Переродившись вновь, вспомню тебя

      Раннее утро, все еще утопающее в сумерках, не рассеянных первыми лучами солнца, ожидаемо поприветствовало его тишиной и морозным воздухом. Изо рта вырвалось густое облачко пара — Лань Ванцзи проследил, как оно быстро растворилось, поднявшись в высь, а затем твердой поступью зашагал со двора. Следовало войти в лес, пока еще не встало солнце, чтобы успеть взять след.       Приблизившись к воротам, он потянулся рукой к дверному кольцу, зажатому в зубастой пасти лудуня, но так и не успел его коснуться, окликнутый знакомым голосом, донесшимся откуда-то сзади:       — Господин Лань, это Вы?       Лань Чжань обернулся, вглядываясь во тьму перед собой. С внутреннего двора, сильно припадая на правую ногу, к нему спешил Лун Чжиян. На этот раз он нес в руках деревянный лоток с зернами, так что Ванцзи отступил на шаг назад во избежание повторения вчерашнего конфуза.       Будто бы уловив чужое опасение, молодой человек предусмотрительно остановился в получжане от заклинателя, прищурился и лучезарно ему улыбнулся, отчего Ванцзи невольно вспомнил сон, посетивший его накануне.       — Мгм, — подтвердил он.       — Вы отправляетесь на охоту?       — Да.       В прошлый раз рассмотреть Лун Чжияна как следует Ванцзи не успел, поэтому взгляд его жадно зашарил по чужому лицу в беспорядочном поиске чего-то, о чем он, однако, и сам не знал.       Лишенная загара кожа юноши, тронутая легким румянцем на щеках, аристократично контрастировала с угольными волосами. Черты лица были заостренными, но весьма привлекательными, сглаживаясь благодаря мягкой линии алых губ и серым улыбающимся глазам в обрамлении пушистых ресниц. На плече его лежала толстая, чуть распушившаяся со сна коса, свисающая почти по талию, а сам он был высок, всего на пару цуней ниже Ванцзи, и одет в серо-синие простые одежды из плотного льна и шерсти: рубаху, штаны да теплый стеганый бэйсинь до середины бедра, затянутый широким поясом. Лань Чжань сжал пальцы на рукояти Бичэня — непонятное чувство щекотно зашевелилось у него под ребрами.       — Как ты узнал, что это я?       — О, — Лун Чжиян в растерянности приоткрыл рот, — Вы, верно, подумали, что я совсем незрячий? — он смущенно рассмеялся. — Я все же немного вижу: размытые очертания, цвета. А еще различаю свет и темноту. Вот я Вас и заметил — большое белое пятно в темноте!       Ванцзи содрогнулся от звуков чистого звонкого смеха. Странное ощущение, засевшее в груди, ощутимо затолкалось, надавило на легкие, перекрывая доступ к кислороду.       Не получив никакого ответа, молодой человек озадаченно нахмурил брови. Должно быть, ему тяжело давалось определять настроение людей не видя лиц, так что он мог полагаться только на тембр их голоса. По этой причине тишина вводила его в заблуждение, и Ванцзи, не сразу об этом догадавшись, поспешил заговорить, чтобы не ставить собеседника в еще более неловкое положение.       — Солнце еще не встало. Почему не спишь?       Лицо Лун Чжияна вновь просияло.       — Мы с братьями и сестрами заботимся о животных по очереди. Кормим лошадей, птицу и коз, собираем яйца из курятника. Сегодня это делаю я, — он потряс лотком в подтверждении своих слов, отчего несколько зерен полетели на землю. Затем указал на полный округлый мешочек на своем поясе. — Но свиней вместо меня кормит моя сестрица, потому что сам я их боюсь. Когда я был совсем маленьким, они меня чуть не затоптали! — его глаза широко раскрылись в притворном ужасе, но на губах все так же блуждала веселая полуулыбка.       Ванцзи смотрел в эти до боли знакомые серые омуты и не мог отделаться от мысли, что точно такие же глаза — глубокие, искрящиеся живым озорством — были у Вэй Ина.       — Молодой господин Лань, будьте осторожны, — тут бледное лицо Чжияна неожиданно сделалось серьезным. — Я слышал, что лисицы-оборотни очень хитры и могут одурить даже самого опытного заклинателя.       Слабая ответная улыбка завладела губами совершенно непроизвольно. Лань Чжань был для этих людей всего лишь незнакомцем, очередным путником, пусть и согласившимся помочь убить тварь, терроризирующую здешние земли, но голос юноши звучал искренне, а румянец на его щеках стал чуть ярче.       — Спасибо, Лун Чжиян, я буду.       Ванцзи учтиво поклонился, надеясь, что этот жест останется замеченным, привычным движением заложил одну руку за спину и собирался отправиться в путь, как снова был остановлен на полпути.       — Зовите меня Лун Мин, — выпалил молодой человек. — Это для друзей. А цзы используют только бабушка и дедушка, когда им не терпится меня поругать.       Прикрыв глаза, Ванцзи шумно выдохнул, всеми силами пытаясь справиться со своими глупыми чувствами, не на шутку разбушевавшимися в грудной клетке.       — Лань Чжань, — наконец смог произнести он.       Это имя не срывалось ни с чьих уст вот уже двадцать лет — так его смел звать только Вэй Усянь.       — Возвращайтесь поскорее, господин Лань Чжань! — шутливо отозвался Лун Мин и неуклюже помахал заклинателю рукой, едва не выронив свой лоток с зернами.

***

      Лес угрюмо молчал: не было слышно ни птиц, ни животных, только ветви деревьев тихонько перешептывались между собой. Земля, укрытая слоем опавших листьев и густого мха, мерцала кристалликами инея — зима подбиралась все ближе.       Лань Ванцзи застыл возле массивного поросшего камня, прикрыл глаза, прислушиваясь к округе и делая глубокий вдох. Пахло прелыми листьями, хвоей и холодом. Этот густой дух тяжело забивал ноздри, но сквозь него пробивался слабый аромат чего-то еще. Сконцентрировавшись на своих ощущениях, Ванцзи набрал в легкие побольше воздуха, чтобы нащупать тонкую нить. В следующую секунду, стоило потокам духовной энергии разогнаться по меридианам, яркий запах магии обжег его рецепторы, и он резко открыл глаза, безошибочно беря след.       Несколько десятков ли след тянулся сквозь лесной массив, уводя заклинателя все дальше и дальше на восток, но потом резко свернул на запад, в глубь хребта Дасюэшань. Ландшафт стал постепенно меняться. Лес заметно поредел, обнажая каменистую почву и замшелые валуны, где-то неподалеку шумела бурная горная речка, а между кронами деревьев, заслоняя небо, просматривались высокие заснеженные пики.       Вскоре Лань Чжань вышел к небольшому продолговатому озеру. Вода в нем была совершенно невероятного цвета, будто жидкую ярко-небесную глазурь разбавили только-только сдоенным молоком. С двух сторон озеро обнимали отвесные серые скалы, молчаливыми исполинами вырастающие с самого его дна, а на противоположной стороне берега в небо взмывала крутая каменная гряда, вершина которой была надежно скрыта под завесой густого тумана. Здесь магический след резко обрывался, и Ванцзи огляделся по сторонам в надежде найти другие доказательства присутствия хули-цзин.       Очевидно, лиса давно почуяла слежку, поэтому поспешила замести все улики, чтобы не подпускать чужака к своему гнезду. Тем не менее то, что запах простирался на столь большое расстояние, не прерываясь и не плутая, казалось очень странным, ведь лисы никогда не позволяли находить себя так просто, если только сами того не хотели. В подобном случае это могло значить лишь одно: в то время как Лань Чжань охотился на хули-цзин, хули-цзин охотилась на него.       — Молодой господин, — тихий женский голос раздался за спиной, заставив все реакции тела моментально усилиться в несколько раз.       Обернувшись, Ванцзи встретился взглядом с напуганной молодой девушкой, чье лицо боязливо выглядывало из-за огромного камня. Она была потрясающе красива и выглядела совершенно безобидно, однако Лань Чжань понимал, что все это лишь умелый обман.       — Помогите, пожалуйста, я… ах! — девушка вдруг застонала, болезненно поморщилась. — На меня что-то напало в лесу к югу отсюда, оно преследует меня… Пожалуйста, господин заклинатель…       Чарующий голос хули-цзин сладко обволакивал разум, проникал в самые потаенные уголки души, но Ванцзи с легкостью подавлял ее чары, не позволяя себя околдовать. Следовало притвориться и подойти ближе, чтобы лиса решила, что потенциальная добыча у нее на крючке, поэтому он сделал один неуверенный шаг вперед, а затем еще и еще один, неторопливо приближаясь к чужому укрытию. На лице обманщицы промелькнула почти нескрываемая радость — она зашевелилась, с трудом приподнялась и выбралась из своего убежища, прижимая руку к животу. На расшитой золотом ткани, прямо под ладонью угадывалось большое кровавое пятно, от движений принявшееся расползаться сильнее.       Лисицы-оборотни часто приманивали к себе людей, прикидываясь ранеными или попавшими в беду. Так жертва теряла бдительность и становилась крайне податливой: обуреваемая желанием помочь, она подходила вплотную, и тогда в нее можно было стремительно вонзить когти без особых усилий.       Когда между ними оставалось не больше трех чи, Лань Ванцзи решительно сжал рукоять меча, готовясь молниеносно выхватить его из ножен и нанести один точный удар, который ослабил бы хули-цзин настолько, чтобы она перекинулась в истинную форму, являя все свои девять хвостов. Но за мгновение до того, как Бичэнь вспыхнул голубым свечением, глаза девушки пораженно раскрылись в секундном осознании и тут же пожелтели, обращаясь лисьими. Крупная когтистая лапа, появившаяся вместо женской руки, с нечеловеческой скоростью рванулась вперед и ударила по груди, рассекая плоть. Лиса поспешила отпрыгнуть на безопасное расстояние, но не успела — острое лезвие Бичэня полоснуло ее по бедру, с легкостью разрезая сухожилия. Она глухо зарычала, все еще не отнимая другую руку от фальшивой раны на животе, после чего начала медленно трансформироваться.       Воспользовавшись короткой паузой, Лань Чжань дотронулся до груди. Пальцы окрасились теплой кровью, тотчас заструившейся вниз по запястью. Раны были довольно глубокими, но не слишком серьезными, хотя, как и при воздействии любого магического оружия, заживление подобных увечий требовало большого количество времени, а также духовной энергией.       Тихое угрожающее урчание заставило его вновь поднять голову. На месте некогда прекрасной девушки теперь стояло огромное существо, не похожее ни на человека, ни на животное: тело, сохранившее гуманоидную форму, увеличилось в размерах, покрывшись яркой рыжей шерстью, череп вытянулся и превратился в оскалившуюся лисью морду, а за спиной выросли девять огромных хвостов, хищно припавших к земле.       Эта хули-цзин была древним духом, овладевшим искусством перевоплощения и предвидения, — подобные оборотни встречались крайне редко, поскольку, в отличие от своих более юных сородичей, предпочитали обитать вдали от людей и постигать законы Небес в одиночестве, пребывая в гармонии с природой, — но тогда почему же она подпустила к себе так близко, с самого начала не различив угрозу?       Обдумать причину такого нетипичного поведения Лань Чжань не успел. Лисица кинулась к нему в длинном прыжке, оттолкнувшись мощными лапами от земли, и он, не имея возможности для иного маневра, ловко поднырнул под ее тело, стараясь игнорировать нарастающую боль. В то же время Бичэнь по молчаливому приказу послушно покинул руку хозяина и последовал за хули-цзин, чтобы поразить цель, пока та находилась в воздухе.       Громкий, полный боли визг разрезал тишину. Сразу три хвоста безжизненными обрубками упали на землю, обильно оросив ее густыми брызгами крови. Поскуливая, лисица закрутилась на месте, словно пыталась зализать свои раны, но боль от потери нескольких частей души полностью ее дезориентировала, вынуждая тяжело опуститься на передние лапы.       Описавший широкую дугу меч вернулся к Ванцзи в руку. Он знал, что чем больше хвостов отрубит, тем слабее и в то же время опаснее будет становиться дух, поэтому не спешил нападать. План, которого он должен был придерживаться изначально, в сложившейся ситуации стал бесполезным. Свежие раны не позволяли сражаться в полную силу, а добрая часть ци уходила на то, чтобы не позволять кровотечению усиливаться, так что оборонительная позиция сейчас казалась единственным верным выходом.       Ванцзи прокрутил Бичэнь в ладони, призывая противницу атаковать, и встал в защитную стойку. Лисица утробно зарычала, обнажила острые зубы, прежде чем вновь броситься вперед и обрушить несколько сокрушительных ударов на заклинателя. Когти схлестнулись с лезвием цзяня, высекая искры, но так и не смогли дотянуться до цели.       Они долго кружили друг вокруг друга, пока меч, с огромной силой отразив очередную атаку, наконец не ринулся в сторону, чтобы отсечь потерявшей на долю секунды равновесие лисе еще несколько хвостов. Та, будто бы даже не заметив утраты, продолжила нападать с еще большей яростью, и тогда Лань Чжань немедленно взмыл вверх, сложив в воздухе печать обездвиживания, и бесшумно приземлился у нее за спиной. Заклинание поймало противницу в надежную ловушку, а рука сделала несколько четких взмахов, отрубая ей последние два хвоста.       Хули-цзин пронзительно закричала, задергалась. Массивное тело, с усилием развернувшись к противнику, грузно осело на землю. В ее глазах плескался животный страх, уши прижались к голове, нижняя челюсть мелко затряслась, превращая скулеж в жалобный отрывистый плач. Ванцзи склонился к ней, желая побыстрее закончить чужие страдания, — убийство живых духов каждый раз заставляло его сердце мучительно сжиматься, — но когда он занес Бичэнь для смертельного удара, лиса резко подалась к нему навстречу и с остервенением вгрызлась в плечо.       В ушах раздался отвратительный звук трескающихся костей. Из горла против воли вырвался сдавленный стон, меч чуть не выпал из трясущейся руки от выжигающей разум боли. Звериная пасть сместилась в сторону, ближе к шее, и, сомкнувшись на плече снова, оставила множество новых глубоких ран, норовя вспороть сонную артерию. Едва удерживаясь в ускользающем сознании, Лань Ванцзи слепо нашарил свободной рукой загривок твари, чтобы притянуть ее ближе, а затем на исходе сил по гарду вонзил клинок в ее грудь, так, что кончик лезвия вышел с другой стороны.       Зубы сразу же разжались. Тяжелое тело принялось стремительно уменьшаться в размерах, и спустя всего несколько секунд в его руках уже лежала самая обыкновенная лисица. В уголке глаза хули-цзин блеснула прозрачная слезинка, которая скатилась по гладкой шерсти вниз, она в последний раз умоляюще посмотрела на Ванцзи, как будто хотела сказать что-то важное, но в следующее мгновение взгляд ее расфокусировался, закатился — и навсегда потух.       На несколько ли вокруг снова воцарилась звенящая тишина. Осторожно вытащив меч и переложив хищницу на землю, Лань Чжань взглянул на свое истерзанное плечо. Ключица и лопатка были частично раздроблены, осколки кости проступали сквозь порванную плоть, но, к счастью, никакие крупные артерии не задело — за это стоило благодарить защитные заклинания, вплетенные в ханьфу, а иначе он, вероятнее всего, был бы уже мертв…       Впрочем, попытка встать на ноги обернулась провалом: движения послали по всему телу оглушающую волну чудовищной боли, которая сковала мышцы и отрезала сознание от реальности на долгие секунды. Вернуться в таком состоянии обратно в деревню казалось невозможным. Какое расстояние он преодолел, идя по следу?..       Пока боль медленно отступала, перед помутившимся взором плавали кровавые круги. Ванцзи закрыл глаза, направляя все духовные силы к своим ранам. Так он мог на какое-то время притупить болевые ощущения и выиграть для себя несколько часов, чтобы осилить хотя бы часть пути. Но сперва… сперва нужно было почтить дух и сжечь тело.       Огненный талисман мгновенно разгорелся буйным пламенем, слившимся воедино с ярко-рыжей шерстью хули-цзин. Дым взвился в небо и наполнил легкие едким запахом тлеющей плоти. Лань Чжань неотрывно проследил за высвободившимися фрагментами души, что тлеющими, словно маленькие угольки, частичками закружились вверх вместе с дымом, спустя мгновение растворившись в воздухе, а потом все же поднялся с земли, до скрипа стиснув зубы.       То, что фальшивая рана на животе лисы не исчезла с ее смертью, как подобало любым магическим иллюзиям, Ванцзи так и не заметил…       Он пробирался через лес на пределе своих возможностей, быстро, без передышек, прекрасно понимая, что сил, не позволяющих телу всецело покориться боли, скоро совсем не останется. Сначала слабость накатывала короткими внезапными приступами, лишь немного замедляя его, но чем дальше Ванцзи шел, тем чаще они повторялись, усиливались и заставляли делать остановки. Тело стремительно наливалось свинцовой усталостью и холодом, наотрез отказываясь слушаться, подобно окоченевшим пальцам, слишком долго находившимся в ледяной воде.       Когда силы окончательно оставили его, вынуждая безвольно рухнуть на колени, уже надвигалась ночь. Солнце давно скрылось за горизонтом, и лес быстро утопал в непроглядных сумерках, сливаясь в одно большое черное пятно. Лань Чжань впился пальцами в рыхлую землю, зажмурился — страх и отчаяние неотвратимо начали завладевать его рассудком. Он не знал, сколько уже прошел, как и не знал, сколько пройти осталось, но ясно было одно: если поддаться панике, то оставшееся расстояние ему ни за что не одолеть.       Заставив себя успокоиться, Ванцзи замер и зло сжал промерзлую землю в ладонях. Впервые за последние двадцать лет ему так неистово, отчаянно хотелось жить. Под сомкнутыми веками из темноты сами по себе возникли смеющиеся серы глаза и лукавая улыбка, в ушах разлился задорный смех. Он ведь обещал вернуться, обещал быть осторожным — разве было у него право снова подвести человека, чья улыбка могла изгнать даже ту густую клубящуюся тьму, что поселилась в его закостенелой душе?       Все мышцы болезненно напряглись. Ядро вспыхнуло в груди, как пробудившийся ото сна вулкан, вынуждая каждую клеточку тела заработать вопреки непреодолимой слабости. Боль ослепляющим потоком захлестнула все органы чувств, но Лань Ванцзи, придерживая поврежденную руку, в очередной раз заставил себя встать на ноги и пошатываясь побрел вперед, совсем не разбирая дороги. Лишь невидимая тонкая нить вела его сквозь густой лес, тянула за собой и не позволяла споткнуться, пока он, наконец, не вышел к деревне. Все жители уже спали, фонари были потушены, а улицы пустовали, отчего создавалось впечатление, будто поселение давным-давно заброшено.       Балансируя на краю обморочного состояния, Лань Чжань добрался до поместья и, прежде чем провалиться в беспамятство, тяжелой, вязкой пеленой обнявшей его со всех сторон, из последних сил несколько раз ударил по воротам.

***

      Сквозь черноту, как из-под воды, до него доносились чьи-то приглушенные взволнованные голоса. Сознание то прорывалось наружу из толщи забытья, то вновь погружалось на самое дно. В эти короткие промежутки пробуждения Ванцзи ощущал чужие прикосновения да резкий запах целебных трав, пропитавший все помещение, и снова слышал голоса, но они сливались в один неразборчивый шум, только неприятно раздражая слух. Раны на груди и плече сильно ныли, забирая на себя почти всю духовную энергию, которая едва успевала восстанавливаться, поэтому он никак не мог прийти в себя, довольствуясь лишь этими короткими проблесками.       Магия хули-цзин, проникшая в тело, действовала на простых людей подобно яду — вывести ее было очень сложно, а «противоядия» не существовало. Совершенствующемуся же требовалось от пары дней до целого месяца в зависимости от тяжести увечий, чтобы справиться с отравой самостоятельно с помощью своей ци.       По прошествии нескольких дней Ванцзи начал различать то, что происходило в комнате. Люди переговаривались о его состоянии: старейшина выпытывал у целителя, как скоро он очнется, но тот лишь озадаченно молчал, не представляя, что ответить, ведь до сей поры ни с лисицами-оборотнями, ни с заклинателями никто из деревни дела не имел; Гань Бию заботливо успокаивала супруга и заправляла порядком в покоях, а еще один голос, тихий и неуверенный, от которого под ребрами разливалось приятное тепло, всякий раз упрямо просил остаться возле заклинателя на ночь, чтобы, в случае чего, немедленно позвать лекаря.       А потом Лань Чжань услышал флейту. Родная мелодия, исполненная всего единожды, нежными переливами проникла в дремлющее сознание, заставила его сердце бешено забиться от узнавания, и он разлепил пересохшие губы, беззвучно прошептав одно лишь имя:       — Вэй Ин…       С той ночи Лун Мин играл в каждый свой визит — музыка разливалась по комнате уверенно и ровно, она ласкала слух, обволакивала, словно воды холодного источника. Лань Ванцзи чувствовал, как духовная энергия медленно, но верно возвращается к нему, наполняя тело силой и восстанавливая баланс между Инь и Ян. Иногда его перевязывали, с осторожностью обрабатывая раны да накладывая свежую мазь, после чего поили теплыми травяными отварами, так что эти три ритуала были единственным, что наполняло череду длинных, слившихся воедино дней, проведенных в полузабытьи.       Очнулся он на исходе лидуна. Белесый утренний свет, бьющий из окна напротив, резко ударил по отвыкшим глазам. Ванцзи тихо зашипел, попытался отвернуться в сторону, но глухая боль, незамедлительно пронзившая правое плечо, не позволила ему этого сделать, вынуждая оставаться на том же месте.       — Я сейчас закрою!       Послышалась какая-то возня, а в следующую секунду в покоях воцарился приятный полумрак. Лань Чжань медленно приоткрыл глаза и тут же наткнулся на сияющий взгляд Лун Чжияна. Нащупав руками край кровати, юноша осторожно подошел ближе и плюхнулся на пол возле изголовья.       — Ты пришел в себя, — выдохнул он, растянув губы в счастливой улыбке. — Все ужасно волновались! Уже двенадцать дней минуло.       Двенадцать дней без сознания — даже после Луаньцзан, истощенный и физически, и морально, Ванцзи пробыл в беспамятстве почти вдвое меньше. Магия древней хули-цзин глубоко въелась в его Золотое Ядро, а оттого тело восстанавливалось крайне медленно и неохотно.       — Лань Чжань, как ты себя чувствуешь? — обеспокоенное лицо Лун Мина склонилось ближе, и Ванци смог разглядеть глубокие тени под его покрасневшими уставшими глазами.       — Тер… пимо, — охрипший голос песком прошелся по пересохшему горлу, отчего он сразу закашлялся, чуть не задохнувшись от прошившей грудь боли.       Тихо запричитав, юноша потянулся к низкому прикроватному столику за водой. Твердая рука на ощупь скользнула под затылок прежде, чем шершавый глиняный край кувшина коснулся потрескавшихся губ. В горло тут же хлынул прохладный поток воды — Лань Чжань готов был поклясться собственными предками, что это самая вкусная вода, которую он когда-либо пил за всю свою жизнь.       Вдоволь утолив жажду, он уронил голову обратно на подушку и внимательно посмотрел на Лун Мина, все еще слегка щурясь от дневного света. Вдобавок к воспаленным глазам, кожа на чужом, уставшем от явного недосыпа лице посерела и покрылась испариной.       — Тебе следует отдохнуть, — голос все еще сипел, но теперь Ванцзи хотя бы мог говорить, не рискуя снова зайтись в приступе кашля.       Такая забота приятно грела душу, однако тот факт, что Лун Мин жертвовал собственным сном, дежуря возле его постели ночи напролет, оставлял горечь на языке.       — Я не устал, — губы юноши дрогнули, и Лань Чжань, тяжело вздохнув, остановил себя от последующих возражений, прекрасно зная, что, поменяйся они местами, — не приведи Юй-ди — поступил бы так же. — Сперва нужно помочь моей младшей сестрице тебя перевязать.       Приглушенный стук в дверь раздался раньше, чем Лун Чжиян успел договорить.       — А-Чжу, заходи скорее!       В покои проскользнула совсем еще юная невысокая девушка со знакомо улыбающимися глазами, которые тотчас засветились от радости, стоило ей увидеть заклинателя.       — Господин Лань, Вы наконец-то очнулись!       Она немедленно подбежала к постели, ногой оттеснила в сторону сидящего у изголовья брата, словно тот был надоедливым бездомным котенком, и опустила свою миниатюрную ладонь на лоб Ванцзи.       — Жар спал, — девушка удовлетворенно улыбнулась и принялась выкладывать из поясного мешочка необходимые для перевязки предметы. — Мин-гэ, разведи-ка травяной раствор и принеси сюда.       С пола послышалось недовольное кряхтение, а затем медленно удаляющееся шарканье. Лань Чжань подавил рвущуюся наружу улыбку, послушно позволяя А-Чжу распахнуть на себе нижнюю рубаху.       Пока девушка осторожно разрезала старую повязку на груди, он почти успел провалиться в неглубокий сон, мягким коконом объявший тело, но вскоре был вырван из дремы стуком соприкоснувшегося с поверхностью столика таза и журчанием воды. Кожи коснулась смоченная в теплом отваре тряпочка, в нос ударил терпкий запах полыни. Справившись с навалившейся сонливостью, Ванцзи приподнял голову, чтобы разглядеть свои раны.       На бледной коже широкими росчерками алели три длинные полосы, пересекающие грудь наискось от правой ключицы до середины ребер с противоположного бока. Глубокие царапины, оставленные когтями хули-цзин, по остроте нисколько не уступавшими превосходно наточенному цзяню, уже начали рубцеваться, однако рана на раздробленном плече, судя по сильно воспаленной коже и множеству неприглядных швов, заживала куда хуже.       — Вы быстро идете на поправку, — А-Чжу нанесла на раны густую, резко пахнущую мазь, после чего, попросив брата помочь молодому господину приподняться над постелью, крепко забинтовала верхнюю часть его торса. — Все в деревне будут очень рады узнать, что Вы пришли в себя.       Девушка продолжала что-то увлеченно щебетать себе под нос, убирая все медицинские принадлежности обратно в мешочек, но Лань Ванцзи уже был не в силах разобрать ни слова. Усталость от недолгого пребывания в сознании навалилась на него непосильной тяжестью, утягивая в бездну крепкого лечебного сна, так что последним, что отпечаталось на границе его уплывающего сознания, был звук запирающейся двери, а еще прикосновение теплых пальцев, невесомо пробежавшихся по щеке.