Спасение

На дне глаз потух огонь,

В самом сердце стынет жар.

Я с тобою, мой король,

Как на кончике ножа.

Я с тобою, мой король,

Как на кончике пера.

Забери меня с собой

Птицей снежной до утра.

Змейкой узенькой кольцо

Мою руку холодит.

Выйду ночью на крыльцо,

Все живое ещё спит.

Вскину руки к небесам,

Слезы - дочери потерь.

Ты - мой бог, а я - твой храм.

Опустела я теперь...

Было страшно. Очень. Он ушёл, такой смелый, насмешливый, уверенный в победе, такой красивый в своих чёрных доспехах, с короной вместо шлема - все должны видеть короля, а не труса, боящегося умереть. Верно, он не боялся смерти. Я боялась. Он сказал мне: "Не смеши меня, я вернусь, как и всегда. А ты жди меня, чтобы мне было куда возвращаться." И я ждала, отчаянно ждала; дни мои превратились в одно сплошное замирание сердца: вдруг это его шаги, его ворон, его посыльный? Страх сблизил нас с Алисентой. Я боялась за мужа, она - за сына. Нам обеим было что терять. Война выматывала не только воинов, сражающихся и умирающих за своих королей и королев, но и жён, матерей, детей, трепетно ждущих своих мужчин, проливающих слезы о погибших. Война не приходила в наш дом, но разрушала наши сердца. Она окружила нас плотным кольцом ужаса, и мы жались друг к другу, стараясь найти утешение. Королева-мать больше не была членом совета - Эймонд выгнал её, признал её непригодной, и это ранило её, но волнение за него было сильнее обиды. Свободное время, которого теперь было в избытке, она проводила в своих покоях. Алисенте сложно было находиться в одиночестве, и она звала меня к себе: мы вместе молились, вышивали, молились, читали, снова молились. Еле слышные молитвы, срывающиеся с наших губ и улетающие вверх вместе с чадом свечей, были для нас спасением. Я не была набожной, но в это тяжёлое время вера стала для меня чем-то вроде убежища: ненадолго я успокаивалась, убеждая себя, что боги слышат меня и охраняют Эймонда. Старица освещает ему путь своей лампадой, Отец и Кузнец направляют его руку, не дают ей дрогнуть, Неведомый хранит от смерти... Но несмотря на сближающую нас беду, между Алисентой и мной висела стена холода. Она не признала меня, не смогла полюбить. Ребёнок словно замер вместе со мной, утонувшей в пучине страха. Я всё чаще просыпалась, ощущая фантомную кровь, стекающую по моим рукам, прогоняя тень жуткого сна, преследующую меня по ночам. Мейстеры утверждали, что дитя и я здоровы, что переживать не стоит, более того, это вредно для нас, но спокойствия это не придавало. Что знают обо мне эти старые дураки, что они могут знать? Цепи их так же холодны, как и глаза. Наконец прилетел ворон. Боги, это Эймонд, Эймонд! Он писал мне: "Жив, здоров, взял Харренхол. Люблю тебя. Скоро вернусь." Вот и всё. Всего девять слов, но как же хорошо стало у меня на душе! Он жив, он любит меня, он вернётся. Всё будет хорошо. Мои молитвы были услышаны. * * * Беда пришла неожиданно: Рейнира взяла Королевскую гавань. Она прилетела на Сиракс, в доспехах из чёрной чешуи, и была непоколебима: мирного решения не будет. Алисента сдала город, чтобы не сгореть в нем заживо. Эйгон и двое его детей исчезли, победа была неполной, но Рейнира всё же воссела на желанный Железный трон. Она провела целый день, принимая просителей, а после сошла вниз, поддерживаемая Деймоном. Ноги её и левая рука были изранены и кровоточили: трон не принял новую королеву. Я носила дитя Эймонда, и мой сын должен был стать одним из наследников трона. Алисента настояла, чтобы Эйгон взял меня с собой, и он согласился, хотя и безрадостно: при побеге с беременной женщиной проблем будет больше, заявил он. Закутавшись в просоленные рыбацкие плащи, мы скрылись среди груза выловленной трески на борту рыбачьей лодки, отправившейся на Драконий Камень. Здесь мы и остались. По прибытии Солнечного Огня, дракона Эйгона, король взял замок; но навстречу ему вылетела Бейла Таргариен, сбежавшая во время взятия замка из своих покоев и оседлавшая свою драконицу. Лунная Плясунья и Солнечный Огонь сцепились в смертельной драке и начали падать. Эйгон спасся, выпрыгнув из седла, когда они были в двадцати футах от земли, но сломал обе ноги. Надежно спрятанный за каменными стенами, Эйгон притуплял боль от переломов вином и скрывал шрамы от ожогов под одеждой. Я проводила время с принцессой Джейхейрой и принцем Мейлором, играла с ними, читала им, стараясь отвлечься от тревожных мыслей о Эймонде и пряча красные заплаканные глаза. Между тем новости из столицы были всё печальнее и печальнее: Рейнира оказалась жестокой правительницей. Она видела, что сторонники отворачиваются от неё, что положение её шатко, впала в паранойю, и потому всё время держала Эйгона lll, своего младшего сына, при себе. Для дальнейшего финансирования войны был отдан приказ о введении новых налогов, а недовольных казнили. Что же будет со всеми нами? * * * Грозы шумели над Драконьим камнем, эхом отражаясь в наших сердцах. Прибыл ворон. Черные вести на черных крыльях... Я взяла записку трясущимися пальцами, чувствуя медленно ползущую по спине тревогу, и отбросила ее, едва скользнув взглядом по чернильным строчкам. Гроза гремела за окном, море злилось, рыдало, бушевало, а я стояла у открытого окна, и ночной ветер бил мне в лицо, трепал мои волосы, платье, хлестал меня по щекам: "Приди в себя! Приди!" Эймонд сразился с Деймоном над озером Божье око и проиграл, был убит и упал в воду. Мой непобедимый принц умер от меча своего дяди. Я задрожала всем телом, схватилась за голову. Пал в бою, как герой. Герой. Посмертно. Озеро... Вода, снег, алый берег. Белые волосы, протянутая рука, мой маленький милый друг, мой любимый муж, мой Эймонд, уходящий на дно, мой мертвый Эймонд! Чертовы сны, будь они прокляты! Силы покинули меня, ноги подкосились. Если бы я только поняла, если бы я только сказала ему хоть раз, если бы остановила его тогда... Если бы... Рыдания задушили меня, захлестнули огромной волной, и я упала на пол, стирая слезы, царапая лицо. Мой истошный плач превратился в хрип. В мыслях пронеслись его слова: "Люблю тебя. Скоро вернусь." Он не вернётся. Но он обещал... Он солгал мне, солгал! Он предал меня! И боги, они тоже предали меня, гореть им в огне, гореть им всем! Я же молились, я же просила их... Я же... Я... Я не должна была его отпускать, я не должна была, я же знала, я всё знала, и всё равно... Острая боль пронзила мой живот, скрутила меня изнутри, но я не сразу заметила её - так было больно в груди. Я поднялась, опираясь на кресло, и увидела светло-красную лужу, расползающуюся под моими ногами. Что это?... Я заторможенно перевела взгляд на юбки. Отошли воды? Но ведь рано, так невозможно рано! Нет, нет! Схватилась за мокрую ткань, задирая подол. Ладони испачкались красным. Чёртов сон, руки в крови! Пожалуйста, нет, умоляю... Кого мне умолять? Боги отвернулись от меня, и новые, и старые. Нет у меня больше богов. Нет у меня больше Эймонда... Комната перед глазами почернела и исчезла. * * * Я проснулась мягко, медленно, словно вынырнула из теплой речной воды. Небо за окном успокоилось. Хмурый серый рассвет. Тихое серое море. Серый мир. Серая жизнь. Эймонд... Нет его больше. Нет. И ребенка нет. Никого не было рядом, чтобы сказать мне об этом, но я чувствовала телом: боль прошла, но внутри была странная, жуткая пустота. Опустело моё чрево, опустело сердце. Я пуста и совершенно одна. Горячая слезинка скатилась по моей щеке, ещё одна, и ещё. Я тяжело встала с постели, а слезы капали мне на грудь. Когда я последний раз просыпалась вместе с ним? Когда последний раз он обнимал меня своими тёплыми руками, целовал, любил, когда последний раз шептал мне глупости на ухо? Когда это было? О, Эймонд. Эймонд. Эймонд! Всем своим существом я чувствовала потерю, словно половину меня вырвали, отняли. Я больше не целая, я сломанная. Я не могу без него не могу. Я должна быть с ним. Он - моё спасение, мой принц, мой свет. Как мне жить во мраке? Кто спасёт меня сейчас? - Забери меня, Эймонд, забери меня... Возьми меня с собой, пожалуйста... - Тихий шёпот подхватил и унёс утренний ветер. Я перевела взгляд на пустой берег за окном. Он там, под водой, я знаю, я видела во сне! Он ждёт меня, он нуждается в помощи. Спокойствие окутало меня: я знаю, что мне надо делать. Я вышла из комнаты, тихая, незаметная, как призрак. Спустилась по каменным ступеням, придерживаясь за стены. Покинула замок, улыбнулась сонной страже, пожелала им доброго утра. Они лишь недоуменно переглянулись: что это понадобилось госпоже снаружи в таком виде? Нет, нельзя им этого знать. Это наш с Эймондом секрет. Белый песок холодил босые ноги. Ветер был нежный, как его прикосновения. Пошатываясь, я вошла в темную ледяную воду, и она обожгла меня. Обожгла, как его поцелуи. О, Эймонд. Как же тебе страшно там, на дне, как одиноко! - Не бойся, милый, я сейчас, я уже пришла. - Я ласково улыбнулась, утёрла слезы. - Я спасу нас. И тебя, и себя... Морская вода скользнула по плечам, лизнула губы, солёная, как его слезы в тот день, когда мы узнали о ребенке. Мы так и не выбрали ему имя... Ничего, у нас много времени впереди, целая вечность - успеем. Мы ещё всё успеем. Ноги почти перестали доставать до мягкого песчаного дна. Я взглянула вниз и увидела его белые волосы, его улыбку, его протянутую руку сквозь дымку воды. Закрыла глаза и вздохнула последний раз. О, Эймонд, наши жизни переплетены, мы с тобой связаны: красной нитью, красной кровью, красным пламенем. Эту связь не разорвать. Я иду. Я люблю тебя, мой принц.