Способ расслабления

Сичэнь бы сказал, что это дедлайн; Вэй Усянь — что это всё запара; но Цзян Чэн привык называть всё своими именами, поэтому, кроме как пиздец, он не может ни одного другого слова подобрать. Хотя бы цензурного. И кто может его осудить? Те же работники, что каждый день сидят за рабочими местами и буквально сливаются со своими креслами от горящей задницы? Может, руководители отделов, которые носятся с документами, засиживаясь до поздна, проверяя отчёты в поисках малейшей ошибки, из-за которой вся их сеть падёт крахом? Их клиенты, которые ни в коем случае не должны узнать про запару, которые должны оставаться в блаженном неведении, ведь не гоже показывать их гостям, будущим партнёрам весь процесс, который не отличается лёгкостью? Может, родители? Но те с радостью закрывают глаза на грязный рот Цзяна, уйдя на заслуженный покой. Да и сам Цзян Чэн не спешит делиться с ними своими промахами, грубо отмахиваясь от вежливого интереса отца и насмешливого взгляда матушки. Поэтому Ваньинь не может ничего сказать, кроме громкого, но ёмкого «пиздец», беря в руки очередные бумаги и документы. Тело, не привыкшее к долгому сидению без каких-либо телодвижений, быстро затекает, и Цзян не может сдержать шипения, когда отвлекается от договора и потягивается, впервые за несколько часов двигаясь. Он грубо проходится пальцами по пояснице, чувствуя почти каменные мышцы, слегка дрожащие от напряжения, и делается круговые движения плечами, пытаясь избавится от ноющего чувства под лопаткой. — Чёртов договор!.. — недовольно бурчит Цзян Чэн, снова хватаясь за бумаги, однако взгляд то и дело соскальзывает к телефону, а после задумчиво глядит на цифры часов. Уже полвторого, обед. Конечно, в его компании это было обязательным, ведь мало кто захочет находить на рабочем месте трупы от переработок, да и просто по-человечески жалко людей, как и неудобно задерживать их в нерабочие часы, но буквально прожигающие его руки документы договора сами себя не выполнят, поэтому, вздохнув, он заставляет себя концентрироваться на буквах, периодически что-то сравнивая с текстом на компьютере. Активную мозговую деятельность прерывает телефонный звонок, неожиданно громко заиграв особенную песню, что губы сами растягиваются в улыбке, хотя тело непроизвольно дёргается от лёгкого испуга, уронив ручку под стол. Чертыхнувшись, Цзян принимает звонок и лезет под стол, слушая ласковый голос возлюбленного. — Ваньинь? Алло? Ты со мной? А то повторение той истории не… — Всё-всё, хватит, я прекрасно помню ту историю, хватит мне её напоминать, — недовольно пыхтит Цзян Чэн, неудобно изгибаясь под столом. Он так и не удосужился слезть со стола, согнувшись почти пополам и потянувшись за чёрным блестящим корпусом. — Ты… вообще в комнате? Звучишь так, будто ты сейчас прячешься в шкафу, — недоумённо говорит Лань Сичэнь, пытаясь сообразить, чем сейчас вообще занимается любимый в своём кабинете. Насколько он помнит, тот что-то писал про запару и «полный пиздец», от чего Сичэнь поморщился, но промолчал. — Я… Щас! — чуть громче говорит Ваньинь, чтобы это точно дошло до Сичэня, и поворачивается почти всем боком, чтобы дальше доставать. Ручка, как назло, слегка скользит вперёд, стоит кончикам пальцев соприкоснуться с ней, но так же чуть вбок, куда он тянется уже другой рукой, неприятно поморщившись от болезненного натяжения мышц той лопатки, что пульсировала до этого. Победно выдохнув, Цзян Чэн разгибается из болезненной позы, неприятно двигая плечом и пытаясь прогнать это чувство дискомфорта, но выходит только хуже. Он почти чувствует, как мышцы наливаются свинцом, неприятно стягиваясь по всему телу, и шумно выдыхает, откидываясь на спинку кресла. — Ты ещё здесь? — прочистив горло, спрашивает Цзян Чэн. — Ага, боялся тебя прерывать, а то по звукам казалось, будто ты из какой-то ямы выбираешься, — с улыбкой говорит Сичэнь. — М-м-м, ну что-то типа того и было, — пожимает плечами Ваньинь, хотя собеседник через телефон это никак не увидит. — Так, зачем звонишь? — Ты мне не отписался с обеда, так что я подумал, что ты его опять пропускаешь, вот и позвонил тебе. — Какой вы наблюдательный, господин Лань, — язвит Цзян Чэн, хотя в большей степени ему неловко, что кого-то вообще заботит его распорядок дня. — Ну, за вами нужен глаз да глаз, господин Цзян, — шутливо отвечает Сичэнь, не принимая близко к сердцу чужой выпад. — Так почему же вы, как примерный работник, не пошли со всеми на обед, засидевшись в кабинете? Цзян Чэн морщится, вспомнив причину своего молчания, и фыркает в трубку. — Я, пожалуй, господин Лань, отличаюсь от обычного работника, и обед для меня — такое же время для работы, — недовольно сообщает он, хотя только рад отвлечься от безумных цифр и букв и услышать родной голос. — Что ж, чем вы точно не отличаетесь от рядового работника, так это тем, что вы тоже человек, которому надо кушать минимум три раза в день и хоть иногда вставать со своего безумно дорогого кожаного кресла, — убедительно говорит Лань Сичэнь, чем заставляет Цзян Чэна коротко посмеяться. — Ладно, ладно, убедил, — ухмыляется он в ответ, — прямо сейчас же иду кушать. — И чтобы поплотнее! Я вечером приготовлю твоё любимое карри, — предупреждает Хуань, на что Ваньинь довольно мычит в трубку. — Ты бы знал, как я тебя обожаю, — довольно говорит Цзян Чэн, только замечая, насколько он голоден. До этого пустой желудок совсем не чувствовался загруженным мозгом, у которого стояли задачи намного приоритетнее. — Вот дома и покажешь, — хитро и с намёком говорит Сичэнь, и Цзян точно может представить лёгкую улыбку, заключающуюся в небольшом поднятии уголков, и довольный блеск в медовых глазах. — Мне кажется, я приду домой и срастусь с ближайшей горизонтальной поверхностью. — Никакой верхней одежды в нашей кровати, — категорично говорит Лань Хуань. — Как получится, — нарочито добродушно говорит Ваньинь, — ничего обещать не могу. — Тогда ты точно почувствуешь все горизонтальные поверхности в нашем доме, — угрожает Сичэнь, и Цзян морщится, представляя, как его мышцы соприкоснуться с твёрдой поверхностью пола. В целях урока на будущее Сичэнь не побрезгует и этим. — Ладно, ладно, по пути я стяну с себя штаны и носки с рубашкой. Только не ручаюсь, где всё это будет находиться, — капитулирует он. — Хороший мальчик, — довольно усмехается Лань. — Ты бы это завязывал, — хмурится Ваньинь, чувствует быстро поднимающийся жар по телу. — А что? Боишься возбудиться на рабочем месте, господин Цзян? — Мы так давно не были с тобой вместе, Сичэнь, — ворчит Цзян Чэн, недовольно смотря на слегка топорщащуюся ткань на месте паха. — Завтра ты тоже на работу? — Нет, завтра я, пожалуй, побуду рядовым сотрудником, имеющим какой-никакой выходной. Мы догнали план и даже слегка перегнали, так что можем расслабиться. Хотя им совершенно нельзя расслабляться, иначе будет то, что было, — раздражённо качает головой Цзян Чэн, замечая, что обед уже подходит к концу, и вряд ли он на него успеет. — Тогда я завтра ожидаю своё вознаграждение за чудесный ужин, — самодовольно говорит Сичэнь. — Ты же знаешь, я готов и просто так баловать тебя. Но я не уверен, что сумею завтра проснуться раньше полудня, — предупреждает Цзян Чэн, но Лань совершенно не расстраивается. — О, не сомневайся, я знаю, как тебя разбудить, — томно говорит Сичэнь, и Ваньинь тихонько мычит от желания прямо сейчас оказаться дома. — Всё, хватит отвлекать своего мужа от работы. Если у тебя сегодня выходной, то я уже завидую тебе, так что хватит хвастаться, — Хах, ладно, ладно, всё, пока, я отключаюсь, — смеётся Сичэнь. — Давай, до встречи. Цзян Чэн тяжело выдыхает, откладывая телефон и запрокидывая голову, смотря в потолок. Только обед. Ему ещё столько ждать.

***

— Привет, любимый. Лань Сичэнь встречает его на лестничной клетке в своих невозможно обтягивающих лосинах, которые он обычно надевает дома, и в какой-то футболке, непонятно с чьего гардероба: то ли с его, то ли сиченева. В милом фартуке поверх, и от него пахнет домом и пряностями, что Цзян Ваньинь не выдерживает и приваливается на него, утыкаясь куда-то в ухо и шумно вдыхая этот запах. Он наконец-то дома. — Ну, привет работягам, — говорят ему на ухо, а на талию ползут чужие руки, поддерживающе обхватывая его. — Ага, — устало выдыхает он, ещё больше заваливаясь на Сичэня. — Эй, ты обещал раздеться, прежде чем прилечь, — замечает Лань. — Ну, ты и не горизонтальная поверхность, — бурчит ему в шею Ваньинь, расслабляясь всё больше под чужими руками. — Но ты, почему-то, засыпаешь, хотя мы ещё даже в квартиру не зашли. Цзян Чэн не успевает ответить; настырные рука ползут выше, проходясь пальцами по напряжённым мышцам и переходят на лопатки, от чего Ваньинь болезненно шипит и отстраняется от Хуаня. — Ты чего? — взволнованно спрашивает Лань Сичэнь, нахмурившись. — Не беспокойся, ничего смертельного, — отмахивается Цзян Чэн, — скорее всего, мышцу потянул, пока отсиживал себе задницу. Ваньинь наклоняется к нему, целуя, и это приводит Сичэня в себя. Он внезапно суетится и вспоминает, что оставил кастрюлю тушиться на медленном огне. — Переодевайся, и за стол. Я жду тебя, — грозится он и быстро идёт на кухню, пока Ваньинь, лениво привалившись к стене, медленно стягивает с себя рабочие туфли, которые уже осточертели ему, и ослабляет узел галстука, что ощущается прямо сейчас, как удавка на шее. Они проводят ужин в лёгкой тишине, наслаждаясь вкусной едой. Цзян Чэн сейчас слишком сосредоточен на своей тарелке, не отвлекаясь, ведь на обед тогда не было смысла идти, так что, купив пару батончиков в автомате и сделав кофе, он снова принялся за работу. А Лань Хуань просто привык к молчанию во время трапезы, поэтому только слегка подозрительно косится в сторону мужа, но сдерживает свои вопросы внутри. — Ты точно обедал? — сразу спрашивает Лань, как только они заканчивают вместе мыть посуду, и устраиваются в спальне. — М-м-м, — говорит в ответ Цзян Чэн и делает вид, что он очень увлечён поискам фильма на этот вечер. — Ваньинь, — негодующе тянет Лань, положив руку ему на плечо. — Ну, чего? — поморщившись от касания, спрашивает Цзян. — Болит? — неожиданно спрашивает Сичэнь, и Ваньинь вопросительно смотрит на него, ведь он ждал нравоучений, а не этого странного вопроса. — Вот здесь. Лань Хуань с силой проводит плечу, надавливая большим пальцем выше по шее. Цзян Чэн сначала напрягается, а после блаженно мычит и весь размякает, чуть не заваливаясь на бок. — Давай я тебе массаж сделаю, — внезапно предлагает Сичэнь, а после гладит его по плечу. — Ложись на живот. Только футболку сними. — Я ещё не давал своё согласие, — скорее по привычке возражает Ваньинь, однако делает, как ему было велено. Касаясь головой сложенных рук, он не уверен, что не уснёт в первые минуты. Сичэнь выходит из комнаты, а после, придя, около минуты копается в своём телефоне, включая какую-то расслабляющую музыку, на что Цзян Чэн хмыкает. — Ты как будто меня соблазнять собираешься. — В следующий раз — обязательно, — обещает Хуань, садясь сверху на бёдра. Цзян Чэн слегка напрягается от внезапного веса. Лань Сичэнь успокаивающе гладит его по спине и размазывает что-то цветочное по его спине. — Что это? — Нашёл в ванной. Оказывается, мы когда-то покупали массажное масло с разогревающим эффектом. Самое то для твоих каменных мышц, — хмыкает Сичэнь. Возразить или сказать что-то в ответ Ваньинь не успевает — Сичэнь делает первый нажим, ведя рукой вдоль позвоночника и вызывая болезненное шипение. — Хоть бы разминку делал, — мягко журит его он, проделывая тот же обратно. Хотя сам Лань не жалуется. Ему нравится, как ощущаются чужие мышцы под цепкими пальцами, как они перекатываются, натужно дрожа, как кожа блестит в приглушённом свете. Подушечки пальцев обманчиво мягко проходятся сначала по плечам, ища проблемные точки, а после надавливает прямо на них, вырывает сдавленное оханье из Ваньиня. Он обхватывает двумя руками шею, большими пальцами одинаково надавливая с двух сторон, и наслаждается уже блаженным мычанием. Спускаясь ниже к лопаткам, задумчиво хмыкает, рассматривая ярко очерченные косточки. Конечно, Цзян Чэн ходит два раза в неделю в оборудованный спортзал, занимаясь уже много лет, а иногда, когда идти в зал не было ни сил, ни желания, он мог позаниматься и дома, полностью игнорируя футболки («Зачем мне надевать её дома, если к концу она всё равно будет вся мокрая, а мне не надо никуда идти?»), давая Хуаню насладится видом. (На самом деле он просто оставался в той же комнате, где решает устроить импровизированную тренировку возлюбленный, и делает вид, что усердно занят чтением или заполнением каких-то документов, бросая слишком длинные и красноречивые взгляды.) Но сейчас, глядя на весь результат этих упорных тренировок прямо перед собой, Лань Сичэнь не может перестать испытывать эстетический оргазм, иногда любовно выводя замысловатые узоры на коже, еле касаясь её подушечками, и восхищаясь поднявшимся на всей спине мурашкам. Эта маленькая власть забавляет и заставляет довольно улыбаться. Однако спустя почти пять минут неторопливого темпа, Хуань с неудовольствием замечает, что мышцы при всей его старательности никак не расслабляются, а Цзян Чэн странно затих под руками, не реагируя на касания. Наклонившись вперёд и чуть вбок, чтобы лучше видеть лицо возлюбленного, Сичэнь тут же хмурится. Ваньинь лежит с зажмуренными глазами и заломленными бровями, закусывая костяшку правой руки. Точно ли он всё правильно делает? Где же ошибка? — Всё в порядке? Тебе неприятно? — взволновано спрашивает шёпотом он прямо в ухо. Цзян Чэн вздрагивает от неожиданности и разлепляет глаза, буквально почти заставляя себя сосредоточиться на человеке напротив. Вытащив костяшку изо рта, он хмуро оглядывает следы зубов и вытирает её о простыню под ним. — Я в норме, — хрипло отвечает он и тут же морщиться оттого, как неестественно звучит его голос. Даже он сам бы не проверил своему ответу. — А если правду? — мягко подталкивает его Сичэнь, накрывая его руку и нежно разминая слегка покрасневшую кожу. — Да какую ещё правду, было… Приятно, — неожиданно даже для себя смущается Цзян Чэн, пряча лицо от пытливого взгляда. — Приятно, и всё? — веселится Сичэнь, замечая лёгкий румянец на чужих скулах, и с нажимом проводит пальцами по бокам. Ваньинь мычит, утыкаясь лбом в руку, и заполошно дышит от острого удовольствия, которое судорогой проходит при каждом касании. — Я рад, что не сделал тебе больно. Просто… не сдерживайся. Удовольствие — это то, чем надо наслаждаться, — советует Лань, ёрзая на чужих ягодицах, в попытке устроиться удобнее. В ответ Цзян Чэн молча кивает и ложится щекой на руку, уже не скрывая своего лица и приоткрытого рта, из которого вырывается судорожное дыхание. Теперь же Лань Хуань не отвлекается, сосредотачивает всё своё внимание на единственном близком человеке, проводя аналогию со своим любимым музыкальным инструментом — гуцинь. От каждого такого движения рождается музыка, от правильной постановки пальцев – ноты, а от любви к музыке — чуть ли не волшебство, но Сичэнь привык воспринимать его именно так. И тут также: от плеч и шеи Цзян Чэн издаёт низкое мычание, почти урчание от наслаждения; лопатки и середина спины встречаются шипением и извиванием под руками, в попытке уйти от крепкой и вместе с тем болезненной хватки; а вот поясница и ниже, там, где спина плавно перетекает в крепкие ягодицы, Ваньинь, почти не сдерживаясь, стонет, иногда прерываясь на судорожные вздохи и всхлипы. Голова идёт кругом от восторга; кажется, будто в доме кто-то выключил всю вентиляцию, ведь так жарко только от открывшейся под руками картины не может. Или может? Сичэнь не хочет об этом думать, не тогда, когда Ваньинь так выгибает спину от прикосновения или нажатия, не тогда, когда тихо стонет, комкая и сжимая в руках простынь. — Ты такой красивый, — неожиданно начинает говорить Сичэнь, но ему безумно нравится смущённый и блестящий взгляд через плечо, который Ваньинь сразу же пытается скрыть. — Такой гибкий и неожиданно отзывчивый. — Хватит, — Цзян Чэн почти хрипит от слов, хотя в обычное время никогда бы и не подумал смущаться от таких простых комплиментов. Никаких метафор или сравнений, простая и неприкрытая правда, от которой сладко сводит низ живота. — Почему? Мне нравится твоя чувствительность к любым моим прикосновениям: будь то лёгкое поглаживание или крепкое нажатие. Ты так мило реагируешь. Все свои слова Хуань подкрепляет действием, с удовольствие сминает разгорячённую кожу, мышцы под которой теперь напоминают жаркий пластилин. У самого уже из-под домашних штанов выпирает стояк, хотя сам он ни разу не прикоснулся к себе, если не считать ёрзанья на чужих ягодицах. Сама ситуация кажется безумной горячей, заводя почти с пол-оборота, и даже то, что Цзян Чэн сдался почти без каких-либо пререканий, пьянит словно от вина. Он ощущает своё могущество, а внутри просыпается какая-то жилка, давая силы и воображение, чтобы ещё сильнее свести с ума возлюбленного. Не сдержавшись, Сичэнь наклоняется над телом, с удовольствием до пятен в глазах прижимаясь членом к ягодицам и пояснице, довольно мычит в чужое ухо, не скрывая наслаждения, а для опоры использует одну руку, второй пробираясь между разгорячённым телом и кроватью и поглаживая косые мышцы живота, наслаждаясь их безумных сокращением и напряжением, хотя изначальная задача была абсолютна противоположной. От этого действия Цзян Чэн внезапно высоко и тонко стонет, сильнее выгибаясь и прижимаясь к чужому стояку, и всхлипывает, отзываясь на каждое касания внизу дрожью. Хотя Сичэнь даже не прикоснулся к его члену. Лань Хуань останавливает свои движения и легко целует за ухом, вырывая судорожный вздох, а после приспускает свои штаны и быстренько заканчивает начатое, с наслаждением спуская на блестящую от масла спину и поясницу, чудом не попав на домашние штаны Ваньиня. Хотя те всё равно испачканы в масле и место им теперь в корзине для белья. — Убирать теперь всё сам будешь, — наигранно недовольно ворчит Цзян Чэн, — я не чувствую всего тела. — Ну, лично мне понравился такой массаж, — высказывает своё мнение Сичэнь, переворачивая мужчину на бок и втягивая его в ласковый поцелуй. Ваньинь, несмотря на слова, отвечает той же нежностью, большим пальцем очерчивая чужую скулу. — Спасибо, — выдыхает он, только-только оторвавшись от чужих губ, и с благодарностью заглядывает в медовые глаза. — Мне только в радость, любовь моя, — улыбнувшись, нежно говорит он. Внезапно Ваньинь перехватывает чужую руку, которая в ответ потянулась приласкать щёку. — Только попробуй испачкать всего меня в масле, — качает головой Цзян Чэн и, прищурившись, смотрит на хихикающего возлюбленного. Тот с детской радостью в глазах мажет его щёку второй рукой. Цзян Чэн недовольно ворчит и вяло отпихивает от себя тянущегося к нему масляными руками Хуаня, однако сам не может сдержать ласковую улыбку на лице.