Дар

В детстве Агата не очень любила цветы. Эмма часто ставила ей это в вину: как она посмела не соответствовать стандарту женщины во дворце? Агате тогда было около семи лет, и дворцовые стандарты волновали её в последнюю очередь; гораздо больше ей нравилось носиться за принцем Эдвардом и кичиться тем, что у неё волосы длиннее. Потом погиб Роберт, Эдвард стал тенью самого себя и почти не выходил из комнаты, чтобы поиграть, и Агате, за неимением другого выбора, приходилось целыми днями сидеть в комнате и читать книжку о том, как быть идеальной женой. Её этот вопрос не очень интересовал: когда дело доходило до брака, Агате гораздо больше нравились куклы Розы. Они всегда женились по любви, какие бы преграды им не подсовывала кукольная жизнь, и Агата очень любила Розу за это: она всегда-всегда находила во всем только хорошее. Кроме одного дня. Того самого, когда умер Роберт. Агата помнила, как посреди ночи в ее комнату постучалась Роза: вся дрожащая и зареванная, неспособная сказать и слова. Она улеглась на её кровать, всхлипывая, и только через несколько минут прошептала, что боится спать одна. Агата против такой компании не возражала: они обе дружили с принцами лучше, чем кто-либо в замке, поэтому переживали произошедшее гораздо острее. Так они ночь и провели: обнявшись, сидя на кровати и по очереди впадая в дремоту. Только через много лет Агата узнала, что на самом деле случилось с Ингрид и почему Роза была настолько разбита в день псевдо-гибели Роберта. Только через много лет Агата встретилась с Джоанной лично. Через очень много лет Агата простила ей наложенное заклятие, но не убийство матери Розы.

***

Агате восемнадцать. Она уже давно не спорит с Эдвардом о том, у кого волосы круче. Во-первых, теперь он отказался бы с ней состязаться, «ведь она дама». Во-вторых, после «экстремальной стрижки» его волосы отрастали чудовищно медленно. В-третьих, привычка хвастаться своей прической у неё давно прошла. Агата нуждалась в этом, будучи подростком, потому что иначе другие девушки её просто не принимали. Агата проигрывала дворцовым стандартам почти во всем: была хмурой, довольно крепкой и с волосами совсем не королевского цвета — черного, как озеро. Но они были невероятно крепкие, густые и податливые, что делало из Агаты прекрасную мишень для парикмахерских замашек Эммы. Эмма пользовалась этим непозволительно часто: многоэтажные, невообразимо странные прически, как она считала, обязательно должны были впечатлить короля и принца. Агата, глядя на их призрачные тела, сомневалась, что их вообще что-либо способно удивить. Агата не была общительной. Ей нравилось быть наедине с собой: торчать в библиотеке, прятаться от матери в самые глубоких и темных коридорах дворца, убегать на прогулку по столице, скрываясь под плащом. Находить общий язык с другими девушками было для Агаты сродни пыткам. В детстве у нее была Роза, но после смерти Роберта она стала медленно отдаляться от Агаты, словно в ту ночь нечто, связывающее их, умерло, и они постепенно, как лодки, отвязанные от берега, начали расходиться в разные стороны. Это происходило почти незаметно, просто они все реже и реже играли друг с другом, реже заводили разговоры во время трапез и в конце концов стали ограничиваться ничего не значащими переглядками и кивками. Роза много времени проводила в своей комнате и с новыми подругами, Агата — с отцом. Ей нравилось слушать его истории и воображать, что в будущем она сможет стать такой же, как он. Мечты Агаты о будущем были третьей причиной, по которой ей с трудом удавалось влиться в группу ровесниц. Пока они (и Роза в том числе) разговаривали о детях и чудесных принцах, она думала о том, как будет вести учёт предметов в казне и раздавать указания посланникам. Может, она хотела бы быть Белым рыцарем и убивать лютых тварей. Кто решил, что женщина на такое не способна? Отсутствие всякого интереса к сверстникам Агата зачастую считала проклятием. Каждый раз, когда разговор девушек сводился к этой теме (поскольку удачное замужество было целью каждой юной девушки в замке, происходило это постоянно), Агата очень старалась не завыть в голос. Её физически тошнило от разговоров о том, кто как на кого посмотрел и что это могло значить. Агате было четырнадцать, когда одна из девушек спросила, нравится ли ей кто-нибудь. — Конечно, — голос у Агаты был тихий и довольно низкий, и она обратила внимание, как дернулась Роза, услышав его впервые за долгое время, — Алфорд очень классный. Не представляю, сколько всего он умел, раз помогал каждому найти свой дар. Несколько девушек рассмеялись, а та, что задала вопрос, наигранно-обиженно пнула её в коленку. — Эй! Это серьезный вопрос! Мы тут честны друг с другом, так что постарайся соответствовать! Агата закусила щеку, чтобы не съязвить в ответ. Её мать каждое утро говорила это пресловутое «постарайся соответствовать», как будто Агата не старалась. Как будто это могло ее замотивировать скромно улыбаться и держаться ровно на туфлях с невыносимо высоким каблуком. Как будто Агата могла искренне захотеть соответствовать этим глупым нормам. — А я серьезна. Если бы он предложил мне первоцвет, я бы согласилась. — Фу! Он же старый! И, ко всему прочему, ненастоящий. — Не уверена, что кто-то из настоящих меня сейчас интересует. — Правда? А как же, — тут девочка склонилась к плечу Агаты и протянула, — при-и-и-инц? — Принца Эдварда я люблю уже за то, что он есть. Как и все в Королевстве. Агата отметила, как на секунду — ровно на секунду — все девушки насмешливо переглянулись. «Все в Королевстве» — слишком громкое словосочетание, придворные в большинстве своём принца на дух не приносили, и Агата это прекрасно понимала, но у нее хватало приличия не поднимать эту тему. Никто в комнате ее настроения не разделял. Кроме Розы: она подарила Агате едва заметную понимающую улыбку, и это подействовало успокаивающе. — В любом случае, — как можно более беззаботно продолжила Агата, — Не думаю, что кто-либо когда-либо отказывался от брака с принцем. «Я. Я бы отказалась,» — внезапно промелькнуло у Агаты в сознании, но эту мысль тут же заглушил шум чужих разговоров и разочарованное фырканье той, что задала вопрос. Агата откинулась на спинку дивана и принялась разглядывать носки своих туфель, когда заметила около Розы девушку, не сводившую с неё заинтересованного взгляда. Ту девушку звали Вильда. Когда все собрались расходиться по комнатам, она дернула Агату за рукав и, отчаянно краснея, сказала, что нашла её слова забавными, а саму Агату довольно интересной. Агата, не особо любившая чужое внимание, почувствовала, как внутри разливается тепло, и предложила проводить её до покоев. Сияющее лицо Вильды послужило им вместо факела в пугающей тьме замка. Вильда оказалась невероятно интересной собеседницей и постепенно заняла огромную часть свободного времени Агаты. Они начали много общаться, чаще гулять только вдвоем. Вильда пересказывала сюжеты прочитанных книг, варьировавшихся от сборника детских сказок до исторического трактата, а Агата слушала, развесив уши, словно никогда в жизни не брала в руки книг, потому что самостоятельное чтение не шло ни в какое сравнение с тем, как говорила и показывала Вильда. Её голосом оживали принцы, рыцари, кружевницы и пекарши, её жестами погибали чудовища и разливались реки, а в ее глазах сияли ещё сотни нерассказанных историй, которыми она стремилась поделиться. В дни, когда Вильда была с ней, Агата чувствовала себя самой счастливой девушкой в Королевстве. Однажды она сказала. — У предков ведь были места, где люди разыгрывали сценки из книг? — Да. Они назывались театры. — Ты была бы там самой даровитой. Они стояли в тени башен, пытаясь спрятаться от летнего зноя. Агата снова ходила в ботинках, украденных у слуг, и ей за это потом обязательно влетит, но тогда её интересовала только совершенно счастливая Вильда. А потом лицо Вильды вдруг оказалось близко-близко, её дыхание обдало лицо Агаты, и сердце вдруг застучало с невообразимой скоростью. Она осознала: «Вот так правильно». И поцеловала её. Это было секундное соприкосновение губ, за которое Агата поняла о себе абсолютно всё. Её никогда не интересовали сверстники, потому что на самом деле ее тянуло исключительно к сверстницам. Вильда, казалось, тоже очень многое поняла, потому что в следующую секунду она отлетела от Агаты на расстояние вытянутой руки и едва слышно выдавила: — Нет. Агата вопросительно изогнула брови: — Нет? — Нет, это неправильно, так не должно быть, так не… — она выглядела так, будто Агата приставила ей нож к горлу, и та подняла руки в примирительно жесте. — Эй. Я… — слова застряли в горле, лицо горело, и Агата почти до крови прокусила губу, чтобы выдавить из себя, — Больше ничего не сделаю, хорошо? — Да. Хорошо. Мы можем… Можем сделать вид, что ничего не было? Нет, не можем, хотелось закричать Агате, потому что она впервые за всю жизнь почувствовала себя живой, нормальной, она впервые поняла, про какую любовь говорят взрослые женщины и о какой любви мечтают ее знакомые. Но Вильда выглядела так, будто готова расплакаться, и Агата не сомневалась, что это произойдет. Ей самой хотелось упасть лицом в землю и рассыпаться на кусочки. Но она же Агата. Она же привыкла терпеть всё, сжав зубы. Она привыкла соответствовать. И она сказала то, что соответствовало бы ожиданиям Вильды. — Конечно. И Вильда сбежала. Словно не было не только поцелуя, но и всех прогулок, долгих разговоров и дурацких совместных шуток. Агата простояла в саду ещё некоторое время. Деревья вокруг неё не шумели, будто не желая прерывать активный мыслительный процесс. Под ногами желтели какие-то крохотные цветы: от злости и отчаяния Агата передавила их. А потом с совершенно каменным лицом и прямой спиной прошествовала в свои покои и там, запершись, провела остаток вечера в слезах. Они с Вильдой больше не разговаривали с того дня. Со временем Агата перестала на неё злиться. В конце концов, это был её выбор: остаться в привычном мире, где за тебя уже все решено. Агата, к сожалению, уже так не могла: в довершение к тому, что она сама про себя знала, Вильда показала ей то, о чем она не подозревала. В мире, где девушки должны выходить замуж за мужчин, Агате нравятся женщины.

***

Агате восемнадцать, и она стоит под пальмой, на которой растут странные коричневые шарики. Пальма в небольшой теплице пока что в одном экземпляре: Роза только изучает условия для её развития. Как только она поймет, какая температура для пальмы комфортная, сколько ей нужно солнца и насколько часто ее нужно поливать, Агате придется возиться с довольно крупной теплицей. Технически, не совсем ей, а её артели мастеров, но, храни их Барс, какие же они беспомощные без руководства. Когда-то Агата шутила, что вышла бы за Алфорда, а теперь сама была своего рода наставницей для начинающих мастеров. По крайней мере, для тех, чей дар так или иначе был связан с созданием предметов. У неё был всего лишь один вопрос: где Алфорд черпал терпение. — Она не будет расти быстрее от твоего взгляда. Агата дёргается и, мысленно выругавшись слишком грубо для «леди», оборачивается: Роза, со своей вечной понимающей улыбкой, стоит рядом и вместо того, чтобы смотреть на объект своей работы, смотрит на Агату. Агата в ответ корчит недовольную рожицу, и Роза смеётся: — Прости, прости! Я вечно забываю, что вы меня не слышите. Феномен бесшумного хождения Розы по саду не был до конца понятен никому, даже Перси. Земля словно впитывала звук её шагов и использовала в качестве удобрения или музыкального сопровождения для корней. В любом случае, из-за этой особенности Роза перепугала уже ползамка, включая Генри. К непуганой половине относились те, кто в сад ни разу не выходил. — Ты что-то хотела? — участливо интересуется Роза, и Агата отрицательно мотает головой, — Ох, ну ладно. Если что, я буду в цветочной оранжерее, — Агата кивает и, на секунду замешкавшись, проводит рукой по её щеке. На недоуменный взгляд стремительно чиркает на табличке. — Грязь от земли осталась… Ой, а я и не заметила. Спасибо! — на лице Розы расцветает улыбка благодарности, и Агате очень хочется, чтобы она осталась подольше. И улыбка, и Роза. Но Роза уже упархивает в другую сторону, туда, где выращивает цветы, и Агата не находит решения лучше, чем пойти за ней. В конце концов, у неё выходной. Она может заниматься чем хочет. Те, кто никогда не видел цветочную оранжерею Розы, никогда не смогут представить её масштаб. Все почему-то думают, что это две-три грядки из местных растений, к которым Роза приходит пару раз в неделю. У Агаты одним из любимых развлечений является наблюдение за реакцией тех, кто впервые оказался в оранжерее, начинающейся буквально от окна комнаты Розы: длинный крепкий плющ с редкими крупными цветками давно полностью скрыл под собой стену замка. Внизу, едва встречаясь с плющом, разрослись очень пышные цветы — кажется, пионы. Они представляли собой обширную цветовую гамму: белые, жёлтые, розовые, фиолетовые, красные — и стараниями Розы цвели круглый год. Пионы были не столичными цветами, поэтому Роза посадила их ближе к себе, чтобы питать эмоциями. Получилось замечательно. Дальше цветы расходились в разные стороны: вдоль одной дорожки возвышались лилии и тюльпаны, между которыми прорывались бархатцы и анютины глазки, другую же дорожку украшали кактусы. Роза посадила их на «была-не была»: если приживутся, здорово, если нет, то нет. Прижились. Роза считала это чудом. Агата считала, что Роза недооценивает свои способности. В центре оранжереи возвышалась клумба подсолнухов. Выглядели они великолепно и внушительно и заслуживали быть центром внимания. Роза часто выбирала их тень как место отдыха после долгого рабочего дня. Помимо кустарных цветов, у Розы в оранжерее были деревья. В период цветения сирени по саду, да и по всей столице распространялся совершенно невероятный аромат. Многие горожане приходили в этот период искать пятилистные цветки: западные гости рассказывали, будто они приносят удачу. Недалеко от сирени цвели жасмин, магнолия, даже камелия и совсем редкий экземпляр: одна-единственная прижившаяся сакура. Роза за ней следила, вероятно, лучше, чем за всем остальным садом, и посетителей старалась близко не подпускать: мало ли, что у простолюдинов в голове. Итак, цветочная оранжерея Розы была более чем масштабной. Она была буквально заполнена цветами. Цветами, которые Агата, как ей казалось всю жизнь, не очень любила. А теперь она сидит на скамейке посреди лаванд и ирисов, наблюдает, как Роза маячит туда-сюда среди множества растений, и чувствует себя невероятно умиротворенно. Ветер шумит листвой, где-то поют птицы, и Агата закрывает глаза, растворяясь в этих звуках. Ей кажется, что она видит мир насквозь, потому что на несколько минут не существует ничего, кроме неё, ветра и шума растений. Агата распахивает глаза. Перед ней — хитрое лицо Розы. — Если ты планируешь и дальше здесь сидеть и прохлаждаться, пожалуйста, но у меня есть парочка горшков с растениями, которые надо пересадить, но они слишком большие, а я уже слишком устала… И смотрит грустными глазками. Это запрещённый прием, и Роза об этом знает, потому что Агата никогда не может ей отказать, когда она так смотрит. Агата в целом никогда не отказывает Розе, просто потому что это Роза, её Роза, которая вернулась после долгого перерыва в общении, и Агата готова на всё, чтобы этого больше не повторилось. Но Агата закатывает глаза — для вида, чтобы заставить Розу победоносно рассмеяться. Она тянет Агату на себя, и та нехотя поднимается, расставаясь с мимолётным чувством всезнания. — Не делай вид, будто я заставляю тебя таскать камни для новой крепости, — поучительно добавляет Роза, и Агата показывает ей язык. Роза показывает язык в ответ. Агата борется с желанием укусить её. Растениями для пересадки оказываются какие-то недоразвитие пальмы, и Агата пишет на дощечке просьбу рассказать о них подробнее. Пока она переносит горшки из одного угла в другой, Роза, усевшись на траве, радостно щебечет что-то про драцены, систему их полива и ожидающие своего часа хамедореи. Названия вылетают из головы Агаты так же быстро, как и влетают: она не представляет, как Роза держит в голове столько информации и при этом не сходит с ума. В монологе проскакивает название финиковой пальмы, и это единственное, что Агата запоминает, потому что помнит вкус фиников: у Розы однажды получилось их вырастить. Перенос горшков очень плавно переходит в помощь в пересадке: Роза просто продолжает отдавать Агате указания, что поставить, что подержать, что подать и что полить, а Агата не возмущается. Она не может возмутиться голосом чисто физически, а руки постоянно заняты, но у нее и не возникает такого желания: работать в саду и помогать Розе ощущается как лучший отдых на свете. Они заканчивают, когда солнце уже клонится к закату и через дворцовую стену попадает лишь малая часть лучей. Небо окрашено в малиново-красно-рыжие оттенки, воздух немного охлаждается, а Роза тащит Агату отдыхать: у обеих на лицах и одежде грязь, скорее всего придется отмокать в ванной очень-очень долго, но это кажется таким незначительным, когда Роза притаскивает Агату к сакуре и, упав на траву, растягивается звёздочкой. Агата повторяет её действия, и они вдвоем лежат в тени невероятного дерева. — Спасибо большое. Агата поворачивает голову. Роза смотрит на неё с лёгким румянцем, и она дёргает плечом, мол, не за что, ты же знаешь, я всегда рада помочь. — Если твои помощники работают так же, как ты сегодня, думаю, твоя мастерская скоро станет лучшей в Королевстве, — Агата делает вид, будто саркастично смеётся, и Роза пораженно вскакивает, — Серьезно? Они что, совсем ужасные? Агата лениво переворачивается на живот и, выудив из сумки таблички, пишет. «Они только учатся. Ошибок — море. Иногда кажется, что проще самой за них все сделать». — Ох, бедная моя Агата, — Роза приваливается рядом и ободряюще похлопывает Агату по плечу, — Ничего, я уверена, ты сможешь обучить их в достойных мастеров. «Хотелось бы. Я вечно в этом сомневаюсь. Немота все усложняет.» — А мне кажется, это наоборот плюс: ты сразу пишешь им, что нужно сделать. Они всегда могут посмотреть на инструкции ещё раз. «Иногда очень хочется на них накричать». — Ты всегда можешь громко топнуть. О, или кинуть в них чем-нибудь! Роза смеётся, довольная своими несомненно действенными управленческими советами, и Агата медленно плавится от этого звука. Роза после обретения дара стала совершенно невероятной: гораздо более счастливой, раскованной, одуряюще живой и шумной, но при этом оставалась хранительницей казны и главной по лечебным травам для королевы, и Агата от этого контраста ответственности и взбалмошности была в восторге. Потому что такая Роза снова с ней заговорила. Потому что после стольких лет порознь Агата наконец могла сидеть вместе с ней и общаться. Потому что они обе чертовски друг без друга тосковали. — Я рада, что ты вернулась. Под этим «вернулась» — всё: в замок, в свою жизнь, в жизнь самой Розы. Агата улыбается несмело и вертит в руках угольную палочку, не решаясь написать ответ, а Роза смотрит на неё так, будто чего-то ждёт, и это Агату пугает. Она уже один раз ошиблась, и горько за это поплатилась. Она не была уверена, что выдержит разлуку в этот раз. Наконец сформулировав, Агата пишет: «Я тоже рада, что мы снова проводим время вместе». — Да. Это замечательно. Роза поджимает губы и заваливается обратно на траву. Она снова выглядит так, будто отдыхает от долгой работы, и Агата ловит себя на том, что не может прекратить смотреть на её лицо. Вот такая Роза — растрёпанная, раскрасневшаяся, с грязными пятнами на одежде и руках, — казалась Агате самой прекрасной женщиной на земле. И самой недосягаемой. И если ей суждено всю жизнь смотреть на Розу из тени, чтобы сделать её счастливой — что ж, Агата готова принести такую жертву. — Знаешь, я никогда не рассказывала… — начинает с закрытыми глазами Роза, и Агата, словно очнувшись от морока, резко опускает глаза в траву, — Считала, что обсуждать такое неприлично. Но не могла перестать об этом думать. Плечи Агаты напрягаются. Она не может ничего ответить, да и Розе, кажется, ответ не требуется. — В общем, в тот день... Я... Я видела тебя. И Вильду, — внезапно выпаливает она, и ей даже не надо уточнять, про какой день она говорит, чтобы Агата поняла. Агата очень хочет, чтобы земля в эту же секунду разверзлась под ней. — Это было случайно, правда, я не следила за вами, просто мы с Вильдой договорились вместе повышивать, но она все не приходила, и я пошла её искать и... — Розе не хватает воздуха, она прерывается и, резко распахнув глаза, поворачивается к Агате, — Я ни с кем об этом не говорила. Даже с ней. В этом Агата не сомневается: Роза очень хороша в том, что касается сохранения тайн. Агаты хватает на то, чтобы написать довольно уродливое "спасибо". Она не совсем понимает, к чему ведёт Роза, но тон её голоса не обвинительный или презрительный, и это немного успокаивает. — Я просто... Иногда думала об этом. О девушке и девушке. И я... — Роза снова надолго прерывается и выдает отчаянно, — Во имя Барса, пожалуйста, секунду, мне нужно собраться с мыслями. Роза садится на траву и едва не заламывает себе руки, чтобы успокоиться. Агата двигается ближе и садится напротив: судя по поведению, Роза нервничает гораздо сильнее неё, а значит, бояться нечего. Ну, кроме того, что Роза грохнется в обморок. — Так вот. Извини, можно?.. — Роза несмело протягивает руки, и Агата переплетает их пальцы, чувствуя мелкую дрожь, свою и чужую, — Да. Хорошо... После очень долгих размышлений я поняла, что, возможно, мне могут нравиться девушки. Девушка. Нравится. Лицо у Розы пылает пунцовым румянцем. Агата чувствует жар на своих щеках и, вероятно, выглядит так же. — Я просто недавно вспомнила об этом, и хотела узнать, вдруг тебе до сих пор нравится Вильда, и ты... — Агата мотает головой так яростно, что из стороны в сторону шататься начинает всё её тело, — Ох. Это здорово. Я просто хотела узнать... Тут Роза поднимает голову, и Агата зеркалит её движение. У них над головой расцветает новая ветвь сакуры: крепкая, пышная, с нежно-розовыми цветками. — Ого, — Роза завороженно шепчет, — Как, оказывается, просто выращивать сакуру. А затем Агата сокращает расстояние между ними и мягко целует ее. Роза выдыхает в поцелуй, — не то удивлённо, не то облегчённо, — но не отодвигается. Агата вслушивается в учащенное сердцебиение Розы и, прежде чем отстраниться, кусает ее за нижнюю губу. Под руками Розы расцветают крохотные незабудки. — Ты... — она улыбается неприлично широко для человека, которого только что укусили, и Агата чувствует, как в теле медленно пускают корни какие-то растения. Розы, вероятно, — Это было хорошо. Вильда не представляет, от чего... — договорить Роза не успевает: Агата роняет ее на землю, опершись руками по обе стороны от головы, и целует ещё раз, на этот раз гораздо дольше, просто чтобы избавить ее от мыслей о посторонних. Губы у Розы сухие и искусанные после целого дня работы в саду, и Агата старательно выцеловывает их, словно это может помочь. Где-то на периферии она чувствует, как Роза устраивает свои ладони у нее на макушке, а затем предпринимает небольшое усилие — и переворачивает их, оказываясь верхом на Агате. Когда они отрываются друг от друга, Агата не без гордости замечает, что губы у Розы действительно распухли и выглядят куда более увлажненными, чем раньше. Сама Роза часто моргает и ластится к ладони Агаты, как довольная кошка. Сакура над ними явно стала пышнее. — Стоило ли мне завести этот разговор раньше? — задумчиво шепчет Роза, выводя узор на ключицах Агаты и плавно опускаясь к животу. Агата в это время занята делом гораздо более важным — гладит Розу по волосам — поэтому в ответ только неопределенно дёргает плечами. Позже Агата напишет, что у этого разговора было идеальное время, потому что Роза была к нему готова. Позже она так же напишет, что, вероятно, если бы не Роза, Агата никогда бы не сделала первый шаг. Позже они обсудят ещё очень много вещей, а пока у них было занятие: целоваться под сакурой в объятиях друг друга.