Не бойся тьмы, мальчик...

      Страх — это слабость. А от слабостей нужно избавляться.       Невилл не помнил, где впервые услышал эту мысль, но позабыть ее уже не смог. Как это заманчиво — представлять, что своей рукой можно повергнуть на колени страх, довести его до грани, а потом уничтожить…       С раннего детства Невилл боялся многого. Боялся насекомых, высоты, глубины, боялся грома и молнии, боялся гнева своей бабушки. Но на пьедестале величайших страхов мальчика безраздельно царили двое.       Первой была темнота, это безбрежное темное море, из которого могло появиться все, что угодно, где неизвестно, что таится за вспышкой света — спасение, защита, или монстр, лишь игравший в надежду, где, если пропасть, тебя уже никогда не найдут, ибо в темноте таких, как ты много — потерянных, испуганных, жалких.       Вторым страхом Невилла Лонгботтома был его школьный учитель, профессор Северус Снейп. Человек, словно бы сотканный из тьмы, плоть от плоти ее — если у мрака когда-либо могла бы быть плоть, — жуткий, словно бы живой и мертвый одновременно. Невилл помнил, как, впервые столкнувшись взглядом с профессором, подумал, что из пустых, нечеловеческих глаз смотрит сама темнота.       Но все было куда хуже. Ведь тьма не может рычать, словно бешеный дракон, не может обжечь холодом, не может одним лишь презрением своим доводить жертву до слез, истерик, не может взмахом руки вызвать ночных кошмаров и заствить бояться за жизнь того, кого прежде ненавидел.       Страх — это слабость.       О да, это было так. Невилл ненавидел себя, и ничего не мог поделать — все вокруг превращало его в мямлю, в маленького мальчика у бабушкиной юбки… Но что он мог? Он привык бояться, привык быть бессильным.       Наверное, так бы и прошла его жизнь, если бы не крошечное происшествие, в одночасье все изменившее.       Тогда стояло жаркое лето, и по всей Англии несчетными полчищами расплодились насекомые. Это были и яркие осы, и надоедливые мухи, и даже рыжие тараканы-прусаки. Последние и стали настоящим бичом домовладельцев.       Что только не делали маги, какие только заклинания ни применяли, но тараканам было хоть бы хны. Напротив, чем больше с ними боролись, тем больше их становилось. Не миновала эта беда и степенной обители Лонгботтомов. В небольшом поместье шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на рыжего захватчика. Уж как старалась старушка-Августа, а тщетно. Прусаки заполонили все.       Невилл, испуганный до дрожи в коленях, прятался в комнате, на кровати, накрывшись тяжёлым зимним одеялом. Ему не хватало воздуха, мальчик тяжело дышал, но не решался высунуть и носа.       Как вдруг раздался тихий звук. По одеялу полз кто-то маленький, перебирал лапками, ощупывая каждый дюйм.       Невилл мелко-мелко задрожал, сжал зубы, пытаясь сдержать крик, но не сумел.       Оглушительный визг пронесся по дому, одеяло полетело в сторону, а вместе с ним и таракан. Невилл вперился во врага ненавидящим взглядом, схватил тапочек и, не приближаясь, со всей силы швырнул в таракана.       И попал.       Тяжело дыша, Невилл сел на кровать. Он все так же безотрывно следил за тапком, но, собрав волю в кулак, решился.       Подошёл, двумя пальцами поднял, и…       Остановился.       Таракан слабо дёргал лапками, не в силах пошевелиться или сбежать. Весь его облик был так жалок, слаб и немощен, что даже страх Невилла поубавился.       Напротив, мальчика охватило странное чувство — не то торжество, не то превосходство. Видя своего врага поверженным и таким слабым, Невилл ощутил небывалый восторг.       Таракан застыл, больше не двигаясь.       Умер.       Невиданное ликование разлилось по венам мальчика.       Только что Невилл сам уничтожил своего врага.       Охваченный полубезумным экстазом, мальчик заозирался в поисках новой жертвы.       Ещё один таракан полз по стене, и Невилл, не думая ни минуты, сильно ударил тапком по рыжей спинке.       Таракан рухнул на пол.       Он был ещё жив, но недолго — вскоре смерть забрала и его.       А Невилл, бешено улыбаясь, никак не мог забыть вида беспомощного, жалкого насекомого.       Таракан был во власти мальчика, и Невилл прекрасно осознавал, что мог бы его спасти. Мог, но не пожелал, и потому таракан умер. Нет, сдох! Умирают люди, и только животные сдыхают.       Страх — это слабость.       Потому, как и любую другую слабость, его можно подчинить своей воле.       Тем летом Невилл собственными руками уничтожил тысячи насекомых, благо, недостатка в них не было. С каждым разом он все меньше боялся, и все сильнее поддавался странному удовольствию, медленно отрывая жукам лапки, бабочкам — крылья, а комарам носики.       Видеть, как медленно уходила жизнь из этих гадов, как они замирали, замирали навсегда, было поистине волшебно.       Страх — это слабость. А значит, от него нужно избавляться.       А какой самый действенный способ от чего-то избавиться?       Уничтожение.       Невилл улыбался, думая об этом. И как только он раньше не догадался?       Мальчик весело рассмеялся, оторвав лапку очередному таракану. Это ведь оказалось так легко, отнять жизнь! И так приятно… А главное — и о страхе забываешь.       Невилл — маг. Ему все под силу. Нужно всего лишь стать сильнее, и он сумеет поставить каждый свой страх на колени.       Он усмехнулся, сжав едва живого таракана в кулаке. Тихонько хрустнул хитин.       В руках Невилла осталось лишь изорванное тельце.

***

      После смерти Дамблдора Снейпу наконец удалось оставить пост учителя в Хогвартсе и с головой погрузиться в исследования. Сутками мужчина сидел в лаборатории, и лишь изредка выбирался наружу — обновить запасы.       Лютный переулок в тот день был пуст. Шел дождь, и неудивительно, что большинство людей предпочло скрыться в лавках или домах.       Снейпу и самому дорога не доставляла удовольствия, как, однако, и большинство событий в жизни. Северус свернул в узкую тьму меж двух домов, прошел немного, и вдруг остановился.       Рядом кто-то был.       Снейп сжал палочку в кармане, в любой момент готовясь защищаться.       — Не думаю, что вам это поможет, Профессор, — прошептал подозрительно знакомый голос.       — Кто здесь? Выйди, — холодно приказал Снейп.       В Лютном всегда было много идиотов, которые не понимали, на кого нападать можно, а на кого — нет. И если этот — очередной, то Снейп с лёгкостью преподаст ему ценный урок.       Впереди вспыхнуло заклинание, и Северус выхватил палочку, наотмашь ударив заклятием в ту сторону. Он, великий дуэлянт, не мог проиграть другому магу.       Вдруг в шее что-то кольнуло, Снейп дернулся, в глазах потемнело.       — Ненавижу играть честно, — прошептал голос, и Северус провалился в сон.       Очнулся мужчина стоя, дернулся было пошевелиться, но не смог. Он стоял, словно каменный, не в силах шелохнутся.       Вокруг были лишь холодные каменные стены.       За спиной послышались шаги.       — Ну здравствуйте, — прошептал похититель, наклоняясь к Снейпу близко-близко; его дыхание обожгло профессора.       С изумлением Северус узнал Невилла Лонгботтома. Парень мало походил на себя прежнего — высокий, крепкий, с горящими безумным огнем глазами…       — Я вас так ждал, Профессор.       В одном этом слове прозвучал такой коктейль из ненависти, возбуждения и предвкушения, что Снейпу стало не по себе.       Словно бы в Лонгботтома вселился демон, которому чуждо все людское…       — Сегодня у нас с вами будет последний урок… — с улыбкой произнес парень, — Я покажу вам, чего достиг. Вот это заклинание, которое вас сковало, знаете? Я его сам придумал. С каждым прикосновением вашу кожу будет разъедать, как кислотой! Невероятно, правда?       В лице Снейпа отразилось омерзение.       — Не верите?! — зарычал Лонгботтом, — Так смотрите!       Он резко схватил пленника за плечи и развернул в другую сторону.       Руки обожгло болью, и из груди вырвался полный муки рев: рот Снейпа был плотно закрыт, и потому крик вышел глухим, невнятным.       Но в себя Северус пришел быстро — после Круциатуса бывало и хуже…       Нельзя было больше оставаться здесь. Лонгботтом сошел с ума, и Мордред его знает, что ещё придумает!       Снейп заозирался в поисках выхода, и вдруг остановился на полке, висевшей на стене.       Тошнота подступила к горлу. Даже для бывшего слуги Темного Лорда, видавшего и смерть, и пытки, представшая картина выглядела жутко.       Аккуратно отделенная от тела, словно бы еще совсем недавно живая, голова старушки, с широко распахнутыми глазами, готовыми, как казалось, выскочить из орбит, воцарилась на полке. Рот ее изогнулся в гневе, обиде и ужасе, а в зрачках сохранилась печать нечеловеческой боли.       Снейп узнал Августу Лонгботтом и с трудом сглотнул. Это… Внук ее?       — Нравится? — осклабился Невилл, — Я старался. Она так долго сопротивлялась, что пришлось помучать… А жалко! Я хотел и тело оставить, но оно было таким некрасивым. Но, знаешь, мне и головы хватило, — безумец поднял свой трофей, поднес прямо к лицу Северуса, — На! Смотри!       Мужчина широко распахнул глаза, пытаясь скинуть действие заклятия. Больше он не мог ничего.       — Ну же, восхитись! — приказал Лонгботтом, почти касаясь губами головы губ пленника, — Она ведь идеальна!       Убийца громко захохотал.       — Ты тоже будешь таким, мой хороший… Ты покоришься мне, а потом займешь достойное место рядом с бабулей!       Пританцовывая, Невилл отошел к полке, поставил голову на место.       — Ты бы знал, как долго я этого ждал… Я почти десяток лет думал, что сделаю с твоим телом… Я хочу, чтобы ты испытал мой ужас вдвойне. Я накажу тебя! — рявкнул он, ударив кулаком по стоявшему под полкой столу. Ножи и баночки подскочили, с тихим звоном ударились, упав, — О да, я покажу тебе, что такое боль… Что такое унижение! — глаза этого сумасшедшего нездорово сверкнули, — Ты будешь умолять меня о смерти, а я буду пользовать твое тело месяцами, каждый день показывая, как же ты близок к насекомым… О да… — он покраснел от возбуждения, передернулся, ужасающе скалясь.       Снйеп побелел. Никогда прежде ему не было так жутко, ему не было страшно!       Этот юнец, которому едва ли есть двадцать пять, эта бездарность, этот рохля и слабак улыбался, словно сущий дьявол. Он привык отбирать жизни, и привык делать это с невозможной, нечеловеческой жестокостью.       — Но сначала нам нужна другая обстановка…       И свет померк.

***

      Невилл не мог унять дрожь в руках.       Вот оно, то, к чему он шел столько лет!       То, ради чего он работал, учился, старался…       Спустя годы он наконец уничтожит свои последние страхи. Свои последние слабости.       — Но сначала нам нужна другая обстановка, — прошептал парень и взмахнул палочкой.       Комнату охватила тьма, и Невилл безумно расхохотался. По его телу прошла волна возбуждения, член налился кровью.       Он стал тем, кого боялся — монстром из темноты. И именно он сейчас зловеще сверкал глазами, готовясь терзать жертву.       Мрак показался таким податливым, таким покорным… Как же легко он поддался воле волшебства Невилла! Как легко темнота стала рабой, готовой исполнить любую волю хозяина.       Глаза Профессора блеснули ужасом. Как он посмел? Смотреть и видеть в этой тьме мог только он, Невилл! Никому другому это дозволено не было…       Парень схватился за штопор, желая было уже вырвать наглецу глаза, но остановился. Какое будет удовольствие? Пускай уж лучше жертва видит силуэт, и пугает себя еще больше, гадая… Да и где еще можно увидеть сладкую покорность, если не в глазах.       Штопор с тихим звоном упал на каменный пол.       В тишине Профессор испуганно сглотнул. Этот звук показался Невиллу оглушительным, таким возбуждающим…       Страх — это слабость. Потому, когда другие испытывают перед парнем ужас, они уже заведомо проигрывают.       Невилл облизнул губы, рвано выдохнул.       Сил терпеть больше не было.       Парень крепко схватил Профессора, сдавил, бросил на колени перед собой.       Раздался крик — хоть Профессор и не мог раскрыть рта, сдержать болезненного вопля не сумел. Значит, заклинание вышло правильным, и каждое прикосновение к телу приносит Профессору адские муки.       Как прекрасно.       Невилл взвыл от желания, взмахом палочки избавил Снейпа от одежды. О да. Такой, слабый, бессильный, униженный, он стоял на коленях, а по щекам его текли слезы боли…       Так и должно быть. Это ведь наказание!       Не в силах больше ждать, Невилл подскочил к Профессору сзади и со всего размаха вошел в него. Раздался стон. В нем смешалось все — страх, отвращение, и боль, боль, боль!       Но Невилл не слушал. Наказание не должно прерывать просто потому, что жертва так захотела.       — Наслаждайся, — прошептал парень.       Его маленькая куколка, его Профессор должен понять, кто тут главный.       И началось сумасшедшее движение.       Невилл беспощадно рвал узкий и сухой анус своей жертвы, не слушая стонов, не глядя на слезы и кровь, выступившую под его пальцами.       Заклятие работало. Каждое движение, каждое прикосновение рвало кожу, сдирало ее, превращая Снейпа просто в кусок мяса.       А Невилл все двигался, даже тогда, когда Профессор перестал стонать, когда слезы его заполонили глаза. Он был тем, чего боялся. Он карал то, чего боялся. Став самой темнотой, Невилл уничтожал ее жалкое отродие.       С диким рыком, парень кончил.       От Профессора не осталось живого места — его анус был разорван, из него лилась кровь. Там, где были пальцы похитителя, остались глубокие раны, колени содрались до костей.       Пинком Невилл перевернул мужчину на спину, специально выбрав место побольнее, прислушался.       Но услышал он лишь свое рваное дыхание.       — Ты уже умер? — спросил парень с заметной обидой в голосе.       Профессор не ответил.       — Если ты сейчас играешь со мной, будешь наказан снова.       Невилл присел, попробовал нащупать пульс.       Но сердце профессора больше не билось.       — Фи, какой ты слабый, — расстроился парень.       Резким движением отсек голову, и тут же избавился от тела, словно от мусора. Распахнул Профессору глаза и звонко рассмеялся, глядя прямо в них.       Смех его звучал совсем невинно, словно у маленького ребенка. Будто и не убил только что Невилл человека…       Впрочем, Профессор же и не был человеком — лишь слабостью.       — Страх — это слабость, — прошептал Невилл, — И больше я не слаб.       Темнота угодливо мурлыкнула. Как преданная раба, она искренне восхитилась Хозяином.