, то и дело ища взглядом своего мужчину в толпе. Чонгук не был обязан, как преподаватель на замену по контракту, присутствовать на торжественной части, однако он всё же пришёл, чтобы поддержать одного из студентов. Того самого, кто смог растопить ледяную глыбу, которую люди называют сердцем, и навечно поселился там, став единоличным владельцем самого сокровенного — души и тела Чон Чонгука.       Когда Чимин вышел на сцену и ректор вручил ему диплом, парень подошёл к микрофону и немного замялся, снова выискивая любимые карие омуты среди прочих. Их взгляды встретились, Чонгук одними губами произнёс беззвучное: «Я тебя люблю», и у Пака отлегло от души. Он торжественно озвучил заготовленную речь, в которой поблагодарил всех учителей, родителей и особенно одного близкого человека, без чьей поддержки бы не справился. И это правда. Чонгук хоть и относился к своему парню совершенно не так, как к другим студентам, но спуску в учёбе не давал, заставляя не просто зубрить материал, а вникать и действительно понимать его суть. В этом ему очень помог один метод, который едва ли можно назвать педагогическим. Сексуальный шантаж работал куда эффективнее, нежели угрозы оказаться на пересдаче. Серебряная медаль в руках Пака в тот момент была отчасти заслугой Чона.       А наградой за старание стала поездка к озеру, обещанная мужчиной ещё достаточно давно. Это место было совершенно безлюдным в тот день, хотя и пользовалось популярностью среди парочек. Но Чонгук для остановки выбрал другой берег, не облагороженный и дикий, где они смогли бы провести время наедине.       — Палатка? — изумлённо спросил Чимин, увидев, как Чонгук достал из багажника огромный свёрток и начал его раскладывать на земле. — Ты что хочешь здесь переночевать?       — Это не для сна, — загадочно улыбнулся в ответ. Подойдя ближе, чмокнул в губы и снова принялся за своё занятие.       Близился закат, и Чимин зачарованно наблюдал за тем, как небо постепенно окрашивалось в нежные оттенки лилового, открывая взору ещё блёклые на светлом фоне звёзды. Он вдохнул полные лёгкие свежего воздуха, чувствуя себя как никогда легко и свободно. Мысль о том, что рядом находится самый близкий и любимый человек, приятно согревала изнутри, даже вечерняя прохлада не ощущалась так явственно, хотя кожа уже успела покрыться мелкой россыпью мурашек. Парень на мгновение прикрыл глаза и улыбнулся, почувствовав на своей талии тёплые ладони, бережно обнявшие его. Чонгук прижался к нему со спины, сплетая пальцы на животе и целуя в выпирающий позвонок на шее.       — Так хорошо, — многозначительно протянул Чимин, прильнув плотнее к крепкой груди и утопая в нежности, окутавшей вместе с лёгким шлейфом полюбившегося парфюма с нотками древесины и сандала.       — Сейчас будет ещё лучше. Пойдём, — мужчина отпрянул от него и мягко потянул за собой к палатке, которую успел не просто установить, но и украсить милыми огоньками, придав атмосфере их уединённого свидания больше романтики и интимности.       Они будто поменялись местами, и теперь на коленях перед своим ангелом стоял сам Чонгук. Он медленно мажущими поцелуями покрывал каждый изгиб, выцеловывая тысячи своих признаний на взволнованно втянутом животике, спускаясь ниже к тазовым косточкам и едва ощутимо покусывая кожу на них. Расстегнув пуговицу и ширинку, стал медленно стягивать плотную джинсу, но когда открыл глаза, то замер, потупив взгляд на открывшийся перед ним вид. Несколько раз сморгнув, Чонгук взметнул голову вверх и сглотнул, отчего адамово яблоко отчётливо дёрнулось.       — Ты серьёзно?       — Ну, ты как-то упоминал, что тебе такое нравится, — Чимин смущённо улыбнулся, закусив нижнюю губу. — Или я не так тебя понял? — добавил он уже тише, заметно осевшим от раздосадованности голосом.       — Ты… чёрт, детка, конечно же мне нравится, просто я… — не найдя больше слов, Чонгук вновь припал поцелуем к краю кружевного нижнего белья, оставляя маленькое алое пятнышко сквозь тонкую полупрозрачную ткань.       Вся прежняя нежность и нерасторопность сошла на нет. Мужчина рыкнул и повалил парня на спину прямиком на разложенные подушки внутри палатки. Прежде мягкие поцелуи стали более напористыми, совсем немного грубыми, отражая всю страсть и возбуждение, что бурлили внутри Чона. Сплетаясь языками, он ловил каждый стон, каждый томный вздох, лаская аккуратный и уже твёрдый член Чимина через кружево. Это сводило с ума, его хотелось взять прямо здесь и сейчас, не размениваясь на прелюдию, но Чонгук пытался сдерживать себя из последних сил. Его солнышко всегда было таким хрупким. Несмотря на все те сумасшествия, что вытворял в постели, Чимина хотелось любить очень нежно, ласкать и томительно медленно растягивать, доводя до исступления, пока не начнёт своим очаровательным голоском умолять взять его и трахнуть так, чтобы искры из глаз посыпались. Этот контраст ангельской внешности и столь грязных и похотливых выражений выбивали у мужчины напрочь дух из груди. Они вместе уже больше двух лет, но Чонгук удивлялся каждый раз так искренне, чувствуя себя отчасти совращённым этим невинным созданием.       — Я на грани, чтобы сорвать с тебя это, — он зажимает до осязаемого слухом треска края утончённого нижнего белья.       — Можешь не сдерживать себя, — Чимин тонкими ручками обвивает напряжённую шею Чонгука и тянет его на себя, добавляя уже в самые губы, — я и не рассчитывал, что они мне ещё раз пригодятся.       И у Чонгука срывает чеку. Он резким движением дёргает и разрывает трусики, те больно впиваются в тело, но Чимин сдерживает всхлип, только тихонько шипит, а после шире разводит ноги в стороны, полностью открываясь своему партнёру и представая перед ним в своей прекрасной наготе. Чон отползает вниз и ложится животом на плед, подхватывает Пака под бёдра и пододвигает ближе к себе. Он закидывает одну ногу парня себе на плечо, а вторую отодвигает ещё шире, чтобы было удобнее. Чимин знает, что его ждёт, но всё равно вздрагивает, когда мокрый и длинный язык погружается в него, толкаясь сперва лишь кончиком, а затем во всю длину. Выгибается дугой, но его снова пригвождают спиной к подушкам, несильно надавив ладонью на живот. Чонгук с упоением вылизывает Чимина, изредка отвлекаясь на лёгкие покусывания за ягодицу, и снова припадает ртом к призывно сжимающейся дырочке. Так узко, чёрт возьми, что даже один палец входит не сразу в обильно смоченный слюной проход. Эластичность юного тела поражает и в то же время приносит невероятное удовольствие, ведь Чонгук просто обожает сам подготавливать парня для себя, запрещая делать это самому или использовать долбаные анальные пробки. Для кого-то это удобно, меньше уходит времени на растяжку, но Чон не из таких, ему до безумия нравится весь этот процесс от начала и до конца. Наблюдать за тем, как трогательно хмурятся чужие брови и пухлые губы выстанывают его имя, когда он вводит второй палец по самые костяшки, нарочито медленно прокручивает внутри, подгибает и надавливает на нужную точку, наполняя пространство самой прекрасной симфонией на всём белом свете — стонами его возлюбленного. Чимин очень чувствителен, он буквально извивается ужом от любых прикосновений, становится нетерпеливым и требовательным, убеждая, что уже готов. Но Чонгук себя знает и своё тело тоже, как и тот факт, что обладает гораздо более внушительными размерами, нежели среднестатистический азиат.       В их первый раз Паку было больно, несмотря на тщательность подготовки, он оказался просто не в состоянии принять член Чонгука так легко, как бы ему хотелось, пускай смазки в тот раз было в избытке и она чуть ли не вытекала из его задницы. Чимин любит, когда мокро. Это Чонгук заметил и сам, даже без комментариев парня, поэтому он и в этот раз прихватил с собой самую большую упаковку. Выдавив на руку побольше жидкости, пахнущей ванилью, он смазал ею уже три пальца и снова неспеша ввёл в анус, продолжая методично и ответственно растягивать то самое местечко, в котором хотел уже сам как можно скорее оказаться.       — Гуки, пожалуйста, — скулит Чимин, снова предпринимая попытку выгнуться, когда Чонгук надавливает ему на простату в этот раз сильнее.       — Ещё немного, солнышко, потерпи, — шепчет он у самого уха и хватает губами мочку, засасывая и издавая слишком громкие хлюпающие звуки, из-за чего Пак не выдерживает и кончает в первый раз, даже не прикоснувшись к себе.       Чонгук срывается на тихое рычание, ощущая между их животами липкость от белёсой жидкости, и понимает, что у самого больше не осталось сил терпеть. Он выводит пальцы из Чимина, садится на колени и наспех вытирает сперму, а затем тянется за презервативом. Раскатывает по члену и только хочет наклониться, как его отталкивают и валят на спину, взбираясь верхом и седлая, как непослушного жеребца.       — Сегодня будет по-моему, — заговорщицки проговаривает Пак, и Чон замечает, как в его глазах блеснуло что-то настолько животное и совсем недоброе.       А после убеждается в том, когда Чимин заводит руку за спину и направляет в себя его член, насаживаясь на него по самые яйца с ходу, не дав себе времени привыкнуть и позволить стенкам безболезненно растянуться, как делал это всегда сам мужчина. Парень жмурится, шипит и впивается короткими ноготками в чужую грудь, замирая.       — Тебе больно? Детка, ну зачем ты так? — Чонгук предпринимает попытку подняться, но его снова придавливают к полу уверенные маленькие ладошки.       — Я так хочу, — Чимин выдыхает и открывает глаза, — ты постоянно церемонишься со мной, будто я хрустальный. А мне хочется иногда, чтобы ты был со мной тем холодным и грубым мужчиной, в которого я влюбился, — приподнимает бёдра и так же резко шлёпается ими обратно, попадая головкой себе прямо по чувствительной мышце и закатывая глаза от удовольствия и приятного ощущения пробежавшего по телу заряда тока. — Меня это заводит, — честно признаётся он и начинает двигаться в собственном темпе, будто хочет угнаться за чоновским оргазмом, который тот едва ли в состоянии сдержать при виде столь раскрепощённого и возбуждённого собственной смелостью парня.       Крепкие ладони сжимают молочные бёдра до побелевших пятен на коже, что после непременно расцветут красивыми метками, которыми Чимин будет любоваться ещё несколько дней, вспоминая их секс как самое прекрасное, что когда-либо с ним происходило в этой жизни. Но, кажется, он немного не рассчитал свои возможности. Будучи разморенным после первой яркой вспышки, Пак успел быстро выдохнуться. Совершив ещё несколько толчков, он весь обмяк и опустился на грудь партнёра, прижался губами к его и позволил мужчине взять инициативу в свои руки. Чонгук обхватил парня за талию и размашистыми движениями начал подмахивать бёдрами, переходя на бешеный темп и вновь ловя сладкие стоны своими губами, увлекая в долгий и очень мокрый поцелуй. От трения между телами и сверх стимуляции простаты Чимин кончает во второй раз, а следом за ним изливается в презерватив и Чон, напоследок войдя в него так глубоко, что от звонкого шлепка яиц о ягодицы у них обоих в ушах зазвенело. Пак, утомлённый приятной послеоргазмовой негой, блаженно улыбается и целует своего мужчину в шею, легонько засасывая кожу, но аккуратно, чтобы не оставить отметин на видном месте, пока Чонгук ещё несколько раз толкается в него, но уже совсем лениво, не желая покидать приятную и тёплую узость.       — Теперь ты доволен? — усмехается он, поглаживая любимые румяные щёки и, кажется, влюбляясь в своё солнце в сотый? Нет, тысячный раз.       — Мгхм, — сыто улыбается ему в ответ Чимин, потираясь лицом о мягкую ладонь.       — Принимаете у меня зачёт, господин Пак?       — Какой ещё зачёт? — давит зевок, часто моргая.       — На роль самого лучшего парня на свете, — Чонгук широко улыбается, демонстрируя свою самую очаровательную улыбку, редкость, которой дозволено любоваться только его драгоценному мальчику.       — М-м-м, ты его сдал ещё два года назад.       — Это когда предложил тебе встречаться?       — Нет, когда дал тебе отсосать прямо в аудитории.       — Господи, ты такой отвратительный романтик, — смеётся Чонгук, обнимая Чимина и перекатываясь вместе с ним на бок.       — А я и не претендовал на эту роль, — невинно выпячивает нижнюю губу Чимин, пожимая плечом, — это ты у нас любитель ванили, — он заводит руку за спину и средним пальцем смазывает остатки лубриканта, а затем подносит ко рту и демонстративно слизывает, — в буквальном смысле.       — Ты нарываешься? — наигранно хмурится Чонгук, приподнимая одну бровь.       — А по мне не видно? — парень снова демонстративно облизывает палец и обводит кончиком языка подушечку.       И секунды не проходит, как Чимин оказывается подмятым Чонгуком, и тот угрожающе выдыхает ему прямо в губы:       — Если бы я знал, что мне достанется такой ненасытный и развратный ангел, я бы сам тебе отсосал ещё в первый день, когда увидел в аудитории.       — Но ты хотел посмотреть на то, как я буду рвать жопу, чтобы добиться твоего внимания, не так ли?       — Нет.       — Лжец, — прыскает Чимин и легонько ударяет мужчину кулачком по плечу. — Просто признай, что ты ещё никогда так сильно не хотел, чтобы кто-то завалил у тебя зачёт. Тогда бы мне пришлось отсосать тебе за хорошую оценку и… — не успевает договорить, потому что его нагло, но очень приятно затыкают глубоким поцелуем, проникая языком почти сразу, чтобы не дать возможности сболтнуть что-то ещё.       В тот вечер они и правда больше не разговаривали, используя исключительно язык собственных тел, чтобы в очередной раз признаться друг другу в любви, и не раз.