Ночь, коридор и сигареты

Они не знакомы. Они никогда не разговаривают. Возможно, иногда пересекаются в столовой, но, скорее всего, даже не обращают друг на друга внимания. Конечно, она знает про Стервятника — монстра дома, нéкогда имевшего близнеца, а сейчас не снимающего траур. Конечно, он знает про Сажу, известную не только на женское крыло, но и на весь Дом, картёжницу, всегда играющую на что-то действительно дельное. Но они всё равно не знакомы. Даже после принятия Нового Закона они не встретились для игры в карты между двумя способными игроками, не выпили пару настоек в Гнезде, не посмеялись над выходками Рыжего. Они чужие и совершенно ничем друг другу не обязанные люди. Они слишком горды и уверены в себе. Они никогда не помогают просто так. Но почему-то в ту ночь, устой, привычный всем, сбился.

***

Сажа пытается уснуть уже битый час. Ворочается, вздыхает, считает до ста, встаёт выпить воды, но сон так и не приходит. Режим был испорчен ещё давно, возможно, даже не в этом году, но исправить его никак не выходит, несмотря на время пробуждения. Сажа садится, свешивает ноги с кровати. Пытаясь найти в темноте обувь, она поднимается, нащупывает на тумбочке пачку сигарет и выходит из комнаты. Раздражение струится по венам от невозможности уснуть, ведь спать хочется. Увы, лишь головой, не телом. Хочется наконец упасть на кровать и заснуть, не думать больше, не беспокоиться — проспать до утра и наконец начать день отдохнувшей. Сажа достаёт из кармана пачку сигарет и зажигалку, затягивается. Становится чуть спокойнее. Она медленно идёт по коридору, вдоль исписанных и изрисованных стен, стараясь шагать как можно тише, чтобы никого не потревожить. Полностью погрузившись в сонные мысли, она проходится по всем коридорам и паре лестничных пролётов. Сажа останавливается возле очередного подоконника и садится на него, наконец поднимая взгляд от пола. Брови ползут вверх от удивления, а сигарета чуть не выпадает изо рта. Она не узнаёт это место. Вроде бы, всё тот же Дом, всё те же коридоры, стены, окна, но всё какое-то чужое, не знакомое. Только спустя пару секунд раздумий, до Сажи доходит, что она случайно забрела на мужскую половину дома. Раньше побывать здесь ей не случалось, ведь общение с парнями было под строгим запретом, а потом как-то не было времени, да и желания. Захотелось вскочить с подоконника и как можно быстрее убежать обратно, в женское крыло, но с другой стороны, когда ещё будет такая возможность? Саже не хотелось покинуть Дом, так и не увидев его полностью. А сейчас ночь, никто ей не помешает, никто даже не узнает! Сажа спрыгивает на пол и подходит к стене напротив, с интересом разглядывая рисунки и тексты, выведенные чёрной краской. Видно плохо, луна не слишком хорошо освещает стены, но Саже всё равно до жути интересно. Внезапно, где-то неподалёку кто-то суетится, слышится звук падения чего-то твёрдого на пол, параллельно с тихим потоком чертыханий. Сажа продолжает на автомате идти, зажимая сигарету между пальцев и думая, кому же могло приспичить прогуляться среди ночи, и что вообще у него там происходит. Болезненный вздох, вырвавшийся у человека за углом заставляет Сажу подумать, что ему может понадобиться помощь. Она ускоряет шаг.

***

Стервятник курит в приоткрытую форточку. Гнездо затихло — все спят, а он наконец может побыть один. Только так, поздно ночью, в гробовой тишине и с Тенью, маячащим за спиной он чувствует себя живым. Стервятнику холодно, колено начинает болеть, а пальцы, держащие сигарету затекают, но он не может заставить себя сменить положение и сесть ровно. Именно сейчас ему спокойно, тревожить столь хрупкое умиротворение было бы жестко. Стервятник тушит сигарету о старую пепельницу и утыкается лицом в колени. Он ещё в детстве заметил, что в такой позе чувствует себя под защитой. Когда Макса забирали в Могильник он никогда не мог уснуть, ведь не привык засыпать один, поэтому Стервятник садился именно так и сидел, пока не начинал отключаться. На утро всегда жутко болела спина, но оно того стоило. Он уже давно не ребёнок, ему пятнадцать, а может и шестнадцать — Стервятник не помнит. Но всё равно он не может уснуть без Макса. Однако Макса нет, он умер, оставшись лишь Тенью позади Стервятника, вынужденного мучиться бессонницей. Папа Птиц поднимает голову, вырывая себя из круговорота тревожных и печальных мыслей. Ночь становится невыносимой, стены давят, как и тишина. Такое состояние Стервятник ненавидит. Он встаёт, берёт трость и выходит в коридор так быстро, как только может. Бродит по Дому, время от времени останавливаясь возле окон, выхаживает неизвестно сколько часов, пока не начинает успокаиваться. Внезапно, колено простреливает болью. Признаться честно, Стервятник знал, что так будет. Нога не часто беспокоит его, но если ходить слишком долго и слишком быстро, как он и поступил сейчас — боль чувствовалась ещё ближайшие пару часов. Стервятник опирается о стену, хватаясь за колено. Трость выпадает из рук, а Папа Птиц невольно матерится. Он медленно опускается на пол, нога пульсирует и жжёт. Жмурится, тяжело выдыхая сквозь зубы. Стервятник ещё не успевает ничего услышать, но чувствует, что на него кто-то смотрит. — Эй? — наконец окликает его голос. Папа Птиц удивлённо дёргается и открывает глаза. Он никогда не слышал этот голос, ведь принадлежал он вовсе не парню. Рядом сидит незнакомая девушка с чёрными растрёпанными волосами и чёрными глазами, в которых даже не видны зрачки. Нет, всё же он её где-то видел. Вот только где? Стервятник хмурится. Опускает взгляд ниже. Тонкие бледные губы, колечко в носу, на ногтях чёрный облупленный лак, а в пальцах догорает сигарета, ненезнакомка рискует обжечься. Ничего примечательного, совершенно. Но всё же кого-то она напоминала... Этого человека Папа Птиц в последний раз видел лет шесть назад, а после только слышал упоминания. Подтвердить, она ли это, способов не было. Только если... — Ты меня слышишь? — девушка машет перед лицом Стервятника рукой. Вдоль ладони становится заметен длинный, почти белый шрам. Теперь Папа Птиц вспоминает её. Это Сажа. Пару лет назад кто-то из девочек собирался изрезать ей лицо, но Сажа успела прикрыть его рукой, на которую и пришёлся удар. — Стервятник! — Что? — наконец выходит из оцепенения он. — Господи, я уже думала, ты помер, — облегчённо выдыхает Сажа. — Сидишь, не шевелишься и даже не моргаешь. Жуть какая... Кстати, а почему ты, собственно, здесь сидишь? Сейчас часа четыре, если не пять. — А ты что делаешь в мужской половине дома в четыре или пять часов? — хмыкает Стервятник. — Поверишь, если скажу, что заблудилась? — Сажа улыбается, таки потушив сигарету. — Поверишь, если скажу, что упал? — фыркает Папа Птиц, протягивая ей зажигалку. — Зачем падал? — спрашивает Сажа, закуривая и передавая вожаку пачку. — Ровно стоять уже не модно? Обязательно валиться на пол посреди ночи? — Я не особо разбираюсь в модных тенденциях, — качает головой Стервятник. — Но моя нога, видимо, да. — Чёрт... — вздыхает Сажа. — Прости, я совсем забыла. — Да ничего, — пожимает плечами Папа Птиц, всё также рассматривая девушку. — Посижу немного и пойду к себе, попробую уснуть. — Тоже бессонница? — понимающе кивает картёжница. — Мучаюсь с ней уже который месяц. Как думаешь, ещё есть смысл ложиться? — Не могу тебе ответить, если честно, — Стервятник хмурится. — Посмотрим, — на ощупь он находит трость и пробует встать. Через секунду шипит, падая обратно. Сажа поднимает на вожака обеспокоенный взгляд. — Не можешь идти? — тихо спрашивает она. Папа Птиц кривится от столь унизительной формулировки. Не спрашивая больше ничего, Сажа тушит сигарету о холодный пол и поднимается. Берёт Стервятника за руку и тянет, заставляя его встать, второй рукой опираясь на стену. — Прошу прощения... А что ты делаешь? — выдыхает он. — Пытаюсь помочь тебе, — улыбается картёжница. — Не думаю, что ты хочешь сидеть здесь до утра. — В приятной компании и не такое захочется, — вырывается у Папы Птиц, мгновенно пожалевшего о своих словах. Сажа поднимает на него удивлённый взгляд, всё так же придерживая Стервятника под руку. — Считаешь мою компанию приятной? — тихо спрашивает она. — Возможно, — уклончиво отвечает Папа Птиц, отводя взгляд. — Как мило... — вскидывает брови Сажа, смутившись. — Проводишь меня до Гнезда? — Странно, кажется, это ты собиралась меня провожать, — усмехается Стервятник. — Расскажи мне про стены, — наконец говорит Сажа. И Стервятник рассказывает. Про каждую картину отдельно и про все вместе, про их историю, про Леопарда. Сажа молчит, лишь иногда кивает, глядя на рисунки. — Отсюда запоминай дорогу, — внезапно прерывается Стервятник. — Направо — в женский корпус, налево — в наш. Не заблудись. — Постараюсь, — фыркает Сажа, продолжая идти за Стервятником. А он всё говорит, наконец имея возможность высказываться. Папа Птиц не замечает, как перескакивает уже на другую тему, всё сильнее углубляясь в домовские сплетни. — Мы на месте, — кивает Стервятник, останавливаясь возле дверей Третей. — Я вижу, — отвечает картёжница. — Покурим? — Разумеется, — усмехается Стервятник. — Не хочу быть навязчивым, но, кажется, ты так и не вернула мне зажигалку. — Оу, — вскидывает брови Сажа. — Я совсем забыла о ней... — Да ничего, — пожимает плечами Стервятник, закуривая. — Можешь оставить себе. — Подарок? — спрашивает Сажа, прислоняясь к стене. — Вроде того, — пожимает плечами Папа Птиц. И они замолкают. Облака дыма медленно поднимаются к потолку, пока за окном мигает неисправный фонарь. Они застывают в моменте, думая каждый о своём, но время продолжает идти, исчисляясь лишь догорающими сигаретами. — Не хочешь зайти? — внезапно спрашивает Стервятник. Сажа поднимает глаза, удивлённо глядя на него, но кивает. Стервятник открывает дверь, пропуская картёжницу внутрь. Сажа заходит, осматривается. — Уютно, — тихо отзывается она, прохаживаясь между кроватями спящих Птенцов. — Спасибо, — усмехается Стервятник, прикладывая руку к стене. — Долгие годы жизни многих людей. Память... — Это видно, — кивает Сажа. — Здесь всё пропитано воспоминаниями. — Да, — вздыхает Стервятник. — Садись. — Твоя кровать? — вскидывает брови Сажа. — Да, — повторяет Папа Птиц. Картёжница пожимает плечами и ложится, закидывая ногу на ногу. — А у тебя есть карты? — наконец спрашивает она. Стервятник кивает. — Раскладывай. — Ты мухлюешь! — недовольно шипит Сажа. — Ни в коем случае, — качает головой Стервятник, пряча улыбку в волосах. — Покажи карты! — возмущается Сажа, наклоняясь к Папе Птиц, который со смехом прижимает карты к себе. Сажа пытается забрать у него карты, притягивая руки Стервятника к себе. Наконец, Сажа выдирает их и поднимает на Папу Птиц победный взгляд. Улыбка стирается с её губ, как только Сажа осознаёт, как близко находятся их лица. Она медленно сглатывает, стараясь сфокусироваться на глазах Стервятника. Сажа слышит его дыхание — редкое, глубокое. Стервятник чуть наклоняется вперёд, но замирает, оставляя между ними всего пару сантиметров. Он даёт Саже выбор. Картёжница прижимается к Папе Птиц. Кажется, не только губами, но и всей душой. Стервятник медленно отстраняется, отводит взгляд. Сажа смотрит на карты. — Ты всё же мухлевал, — с улыбкой говорит она. Сажа спит на кровати Стервятника, рядом с ним. Солнце за окном постепенно поднимается, освещая комнату. В руке Сажи зажата серая потёртая зажигалка.