Помогите мне

— Жданов вернулся! — нервно шепчет Маша сразу в несколько трубок, которые непонятно как уместились у неё на плечах. Смотрит вслед начальнику, который только что прошёл к себе в кабинет, несколько минут пронежничав с Милко возле лифта. — Девки, вы себе даже не представляете!.. — уже вопит, стоит вспомнить их прощальный поцелуй. — Срочный сбор, срочный!!! — по очереди сбрасывает все звонки, не особо вслушиваясь в поднявшийся галдёж по ту сторону.       Уже на низком старте, чтобы бежать в курилку, как вдруг замечает выплывшую из лифта Катю. Ещё более отстранённую, чем обычно. А за ней Воропаева. Всегда холодного, и готового убить, если кто-нибудь вдруг к нему сунется. Не будь Маша сейчас так взволнована, точно бы начала расспрашивать подругу, что же произошло и как она оказалась в одном с Воропаевым лифте, но сейчас она горела совсем другой темой, а эту решила оставить на попозже. Схватив Катю за руку, без лишних слов потянула за собой, в курилку. — Маша, что ты делаешь? Мне работать нужно… — восклицает Катя в надежде, что этот тон убережёт её от незабываемого времяпрепровождения в курилке, где она, усевшись на банкетку, будет нервничать в ожидании, когда же уже дойдёт очередь до обсуждения её жизни. Она напугана. Искренне напугана. Маша видела, как она садилась в машину к Воропаеву. А сейчас, на утро, пусть и через день, вышла вместе с ним из лифта. Для обычных людей это не значило бы ровным счётом ничего, но не для Маши. Катя примерно понимает на какие частоты настроен её мозг и о чём та думает, стоит увидеть двоих людей вместе. От этого и страшно. Вдруг компанией расползутся слухи? Она умрёт, если это произойдёт. Катя вдруг понимает, любой ценой нужно убежать. Только так можно избежать этого разговора. Тормозит, пытается выдернуть руку. Да, слишком острое поведение, но у неё нет выбора. — Нужно протереть пыль на столе Андрея Палыча… — придумывает отговорку. Нужно сбежать. Любой ценой. — Локтями протрёт, — шикает на неё Маша, продолжая тянуть. — Или уборщицу вызовет. Даже Вика таким не занимается, — на удивление Кати блещет смекалкой Маша. Катя, не сразу поняв что к чему, разочарованно стонет. В последнее время Маша на редкость сообразительна, ей это не на руку. — Срочный сбор, нужно обсудить!       А потом до неё доходит. — Он вернулся?.. — переспрашивает охрипшим голосом. Настолько в шоке, что даже забывает прочистить горло.

***

— Жданов вернулся, — достаёт труп для обгладываний всё та же Маша, стоит им зайти в курилку, в которой уже собрался Женсовет в полном составе. Если бы не кое-что, или, вернее, кое-кто, с кем он не захотел расставаться точно так же, как и Катя с Александром всего лифтом позже, им бы хватило пяти минут, чтобы обсосать уже начисто обглоданные косточки, потому что обсуждать случившееся с Кирой им уже несколько наскучило. Но то, что произошло сегодня, всё изменило. — Вышел из лифта, как в старые добрые времена. Но не один. Держась за ручку с Милко, — повторяет, словно и не успела уже растрещать об этом подругам по телефону. — Как мы и думали, — наконец оживляются они, почувствовав запах мяса. Амура нервно перебирает в руках колоду карт. Возможно, собирается гадать. А может просто, чтобы успокоиться. Таня и Шура — закуривают почти одновременно, словно по приказу. Света громко вздыхает, словно это её муж вдруг «сменил ориентацию».       Катя, чуть восстановившись, наконец выныривает из мыслей. Фокусирует взгляд на подругах. — Вернулся? Ты его видела?.. — смотрит на Машу взволнованно. — Хватит в мыслях витать, подруга, — вздыхает Маша. — Второй раз рассказывать не буду. — Мы оказались правы, — выдыхает струйку дыма Таня. Голос звучит так, будто они разгадали загадку мироздания. — Голубой. Прям как небо. — Прям как Милко, — ехидничает Света. — Вот уж никогда бы не подумала… — вздыхает.       Остальные энергично кивают, полностью с ней соглашаясь.       И лишь Кате совершенно плевать на Жданова и то, что у него там происходит с Милко. Стоит это осознать, глаза расширяются от ужаса. Странная реакция, но да. Она вдруг осознаёт, что полностью охладела к Андрею Палычу. И совсем не из-за того, с кем он там проводит дни и ночи. Хоть это и определённо внесло свою лепту. Просто стоило ей посмотреть на Жданова сняв розовые очки (спасибо Александру), вдруг поняла, какой он нехороший человек. Так поступить с Кирой, для которой он был человеком всей жизни… Ну да, ревновала. Но её можно понять… — Послушайте, мне идти нужно, — прерывает собственные размышления. — Шеф пришёл, а подчинённая всё ещё не на работе. Да он меня уволит! — всё же встаёт с места Катя. Эти сплетни ей совсем неинтересны. — Сначала расскажи, что ты забыла в одном лифте с Воропаевым, — Маша её просто так отпускать не собирается.       Взгляды присутствующих мгновенно устремляются на неё.       Взгляд Кати меркнет и стекленеет. Она теряется. Сердце начинает стучать быстрее. «Вот же чёрт», — обычно ей такие выражения не свойственны. Но не сегодня. — Я просто заскочила к нему в лифт, у меня не было выбора, — начинает оправдываться. Хотя, если подумать, не должна. — Не хотела приехать позже него, потому что вдруг бы он полез ко мне в каморку искать документы?.. — на ходу придумывает версию. Впрочем, достаточно рабочую. — Но весь мой план провалился, потому что ты утащила меня сюда. Не известно, что он там сейчас делает… — Мы обе видели, что он пошёл к Милко, — парирует Маша. Опять из её уст звучит на удивление предельно логичная мысль. — Ну, он у него вечно сидеть не будет. Вполне возможно, что уже давным-давно ушёл и теперь шастает по моей каморке. А я сижу здесь… И Вика ведь даже не подумает рассказать, если вдруг что… — продолжает развивать свою версию Катя. Звучит не менее правдоподобно, чем слова Маши, но как-то слишком неуверенно. — Если он тебя уже видел, вряд ли решится на что-то подобное. Сама подумай, — вздыхает она, одной фразой разрушая шаткую конструкцию.       Но Катя, со свойственной ей упёртостью, собирает всё обратно. — Вы его плохо знаете. Ему плевать. Он и при мне может начать рыться, — Катя пытается встать с диванчика, желая показать, как сильно спешит проверить, не роется ли сейчас Воропаев в абстрактных документах. Но подруга не даёт ей этого сделать, усаживая обратно. — Хорошо, — спокойно, словно принимая услышанное, выдаёт Маша. Вроде, успокаивается. Ну как сказать. Просто замолкает. Ей предстоит принять важное решение, что, судя по задумчивому, даже чуть напряжённому выражению её лица, она и делает. Разматывать клубок до конца или оставить всё как есть? — Позавчера ты села к нему в машину, — начинает спокойно. Становится понятно, что выбрала. Внимательно следит за реакцией. Все остальные, ошарашенно, тоже.       Катя бледнеет. Все надежды мгновенно рушатся. Она всё видела и решилась спросить. Никак иначе и быть не могло… Надежды на то, что подруга поступит по-человечески и замнёт эту тему уничтожены. Александру всё равно на то, видели их вместе, или нет, а вот Кате… Очень хотелось оставить общение с ним в тайне. И что делать? Остаётся лишь продолжать врать, как бы сильно она не не любила это делать. Сама сглупила, зайдя с ним в лифт (хотя может и осознавала риски, но просто хотела побыть с ним чуточку дольше), подтолкнув тем самым Машу на мысли о позапрошлом вечере. Но, если подумать, вряд ли бы что-то поменялось, если бы Катя зашла в другой лифт. Кажется она действительно уже не была в состоянии что-либо изменить. Успокаивается. Зачем нервничать из-за того, что не в силах изменить?       Интересно только, зачем Маша так с ней поступила. Просто ради темы для обсуждения? Как же грустно, если да… Было бы не так обидно и больно, если бы ради мести… Но Маше действительно не за что ей мстить. — Он пригласил меня в ресторан, — наконец начинает говорить. Отчитывается, словно перед родителями. И мысленно кипит от этого. К сожалению, вариант: «споткнулась и упала к нему в машину» не сработает. Нужно что-то посерьёзнее. — Хотел выведать детали новой коллекции, — продолжает. — Поужинали. Я сказала ему лишь то, что рассказал бы сам Андрей — ничего. Потом заплатила за сок и ушла.       На лицах присутсвующих отражается понимание. Успокаиваются. Ну конечно. Возможно, им и хотелось бы услышать что-то другое, но умом каждый понимает — только эта версия имеет право на существование. Расскажи она правду, в ответ только рассмеялись бы. А сейчас мысленно смеётся только Катя. Они себе даже не представляют…       Удивительно, в последний раз она видела его, когда выходила из лифта. Каких-то пять минут назад, а уже так по нему соскучилась… Хочется обратно к Александру. В их воображаемый мир, где всегда тепло и уютно. Хорошо. Где не осуждают и не отчитывают. Где не допрашивают и не устраивают скандалы… Не важно где проводить с ним время. В машине, в квартире, в ресторане, на улице… Ей просто хочется быть рядом с ним. Едва ли не полностью углубляется в мысли о нём, совершенно забывая о происходящем вокруг. Прячется в воспоминания, как в единственный источник энергии, которая ей так нужна… Прячется от подруг, которые сейчас больше похожи на стервятников, готовых разодрать даже подругу, ради горстки сплетен.       Маша же, наконец, отводит от неё взгляд, оставляя в покое безжизненную мумию, кажется, потеряв к ней всякий интерес.       Катя же, заметив это, убегает.

***

      Вопреки тому, что рабочий день уже начался, что ему стоило бы наконец поработать, после столь большого перерыва, Андрей, сломя голову, несётся в мастерскую к Милко. К любимому Милко, без которого, как оказалось, и минуты прожить не может. Он понятия не имел, что всего за несколько недель так к нему привыкнет, пока не ощутил ноющую боль в груди, стоило отойти от него дальше вытянутой руки. И главное, он же ещё даже до двери кабинета не дошёл, как захотелось обратно. Обратно к любимому Милко.       В общем, он понёсся в мастерскую, не обращая внимания ни на кого. Ни на Вику, которая ещё не успела осознать его возвращение, таким молниеносным оно было, и выронила пилочку для ногтей, увидев его. Ни на Машу, которой и на месте уже не было. Лишь одинокая телефонная трубка свисала со стола на длинном резиновом проводе.       Любой другой начальник уже бы вскипел от того, что подчинённые, вместо того, чтобы работать, сплетни по курилкам обсуждают, но не Андрей. Он даже улыбнулся, поскольку осознал, как же сильно скучал по всему этому. К тому же, замедление ему помогло. Он успокоился и больше не нёсся, но отказаться от задуманного не смог. Ему срочно. Срочно нужно увидеть Милко. Обнять и поцеловать. Зарыться в его объятия.       Он уже было отодвинул тяжёлую, массивную ширму зелёного цвета, как вдруг услышал кое-что, поразившее его настолько, что он и шага больше ступить не смог.       Всего одно слово, заставившее его замереть от удивления и шока. — Саша? — голос звучит удивлённо. Но не только. Если бы в голосе читалось лишь удивление, Андрей бы так не отреагировал. Он сам удивлялся (неприятно), когда видел Воропаева (ни о каком другом «Саше» и речи быть не могло) в Зималетто. Но… В этом единственном слове Милко было что-то ещё. Андрей ощутил это «что-то» сразу, но смог вычленить лишь через несколько мгновений. Нежность. Почти такая же бесконечная нежность, с которой Милко обращается к нему. — Не ожидал тебя увидеть… — каким-то образом Андрей чувствует, что Милко сейчас улыбается. Нежно-нежно. Так же, как улыбается ему. Той же улыбкой, которую он перестаёт прятать, когда они остаются наедине.       Больно. Становится невыносимо больно. Почему он так с ним говорит? Между ними что-то было? Внутри зарождается ревность. Всего несколько слов, а Андрей уже психует. И это при том, что всего месяц назад он бы у виска покрутил, если бы ему кто-то сказал, что он будет ревновать Милко. — Как ты, дорогой? — обеспокоенно спрашивает Воропаев.       Услышав это, Андрей едва не умирает. «Дорогой»? Какой нахрен «дорогой»?! И совсем ведь без сарказма, без яда, которым обычно так и цедит… Ноющая боль в сердце сменяется острой. Прикрывает глаза. Пытается дышать. Но так больно… Чёртчёртчёрт. Это что вообще такое?! Хоть бы не инфаркт. — Хорошо. Всё хорошо, — отвечает совершенно спокойно, хотя Андрей бы послал Воропаева за такие вопросы, и вообще. Ох, как же он его ненавидит! Трясти начинает только от того, что он рядом. — Всё? И со Ждановым тоже? — как обычно, его фамилию выплёвывает. Это даже заставляет Андрея улыбнуться. Совсем немного. Его успокаивает мысль, что хотя бы что-то как прежде. Их ненависть друг к другу по прежнему жгучая, и ничто этого не изменит. Потом он вдруг начинает осознавать суть вопроса. Неужели Воропаев в курсе, что они с Милко вместе? Боже, с каждым мгновением всё становится только хуже. И вопрос этот сам по себе уродский… Сердце начинает колотиться. Как же страшно Андрею становится… Больше всего боится услышать в ответ: «Нет, наши с ним отношения — ошибка». — Тоже.       От сердца отлегает. Но лишь отчасти. — Я бы совсем не удивился, если бы ты ответил нет… — вздыхает. — Не понимаю, неужели ты не мог найти себе кого-нибудь получше?.. Ты заслуживаешь человека в тысячу раз лучше, но выбрал… его… — Андрей буквально чувствует, как тот кривится. С каким трудом ему даётся любое упоминание ненавистного Андрея Жданова. И тот его, на самом-то деле, понимает. Сам кривится не меньше от одного только воспоминания Александра Воропаева. — Этого мерзкого… — уже было начинает перечислять, но… — Пожалуйста… — Милко его останавливает. Останавливает попытку выплеснуть всю свою злость посредством смешивания с грязью. Это радует. Андрей рад, что Милко неприятно слышать речи о нём в подобном тоне и что он стремится заткнуть рот Воропаеву. — Но ты же знаешь, он уничтожил мою сестру, — и всё же Александр продолжает. — Разве это поступок хорошего человека? — Да, знаю, — эти слова ранят Андрея. Неужели Милко действительно так считает? — Но он не специально это сделал, — продолжает модельер. — Он просто отчаянно пытался освободиться. А поскольку он достаточно импульсивен — в какой-то момент начал вырываться, понимаешь? И в тот момент он не думал ни о чём другом, только о себе. Да, он поступил эгоистично, но кто бы поступил иначе, отчаянно борясь за свободу и возможность вдохнуть полной грудью? — размышляет задумчиво.       Андрей выдыхает с облегчением. Как же хорошо, что Милко не того же о нём мнения, что и Воропаев. Было бы странно, если бы любимый человек вместо того, чтобы защищать, нападал вместе с обидчиком.       Но тот факт, что Милко общается с его врагом номер один… Не просто перекидывается ядовитыми плевками, а полноценно общается, ещё и в таком тоне…       Андрей боится впустить в сознание ту самую мысль, но всё указывает именно на неё. Они ведут себя так, будто прошли через многое. Будто между ними что-то было. Стоит это осмыслить, Жданову становится плохо. Становится ещё хуже, чем было до. Медленно шагает назад, чтобы случайно не свалиться на ширму, потому что если это произойдёт — его раскроют.       Вслушивается. Тема сменилась. Милко начал свою любимую песню о некачественных тканях, которую все уже знают наизусть. Андрей выдыхает, потому что если бы они продолжили разговор о нём, он бы не смог уйти. Слушал бы до последнего, медленно умирая с каждым словом. А сейчас… Сейчас может уйти. Спрятаться, ну или хотя бы отвлечься.       Работа. Он же пришёл сюда работать, верно? Медленно вытаскивает себя из ямы, в которую упал.       Он не будет думать о всём этом сейчас. Он подумает об этом вечером.

***

      Катя заходит в кабинет президента компании не постучав. Да, она знала, что Жданов вернулся, но всё ещё не успела это осознать. Когда делаешь что-то из раза в раз, сделаешь всё то же самое даже когда обстоятельства изменятся. Проще говоря — она отвыкла от того, что в кабинете президента не одна.       А Вика, понятное дело, предупредить нужным не посчитала. Продолжала пилить ногти пилочкой, которую Кате захотелось воткнуть ей в сонную артерию.       Да, она редко когда была агрессивной, в том самом значении этого слова, но сегодня, сейчас, после общения с Женсоветом… Да. Она была на эмоциях. И Вика, задание на день которой заключалось в: «перекрасить мизинец», выводила её одним своим существованием.       Этот надменный взгляд и кривая ухмылка… То, что она считает себя лучше других, лучше всех, при том, что даже работать не в состоянии и получает деньги просто за то, что пьёт кофе в баре… Ох, как же это выбешивало Катю…       Тем не менее какой бы взвинченной она сейчас не была, цапаться ей совсем не хотелось. Был бы здесь Женсовет, они бы не упустили такую возможность, но первой к Вике она не полезет.       Не сказав ни слова, вошла в кабинет. Застыла.       Он здесь. Сидит за столом. На своём законном месте. Выглядит немного… грустным? Но в целом, всё тот же Андрей Жданов. Только появилась в его взгляде какая-то взрослость. Кажется, он больше не тот хулиган-мальчишка. Ну конечно. Кто бы не вырос, пережив то, что пережил он… — Катенька…       Захотелось помыться.       Катя удивилась этой своей реакцие. Всего месяц назад она готова была многое отдать, чтобы услышать вот это «Катенька». А сейчас… Оно ей и даром не нужно. В мыслях только Саша. Саша? Понимает, что впервые думает о Воропаеве, как о «Саше». И как же ей нравятся эти мысли… Вспоминать его, их разговоры, их вчерашний ужин в ресторане… — Да, Андрей Палыч, — возвращается в реальность. Отвечает спокойно, вопреки тому, что всего несколько минут назад еле держалась, чтобы в клочья не разорвать каждого, кто встретится ей на пути. А сейчас… Совсем успокоилась. Неужели Жданов теперь настолько ей безразличен? Это даже грустно. — Как ваши дела? — всё тот же лилейный голос, что и когда-то. Но когда-то он ей нравился, а сейчас… Исключительно дискомфорт. — С компанией всё хорошо… — Катенька, — прерывает её Андрей. — Я спрашиваю о ваших делах, а не делах компании, — вздыхает.       Катя замирает.       Осознаёт, что этому человеку не хочет рассказывать не только о своих делах, но и о чём-либо в принципе. Вообще говорить с ним не хочет. — Приемлемо, — улыбается натянуто. Еле держится, чтобы не сорваться с места и не убежать в каморку; позвонить Александру и попросить, чтобы забрал. Не понимает, что с ней происходит. Предчувствие?       Как на зло, Жданов её отпускать не спешит. — Не могли бы вы подготовить отчёт о проделанной в моё отсутствие работе? — Да, конечно, — отвечает молниеносно, едва ли услышав. Кивает для пущего эффекта. Надеется как можно быстрее отвязаться. Хорошо знает это зудящее чувство. Обычно оно появляется во время разговоров с отцом. — Соберите данные всех отделов. — Хорошо, — опять слова проходят мимо, но она всё же заставляет себя прокрутить их в голове, чтобы запомнить. — И позовите… — начинает формулировать ещё одно задание, но договорить не успевает, потому что дверь кабинета резко открывается, отвлекая их обоих. — Жданчик! — влетает Малиновский. — А, всё, уже не нужно… — вздыхает.       Заметив, что шеф полностью переключает внимание на Малиновского, Катя расценивает это как возможность убежать, которой успешно пользуется. Возвращается по стенке в собственный «кабинет». Не проходит и нескольких секунд, как за ней захлопываются двери каморки. Прислоняется к ним ненадолго, чтобы прийти в себя (не получается), затем на ватных ногах идёт к рабочему столу. Садится.       Несколько минут тупит в стол. Очень надеется, что сможет себя вытащить. Настроить на рабочую волну и сделать всё, что потребовал шеф. Но не получается. Ей плохо. Плохо физически и морально.       Становится ещё хуже, стоит услышать ни капли не стесняющегося в выражениях Малиновского. — Слушай, ты в курсе, кто нашу каракатицу на работу подкинул?       Фраза ощущается как пинок. С глаз моментально брызгают слёзы. — Дружок её? — выдвигает предположение Жданов. — Как там его… Коля? — Не… Он разве что на троллейбусе подкинуть может, — хохочет. — А то был Джип. Думай, Жданчик, думай. Шевели мозгами, а то после больничного наверняка в жижу превратились… — опять этот мерзкий голос. Катя пытается заткнуть уши, но всё равно его слышит. Он настолько мерзкий, что просачивается даже сквозь дверь. — Только не говори, что её папаша… За кредит же даже внуки не расплатятся… Если они у него, конечно, будут, — опять хохот. — Тоже мимо. Он же военный… Деньги вложит разве что в танк. Представь, нашу Катюшу будет подвозить. Впрочем, там ей самое место… — и вновь хохот.       Катя опускает голову на руки. Всхлипывает. Неплохое такое упражнение в остроумии… — Да говори уже, — вздыхает Жданов.       Слышатся быстрые шаги. Видимо, Малиновский приближается к столу Жданова. — Воропаев, прикинь, — шепотом. И всё равно Катя слышит. — Шутишь? — неверяще. — Если да, объясни где смеяться. — Честное пионерское! — перебивает его Малиновский. — Собственными глазами видел как она из его машины выпала. — Но как?.. — вскрикивает Андрей. — Как такое вообще возможно? — Думаешь, я знаю? Мне кажется, оказаться в одной машине они могли только если бы он сбил Пушкарицу и решил, что сможет отмазаться, если подкинет её на работу… — Согласен, — вздыхает Жданов. — Но она же не хромает… Вроде… — Это да… — Каким тогда образом она у него в машине оказалась? Не хочешь ли ты сказать, что они…       Оба замолкают. Катя чувствует эту паузу. Криво улыбается, вытирая слёзы рукой. Хочется выйти и сказать: «Да, представьте себе». Внутри мешается боль и злость. Гремучая смесь. — Если это правда, предлагаю отбить Катю, — вновь этот мерзкий хохот. — Вдруг начнёт шпионить для Воропаева? А, может, уже? Тебя долго не было…       Катя поражается, насколько далеко они заходят. Почему не останавливаются, а продолжают нести этот бред? Почему даже не предполагают, что она их слышит? Или, может, специально? Нет, вряд ли специально. Это глупость. Но что тогда? — Ром, ты что, совсем? — всё же не выдерживает Андрей.       Катя очень надеется, что в нём проснулась адекватность. — Что, думаешь, не потянешь? Слишком красивая для тебя? — насмешливо. — Или это потому, что ты теперь у нас не по девочкам? Знаешь, если снять эти отвратительные розовые прищепки с головы, от парня её не отличишь…       Катя поднимает голову. Замирает. Глаза красные от слёз.       Ей плохо. Морально и физически. Из неё будто высосали всю энергию и бросили тряпичной куклой на пол.       Нет, с неё хватит.       Дрожащей рукой тянется к телефону. — Забери меня, — судорожно шепчет в трубку, услышав по ту сторону знакомое: «Алло». Очень хочется к нему. — Пожалуйста… Я плохо себя чувствую… — никогда никого ни о чём не просила, но чувствует, что Александра можно.