обычная похоть

Это случилось не тогда и не там, где вы думаете, но в месте очень похожем, и события тогда развивались примерно также. Не было ни умысла, ни замысла. Была лишь летняя духота, бесконечный писк цикад и ночная тьма. Кажется, они остановились где-то у воды, потому что влажность воздуха ощущалась на коже и даже слегка давила на лёгкие. Было тепло, но не жарко, а потому очень ленно. С Иоши такое часто случалось. Будь на улице жара, он бы начал тренировку просто ради того, чтобы превозмочь себя, доказать, победить слабость. Но его лень была коварна и всегда знала в какой момент напасть, чтобы он не смог ей сопротивляться. Сегодняшний вечер был как раз такой. Тренировка шла из рук вон плохо. Удар не был так силен, как обычно, и если сначала Иоши винил во всем катану, которая, очевидно, затупилась во время их странствий, то вскоре понял, что всё дело только в нём самом. Лень снова подкралась со спины и безжалостно обвила его, не давая нормально не то что двигаться — даже просто думать. Он ненавидел себя за это. Знал, что не должен лениться. Не имеет никакого права, не должен даже допускать мысли о лени, не тогда, когда он так нужен Киоко, но… Что он мог поделать? Он был всего лишь человеком. Всего лишь. Он стиснул зубы и на выдохе махнул катаной. Всего лишь человек. Жалкий, слабый человек. Боги не были к нему милостивы и не послали ему никаких даров и талантов. Он был лишь собой и всё, что он имел, ему ещё только предстояло заслужить. Он должен усердно работать, должен стараться лучше, потому что иначе… Зачем он вообще есть? Зачем он здесь, зачем он во дворце, зачем он Киоко? Тем более теперь, когда у неё есть этот Хотэку. Проклятый и проклятый. Высокомерный, надменный. Киоко, может, ему и доверилась. Но скорее солнце взойдет на западе, чем Иоши повернётся к нему хотя бы боком, не то что спиной. В нём было что-то… Неправильное. Что-то уродливое, странное, зарытое глубоко внутри за всеми этими манерами, за этим его дурацким красивым лицом… Было что-то ещё. Иоши чувствовал — Хотэку хранит много тайн, и едва ли среди них есть хоть одна, которая сделает его лучше в глазах самого Иоши. Киоко… Кто знает? Может, она уже что-то знает. Может, она уже его приняла. Может, ей и вовсе нет дела до его прошлого, если… Иоши снова делает выпад, на этот раз зло рыча. Удар все равно получается слабым, и это злит Иоши только сильнее. Он снова делает выпад, снова рык. Плохо, плохо, ужасно плохо! Он никчёмен, он недостойный сын, недостойный жених, он с глупым чучелом совладать не может, куда ему… В колене что-то хрустит. Нога подворачивается сама собой, и Иоши, тихо ахнув, оседает на землю. Катана выпадает из его рук. Он шипит, пытается подтянуть ушибленное колено, но то ноет так сильно, что он решает отложить эту идею на потом. Какой же он идиот! Сколько раз ему говорили, что нельзя оголтело лететь на врага, даже если враг из соломы? Что теперь? Что, если это не просто ушиб? Тогда я буду ползти за ней, отвечает Иоши. Столько, сколько потребуется. Столько, сколько она меня не прогонит. Он тяжело дышит и, прикрыв глаза, пытается усмирить свою ярость. На это уходит некоторое время, но, когда мир перестает отливать бордовым, боль в колене тоже начинает утихать. Он снова пробует подтянуть его к себе. На этот раз получается, но ему все ещё больно. Не стоит возвращаться в лагерь в таком состоянии. Никто не должен видеть его слабость. Кивнув самому себе, он подтянул катану и кое-как поднялся на ноги. Стараясь поменьше опираться на больную ногу, доковылял до дерева и, опустившись, прислонился спиной к широкому стволу. Недовольство собой только усилилось, но вместе с тем в глубине души он чувствовал облегчение. Теперь хотя бы не придётся тренироваться. Плохо конечно, но… Эта духота… И так тепло… В лёгких уже саднило от влаги. Устал… Как же он устал. Дорога, короткий перерыв, снова дорога, потом разбить лагерь, и тренировка… Он был обучен всё это терпеть и выносить, но это не значит, что ему было проще, чем остальным. Он просто привык не показывать виду, но сейчас, когда вокруг никого… Он прикрыл тяжёлые веки и шумно выдохнул. Он только чуть-чуть посидит. Сейчас колено пройдет, и он вернется в лагерь, заступит на дежурство… ещё совсем немного… — Вот вам и воин, — насмешливо зазвенела темнота. Иоши вздрогнул и, открыв глаза, по привычке схватился за катану. — Тише ты. Свои. — Хотэку, — сонно вздохнул Иоши, чувствуя, как в груди набухает привычное уже недовольство. Ему не нравилось говорить с ним. Ему не нравилось видеть его рядом с Киоко. Ему не нравилось даже пересекаться с ним взглядом, а сейчас… Стоп. Иоши залился краской и сильнее перехватил катану. Хотэку его застал в таком положении! Он мог убить его, и Иоши бы даже не заметил… Недовольство сменилось жгучей ненавистью, как, впрочем, и всегда, когда он думал о Хотэку дольше пары мгновений. — Притомился? — все также насмешливо спросила темнота. — Ещё нет и полуночи. — Дома я ложусь раньше, — ответил Иоши и чуть сам себя не ударил. Зачем он вообще это сказал?! Темнота рассмеялась. — Понимаю. Мне дальняя дорога тоже непривычна… Ну, теперь, — сказал Хотэку. — Теперь? — переспросил Иоши, как всегда надеясь на хоть какие-то объяснения. — Теперь, — повторил Хотэку, который, как всегда, предпочел ничего не объяснять. Сложно было сказать, насмешка это или попытка утаить важную информацию. Зная, насколько этот человек коварен, это могло быть и тем, и тем и ещё чем-то, о чем Иоши даже не догадывался. Он часто думал о том, что по сравнению с Хотэку очень наивен, почти что как ребенок. Хотэку часто подтверждал его мысли, но не словами. Взглядами. Усмешками, длинным молчанием. От того Иоши было только хуже. — Не волнуйся, — продолжил Хотэку. — Я не открою твой секрет. — У меня нет секретов, — протестовал Иоши. — Я отдыхаю после тренировки. — Я по твоему запаху чую, что тренировка была так себе. А ещё что ты зол, и что тебе больно. А ещё, — он наконец вышел из мрака, но это не особо помогло его разглядеть: Иоши видел лишь очертания его фигуры, но не лицо. Впрочем, это было и не нужно: Хотэку всегда смотрел на него одинаково, — чувствую, как гудят твои мышцы. Как болят стопы, и что они будто каменные. Ты силён, но к дальней дороге не привык. Дворцовый мальчик. Иоши себя мальчиком не считал, но не мог вообразить, как сказать это так, чтобы не звучало жалко. Поэтому промолчал. — Это ничего, — продолжил старший. — Хочешь, научу тебя, как снять напряжение? — В ногах? — Конечно. Начнём с ног, — в интонациях снова прослеживалось что-то ещё, но Иоши опять не понимал, что именно. Хотэку опустился рядом с ним и стянул с него обувь. Бережно взял за стопу и ловко надавил где-то над пяткой. Иоши ахнул от боли и дернулся. — Тс-с-с, — сказал Хотэку. — Сейчас станет лучше. И действительно стало. Хотэку давил на точку ещё какое-то время, затем переместил пальцы и неспешно промассировал всю ступню. — Мне продолжать? — тихо спросил он. Иоши только сейчас понял, что почему-то позволил ему всё это. Хотэку не спросил, но и он не отказался. Ему ничего не стоило оттолкнуть его или хотя бы просто замахнуться катаной, но он… Позволил. Без единой задней мысли, словно это было обычным делом для них двоих. Это казалось ему… Правильным? Знакомым? Точно не чем-то необычным. — Ты очень устал, — словно читая его мысли сказал Хотэку. — Когда люди устают, они проще относятся ко многим вещам. Он взял его вторую стопу и снова надавил на болезненную точку, но в этот раз Иоши не издал ни звука. — Ты бы этого хотел, да? — спросил он, стиснув зубы. — Чтобы я относился к тебе «проще»? Потерял бдительность? — Боги, — цыкнул старший. — Я буквально у твоих ног, а ты все ещё рисуешь из меня своего врага? Ты вообще кому-то доверяешь? — Себе, — ответил юноша. — И Киоко, — добавил он, чуть покраснев. — А большего мне не надо. — То есть, будь я Киоко, мы бы сейчас могли не тратить время на эту глупую перепалку? — Что ты несёшь? — Ну… — и Хотэку вдруг стал Киоко. В самом деле стал ею. Это было её тело, её запах… Даже в темноте Иоши понимал, что перед ним… Она. — Как-то так? Это был голос Киоко. Но интонация все ещё принадлежала Хотэку — тут и думать было не о чем. — Как ты… — тихо спросил Иоши, перехватывая катану. — Кто ты? — Киоко, — усмехнулся Хотэку. — Разве не видишь? А… Вот, сейчас луна выйдет из-за облаков… Теперь видишь? Стало светлее, и теперь Иоши видел перед собой ту, на кого смотреть всегда смущался. — Ты не она, — прохрипел Иоши. — Ты демон в ее обличии. — Демон? Хм, — задумчиво сказал Хотэку. — Интересный ты человек. Вечно думаешь «я ему не доверяю», «с ним что-то не так». Но стоит мне открыться — и начинаешь думать обо мне ещё хуже. Почему так? — Ты не человек, — Иоши качает головой. — Допустим, — отвечает Хотэку. — Но что с того? Зато я могу дать тебе то, чего желает твоё сердце. Зашелестели ткани, и кимоно небрежно сползло по плечам, обнажая худые бледные плечи. Кожа белее фарфора. Идеальная, чистая… Нетронутая. Иоши забыл, как дышать, но лишь на миг. В следующий он уже стыдливо отвел взгляд. — Прекрати, — сказал он. — Я не позволю тебе её позорить. — Её? Или тебя? — прыснул Хотэку. — Ты ведь не маленький мальчик, Иоши. Ты хочешь её, и знаешь это. Ты рос во дворце, так что точно понимаешь, о чём я говорю. Сколько раз ты представлял её такой, какой видишь сейчас? — «Киоко» игриво повела обнажённым плечом, от чего ткани спали ещё ниже. Теперь, проследив взглядом, Иоши мог угадать очертания груди возлюбленной. Конечно он всё понимал. Он знал, что значит «хотеть» кого-то, знал и то, сколь разные формы может принимать это желание. От дешёвых схематичных картинок до охов и ахов за углом — во дворце он видел и слышал всё. Такова была придворная жизнь, и, как бы Иоши ни старался сохранить свое благочестие, он не мог притворяться, будто ничего не видит. Сначала ему это всё казалось странным, потом — грязным и оскорбительным. Сейчас он полагал, что это — просто часть жизни и, очевидно, если разделить её с тем, кого действительно любишь, очень неплохая часть. Но всё это ни в коей мере не значило, что он мог хотя бы подумать о том, что предлагал ему сейчас этот демон. Он подался вперед, решительно поправляя ворот кимоно так, чтобы он прикрывал даже ключицы видения. — Хватит, — твердо сказал он. — Киоко — моя невеста. Я посвящу ей всю свою жизнь, и буду защищать её ото всех угроз. Даже от тебя, если придётся. — «Если придётся», — Хотэку, наконец, вернул себе прежнее обличие, и Иоши увидел его довольную улыбку. — Что ж, для начала неплохо. Но что тогда мы будем делать с этим? Демон положил руку ему на пах, и Иоши знал, что теперь полностью повержен. — Столько красивых слов, — покачал головой Хотэку, — и всё впустую. Ты мужчина, а значит ведом инстинктами. Убивать, есть и сношаться — вот и вся твоя жизнь, вся твоя судьба, что бы ты там ни говорил. — Тело не властвует над разумом, — стиснув зубы ответил Иоши. — Я контролирую тело. — И как? Получается? — Хотэку с задумчивой улыбкой склонил голову набок и провёл ладонью по выпуклости. — По-моему, не очень. Иоши шумно выдохнул, но, словно опомнившись, стиснул зубы. — Это ничего не значит. — Тут ты прав. Разумом ты можешь любить Киоко самой честной и светлой любовью, но тело будет хотеть иного. Это не меняет твою любовь и не означает, что ты причинишь ей боль. Но на мой вопрос ты так и не ответил. Что мы будем с этим делать? — теперь Хотэку гладил его не останавливаясь. Медленно, словно выводил на бумаге иероглифы, такой же твёрдой, уверенной рукой. Иными словами, он точно знал, что делает, но Иоши был слишком занят для того, чтобы разобраться, как он относится к этой мысли. — Что ты делаешь, когда это с тобой обычно случается? Бежишь к придворным дамам? Запираешься в комнате и всё делаешь сам? — Тренируюсь. — Зачем? — Уставшее тело не способно на… Такое. — Ну, как по мне, сейчас ты более чем уставший. Но смотри-ка, — Хотэку опустил взгляд на промежность Иоши. — Всё очень даже работает. Дело во мне? — Ты демон, это… — Нет, Иоши, я, может, и демон, но не такой породы. Всё, что происходит — это воля твоих желаний и инстинктов. — Но ты им потакаешь. Зачем? — Обычная похоть, — пожал плечами Хотэку. — Мне объяснить, что это? — он наклоняется к Иоши ближе. — Или проще показать? К этому моменту Иоши уже понимал, что даже если Хотэку отпустит его прямо сейчас, никакая тренировка уже не поможет. Его тело пылало, его член пульсировал под чужой ладонью. Во рту пересохло, он вспотел и, кажется, уже даже начал чуть двигать бёдрами навстречу руке Хотэку. Последний факт демон будто бы не замечал, и это странным образом внушало доверие. Казалось, Хотэку вовсе не пытается над ним смеяться. Не унижает, не провоцирует, просто… Показывает? То, что и так скрыто в Иоши. То, что он и так о себе знал, что старался скрывать, потому что так делают все хорошие воины, и — он верил — все хорошие мужья. Но Хотэку не было дела до того, что Иоши думает — его интересовали лишь его ощущения и желания. Он не считал их постыдными, он вообще никак их не оценивал: он просто… Принимал их. И, если конечно этот жар ещё не разъел Иоши разум, давал понять, что готов принять больше. — Ну же, — подтолкнул Хотэку. — Это совсем не больно. Тут он лукавил. Иоши знал, что это может быть больно. А ещё унизительно и жестоко, грязно, но… — Я бы не стал тебе предлагать ничего такого, — Хотэку снова понял, о чём тот думает. — Точно не сейчас. — Тогда… Что ты мне предлагаешь? — Нет уж, — Хотэку снова улыбнулся. — В похоти я творец, а не полководец. Планов не черчу и задач не ставлю. Ты либо согласен, либо нет. Ответ я приму любой. — Киоко… — Ты любишь её, — сказал Хотэку. — Тут же совсем другое. Это вовсе не обо мне, и я понимаю. И мне всё равно, — он пожал плечами. — Так что просто соглашайся уже. Ночь не будет длиться вечно. Тут он был прав. Если и делать что-то такое, то только пока Киоко нет рядом, иначе… От мыслей о том, что тогда может случиться, противоречиво стало ещё жарче. — Стыд тоже возбуждает, — подсказал Хотэку. — И, думается мне, это и есть ответ. — Да, — шепнул Иоши, прикрыв глаза. — Мой ответ да. Был его ответ продиктован демонической магией или собственными низменными желаниями, он не знал. Он и не хотел знать, не хотел понимать. Хотел он совсем иного и, раз Хотэку достаточно бесстыден для того, чтобы предложить себя… Так тому и быть. Иоши позволил Хотэку забраться ладонью под ткань исподнего. Слегка вздрогнул от контакта кожи к коже. Ладонь Хотэку была мягкой, почти что бархатной. Никаких признаков тяжёлого труда, ни одной мозоли. Иоши прежде не видел таких рук у мужчин и уж точно их… Не ощущал на себе. — Приятно? — спросил Хотэку. Иоши кивнул. Его глаза все ещё были закрыты, но если сначала он просто стыдился себя, то сейчас уже начал осознавать, что так ощущения становятся ярче, и это… Именно то, чего ему сейчас хотелось. Ярких ощущений. Хотелось познать ту сторону жизни, которой прежде он, сознательно или случайно, избегал. Мир предлагал ему все это в лице одного ужасно зловредного демона, так что же теперь оставалось? Только закрыть глаза. — Правильно, мальчик, — подсказал Хотэку. — Доверься мне. Только сегодня. Я всё сделаю сам. Он подтянул Иоши за бедра, заставляя его сползти ниже. Теперь тому приходилось упираться локтями в землю, чтобы держать равновесие. Он наконец выпустил из руки катану, и теперь лишь впивался ногтями в землю. Пальцы были горячими, а земля холодной, и это единственная мысль, которая держала его в сознании. Хотэку тем временём обнажил бёдра Иоши и довольно улыбнулся. Иоши и сам понимал, что ласки даются старшему хорошо… Слишком хорошо для того, кто никогда таким не занимался. Волновало ли это его сейчас? Нисколько. Думал ли он, что нужно будет спросить об этом когда-нибудь потом? А зачем? Как и сказал Хотэку, это лишь похоть. Она ничего между ними не изменит. Они станут прежними уже с первыми лучами солнца, так что да, лучше сосредоточиться на здесь и сейчас, пока ещё не слишком поздно. — Хорошо, — прошептал Хотэку и склонился к самому паху юноши. Тот сперва не понял, но в действительности такое он уже тоже видел. Не по своей воле и не для собственного удовольствия, но, как уже было сказано, во дворце происходило всякое. Тем не менее, когда головку его члена обожгло жарким дыханием, он вздрогнул и замер, напрягшись всем телом. Стоило Хотэку коснуться губами его плоти, он мгновенно забыл, как дышать и говорить. Весь его мир задрожал и замер, перевернувшись с ног наголову. Хотэку. Наглый, дерзкий Хотэку. Хотэку, который сам себе на уме. Хотэку, который ни во что не ставит других. Хотэку, которого он ненавидел всей душой… Унижался перед ним столь откровенно, столь бесстыдно и вообще словно бы так, будто ему самому от этого приятно. Иоши хотелось его оттолкнуть, но не потому, что ему не было приятно — напротив, ему было так хорошо, что он едва держал себя в руках. Просто это было… Слишком. Хотэку не мог, не должен был так поступать. Не для Иоши, не с ним, не так. Но он продолжал продвигаться ниже. Его губы смыкались плотным тесным кольцом и, кажется, давили на ствол все сильнее вместе с тем, как голова старшего опускалась ниже. Дойдя до основания он замер, а Иоши ощутил, как головка проехалась по задней стенке горла старшего. — Ты… — попробовал он, но не смог вспомнить, что именно хотел сказать, когда Хотэку поднял на него абсолютно бесстыжий взгляд. В нём был вызов, в нём было столько власти, будто бы это вовсе не Хотэку сейчас ублажал парня, а наоборот. Иоши залился краской и отвёл глаза. А Хотэку продолжил. Теперь бёдра Иоши не только напрягались, но и чуть поднимались вверх, навстречу горячим и влажным губам демона. Тот, поняв это, словно бы стал ещё довольнее и погладил ладонью бедро юноши, то ли благодаря за помощь, то ли мотивируя продолжать. В любом случае, Иоши уже не смог бы остановиться. Он и прежде ощущал этот жар, но никогда ещё он не был так силен. Никогда ещё ему не было так стыдно, но так приятно одновременно. Никогда прежде не возникало у него столько непотребных мыслей и желаний, как сейчас. Он хотел толкнуть Хотэку в плечи, повалить и навалиться сверху. Хотел содрать с него одежду, разорвать её на клочья. Хотел видеть его голым и стыдливым, таким же, каким демон сейчас видел его. Он хотел войти в его тело также, как сейчас Хотэку насаживался на его член — резко, влажно, глубоко. Хотел прочувствовать его изнутри, хотел знать, что случится, когда (если?) это произойдет. Он гонял эти мысли по кругу, но, чем больше об этом думал, тем сложнее становилось удерживать себя в пределах разумного. Голову то и дело застилала белая звенящая пелена — всего на мгновение, но этого хватало, чтобы Иоши начинал верить, что уже не контролирует себя. Пелена накрывала снова и снова, каждый раз держась чуточку дольше, чем в предыдущий. Прилив — и он уже не контролирует свои руки, вцепившись в волосы Хотэку. Те липкие от пота и грязные от земли с ладоней юноши. Ещё прилив — и он уже не просто держится, он направляет. Ещё — и он заставляет Хотэку брать так глубоко, что тот, кажется, уже едва дышит. Он удерживает его за волосы у самого паха, а потом любуются потёками слюны на его губах и подбородке. Иоши чувствует, что близок, и какая-то часть его сознания, крошечная и очень тихая, говорит, что нужно предупредить Хотэку, но другая часть, гораздо большая, наглая и эгоистичная, говорит ему не отвлекаться. Тем более, что по нему несложно догадаться: его всего трясёт, он хрипит, он забывает дышать. Его глаза то и дело закатываются, он выгибается в спине, подрагивает коленями и так крепко цепляется за Хотэку, будто от этого зависит его жизнь. Собственно, сейчас ему так и кажется: если Хотэку вдруг отступит, он точно сойдет с ума. Он готов молиться, если потребуется, чтобы Хотэку не останавливался, но это, к счастью, и не требуется: Хотэку явно намерен довести дело до конца. И он тоже знает, что юноша близок. Возможно поэтому все его и прежде вялые попытки сохранить независимость сходят на нет. Он максимально расслабляется, позволяя Иоши насаживать себя так, как тому хочется и как ему нужно. Будь Иоши в чуть более спокойном состоянии, наверняка задумался бы, как тому вообще удается дышать при таком ритме, но Иоши не думает, а Хотэку не придется объяснять, что он далеко не первый резвый самурай у него во рту, да и нет вообще такой задачи, с которой не справился бы ёкай. Иоши сухо вскрикивает, слабо ощущая, как ноет горло. Его пальцы сильнее цепляются за волосы Хотэку, он замирает, подавшись бёдрами к его лицу и кончает. Хотэку, не имея возможности отстраниться, принимает его семя. Тонкая струйка течёт по его подбородку, но он, кажется, абсолютно равнодушен к этому обстоятельству. Он слегка отстраняется, с какой-то тихой заинтересованностью наблюдая за Иоши, который пытается перевести дыхание. Иоши едва может шевелиться: всё его тело словно набито пухом. Голова слегка кружится, кожа горит, бёдра ноют, но вот мысли… В мыслях он всё ещё нависает над голым Хотэку. Он знает, что может, ему хватит сил… Чуть позже. Ему нужно совсем нёмного времени, и тогда… — Оставь, — усмехается Хотэку, вытирая наконец припухшие губы, — наша история ещё пишется. Оставь это на вторую книгу. — Книгу?.. — хрипло переспрашивает Иоши. Хотэку загадочно улыбается и, отмахнувшись, поднимается на ноги. Иоши замечает его возбуждение, но, возможно, это лишь игра лунного света. — Не забивай этим свою юную голову, — говорит он. — Высшие силы всё решат за нас, как обычно. А тебе остаётся лишь… — он бросает на юношу последний взгляд, и что-то в нём заставляет Иоши напрячься, — …проснуться. И мир, каким бы он ни был, погружается во тьму, но спустя мгновение вдруг стремительно розовеет и светлеет, пока наконец не становится больно. Тогда Иоши открывает глаза.