Одна жизнь, разные стороны

Лунные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, изрядно прореженные осенью, и шарили внизу, как щупальца какого-то монстра. Нашаривали внизу тех, из плоти и крови, осторожно трогали, раздумывая, отдать ли на растерзание хищникам, врагам, обмануть миражом – или оставить в покое? Один луч прокрался к роднику, в незапамятные времена облагороженному человеком. Люди давно ушли отсюда, и каменные бортики раскрошились и обвалились. Но родник продолжал журчать.… Луч отразился и заплясал на мелких волнах. …И насмерть запутался в волосах человека, внезапно вынырнувшего из тени. Длинных и снежно-серебряных. Долго, должно быть, он там сидел, проверяя, нет ли засады. Теперь же быстро пил, зачерпывая ладонью ледяную воду. Когда напился сам, сорвал широкий и плоский лист, образующий естественную чашу. Досадливо тряхнул головой, отмахиваясь от мысли «не к месту» – о том, что так и не узнал, как этот лопух называется. Подставил лист под струю… Луна подобрала лучи-щупальца и спряталась за тучу. С этим серебряноволосым связываться себе дороже. А он уже снова скользнул в тень, легко и бесшумно, словно и не было его тут. Даже капли из листа-чаши не уронив. …Всего полтора месяца назад весь лагерь тихо проклинал жару и обмахивался – кто «лопухами», кто платками, кто секретными документами. И вот долгожданная осень, и холодные ветра с гор задувают, теребя неплотно прикрытый вход в палатку. - Так, и что мы имеем? А имеем мы приказ на разведку боем, - Анжил водит пальцем по той самой, секретной, карте, которую его рыжий друг детства использовал не так давно в качестве веера. – Все у этих вутайцев не как у людей. Сефирот вопросительно поднимает глаза. - Устраивают научные лаборатории черте-где, в непроходимых лесах, - поясняет черноволосый солджер. - О безопасности заботятся. - У принципа «лучше перебдеть, чем недобдеть», есть свои издержки… - Мы, - усмехается уголком губ Сефирот. Видели бы помешанные на субординации и званиях «верхи» корпорации, как в полевом лагере между собой общаются солджеры первого и третьего классов. Конечно, при визитах высокого начальства они соблюдали все необходимые ритуалы, но это при визитах. А по жизни, им троим друг другу спину прикрывать. Третий солджер в разговоре не участвовал. Лежал на своей кровати, закопавшись в одеяло и подушку так, что видна была только рыжая макушка. Генезис этой ночью был в простой, без боя, разведке и по возвращении был командирским произволом Сефирота отправлен отсыпаться. Анжил покосился на него и снова уткнулся в карту. Сефирот заметил его взгляд: - Его с собой возьму. - Хм? - Ты единственный, на кого я спокойно могу оставить командование. Он, к тому же, там уже был… - Пей, - осторожно приподнял ему голову, поднес к губам лист-чашу. Волосы под рукой, обычно такие ухоженные (даже в полевых условиях, ах, как же, мы же аристократы!), теперь слиплись от крови и пота, забиты грязью. Солджеры видят в темноте – куда там кошкам! – и он различает и ссадину на виске, и запавшие глаза, и засохшую кровь в уголке губ… Все остальное скрывает плащ, которым рыжий укрыт. Оно и к лучшему. С той злосчастной разведки боем… вторая ночь? Третья? Сколько они в отключке провалялись? ...У Генезиса глаза сверкают не только отблесками Мако, но и азартом. И законной гордостью. Не зря он в камуфляже мордой в землю ползал по этим лесам трое суток! Зато теперь… Сефирот хмурится. Может, лучше было бы оставить его в лагере? Если рыжий полезет на рожон, как Анжил выражается – доказывать, какой он герой… Ладно, не в первый раз. Впереди вутайцы. Трое. Первый пост. Сефирот делает знак – «Рассредоточиться!» - и отряд рядовых за его спиной растворяется в лесной тени. Тоже профессионалы, не первый день в этих лесах воюют. Генезис, отбросивший дурашливость, стоит в тени исполинского дерева. Наверняка затаил обиду, но виду не покажет. До конца операции. Короткий бросок, замах, лунный луч блестит на длинном полированном лезвии, на взметнувшихся волосах – и вутайцы отправляются в Лайфстрим, столь ими почитаемый, даже не успев толком понять, откуда пришла смерть. Легкое движение ладони в черной перчатке – и отряд снова в сборе. Только что не было никого – и вот они, стоят, даже листья не дрогнули. «Бей врага его же оружием!» - древнейший принцип, и особо продвинутые из армии Шин-Ра охотно перенимали технику ниндзя, «лесных теней». С попустительства и одобрения Сефирота, а высокому начальству об этом знать не обязательно. Им нужен результат – они его получат... К кровавым разводам на лице Генезиса прибавились зеленоватые – Сефирот обтер его влажным листом. Осторожно примерился, чтобы подхватить и нести дальше… - Сеф… да мне не больно уже… - чуть слышно хрипит рыжий. – Я не… чувствую… - Молчи, - цедит сквозь зубы. – Береги дыхание. И вообще… - плотнее укутал его в свой порванный плащ: – Если будешь звать меня Сефом, я буду звать тебя Генни! О том, как Генезис не любит свое детское, уменьшительное имя, ему отлично известно. Рыжий распахнул глаза и гневно уставился на друга. Сил на долгое сверкание глазами не хватило, но… - Злишься? Значит, жить будешь… - Сефирот перекидывает безвольное тело через плечо и уходит от родника прочь, в темноту. Луна осторожно выглядывает из-за тучи, опускает лучи в родник… …Сначала они решили, что это простой туман. Легкая водяная взвесь, без запаха, без вкуса, без цвета… И когда обостренные чувства и интуиция ударили по нервам: «Опасность!» - было уже поздно. Так вот что вутайцы в той лаборатории разрабатывали… Люди беззвучно падали на землю. Паралич, остановка сердца, смерть. Солджеры… Кажется, на них это действовало слабее… То есть сначала Сефирот решил, что на них двоих это не действует, схватил рыжего за руку и потащил прочь из ядовитого облака. Потом почувствовал слабость, мерзкую, вязкую, сковывающую. Потом Генезис начал кашлять кровью и спотыкаться. …Потом они выскочили из зоны поражения и нарвались на вутайцев, которые их там ждали. С распростертыми объятьями. Он, кажется, успел кого-то убить, прежде чем его накрыло беспамятство… Рассвет застал их уже в горах. Из лесистой долины с секретной вутайской лабораторией удалось выбраться живыми.… Сефирот зло усмехнулся. Не очень-то их старались поймать. К чем лезть под удар, рисковать жизнью? Отсечь от лагеря своих, загнать в горы и ждать, пока проникший в кровь яд сделает свое дело. Уже делает… «Или мы найдем нору для отдыха» - ясно понял беловолосый - «Или я свалюсь». Что поделать, есть предел выносливости даже у солджеров. Даже у первого класса. Даже у Сефирота… «Нора», по счастью, отыскалась быстро. Расщелина, прикрытая ветками дерева. «Дерево бури», как тут говорили – растущее не как положено, а ветками вниз, на уступах скал… отличное местечко, тебе видно все, тебя не видит никто. Пещерка, по счастью, оказалась необитаемой. И места там хватало как раз на двоих. Солджер затащил друга внутрь, уложил у стены поудобнее, поставил Масамунэ так, чтобы клинок перегораживал вход… и устало вытянулся рядом с Генезисом. Была ли это нормальная усталость или бессилие, вызванное ядом? Ему, по большому счету, стало все равно. Отдохнуть и идти. В горы. Пытаться пробиться к своим. Что-то делать, бороться до конца. Пока он жив. Пока Генезис жив. Сефирот покосился на рыжего, привалившегося к его плечу, обнял. Так теплее… …Клинок, отполированный до зеркального блеска, отражал серое с черным – камни, а если чуть повернуть голову, зеленое с желтым - ветки дерева. Небо затянули тучи, собиравшиеся ещё ночью. Мышцы ныли, но голова была кристально ясной. Не уснуть, не отключиться. Солджер не ухмылялся даже – скалился, эту бы ясность, да сутками раньше, когда он из плена бежал. В памяти остались бессвязные картинки, звуки, запахи, ощущения – четко воспринимать окружающий мир Сефирот начал только в лесу. С раненым товарищем на руках. С клинком, непонятно, когда вернувшимся в руки. С погоней за плечами. По дороге в горы. Так дикий зверь уходит от опасности, полагаясь не на разум – на инстинкты. Впрочем… смог бы он бежать, если бы хоть что-то соображал? Вутайский яд не так сильно отразился на физических возможностях, больше «дал по мозгам». Генезису повезло куда меньше – при полной беспомощности он даже сознания не потерял, чем вутайцы и воспользовались. То ли допрашивали, то ли просто злость вымещали за бесконечные поражения – Сефирот не спрашивал. В любом случае, Генезис молчал, за что и получил. Рыжий завозился. Сефирот хмуро на него посмотрел – а тот поднял голову, уставившись широко раскрытыми глазами на вход в пещеру, и вдруг прошептал-позвал: - Анжил!.. «Все. Уже бредит» - пришла усталая, отрешенная мысль. - Тише... далеко Анжил. - Нет… - Генезис выпростал из-под плаща руку (на запястье ожоги, под ногтями вовсе черно от спекшейся крови), потянулся вперед и с каким-то исступленным упорством повторил: - Анжил! Там… - и снова потерял сознание, словно усилие оказалось запредельным. «Там?» - Сефирот осторожно отстранился, освободил клинок и пополз наружу. Надеясь на что-то? Для очистки совести? …Ему казалось, что это – бред. Не иначе, предсмертный. Галлюцинация. Обман зрения! Ну не может здесь кружить шинровский вертолет! Или?.. Сефирот беззвучно рассмеялся, согнувшись чуть не пополам. «Свои» вертолеты могли в данном конкретном районе появиться в одном случае. Если база и лаборатория в долине захвачены. «Анжил, неужели?! Ты решился!..» - думал он, глядя, как вертолет заходит на посадку за гребнем скалы – видно, там была подходящая площадка. Прилетели. Заметили. Спасли… «Жить будем» - сквозь затянувший взгляд мерзко-белесый туман Сефирот разглядел прыгающую по камням фигуру. Высокую, черноволосую и широкоплечую – «Анжил…». Туман почернел и сомкнулся. Три месяца спустя. Лагерь жил своей обычной жизнью. Кто-то куда-то быстро шагал, со стороны полевой кухни разносились такие приятные для голодных военных запахи, свободные от обязанностей пользовались моментом и отдыхали, связист что-то сосредоточено выстукивал на своем аппарате – предавал шифрованное сообщение. Отцы-командиры сидели на вышке и рассматривали в бинокли поле предстоящих боевых действий. Очень условное «поле». Потому что вутайцев загнали в такие места, где клочка ровной земли не отыскать. Анжил закончил доклад, усмехнулся, обернувшись… наткнулся взглядом на пустоту и помрачнел. - Никак не привыкну, - виновато пояснил. - Анжил, прекрати, - Сефирот вздохнул, он сам себя ловил на том, что постоянно высматривает рыжую шевелюру – Генезису такую терапию устроили, что я очень удивлюсь, если он в этом месяце не вернется. Анжил пожал плечами. Конечно, он-то друга в последний раз видел в таком состоянии, что неизвестно было – выживет ли. - А я с ним в соседних палатах лежал, - ответил на невысказанную мысль Сефирот. – Скоро вернется. Поверь мне. - Верю, - улыбнулся, наконец, Анжил. В новой форме второго класса, ещё не порванной, не застиранной, он выглядел образцово-показательным солджером. Хоть сейчас фотографируй и на плакат распечатывай – для подъема боевого духа своих и устрашения чужих. Повышение он получил как раз тогда, когда Сефирот в лазарете был. - Полезли, - Анжил хлопнул друга по плечу (пока никто не видит, можно!). – Иначе обед без нас съедят. Сефирот, спускаясь по лестнице, поймал себя на мысли – он мечтает о том времени, когда эти двое дослужатся до первого класса. Тогда не надо будет перед кем-то там притворяться, изображать субординацию, прятать свою дружбу… - Если завтрашний день вдруг лишен всех своих обещаний, моему возвращенью в сей мир не найдется преград! - Чт… - Анжил споткнулся на полушаге. – Генезис?! Рыжий затягивал завязки боевых перчаток, с видом «а я уже давно тут стою, а вы меня все не замечаете». - Да? – поднял невинные голубые глаза и тут же зашипел, сжатый могучих объятиях друга. – З-задушишь, с-сумасш-шедший… - Откуда?! - Из лазарета! Анжил, ты решил доделать за вутайцев их работу?.. - Не предупредил почему?! Сюрприз захотел сделать, да? - Ну, хотел, - Генезис независимо пожал плечами. - Ведь скитальца душе никогда не был ведом покой. Он тоже был в форме второго класса. Сефирот стоял чуть в стороне, ждал, пока о нем вспомнят и никак не мог совладать с глупой улыбкой. Вернулся. Опять «Лавлесс», опять шутки-подколки, дружеские перепалки… Вернулся. Жизнь входила в привычную колею.