Фиолетовый лес

Поссорились. Они снова поссорились. Сора прижала к себе игрушку совы сильнее, с жадностью вдыхая успокоительный аромат ванили. Голова уже начинала побаливать, но девочка упорно тыкалась лицом в плюшевую игрушку, словно надеясь, что по волшебству она наткнётся на какой-то рычаг, отворит портал в другой мир и уйдёт отсюда. Скроется от стоящих на втором плане криков. Игрушечная сова же, подаренная госпожой Убуяшики сидела на белом столике абсолютно спокойно. Она не двигалась, не шелестела бумагой, на которой устроилась. Будто начальник на своём рабочем месте. И вовсе не сводила кукольных глаз с кровати Соры, сколько бы девочка не пыталась повернуть её к себе задом, или переложить на другую полку, матушка всегда ложила ту на место под предлогом «я забыла». И нет, игрушка вовсе не казалась Соре страшной, она даже перестала чувствовать к ней неприязнь, но иногда, точнее каждую ночь, Косаке казалось, что эта игрушка оживала. Потому что невозможно в темноте своими кукольными глазками следить за ней так внимательно. Соре казалось, что за ней следят. – Так почему ты не мог подумать об этом до того, как...?! – мама всхлипнула, срываясь на крик. – Закрой рот, женщина! – голос отца теперь был хриплым и злым. Как у волка из сказки. – Ты же понимаешь, что это нечеловечно! А наш ребёнок? Тебя совсем это не смущает? – Меня? Ты думаешь я хотел, чтобы что-то подобное было со мной связано?! Да я бы в жизни... Дальше Сора перестала слушать. Не было в этом смысла. Да и ей не очень приятно было слушать ругань родителей. Девочке хотелось выйти из комнаты, прочитать им обоим лекцию о том как не надо себя вести и заставить их помириться. Всё, план казался идеальным. Если бы она могла заставить себя выйти из убежища. Да. Ей было страшно. Поэтому двери всё были закрыты, а она прижимала к себе любимую игрушку, буквально вдавливая лицо в мягкий материал. Родители начали ссориться примерно десять минут назад. Косака не знала из-за чего сора началась, ведь сидели они в тишине после ужина и, как она наивно полагала, пытались помириться. Оказалось наоборот. Они повздорили ещё больше. Девочка разбирала лишь короткие вскрики в которых угадывались «люди», «человек ли ты», и «зачем так поступать». Возможно кто-то и попытался проявить тактильность, но сора, казалось, лишь цвела под гневными криками и неожиданными ответами на вопросы друг друга. На каждую неурядицу находилась ещё одна. Ругань выматывает как морально, так и физически, ну почему же родители не успокаиваются, разве они не устали? Сора чувствовала себя подавленной, как после решения сложной математической задачки или третьей мировой войны. Неожиданно раздался громкий хлопок дверью, – похоже кто-то ушёл и в доме повисла гнетущая тишина. Девочка не знала, в какую сторону нужно рассматривать это отступление и благополучно выдохнула. В груди стало спокойнее. Конечно пару минут сердце в её груди всё ещё болезненно билось, будто ожидая следующий взрыв эмоций. Но теперь она лишь мучала край своей ночнушки, старательно массируя приятную на ощупь ткань. Может быть так успокаивалась, а может... Знакомое чувство лёгкости буквально обожгло нутро резким контрастом. Сора вздрагивает, ощутив порыв чистого воздуха и переводит взгляд на окно – оно уже оказывается распахнутым. Малышка заглядывает туда и поражённо охает. Перед домом вновь собрались светлячки, излучая золотистый свет, подобно звёздочкам. Они кружатся в танце, путаясь и разгоняя подступивший туман, но он, как проказник из школы не уходит, наоборот движется вперёд. Тем паче разгорается желание девочки вновь увидеть маленького спутника. Она виновато всматривается в дверь комнаты, словно вымаливая у неё прощение за побег. Быть может она передаст всё родителям и те не так сильно расстроятся? Косака вновь жмурится и тогда замечает на себе взгляд маленькой кофейной совушки. Свою любимую она положила под подушку, чтоб грелась. А другая сидит на столике перед ней, вглядываясь чёрными, как уголь глазками. Сора чувствует вину, но совсем немного, она сомневается, что сможет полюбить новую знакомую также сильно как прежнюю совушку и поэтому хватает «подарок» в руку и тихо бежит вниз по лестнице. О случившейся драме сообщает лишь включенный свет в прихожей, да запах табака, который оставил отец. Ничего нового. Девочка прислушивается к каждому шороху, к каждому скрипу, но за прошедшую неделю она прекрасно вызубрила каждый холмик, горбик или скрипучую доску в доме, поэтому теперь уже ничто не может заставить её стыдливо упасть. Она слишком хорошо готовилась к следующему похождению, в душе лелея новые приключения. Девочка с небывалой резкостью открыла дверь, глядя на удаляющихся светлячков глазами, полными возбуждения. Они резвились и пропадали из виду, но разжигали в сердце Соры лишь ещё больший огонь. Прямо в сердце, безвозвратно пятная восхищением. – Муи? Никто не отозвался, но Сора не замедляла шаг. В конце концов светлячки провели её в самую гущу леса. Деревья тихо покачивались на ветру, издавая спокойный шелест, похожий на песню. Трава под ногами ласкала ступни, будто случайно щекоча. Луна скрывалась за бурной листвой и весь окружающий мир взывал кучу красок. Будто все её ощущения обострились. Сора слышала, чувствовала, осознавала, видела. По телу прошла волна мурашек и Сора, наконец, вздрогнула. Она хотела кричать, кричать во весь голос, чтобы каждый житель леса, хотя нет, каждое существо в мире осознало её душераздирающее одиночество в ожидании сказки. То, как она на протяжении трёх дней и ночей ждала знака, зацепки, хоть чего-то ещё, что могло вновь привести её в мир леса. Она не знала, когда следует идти, а вдруг слишком рано, а вдруг поздно?.. но когда прохладный ветерок залетел в окошко, а светлячки поманили за собой. Она не ощутила тех самых терзаний и мук, которых так ждала почувствовать. Лишь вопрос и надежду, что мама не увидит, а в остальном... девочка притихла и подняла глаза, ощутив на себе знакомый взгляд. Его. Перед ней, прямо из тумана показался силуэт мальчика. Муичиро. Он был всё также не бросок на эмоции. Волосы струились по спине бирюзовыми волнами, а глаза сияли неопределённостью. Сора разбивала свою осознанность, стоило только вновь посмотреть в сторону мальчишки. Сердце подскочило в такт музыке, что незатейливо пришла на ум. – Привет. Косака приподняла уголки губ, скулы свело от настолько жизнерадостной улыбки. Его голос был похож на что-то донельзя спокойное и неуловимое. Оно петляло в голове девочки, яростно залезая в самые укромные полочки, не желая с них слезать. Жар окрасил лицо малышки и она сделала шаг вперёд. – Привет, Муи. Он на мгновение застыл, словно был удивлён наделённым прозвищем, но быстро вернул самообладание безбрежному лицу. Туман не издавал ни звука и в обычное время Сора бы не обратила на него никакого внимания, но она с удивлением для себя заметила, что туман – сущность Муичиро. Это стихия, олицетворяющая его, будто сделанная по эскизу. Они всегда были частью друг друга и если появлялся туман, то где-то рядом находился и сам Муичиро. От этого на душе становилось приятно, ведь туман щекотал кончики пальцев. Дымка окутала их покрывалом, закрывая ото всех бед, и сейчас Косака правда не чувствовала себя уязвленной, как сегодня вечером, как вчера, как прошедшие несколько дней назад. Соре не хотелось признаваться, но... она чувствовала одиночество. С приездом сюда, каждый осколок сознания твердил о своём неприятном спутнике под названием одиночество, из-за которого мечты Косаки буквально разбивались о землю хрустальными каплями. Одной быть не хотелось. Но ни папа, ни мама, ни новый друг в деревне, ни уж тем более новый дом не могли гарантировать или хотя бы сделать вид барьера для неё. Нет, теперь им казался только лес. Хотелось скрыться в его гуще и завыть как волк. Чем больше она думала об этом, тем сильнее её мысли трепыхались, оборачиваясь птицами, желающими улететь на юг. Туда, где тепло. А тепло было рядом с Муи. Смущение накрывало её тёплым одеялом, баюкая нежные сны. Нега сновидений мягко шептала ей что-то на ухо, но Косака не хотела сдаваться так просто. Она ждала Токито неделю и не хотела вновь терять на такой же промежуток времени. Пока длились их объятия, Сора уже лелеяла будущее. Как она сможет дожидаться своего принца каждую ночь, как они будут гулять по лесу, как его глаза будут излучать нежность по отношению к ней, как её лицо будет вспыхивать цветом мака от последующих видов ночной обители. Она блаженно выдохнула в шею мальчишки. Пусть он и был маленьким, но малышка доставала ему только до шеи. Не сейчас, ещё рано, – мурлыкала она себе под нос. Токито, казалось, не был озадачен этим. Ведь и инициатором мягких объятий оказался он, а не Сора. Муичиро лишь отвёл взгляд, когда она поражённо охнула, но спокойно завёл ей руки за его спину, укладывая аккуратно, но чтобы не вызвать дискомфорт. Саму девочку одаливал запах мяты. Он буквально витал в воздухе, был создан из неё. – Спасибо тебе. – Пожалуйста. Этого ей было достаточно для счастья, правда. Достаточно. Внезапно Муичиро отошёл на шаг. Резко. Удивлённо. Его недоверчивый взгляд заторможенно остановился на руке девочки, которая до сих пор удерживала кофейного цвета игрушку. А бровь приподнялась на несколько сантиметров. Сора переводит недовольный взор на совушку, прервавшую их идиллию, и, недовольно хмыкнув, выкидывает ту в ближайший куст травы. Трава шуршит, от соприкосновения с чужим предметом, но также быстро утихает. Косака краснеет, вспоминая, что на самом деле принесла с собой игрушку, только чтобы в последствии избавиться, но под силой нахлынувших чувств и вовсе забыла про нее. Муичиро же всё также пронзает взглядом место, куда была безжалостно выброшена плюшевая игрушка и лениво, будто мартовский кот, спрашивает: – Откуда она у тебя? Сора оживает, закостенело наматывая на кончик пальца локон волос. И лишь после отмирает. – Подарила госпожа Убуяшики в деревне. По правде говоря, – она закусила губу. – Она очень странная. А ещё у неё есть внук, Кирия, но он тоже не лучше. – Лучше не водись с ними, – мягко добавляет Муичиро и словно сбросив позорную кожу, решается подойти ближе к Косаке. – Пойдём. Она слушается, послушно кивая. Внутри неё переворачивается весь мир, стоит только распахнуть своё сердце и следовать за знакомым незнакомцем. Они бредут между деревьев, прямо под ночным небом, держась за руки. Сора ощущает промёршие -как у мертвеца- кончики пальцев Муичиро, и от этого ей становится немного холодно, но в то же время тепло от их близости. Под ногами она замечает странные следы животных — они извиваются, как загадочные узоры, оставленные лесными обитателями. Одна веточка, чуть помятая, привлекает её внимание; она словно говорит о том, что кто-то проходил здесь совсем недавно. Лес вокруг них издает необъяснимый шум, трепет листвы и шорохи, которые создают атмосферу тайны и ожидания. Вскоре они подходят к ручейку, где вода весело бежит, отражая свет луны. И вдруг, в свете ночи, Сора видит оленя — величественного, грациозного, стоящего на берегу. Его глаза светятся умиротворением, и в этот момент кажется, что время останавливается. Сора и Муичиро встают на месте, затаив дыхание, чтобы насладиться этой красотой, поймавшей их в плен. Или только Сора. Потому что в следующее мгновение Муичиро, не колеблясь отпускает руку малышки и подходит к оленю, на секунду склонив в голову, будто для приветствия величественного чиновника. Олень спокойно смотрит на него, отвечая кивком и покорно подходит к Токито. Его чёрные угольные глаза трепещут под тенями ресниц, животное тихо дышит. А потом резко фыркает, стоит только Муичиро наклонится к его уху и что-то прошептать. Похоже это можно считать за отказ в просьбе чего-то, что попросил Муичиро. Сора давит смешок под ладонью, упрямо стараясь показаться серьезной, но эта взрослость тает как мороженное на солнце, стоит лишь Токито обернуться к ней и протянуть руку. – Иди ко мне. Не бойся. Она и не боялась. Сора аккуратно ступая, все ещё побаиваясь оленя, переводит взгляд под ноги и только сейчас замечает прекрасные цветы, находившиеся под ногами. Их не то чтобы не хотелось топтать, их хотелось развесить в самые искусные музеи мира. Маки, акониты лилии – цветы буквально усыпали землю пёстрыми красками. Сора не знала и половины названий всех цветов, но что-то упорно говорило ей, что это не так важно. Лунные блики игрались с изумительными растениями, как с должным. Внезапно Токито взял руку Соры и, перехватив посильнее, но невероятно аккуратно, прошептал: – Всё будет хорошо, он не кусается. А ты потерпи, – вторую фразу он явно сказал уже не девочке, что говорил потемневший тон голоса. Олень обиженно покачал головой, очевидно все ещё желая противиться, но его упрямство уже очень скоро оказалось истрачено до крупицы. Сора с восторгом прикоснулась к меху оленя, и каждое прикосновение наполняло её ощущением волшебства. Мех охватывал детскую кожу, будто в свободное одеяло, тем самым согревая. Холодный нос животного нежно щекотал её кожу, одолевая целыми толпами мурашек, и в этот момент она почувствовала, как что-то трепетное и живое пробуждается внутри неё. Она внимательно изучала его лицо, глаза, полные мудрости, и мягкие уши, которые слегка колыхались от её дыхания. Муичиро, заметив, как Сора погрузилась в свои ощущения, словно проказник решил внести немного динамики в эту спокойную сцену. С лёгкостью подняв девочку на свои сильные руки, он усадил её на спину оленя. Сора вскрикнула от неожиданности, но её испуг быстро сменился на радость и удивление. Она обняла шею оленя, зная, что это мгновение навсегда останется в её памяти. – Я же сказал, потерпи. Но на этот раз олень не выказал никакого недовольства. Животное, казалось, было не просто спокойным, а будто бы и привыкло к присутствию Соры. Его величественная осанка и уверенные шаги по зелёной траве создавали ощущение гармонии. Каждый звук, который издавали его копыта, словно напоминал о древних легендах, а мягкий свет луны, освещающий их путь, добавлял сказочности этому моменту. Сора, сидя на спине животного, ощущала, как её сердце наполняется радостью и восторгом. Она смотрела вокруг — на звёздное небо, на шуршащие листья и на светлый вечерний воздух, который наполнял её лёгкие. В этот момент всё казалось возможным, а мир вокруг неё — волшебным. Олень шёл вперёд, и с каждым его шагом Сора чувствовала, как её мечты становятся ближе к реальности. – Вот видишь. Не так уж и страшно. Спокойным голосом заметил Муичиро, бесшумно ступая за ними. На секунду Сора даже забыла о его присутствии, полностью отдавшись моменту. Эскиз перед глазами вновь начал меняться и атмосфера спокойствия заполнила собой всё пространство. Тишина прерывалась лишь шорохом копыт о траву, да мягкими посапываниями животного на фоне деревьев. И только тогда Косака осознала, что практически ничего не знает о своём друге. Это заставило её ненадолго задуматься, пытаясь сделать хоть какие-то пометки в голове или догадки, от которых можно было оттолкнуться при желании узнать что-то новое о Муичиро, стараясь при этом не спрашивать его самого, но... она лишь досадливо скрестила руки на груди. Нет, ей правда было интересно. – Муи... Робко позвала она. Голос отозвался от крон деревьев, мягкого пододеяльника пушистой травы, а потом вновь дошёл до Соры. Она уже множество раз пожалела, что открыла рот. – Да? – лениво ответил Муичиро, поравнявшись с оленем, на котором восседала Сора. – А ты волшебник? Даже шелест травы затихает... а потом Муичиро разгонят нахлынувшую тишину смешком. Чистым. Добрым. – Нет. А почему ты так решила? – Ну... ты вроде как управляешь туманом. – Нет. Туманом я управляю просто так. И не только. Животными тоже, – он головой показывает в сторону оленя. – Правда? Так вот почему он тебя слушается... Девочка подносит ладошку к рту, стараясь закрыть рот, который уже хотел звякнуть другой вопрос. Она правда хотела бы сдержаться, но соблазн так велик... – Хочешь спросить ещё что-нибудь? Спрашивай. Дважды ей повторять не надо. Однако... малышка теряется, стоит только в голове обмозговать то количество вопросов, которые можно задать Муичиро, определённо, это заставляет теряться. Девочка сжимает мех оленя, очерчивая незатейливые узоры и аккуратно приближается к величественным рогам – большим и тяжёлым. И пока они молчат, в её голове вспыхивают родители – точнее их поведение в последние дни. – А у тебя есть родители? Мальчишка давится воздухом, откашливаясь с такой силой, словно хочет вывернуть все внутренности. – Нет, то есть... были. – А какими они были? – не замечая потяжелевший взгляд Токито, девочка сжимает оленьи рога, что помещаются в ладонях как влитые. – Я плохо помню. – Почему же? Как можно не помнить... родителей. Токито бурно сглатывает и, прочистив горло, тихо шепчет: – Они погибли. Мальчик уверенно держал в руках топор, медленно скользящий по ладоням, и тем самым провоцирующий мозоли. Тем не менее Муичиро продолжил рубить дрова, что с мерным стуком распадались на четыре части, а после оказывались по разные стороны от него. Зима не щадила, и каждый его вдох наполнялся морозом, но мысли о семье, о матери, страдающей от болезни, заставляли его продолжать. Он не мог позволить себе сдаться, даже когда руки начинали ныть от нагрузки. Вокруг него сверкали искры, когда топор ударялся о древесину, и каждый раз, когда дрова раскалывались, он чувствовал, как напряжение в его душе немного ослабевало. Воздух был заряжен чем-то холодным, как никак зима, искры вылетали воздушными облачками с каждого неторопливого вздоха. Муичиро остановился и, прошипев от саднящего чувства на коже, вдохнул. Мороз пробился во внутренности, защекотал пятки, тонкими иголками прошёл по всему телу. Но он достаточно отвлёкся от насущных мыслей, всё же труд всегда помогал забыться. Токито положил топор рядом с деревом, обтирая руки в желании их согреть. Спустя некоторое время он уже идёт по направлению к дому, где с лёгким сопением спят его родные. Отец не разрешал младшему Токито ходить в лес одному, что за поленьями, что просто поколоть дрова, а уж тем более ночной зимой. Ему нередко выговаривал то же и Юичиро, что помогал отцу носить дрова с лицом чернее тучи. Он нередко видел, как его младший брат выбегал посреди ночи, но, как не грозился рассказать об этом папе, так не вымолвил ни слова. Муичиро это забавило. Но сегодняшней ночью ему упрямо хотелось выйти из дома, дабы отвлечься от кровавого кашля матушки. Его знобило от этого звука больше, чем от прошивающего всё тело мороза, какой холодил его сейчас. Мальчик тихо шмыгнул носом, зашёл внутрь маленького домика, почти что нового и уютного, осторожно, чтобы не разбудить спящих. Тепло, исходящее от печи, встретило его и осело на кончиках пальцев. По всему телу прошли волны мурашек от резкого перепада температур. Он сморщил нос и лишь после, открыв один глаз, заметил кровавую кашу, на месте спального места Юичиро. Его сердце замерло. – Юичиро? Спросил он, разрывая тишину. Муичиро медленно подошёл к телу брата. К телу. Уже мёртвому и остывшему. Он подавился болезненным стоном, уселся рядом, пытаясь нащупать тепло или бьющуюся жилку. Но нет. Он чувствует лишь запах железа, резко ударивший в нос, и мутную жидкость, окропившую всё тело брата. Глаза закрыты. Муичиро резко вдохнул, силясь не пустить слёзы, но чувствует, как рвутся внутри струны. Он не верит. Каждая слеза — это гвоздь в сердце, каждая мысль о том, что больше никогда не увидит ту искреннюю улыбку, только добавляет к его горю. Он тянет руку, чтобы коснуться холодного лба, и в этот момент мир вокруг замирает. Время словно остановилось, оставив лишь его и эту горькую реальность. В голове его бушуют эмоции — гнев, страх, безысходность. Как такое могло произойти? Почему? Вопросы, на которые нет ответов, лишь усиливают боль. Муичиро сжимает кулаки, пытаясь справиться с нарастающим отчаянием. Он чувствует, как его сердце разбивается на тысячи осколков, и в этот момент понимает, что больше ничего не имеет значения. Тишина становится его единственным спутником, и он готов кричать, но ни звука не выходит. На мгновение он закрывает глаза, представляя, как они снова играют вместе, смеются, делятся мечтами. Но реальность жестока. Он один, и этот холодный мир не оставляет ему шансов на утешение. Токито резко встаётся на ноги, в глазах темнеет от такого движения, но он, охваченный ужасом, врывается в комнату родителей... и его мир рушится окончательно. Крики в голове заглушают все остальные звуки. Он не может поверить в то, что видит. Взгляд останавливается на родителях, их лица застыли в вечном покое, а вокруг них — кошмар, который никогда не должен был стать реальностью. Он чувствует, как сердце вновь замирает, и страх накрывает его с головой. Он снова возвращается к брату. Мысли переплетаются, и он не может понять, как все это произошло. Муичиро пытается вспомнить последние мгновения, когда они были вместе, когда смеялись и мечтали о будущем. Но теперь будущее кажется недостижимым. Осталась лишь тьма. Мальчишка всхлипывает, ногти остаются отпечатками полумесяцев на руках, болезненно сжимающими кожу, но уже ничего не может остановить его. Имеет ли теперь это смысл? Спустя пару мгновений с его губ срывается крик. Душераздирающий, больной. Такой боли не должно быть в голосе ребёнка. Но он всё плачет, плачет, плачет. Пока слёз не останется и плакать будет нечем. Перед глазами всё ещё стоит вечно хмурое лицо Юичиро, его наставления, которые всегда были схожи с ругательствами. Муичиро вновь смотрит на брата, замечая засохшую корочку на губах. Ему страшно опустить голову вниз, потому что запаха крови больше нет. Будто сам запах высосал какой-то зверь. Только животное могло сотворить такое с людьми. Из живота Юичиро вылезают внутренности и они больше похожи на змей или больших червяков, чем... чем... Его глаза застелены белой пеленой, рот приоткрыт. Идти в комнату к родителям страшно. Но он идёт. Аккуратно шагает по полу, сжимая руки в кулаки. Там, в комнате у мамы и папы застало такое же выражение лица, как у Муичиро. Тот же застеленный взгляд и приоткрытый рот. Будто они просто заснули, если бы не кровь и её запах. Мальчик подошёл ближе и, подрагивая всем телом, поднёс руку к холодному лицу матери. Он не верит, смотрит и не верит. Перед ним разрастается ужас, который он не может понять. Кровавая каша, такая же, как у Юичиро, разлилась по всем стенам и полу, и он не может отвести взгляд от ужасной сцены. У всех его родных вспороты животы, кишки вылезают наружу, словно жизнь вырвана с корнем. Муичиро чувствует, как его голова кружится, и в груди поднимается тошнота. Он видит дыру, зияющую в теле, и его разум отказывается принимать эту реальность. Словно все чувства сливаются в один, он чувствует, как желчь поднимается изнутри, вырываясь наружу. Он хочет закричать, но вместо этого только глухое дыхание вырывается из него, смешиваясь с воздухом, пропитанным запахом крови и смерти. Каждая деталь, каждый вздох, каждая капля крови становятся невыносимыми. Он не может поверить, что это происходит с ним, что его мир разрушается на глазах. Это не просто кошмар — это реальность, с которой он теперь вынужден столкнуться. Всё, что он знал, всё, что любил, сейчас исчезает в этом хаосе, оставляя его одного с его страхом и горем. Муичиро чувствует рвотный позыв, и в этот момент его тело не оставляет ему выбора. Спазмы прокатываются по животу, нарастают, и он понимает, что не сможет сдержаться. Рвота вырывается из него с силой, словно пытаясь освободить его от всего того ужаса, что он увидел. Горький вкус поднимается, смешиваясь с кровью и желчью, и он не может контролировать этот процесс. Он сел рядом с телами родных и замолчал. – Больно видеть семью растерзанными? Чужой тихий голос казался чем-то новым в этой тишине... – Бедное дитя. ... по крайней мере для Муичиро. Наверное, он бы хотел приоткрыть рот и сказать что-нибудь, но... ему просто не хотелось. – И кем был тот мужчина? С интересом, присущим ребёнку, спрашивает Сора. Сознание, обманутое воспоминаниями, разбивается на осколки, и стоящие перед глазами лица родных, тут же теряют яркость. Муичиро тряхнул головой, сразу же собравшись. – Мой новый отец. Это заставило животное горделиво приподнять и без того высоко стоящую голову, зашагав ещё медленнее. Сора приоткрыла один глаз, скосив его на мальчика. – Новый... отец? – Да. Но не в его голосе, не во взгляде Сора не заметила знакомую теплоту, кою излучала она сама, вспоминая прежние их дни с папой. От этого на её лице поселилась морщинка, а рот приоткрылся. – А ты его любишь? – Сомневаюсь. Хотя должен. – Не должен. – Должен. – Кто это тебе такое сказал? – Он. Косака давится воздухом, и олень наконец останавливается. Возмущение отражается в её побелевших от напряжениях руках и тонко поджатых губах, но Муичиро, кажется, даже не обращает на это внимания. Только вновь переводит взгляд дальше по дороге. – Но ты ведь не обязан его слушать! – Он спас меня, – буквально прохрипел мальчик. – И что? А ты... сделай наоборот! Не послушайся его, чтоб не повадно было, – её уголки глаз прищуриваются, а на губах расцветает хитрая улыбка. Токито недоумённо смотрит на неё пару секунд, словно не понимая чего она от него хочет, а после, также недоумённо хмыкает. Всё его нутро охватывает недоумение. Сора не спешит с новым вопросом. Однако, недолго подумав, посмотрев на удаляющиеся деревья, думает о прошлом вопросе, и на духу выпаливает: – А у тебя есть друзья? – Нет. – Как это – нет? Ты мне врёшь. – У меня их нет. – А ты что, не считал меня своим другом? Девочка готова расплакаться от недовольства. Все её мысли, обращённые в сторону Муичиро до этого момента всегда были точно связаны с дружбой, она называла его своим другом в мыслях, наяву и во сне. Поэтому вовсе не сомневалась, что мальчик считает точно также. Что ж оказалось, что нет. Возмущение вновь окропляет её голубые глаза темноватым блеском, ещё чуть-чуть и из них начнут сыпаться искры. – Нет. И, чёрт его дери, Токито вообще не выдаёт напряжения. Сора чувствует как её душу, подобно цунами затапливает ни с чем несравнимая обида, стоит только осознать, что мальчик в мыслях называл её просто «незнакомкой». Она хмурит брови и, не долго думая, шипит: – А кем ты меня считал? – Глупой девчонкой. Вдруг по затылку Муичиро прилетает звонкая оплеуха. Даже олень повернул голову и, как пристыжённый, опустил бедный ушки. Токито недоверчиво хмыкнул, потерев место ушиба. Оно ещё вибрировало, вызывая боль, наверняка останется синяк. Мальчишка хотел бы чем-то съязвить, но на удивление может лишь разлететься на атомы, стоит посмотреть на грозное выражение лица девочки. Её нос смешно дёргается, образовав парочку складок, губы надуты, да и весь её внешний вид напоминает ему чудного кролика. А может, всем разом и обидчивую барышню. Сора резко краснеет. – Ты сам виноват, – и, развернувшись, вжимается в шею оленя. Она закрывает глаза, уловив знакомый запах, который не сравнится ни с чем и никогда. Слишком знакомый -но её тут же отвлекают, будто специально. – Но ударила меня ты. – В общем, теперь считай меня своим другом, понял? Муичиро ничего на это не отвечает, но почему-то на кончиках губ поднимается слабое чувство щекотки. Он противится, не желая приподнимать их и медленно смакуя доселе забытое ощущение, в попытках продлить его, шепчет: – Хорошо, друг. Сора резко сглатывает, прочистив горло. От смущения жжёт её щёки, как от мороза, но она не находит в себе сил преодолеть его. Наоборот, она склоняет голову вниз, перебирая в руках шерстинку за шерстинкой, словно это занятие ей кажется более интересным, чем разговор с другом. – А сколько тебе лет? – Сто семьдесят. – Ничего себе, – она мечтательно охает. – Здорово наверное, жить так долго, да и в таком прекрасном месте. Я бы хотела жить также! – и резко вскидывает руки к небу, возбуждённо наблюдая за сверкающими на небосводе точками. Муичиро открывает рот, пытаясь произнести те самые привычные слова, которые, кажется, уже пришиты к языку надёжными стёжками. Но что-то останавливает его и он проглатывает все речи, которые так готовил перед их встречей. Точнее, его готовили. И довольно долго, если так можно обозвать один век. И пока его мысли всё ещё тянутся, а на щеках проступают желваки от столь сильной дилеммы, Сора вновь прерывает чужой мыслительный процесс одним из воспоминаний раннего детства. Она рассказывает об интересных похождениях с родителями, о чужеродных сказках, о чудных приключениях... и их ночь тянется закатом на потемневшем небе, пока луна не заменит солнце. Никто из них -почему же никто?- не замечает парочку странных листовок и утонувших в тумане холмиках, что прикрыты умелыми руками поэта. Сора же рьяно жестикулирует, то и дело заставляя собеседника проявлять хоть какое-то участие в беседе, что ему не очень-то хочется. Она хмурится, заставляя маленького друга прыснуть со смеху. А сами её рассказы красочные, насыщены детским максимализмом, а глаза блестят от воспоминаний. И Токито нравится смотреть на радостную малышку, почему-то... ему это доставляет удовольствие и этого достаточно, чтоб продлить их встречи на ещё один неопределённый срок. ... а ещё он впервыеза все года «новой» жизни подавляет улыбку на устах. Настоящую. Их ночь проходит в тепле и понимании. В скором времени Сора дружится с белыми пушистыми комочками, чьи розоватые носики забавно морщатся, а ушки прижимаются к голове от резких или неосторожных движений, в которых малютки заметят грозы для жизни. Кролики маленькие, как комки ваты и её это смешит, а её друга за спиной – осознание, как эта девочка похожа на этих животных. Белочки спускаются с ветвей деревьев, осторожно принюхиваясь и, словно проверяя гостью. Их миниатюрные лапки набиты шишками, а маленькие чёрные глазки похожи на драгоценные камешки. На кончиках ушек виднеются чудные кисточки, что привлекают её большее внимание, а потом животные успокаиваются, принимая Сору как родную. Этому также поспособствовал олень, уверенно шагающийся возле малышки, что со странной наглостью склонял голову в попытке получить побольше ласковых поглаживаний. У него это получалось. На зов Муичиро сбежались все животные леса, облепившие девочку одним сплошным комком. Она смеялась от счастья. Кажется, лес принял её. – Мы ждём тебя в следующий раз, – шепчут листья деревьев. Даже сорняки упрямо препятствуют шагу Сору, специально задевая её одежду. Однако даже эти действия не казались такими уж сильными. И когда она окажется в мягкой постели, как всегда укрытая тяжелым пуховым одеялом, Муичиро мягко улыбнётся и прошепчет: – Спасибо. В его голове стали пробиваться доселе забытые воспоминания, именно благодаря этой малютке, которые он уже и не надеялся вспомнить. Может, можно попросить Хозяина побыть с ней ещё немного? И лишь в углу комнаты, прямо на беленьком столе, облелённом светом серебристой луны вновь покажется блестящая глазками совушка, чья голова окажется на собственном ненадёжном плече, а во всём взгляде плещется недовольства. Однако, что может сделать простая мягкая игрушка? Амане и сама этого не понимала. Именно поэтому Токито смотрит на игрушку с подозрением и плохо скрываемым высокомерием. Едкость плещется во взгляде, затапливая безмятежное, но доселе взбунтовавшееся по всем канонам море. – Оставь это. Ни к чем твои «старания» не приведут. Спокойно говорит он, всё ещё глядя на сову, а после идёт к окну, неторопливо размывая собственные очертания, как в тумане. Его силуэт теряется в тёмной комнате, что заставляет Амане устало цокнуть, заправив локон седых волос. Тотчас морщины на лице исчезают, обнажая прекрасное лицо молодой женщины и она подносит руку ко лбу, упираясь на неё в усталости. Слежка за девочкой забирает слишком много её сил, о чём она не может не думать. Комната наполнена запахом глицинии. Эти цветы имеют особый посыл для хозяйки комнаты, поэтому разводятся тщательно засушенными в особом альбоме, а ещё никогда не вянущими, прямо в прекрасной белой вазе рядом с камином. Угольки потрескивают в очаге, тусклым светом освещая тёмную комнату. Несколько больших древесных шкафов стоят в ряд, а в них неизмеримое количество книг и странных вещей, схожих со словом коллекция. Если бы обычный человек подошёл и соизволил обратить взгляд на содержимое шкафов, то невольно подумал о том, какой же человек может иметь желание, собирать это? Тем не менее загадочные вещи таинственно поблёскивают со своих места, ожидая часа использования. Если конечно... их хозяйка не забыла, для чего те были созданы. Дверь скрипит и в проёме появляется статный мужчина с чёрными, как ночь волосами. Его глаза спокойны, но выделяют удивительную жалость, стоит только в их взор попасть уставшее лицо матери. – Я не справлюсь с этим одна, – хрипит она от желания закрыть глаза и провалиться в глубокий сон. – Нужно сблизиться с девочкой. – Сомневаюсь, что в прошлый раз я ей понравился, – он неловко улыбается и протягивает женщине стакан с чистой водой. – Ты просто поддался эмоциям, Кирия, всё можно исправить. – Вы уверены? Энергия леса забирается в душу с первого раза и вычистить её слишком сложно, да и сама Сора... – Я знаю. Но это последний рывок, который мы сможем предотвратить. И они оба замолкают, улавливая в чертах лица друг друга усталость. В любом случае утро вечера мудренее.