Девять свиданий

***

— Гию-сан! – раздался весёлый голосок Камадо где-то сзади. Томиока оборачивается, взглядываясь в привычное жизнерадостное личико и лучезарную улыбку. Весёлый и на позитиве, всё, как обычно. Он позволил себе неловко улыбнуться уголками губ. — Танджиро. Гию кивает в знак приветствия. Чёлка невольно падает на лоб, немного прикрывая глаз, но он совсем не обратил на это внимания: только вслушивается в воодушевленную речь собеседника, иногда мычит что-то несвязное для того, чтобы показать, что он действительно слушает. — Ох, Гию-сан, не хотите пообедать вместе? И Томиока, недолго думая, всё же соглашается, ссылаясь на то, что дома делать-то и нечего, да и даже самые пустые и бессмысленные разговоры убивали время, оставляя за собой чувство приятной расслабленности, спокойствия. Они входят в первое попавшееся заведение. Гию быстро бегает глазами по помещению: интерьер был уютный, ничего не бросалось резко в глаза, и тихие разговоры за столиками создавали приятную атмосферу. Они сели за свободный, рядом с небольшим окошком стол. Танджиро отходил ненадолго, похоже, сделать заказ, и вернувшись, продолжил расспрашивать брюнета о всяком, даже немного незамысловатом и глупом, но Томиока отвечал на каждый. Искренне и правдиво. — Как ваши дела на личном? Повисла неловкая пауза. Гию, смутившись, уткнулся в свою тарелку. Хоть без правой руки и было куда тяжелее, он свыкся с её потерей быстрее, чем думал: научился есть палочками левой рукой, и даже писать спустя некоторое количество времени ею смог, но выходило немного криво, многие иероглифы плясали, но было вроде бы понятно. — Всё хорошо. Камадо даже удивлённо посмотрел на него. Но через несколько мгновений на его лице вновь засияла милая улыбка. — Наконец нашли невесту? Томиока не сдерживает смешка. — Жениха, скорее. Камадо неверяще хлопает глазами. — Да что вы! Кто это? — Сек-рет.

***

Свидание первое. Ханаби. Гию действительно удивляется, когда слышит предложение сходить вместе с ним на фестиваль. Даже задумывается: а не ослышался ли? И глупо переспрашивает. — Ты оглох что ли, Томиока? – вздыхает Санеми, скептически глянув на брюнета. Как можно спрашивать, да ещё и в такой неловкий момент? Издевается, что ли? – говорю..давай сходим туда. На фейерверки посмотрим.. всё равно в комнате тухнешь целыми дня- — Хорошо, – произнёс Гию даже как-то резко, заглянув в фиалковые глаза, – пойдём туда. Вместе. И он и вправду идёт. Даже специально для этого купив новое кимоно. Ведь старые – казались совсем не праздничными, а больше повседневными. Идёт, впервые так широко улыбаясь. У Шиназугавы от его вида, почему-то, быстро колотится сердце, но он ссылается лишь на то, что никогда раньше не видел Томиоку настолько счастливым. И блондин идёт рядышком. Они проходят мимо различных киосков, иногда останавливаясь, покупая какие-то ненужные безделушки да сладости. Когда в небе один за другим взрываются фейерверки, Томиока не может сдержать удивлённого оха. — Как же.. — Красиво, – договаривает за ним Шиназугава. Они завороженно смотрят на небо. — Давай на следующий..тоже пойдём? Санеми смеётся. — Пойдём.

***

Свидание второе. Под дождём. — Томиока. Коротко говорит Шиназугава, потянув спутника ближе ко крыльцу. Гию не понимает, что от него хотят, но сопротивления не оказывает. Этой ночью шёл дождь. Мелкий, моросящий, шепчущий дождь. Томиока считал, что дождь – вестник плохого, пугающего. Он может быть проводником вслед идущего за ним оглушительного грома, яростного, кричащего, освещающего на миг весь потускневший небосвод темно-красным свечением. Он может предвещать о чём-то страшном, неожиданном, от которого кровь невольно стынет в жилах. Но сегодняшняя ночь была исключением. Где-то вдалеке залаяла собака, отчего он даже вздрогнул. — Боишься? Спрашивает Санеми, крепче сжимая чужую ладонь. — Нет, – качает головой брюнет, но руку не отпускает, — Мы промокнем, Шиназугава. — Это единственное, о чём ты думаешь? А ведь правда. Чего он так волнуется? Раньше он.. часто гулял с Сабито в дождь. Весело прыгал по лужам, на несколько мгновений забывая о всех существующих проблемах. В такие моменты он становился ребёнком. И от таких воспоминаний становилось тепло на душе. — Если ты меня поймаешь, я сделаю тебе охаги. Наконец весело произнёс Гию, выходя из под крыльца. Прохладные капли неприятно попадали на волосы и одежду: наверняка через несколько минут они будут полностью мокрые. Но сегодня они позволят этому случиться. — С огнём играешь. — Скорее с ветром.

***

Свидание третье. На пляже. — Ну и зачем ты притащил меня в такую-то жару? – взвыл блондин, неприятно щурясь: солнце светило прямо в глаза, отчего становилось плохо видно. Но шум прибоя приятно ласкал слух. Море сегодня спокойное, тихое. — Настало моё время вытаскивать тебя куда-либо, – отвечает ему Гию, снимая с себя шлёпки. Песок был чист, достаточно нагрет. Ходить по нему – одно сплошное удовольствие! — Прекрасно. Я тебя утоплю. Томиока смеётся. Искренне, задорно. И Санеми нравится это смех. — Да-да. И Шиназугава ведь попытается: неожиданно сбросив с небольшого пирса в воду. Правда, почти сразу же ныряя следом: ведь не дай боже этот однорукий чудик действительно начнёт тонуть. У Санеми щёки предательски краснеют, когда он подхватывает брюнета за плечи, будто становясь опорой для него. Гию так мило улыбается, аж начинает казаться, что он во сне: кто-нибудь ещё видел, чтобы бывший столп воды так часто улыбался? Да у него ведь вместо лица – твердый камешек был! А ещё он всё же отведёт от Томиоки порчу. По крайней мере за то, что он спас его от этой жары.

***

Свидание четвёртое. Дома у Шиназугавы. — У тебя просторно. Санеми в ответ хмыкает. — Ну да, я ведь не в халупе живу. Гию, идущий впереди, резко останавливается. Поворачивается, скорчив слишком уж недовольное лицо. — Ты назвал моё поместье – халупой? Блондин такого злобного лица не выдерживает. Прыснув себе в кулак, он тихо бормочет себе под нос: — Общение со мной явно не идёт тебе на пользу. И Томиока, то-ли услышав, то-ли вообще не дослушав, закатывает глаза. Может, был бы он чуточку злобнее или смелее, дал ему хорошего подзатыльника. Для профилактики. — Идём, покормлю тебя. Санеми тащит его за рукав по длинному коридору, в сторону просторной кухни. Смеркалось. Но они плевать на то хотели. Когда Шиназугава кладёт перед ним тарелку, Господи, с его любимым блюдом, в синих глазах появилось чистой воды удивление. — Откуда ты.. — Ты всегда его заказываешь, – прервал его Санеми, одарив спутника тёплой улыбкой. – Я, конечно, не шеф-повар, но надеюсь, что получилось оно съестное. Гию впервые его обнял: робко, осторожно, поблагодарив за вкусный ужин. Шиназугава неловко отвёл взгляд, но всё же обнял брюнета в ответ. Ему хотелось, чтобы эти объятия были бесконечны. — Уже стемнело. Останешься на ночь? Проговорил Санеми, стоя у кухонного гарнитура: с осторожностью выкладывая излюбленные охаги на тарелку. — Я бывший столп воды, забыл? — Вдруг к тебе пьянчуги пристанут? — Я умею драться. — Нападут сумасшедшие? — Отгоню. — Томиока, твою мать, – зло процедил Санеми, повернувшись лицом к собеседнику, – оставайся. Или собак направлю.

***

Свидание пятое. В лесу. — Шиназугава, помнишь, у нас часто были миссии в этом лесу? Гию вздохнул. Словно вчера было. А сегодня – на них уже нет привычной формы, нет страха, ненависти, а главное – тварей, не дающих возможность спокойно жить на протяжении тысячелетия. — Помню. Говорит в ответ Санеми, прикрывая глаза. Мир вновь приобрёл краски. Может быть, из-за победы над Музаном, может быть, из-за дружбы с Томиокой. Лес, оказывается, очень красив: зелёная листва деревьев, сквозь которые просачивались лучики солнца, бурая земля, светло-синий ручеёк неподалёку от них. То, чего ему так не хватало. А может быть, кого? Санеми делает два уверенных больших шага, догоняя Томиоку. И, чёрт возьми, приобнимает его рукой! По началу осторожно, наблюдая за реакцией спутника, а затем уже более уверенно кладёт руку на чужое плечо. Гию жмётся сильнее. К нему. Блять. — Ты тёплый. тихо шепчет ему Томиока. Это определенно один из лучших дней их жизни.

***

Свидание шестое. На рынке. — Блять, Томиока, у тебя на кухне мышь повесилась. Кричит ему Шиназугава из кухни. Гию даже стыдно становится. Гость-то голодный. Он не успевает дойти до нужной комнаты: врезается в крепкую грудь, даже, наверное, бы упав на пол, если бы Санеми вовремя не подхватил его на руки. — Осторожнее. Санеми хмурится, смотрит серьёзно, будто перед ним – маленький провинившийся в чем-то мальчишка. И блондин отпускает его, когда точно становится уверен, что тот держится на своих двух. — Собирайся. На рынок пойдём. Гию удивлённо глядит в фиалковые глаза. — Ну чего уставился? Есть у тебя нечего, авось без меня и с голоду подохнешь. Какой заботливый. На рынке всегда много народу. Отчего галдёж стоял невыносимый: кто-то из продавцов зазывал к себе, купить у них «самые свежие помидорчики по хорошей цене», кто-то с ними спорил, стараясь отбить слишком уж низкую цену, кто-то попросту громко разговаривал. — Я заплачу за всё. уверенно произнёс Шиназугава, взяв мужчину за руку, мол, чтоб « не потерялся » , хотя на самом деле он попросту хотел. Вновь почувствовать его руку. В своей ладони. В своей грубой, шершавой от мозолей ладони. Он нарезают круги по рынку: с кем-то торгуются, у кого-то берут по своей цене, после чего все пакеты тащит в руке Санеми, на предложение Томиоки «взять хотя-бы парочку» отвечает грубым отказом. Не хотелось, чтобы он убирал руку. Ужасно не хотелось.

***

Свидание седьмое. В библиотеке. Они бродят по ней уже битый час. Гию внимательно осматривает каждую книжную полку, прописывает страницы каждой из книг, будто выбирая, понравится ли она ему или нет. Каков жанр, слог у автора. Шиназугава готов уже умереть со скуки. Его совсем не интересовали эти несчастные страницы с текстом в разных переплётах от слова совсем. Он бы предпочёл заняться чем-то другим вместо чтения, по его скромному мнению, бессмысленного потока ненужной информации. — Зря ты так. Книги разные ведь бывают. Выдыхает Томиока, перелистывая странички очередной книжонки. Санеми пожимает плечами. — Меня больше интересует общение с людьми, чем с книгами, – как обычно не подумав, отвечает ему блондин. — Считаешь меня книжным червём? Или человеком, не имеющим друзей? – Гию поворачивается к спутнику, вопросительно приподняв бровь. Кажется, он его или расстроил, или разозлил. — Ни то, ни другое. Просто для меня они скучные. — Действительно, – обречённо вздыхает Томиока. Скучные, видите ли. Может, читай бы он побольше, научился бы наконец писать. И тогда он отправлял бы ему письма. Хоть каждый божий день. — Бери уже, что тебе нужно. Я спать хочу больше, чем жить. И брюнет вновь смеётся. Правда тише, чем обычно, не желая беспокоить чужой покой. Шиназугава забавный. И он каждый день убеждается в этом. — Возьмёшь эту стопку? Одной рукой неудобно. — Возьму, – сразу же отвечает Санеми. Ожидаемо, в прочем. — Спасибо. И подходит близко: настолько, что сердце пропускает удар. Что? Он ещё что-то хочет? От робкого касания чужих губ его щеки блондина словно током прошибает. Он замирает, даже позабыв, как дышать. И Гию почти сразу же отпрянул. — Прости, я.. Шиназугава договорить не даёт. Резко поддаваясь вперёд, к нему. Накрывает чужие губы своими, тонкими и сухими. Мёртвые бабочки в животе оживают. Внизу живота тянет, и он всё сильнее жмёт брюнета к себе. Сегодня он обещает себе. Что больше никогда не отпустит. Ни за что в своей жизни. У Томиоки губы мягкие, нежные, такие..такие желанные, что когда он от него отстраняется, Санеми разочарованно мычит. — Мы..всё ещё в библиотеке, Шиназ- — Санеми. Отныне для тебя Санеми.

***

Свидание восьмое. Дома у Гию. — Слушай, Томиока. Начинает подошедший в комнату Шиназугава. — Да? – Томиока стоит спиной к нему. Кажется, протирает пыль с комода, раз в руке у него – небольшая серая тряпка. — Мне кажется, они были больше, – задумчиво произнес Санеми, подходя ближе. — Что?, – спрашивает Гию, явно не поняв, о чём идёт речь. Он хотел было повернуться, но в этот несчастный комод его вжали быстрее, чем он успел среагировать. — Ну..когда тебе ещё было девятнадцать, они были больше. Они, что, уменьшились, Томиока? И брюнет хотел было спросить, о каких «они» идёт речь. Но слова застревают в горле, когда он чувствует. Чувствует прикосновения. К своей заднице, мать вашу! И он стремительно краснеет. Шиназугава думает, что здесь только три варианта: это или от злости, или от смущения, или от всего сразу. Шиназугава возомнил себя бессмертным. Ведь не каждый осмелится подойти с таким вопросом. Особенно, если этот вопрос провокационный. Особенно, если у человека тряпка. — Извращенец! – Гию не щадит: со всей силы заезжает куском ткани по чужому плечу. Санеми всё-таки отходит, на метра полтора, но не более. — Но этот извращенец тебя интересует. — Не отрицаю. Томиока откладывает тряпку. И идёт сам. Навстречу. Целует мокро, жадно, крепко повиснув на чужой шее, не оставляя возможности на отступление. — Значит...ты ещё тогда..на меня засматривался.. – между поцелуями шепчет Гию, всматриваясь в возбуждённые фиалковые глаза. — Определённо.. твоя задница была самой лучшей во всём корпусе. Даже лучше, чем у Канроджи. — Игуро бы убил тебя на месте, узнав, что ты и на неё смотрел, – улыбается Томиока. — Пускай.

***

Свидание девятое. На крыльце. — Хочешь провести со мной остаток жизни? Чёрт. Что ты только что сказал? Прозвучало нелепо. Гию, милый, красивый Гию, сидящий на крыльце его дома – так вписывался в него. Словно он для того и рождён. Чтобы быть здесь. Рядом. С ним вместе. Лепестки цветущей сакуры из-за резкого порыва ветерка закружились в воздухе, и один из них приземлился к Томиоке на голову. Санеми улыбается. Подходит ближе, тянется к чёрной макушке, заботливо убрав нежно-розовый лепесток. И Гию перехватывает родную чужую руку, будто не давая отойти, сбежать от него. — Это.. признание? – Томиока с надеждой заглядывает в чужие глаза. Своими синими. Как море, как дно глубокого океана. — Да. Гию несколько секунд попросту молчит. — Тогда и ты.. проведи со мной остаток жизни. Санеми неприкрыто станет смеяться над ним. — А куда ж я денусь от тебя.

***

— Гию-сан? Танджиро даже машет рукой перед его лицом. И Гию наконец обращает на него внимание. — Слава богу. Я уж было подумал, что с вами что-то случилось. Вы мне не отвечали минут десять. А ещё ваш заказ остыл. Даже с грустью проговорил Камадо, глядя на чужую недоеденную порцию. — Прости. Я задумался. Камадо улыбнулся. Который раз? — О своём женихе? — Да. Именно о нём.