Однажды в Западной империи

Самый дорогой – Нервы

Arcade – Duncan Laurence

Вічнозелений ліс – Маша Вольф

Де би я – Сергій Бабкін

      Она снова была у специалистов. Чёрт знает, как она смогла одеться и выйти из дома, поговорить с людьми, хоть что-то понять. И то, что она узнала – теперь не даёт ей уснуть. Хотя очень хотелось бы.       Она не ест, не пьёт, почти не двигается.       На столе лежит новенькая скрипка и Настя разглядывает смычок возле инструмента. Она решается, встаёт босыми ногами на пол, подходит к столу и берёт скрипку, чтоб настроить. Хотя руки дрожат, а глаза слезятся, она извлекает несколько звуков.       Скрипка плачет вместе с ней.       Настасья проводит смычком по струнам.       Она даже не понимает, почему делает это, но звуки успокаивают её. Образ Лизаветы в голове никуда не исчезает. Она подарила ей скрипку, любовь и теплоту. Настя натыкается глазами на вторую сумку – её. Там холсты, небольшие блокноты, какие-то инструменты для рисования, кисти, карандаши.       Скрипка перестаёт петь.       Настасья лезет в вещи, достаёт дрожащими руками лизин любимый блокнот. Вот она – Настя со скрипкой. А вот огромный храм, где проходила церемония несколько дней назад.       Вот фонтан на огромной центральной площади. Там, где спокойно и весело, где красиво и необычно.       А вот их Рохесс, торговая площадь и люди, проходящие вокруг. Собачка около прилавка – Лиза очень любила её. А вот сама Настя.       В этом самом номере, в ворохе одеяла. Лежит, распластавшись по постели.       Последняя её картина.       Настя проводит рукой по бумаге.       Не может оторвать взгляд от рисунка. Снова и снова всматривается в него, будто надеется увидеть что-то новое или не хочет верить в происходящее. Одеяло падает на пол, когда она хватает рисунок и прижимается к нему, задыхаясь от рыданий.       То ли горло опухает, то ли слёзы попадают куда-то в дыхательные пути, но Настя закашливается. Старается сглотнуть что-то мешающее.       Она всё сильнее и сильнее сжимает рисунок, будто надеется, что если держать его достаточно крепко – можно дотянуться до руки, рисовавшей его.       Но бумага лишь мнётся, а слёзы падают на лицо той, прошлой Насти, попадая на линии и размывая их.

~

      Антон трёт глаза – сегодня ему лучше.       Смириться с тем, что его друга не стало пока не особо получается. Воспоминания преследуют, он то и дело ощущает под собой тело, которое пытался спасти.       Дима с беспокойством поглядывает на него, но ничего не говорит в присутствии высших чинов.       – Значит, завернём их, как только жена Евгения покажется на горизонте? – Кей тарабанит рукой по столу.       – Ждать, конечно, плохо, но и действовать опрометчиво – глупо, – отзывается Паша.       – И то верно, – задумчиво произносит Попов, перебирая пальцами. – Караульные там?       – Да, – Кей кивает, – меняются время от времени, но следят.       Антон помогает Диме расставить книги на полки, вытирает стол перед собой и отходит к столу, что поближе к компании мужчин. Там он начинает собирать оставшиеся книги.       Согласиться помочь Диме в библиотеке было хорошей идеей, он хотя бы немного пришёл в себя, развеялся. Лежать в кровати и печально смотреть в потолок – самое ужасное.       Ему вообще показалось, что ночью ещё сильнее захотелось умереть. А так – хотя бы работа есть. Раз уж монетный двор на выходных до четверга.       – Это в пятую секцию, – подсказывает ему Дима шёпотом и отходит в другой зал.       Мужчины же обсуждают план по поводу выхода на север, но Антону не особо интересно. Остальных слуг они отправили, а сами сосредоточенно раздумывают.       – Нужно после всего этого прилюдно пролить свет на ситуацию с севером, господа, – кидает Паша, прежде чем потянуться за одной из необходимых книг. Арсений откидывает голову назад и устало прикрывает глаза.       – Север всегда отличался непредсказуемостью. Мало кто с нами имел дело, – отзывается Ковальский, бросая какой-то больно задумчивый взгляд на Антона.       – Мы разберёмся со всем, когда будем свободны. У вас тоже есть свои проблемы, – Арсений поворачивает голову и тоже смотрит на монетчика у больших шкафов.       Но Антона волнует только полка перед собой и пыль, которую нужно вытереть. Только голова всё ещё гудит. Кажется, будто не пройдёт никогда. Лишь бы не так, думает Антон и складывает книги, осторожно придерживая корешки.       Вот только       Попов давеча очень мило успокаивал его. Вот, что внезапно вспоминается Антону.       – Что ж, я ни разу не пожалел о своём выборе, Ваше Величество. Рад с Вами быть… в союзниках, – Антон вдруг ловит на себе заинтересованный взгляд Кея, и острая усмешка князя тоже не остаётся без внимания. Монетчик убирает глаза.       Тяжёлый взгляд Арсения он не замечает.       – Ты не смущай парня, Кей, – негромко произносит Паша, пряча усмешку за рукавом.       – Притягивает взгляд, уж извольте, – пожимает плечами тот. Антон проходит мимо их стола и начинает разбирать книги на подоконнике.       Вот оно.       Он, всё-таки, ненавидит таких людей. Убеждается всё больше с каждым днём.       – Евгений и та южанка, его жена, могут быть связаны с ещё одной группой? – интересуется Паша, пока помнит, о чём хотел спросить.       – Если не так – то где она? – резонно спрашивает Арсений. И это действительно в точку. Кей и Паша глубокомысленно кивают и князь улыбается.       – Поль говорил, они хотят провернуть такую же схему, как и у нас на севере.       – Посадить своих на престол, – Попов приподнимает голову, исподтишка наблюдая за слугами. Дима возвращается в большой зал и что-то шепчет Антону. Кей задумчиво вертит перстень на пальце:       – И снова повторить все эти убийства.       – Народу они насолили поджогом, императрицу убить не смогли, – Паша прикрывает рот рукой, глядя на Попова, – думаете, возьмутся за Вас?       – Вполне возможно, – кивает император. Кей вдруг перестаёт пялиться на Антона, нежно перебирающего книжки и смотрит на руки Арсения, что по обыкновению спрятаны под перчатками.       – Что если я пойду в эту квартиру, как только всё будет решено? – Паша вздрагивает от идеи северного князя. – Там сейчас двое и племянник Ольги. Никто из них не догадывается, что я на Вашей стороне.       – Ты ведь не думаешь, Кей, пойти? Вот так, в логово к врагам, – Антон хмурится, умещая книги на полку.       – Я очень осторожный, когда нужно, Ваше Величество, Вы ведь знаете, – он отводит глаза от хрупкой высокой фигуры и смотрит на Арсения. – Я знаю, как обвести их вокруг пальца.       – Дим, а это куда? – шепчет Антон так, чтобы слуга услышал, но во внезапной паузе его слышат и все остальные. Дима лишь молча указывает на полку слева от Антона и прячется за стеллажом, занимаясь своими делами.       – О, да бросьте уж, Кей, – Паша качает головой.       – Никаких безумных идей, – велит правитель твёрдым голосом. Кей вздыхает, сложив руки на груди. Он выглядит, как уязвлённая кошка, готовая вонзить когти в первого же оказавшегося на пути человека, пока Арсений зачем-то обнажает руки, стягивая перчатки.       – И чем эта идея безумна?       – Что если тебя убьют? – вопрошает Попов, смотря на Кея в упор. Тот недовольно хмурится и поджимает губы, а глаза его темнеют от гнева. Антон смотрит через плечо.       Кольцо.       Обручальное.       Красиво сияет на руке Попова.       – Я могу за себя постоять, Ваше Величество, не ребёнок.       – И если тебя схватят?       – Меня не поймают, – голос князя дрожит. Антон боязливо подходит ближе к мужчинам, чтобы положить несколько нужных им книг около советника.       – Вот скажи, милый мальчик, похож ли я на того, кого легко схватить и убить? – хитро стреляет глазами в Антона Ковальский, и тот вмиг тушуется, смущённо отводя взгляд.       – Хорошо, – резко прерывает последующие дискуссии Арсений, так, что все отрывают глаза от своих дел. – Кей пойдёт.       Паша едва слышно возмущённо охает, а Антон роняет одну из книг на пол. Северный гость довольно хмыкает.       – Так бы сразу.       – Это недопустимо, – вскакивает с места советник, таращась на спокойного Арсения.       – Не тебе решать, – холодно бросает тот, не сводя пристального взгляда с Кея, ухмыляющегося своей победе. Антон молча поднимает книгу с пола, ставит её на место и уходит за стеллажи, к Диме.       – Но Ваше Величество!       – Кей прекрасно справится, – прерывает Пашу император и встаёт со своего места. – Он умён, хитёр и прекрасно скрывает свою сущность. Если его схватят – он вывернется.       – Я всё, – очень тихо говорит Антон Диме, и тот кивает ему.       Паша качает головой, сжимая кулаки. Кей выглядит чересчур довольным своей уловкой. Ну конечно, ему же нравилось выводить Арсения с самого их юношества.       – Что Вам стоит меня испытать, Ваше Величество? – спрашивает Кей, тоже поднимаясь. Дима испуганно оглядывается на мужчин.       – Давайте-ка вести себя потише в библиотеке, – предупреждает Арсений, устремляя взгляд на Антона, вскинувшегося от его резкого приказа. Правитель в темпе разворачивается на месте и покидает зал.        – Не слушай, у них бывает, – успокаивает слуга, и Антон кивает. Ему ли не знать, аристократы всегда такие. – Они уже закончили.       Он вежливо усмехается в ответ Диме и берётся за тряпочку, чтобы вытереть стол после господ. Паша бежит вслед за Арсением и князем, лишь осторожно кивнув работникам.

~

      Солнце садится над тихим кладбищем. Мягкие тени падают на надгробия, а лёгкий ветерок доносит сладкий аромат цветов, посаженных вокруг могил.       Настя сидит на коленях около свежей могилы, окружённой букетом белых роз. Она гладит скрипку в чехле, что лежит рядом с ней, печально смотрит на надгробие, на котором выбито имя её возлюбленной: Лизавета. Тишина окружающей обстановки только усиливает боль от утраты.       Кто бы мог подумать, что именно здесь всё закончится. Вот так ужасно.       Настя тихо плачет, держа руки перед лицом. Не может поверить, что больше никогда не увидит своего ангела. Лиза была для неё всем, и теперь пустота в сердце кажется бездонной.       Больше никаких ожиданий, никакой любви, жизни, теплоты.       Кладбище большое – то здесь, то там ходят люди. Приносят цветы. Грустно стоят около могил, что-то шепчут.       О чём-то говорят.       Наверное, рассказывают умершим, что не успели.       И даже птицы здесь ведут себя не так громко. Даже ветер не шумит.       Настя совсем одинока в этом месте, вместе с незнакомыми людьми и их горем. Она не просто одна на кладбище, она теперь одна во всём мире. Рукой она нежно дотрагивается до края могильной плиты, как будто надеется, что Лиза откликнется.       Но тишина остается единственным ответом.       Она поднимает глаза, пытается глубоко дышать. Позади неё вглубь кладбища проходит пара: мужчина и женщина. Настасья стирает рукой слёзы с щёк.       За последние два дня она просто закончилась.       Какая-то яркая птица пролетает достаточно низко над кронами деревьев, посаженных рядом.       Около ряда могил проходит высокий молодой мужчина. Настя вдруг моргает. Она… помнит его. Это Антон.       Она расправляет плечи, встаёт с колен, гладит чехол от скрипки, сжимает его обеими руками на уровне груди.       Антон останавливается около могилы на другом конце ряда и грустно проводит пальцем по надписи на камне, где значится имя Сергей.       Антон выглядит таким потерянным. По его лицу бегут слёзы. Настя нервно заправляет пряди волос за ухо.       А её знакомый – их с Лизой знакомый – всхлипывает, шевелит губами, будто хочет что-то донести.       К горлу Насти подступает ком, и её глаза снова наполняются влагой. Она неуверенно делает пару шагов вдоль рядов в сторону Антона, но всё ещё не решается привлечь его внимание. Тот беззвучно трясётся в рыданиях, склоняет голову, вытирает рукавом лицо.       Глаза её начинают бегать и она, опустив голову, идёт к выходу с территории кладбища.       Только через четверть часа, сидя на скамье около ворот, она видит, как Антон, едва шевелясь, выходит к дороге.       Настя сжимает футляр со скрипкой в руках, а Антон вздыхает и смотрит на небо, кусая губы. Он стоит на обочине дороги, будто сил нет уйти дальше. Она осторожно подходит к нему сбоку. Сжимает инструмент в руках от волнения.       – Антон? – шепчет она едва слышно. Он замирает и оборачивается.       – Настасья?..       – Привет.       В это время в маленьком сквере около реки почти никого. Они сидят на красивой лавочке, а рядом слышатся звуки течения. Птенцы зовут родителей. Вода журчит, как разговаривает.       Дети смеются откуда-то издалека. В этом маленьком участке, огороженном кронами деревьев, никого, кроме них.       – Мой друг… – начинает Антон, но осекается и сжимает руки между коленей.       – Тоже умер? – она спрашивает глухо, не глядя ему в глаза. Держит футляр на коленях.       – Тоже. А ты, – Антон немного поворачивает голову и смотрит как будто искоса. – У тебя… Насть? Кто?       – Лиза. – Она сжимает губы, глядя на свои руки. Антон в недоумении хлопает глазами. Начинает бегать взглядом по мосту напротив. По его плечам бежит дрожь, и это совсем не ветер.       – Что?       Настя тихо выдыхает, чувствуя, как горло сковывает боль. Она поглаживает футляр тонкими пальцами, прижимаясь к Антону плечом.       На Антона накатывает.       Всё вокруг плывёт, а сам он громко всхлипывает.       Она кладёт футляр рядом с собой, поворачивается к нему и нежно сжимает его локоть. Антон прижимается к девице, и та начинает успокаивающе гладить его по спине.       – Что за чёрт? – цедит он. – Почему?       – Это была стрела. Те, кто нарушает здесь законы, они убегали, отстреливались и попали в неё.       Слова, как дождь, всё падают на Антона, нескончаемым потоком несутся.       Он выдыхает.       – Серёжа… он умер, спасая людей от пожара.       – На центральной площади? – вдруг поднимает брови Настя.       – Угу, – шмыгает носом Антон, а Настя вдруг мрачнеет. Задумчиво хмурит тонкие брови.       – Антон, там было много людей?       – Очень.       – Они настоящие террористы, – Настя кривит лицо и будто по накатанной достаёт скрипку из футляра.       – Поджигатели? – мрачно спрашивает Антон, обнимая себя руками.       Настасья осторожно поднимает скрипку к плечам, настраивает её. Антон внимательно смотрит на тонкие женские руки, сжимающие деревянную часть смычка.       – Именно. У них уже немало жертв на счету. А сколько людей пострадало от огня в самом пожаре?       – Да, куча жертв, – Антон глядит наверх, протирает щеку ладонью.       – И у нас это было, – она встаёт на ноги и шагает несколько вперёд. – И в Торио сейчас это происходит. Только гораздо большего масштаба; у нас, всё-таки, нет захватнической войны, как там.       Она проходится пальцами по струнам. Сжимает зубы. Ставит скрипку на плечо.       Извлекает первый звук.       Антон замирает, от первого же звука его пробирает до мурашек. Он сглатывает ком.       И первая фраза мелодии будто достаёт до самой души.       – Они ведь пойдут дальше, – тихо говорит она, но Антон всё равно слушает.       – Южане?       Она играет дальше. Ветер треплет её волосы. Развивает одежду, разносит мелодию дальше, и Антон, слушая чарующие звуки, проживает каждую новую волну мелодии.       – Нужно это прекратить.       – Да, но… знаешь, готовится целая операция, – Антон осторожно ведёт плечом, хватаясь за край лавочки. – Их обязательно схватят, нам помогает сам Ковальский, – заканчивает он уже тише.       Она вдруг перестает играть и тихо отвечает, глядя на него из-за плеча.       – Ну и сколько ещё людей пострадает, прежде чем их схватят?       – Не знаю.       – Думаешь, правда стоит ждать?       – Что… ты про что вообще? – ему в грудь пихают инструмент и Антон подхватывает красивую скрипку. Настя вертит в руках смычок.       – Я не могу просто ждать.       – А что ещё нам остаётся?       – Ты себя вообще слышишь? – она невесело усмехается. – Ну и жди дальше. Разве это у твоего народа в крови?       – Да о чём ты говоришь?!       – Нужно брать и делать!       Её голос застигает его врасплох. Её глаза так же широко распахнуты, как и его. Дыхание точно такое же, прерывистое и громкое. Слова остаются мягким эхом в его голове.       Она протягивает ему смычок.       Антон несколько секунд просто смотрит, а затем берёт его в руку. Ощущается как родной.       – Если тебе не нравится то, что делают захватчики – нужно действовать. Я слышала, много лет назад в одной стране так и сделали.       – И что сделали в той стране? – спрашивает он, сжимая смычок пальцами, поднимая глаза на Настю.       – Стали свободными, – гордо поднимает подбородок она.       – Настя! – Антон то смотрит на девушку, которая сделала ещё пару шагов в сторону, то на футляр, который остался лежать рядом с ним.       – Кто, если не мы? – Антон отводит глаза, не в силах ответить. – Что, не задумывался об этом? Мы ведь ничего не можем, нас ведь так мало, да? Кто, если не я, Антон? Кому ещё была важна Лизавета?! Кому???       Антон вскидывает голову, когда горло сжимается.       Смотрит на Настю исподлобья, а она стоит, гордо выпрямившись, и блестит глазами от слёз. Хочется что-то ответить, крикнуть, возмутиться, но Антон лишь молчит. От осознания ситуации сердце заходится в учащённом ритме.       – Мы, конечно же, не были обручены, – Настасья подходит чуть ближе к стволу большого дерева, – но сейчас будто половина меня умерла.       Антон встаёт, кладёт скрипку со смычком около футляра, подходит ближе к девице. Смотрит мимо веток, смотрит в небо. Облака плывут куда-то по своим делам, всё так же беззаботно, как и месяц назад.       Настя усмехается, глядя туда же.       – Кстати, мне кажется, не стало той половины, которая отвечала за чувства. Вот, потрогай, – она тянет Антону свою руку и тот сразу подчиняется, касается холодной, нет, ледяной кожи. – Я без неё не живу.       – Холодная, – шепчет Антон, встречаясь взглядом с Настасьей.       – Я больше ничего не чувствую, Антон, – тихо признаётся та. – Только холод и боль, они не покидают меня.       – Я не представляю, как к этому привыкнуть, прости.       – Ты тоже хорошо играешь, – вдруг говорит она, заставляя Антона напрячься. Кивает головой на скрипку. – Забирай.       Она приподнимает уголки своих губ.       Антон непонимающе смотрит на неё, выискивает хоть что-нибудь понятное. В недоумении переводит глаза с девичьего лица на новый футляр.       – Мне?.. – тихо уточняет он, держа замёрзшую ладонь в своих тёплых ладонях.       – Мм, – Настя кивает с улыбкой. – Пообещай заниматься.       Она вдруг притягивает его к себе за плечи. Крепче сжимает руками.       Антон не понимает.       И даже если догадывается – понимать отказывается.       Этого просто не может быть. Не может.       – Что ты удумала? Насть, – он звучит громче, тоже сжимает руки на её талии. – Со мной тоже такое было, тебе нужно отдохнуть. Знаешь? Поспать, подумать.       Он гладит её по спине, а она тепло улыбается, немножко отодвигаясь.       – Ты только не забывай меня, ладно?       Антон смотрит на неё с недоумением и лёгким страхом, стараясь унять тревогу в груди.       – Настя, – зовёт он, пока холод пробирает его до самых костей. – Что ты хочешь сделать?!

~

      Он возвращается на территорию императорского дворца, когда уже потемнело. Во дворах зажгли фонари, и атмосфера вечера чувствуется очень хорошо. Антон проходит большой сад и сворачивает к восточному крылу.       Дворец выглядит величественно даже в вечерней темноте. Монетчик уверенно шагает, пряча одну руку в карман, другой обнимая инструмент. Кое-где дорожка освещается лучше из-за света из окон.       Но не везде в окнах светло: Антон поднимает голову и ищет глазами что-то, за что можно зацепиться.       Идёт дальше, разглядывая окна, в которых иногда можно видеть комнаты изнутри.       Бежит глазами до второго этажа.       И в какой-то момент он останавливается. С улицы видно спальную комнату императрицы Ольги. И в другой раз Антон бы сразу увёл глаза, пошёл бы дальше, прибавляя шаг.       Но сейчас он останавливается. Не смеет смотреть никуда больше, статуей обмирает посреди пути.       В окне он.       Антон видит его – глаза, фигуру, черты лица. Царапинку, которая почти зажила. Рука, держащая футляр со скрипкой, слабеет.       Мужчина смотрит на него в ответ.       Попов выглядит так прекрасно, что внутри обжигает огнём, и Антон забывает, как дышать. Они вглядываются друг в друга, один – снизу вверх, сжимая инструмент в руках, а другой – осматривая силуэт возлюбленного в темноте, не отрываясь. Мягко сияет полуулыбкой.       Арсений ведь тоже не может пошевелиться.       Смотрит в ответ.       Прямо в глаза, так мягко, так нужно.       Кажется, они держат зрительный контакт бесчисленное количество мгновений. Антон запоминает каждую искорку в глазах, что больше не смотрят надменно. Что завлекают. Волнуют.       Антон влюбляется заново. Летит.       Принимает в себе этот изъян, принимает, что хочет принадлежать. Хочет смотреть так всегда. И чтоб он тоже смотрел. Только на Антона.       Переполняется.       И когда улетает всё выше, наперекор всем правилам, стыду и совести – что-то уничтожается. Что-то падает с огромной высоты, и, кажется, это падает сам Антон. Ведь люди не летают. А он, самый настоящий дурак, об этом забывает. Нарочно, потому что захотелось.       К Арсению подходит императрица. Мужчина переводит глаза на неё. А Ольга кладёт голову на его плечо.       Антон напрягает пальцы.       Чувствует своё сердце в горле. Дрожит.       Арсений кладёт руку на талию жены, приобнимает её. Что-то говорит.       Антон не может оторвать взгляд.       В окне двое: так нежно и естественно, так правильно выглядят.       Ольга за мгновение задёргивает шторы.       По рёбрам проходится острое лезвие.       Антон выдыхает, глаза начинает жечь. Он не слышит звуков вокруг, лишь удары сердца отдаются гулкой пустотой в ушах. Рука, держащая футляр, дрожит сильнее, а Антон не может отвести взгляд от зашторенных окон.

~

      Солнце ещё не поднялось, а люди уже работают. Так уж повелось в Западной империи. Евгению всегда было это непонятно, странно, дико. Может, потому что он жил с тётей и особо не знал забот.       Сонно клипая глазами и шурша ногами по полу, он выходит на улицу, щурясь от раннего утреннего солнца. У дверей на лавочке спят их охранники. Жене хочется вернуться обратно в свою комнату и завернуться в одеяло. Помимо шумных людей на улицах, гавкающих собак, тут и там снующих котов и коров, пасущихся на лугах, идут на работу торговцы, фермеры, просыпаются рабочие.       А ещё эти птицы. Громкие.       – Как только тебя из штаб-квартиры выпустили? – спрашивает один из мужчин, но Евгений даже не помнит его имени.       – А я и не пленник.       – Так-то оно так, – продирает глаза второй, – но ты ж у нас важная фигура.       Они оба посмеиваются, а Женя даже не знает, что ответить.       С таким отношением он сталкивался и во дворце, только это было давно, он был ещё ребёнком. С таким отношением он столкнулся и когда женился на южанке.       Да уж, предателей не любят нигде. Но над ним подтрунивают всю его жизнь. Это ли не преступление против человечества? Он хмурится и вздрагивает от оклика Остапа.       – Говорю, в дом иди. Нечего тебе здесь светиться.       – Да я же просто на крыльцо вышел!       – Иди давай обратно, заяц, – Женя хмурится под смешки, но всё равно уходит в сторону кухни. Он давно хотел спуститься в здешний погреб, поискать чего-нибудь интересного.       В штаб-квартире мало места, а здесь – целый дом, хоть можно разгуляться. Даже второй этаж есть.       Остап же остаётся на крыльце в компании двух охранников.       – Выспался? – Алекс потирает шею, разминается.       – Да хрен там, – сходу жалуется Остап, – проснулся часа в три ночи и всё. Муторно, – он зевает и садится на верхнюю ступеньку.       – Эх, ну что поделать, – брат Алекса пожимает плечами, – ну ничего, как всё уладится – так и отоспимся.       – Э, глядите, – толкает мужчин в плечи Алекс. К их воротам идёт молодая девчушка, судя по всему из фермы. Ведёт телегу с продуктами, направляя лошадь.       – А, эти, – понятливо кивает Остап. – Им тоже надо зарабатывать.       Он спускается, чтобы пройтись до ворот и открыть их.       Девчушка как-то странно улыбается. Она останавливает своего тощего, но крепкого жеребца и спрыгивает с повозки, поправляя юбку.       – Доброго утра, господа, – приветливо кивает она, и взгляд её падает на Остапа прямо перед ней.       Узнала, что ли.       Остап сдвигает брови, но сразу отмахивается от дурных мыслей. Вот ещё, переживать из-за фермерши.       – А я Вас, кажется, не помню. Новенькая? – он оглядывает телегу, но внутри ничего подозрительного.       – Да, прибыла только неделю назад из провинции Ардисс. Это по дороге к Рохессу, господин.       Девушка смотрит на него своими карими, чуть наивными глазами, поправляет темную прядь волос, выбившуюся из-под платка, уложенного на голове. Очень странно смотрит.       – Нам ничего не нужно, – чеканит Остап, пока сзади ему что-то говорят. Он оборачивается через плечо на двух охранников и только замечает, что Алекс бежит к нему, вытянув руку.       – Мы можем посмотреть, что у Вас есть, – вмешивается тот, толкая Остапа в плечо.       – О, конечно, только прошу, будьте осторожнее с посудой, – оживлённо отвечает девица и спешно проводит коня во двор, чтобы встать как можно ближе к крыльцу.       А в сердце у Настасьи – покой. Она смогла. Она сделала. Кто ещё здесь не может бороться?       Вот бы Лизонька узнала, гордилась бы ею. Несомненно гордилась бы. Хорошо припрятанная взрывчатка под продуктами греет душу. Настя ни о чём не жалеет. Она подводит лошадь, чтоб повозка была прямо у здания.       Перед глазами не вся жизнь, лишь лицо возлюбленной да минувший день. Князь Ковальский в ночной темноте; герцог, а теперь император, которого Лиза так уважала и любила. Кажется, он узнал Настю. Всё отговорить пытался.       И Антон. Чувственный, у которого всё ещё впереди. Которому Настасья рада была отдать инструмент на память. Пусть они с Лизонькой живут в его сердце.       Всё-таки, местные правы. Музыка творит чудеса. Соединяет. Жаль, что она не узнала ещё больше про ту девушку со скрипкой.       К этому человеку обращаются Остапом, а Настя не может сдержать победной усмешки.       В голове Лизавета и её потрясающие рисунки.

~

      Кей влетает в главный зал хозяйской библиотеки, не удосужившись ни постучать, ни поклониться.       – Паш?! – советник мгновенно поднимает голову на вбежавшего, и его ослепляет яркий солнечный луч.       – Потише, эй!       – Где Его Величество?! Быстро!!!       Паша вскакивает, выбегает в коридоры, и князь не отстаёт от него.       – Ты чего такой? – на ходу интересуется Павел.       – Получилось! Мы взорвали тот дом, – они вместе поворачивают налево, бегут вверх по лестнице.       – Уже?!       – Да, только, кажется, кому-то удалось скрыться. Предполагаю, они что-то начнут.       К ним навстречу выходят Марина и Лида – служанки, и чуть не сталкиваются со спешащими мужчинами. Пугаются и вскидывают руки.              – Император у себя?! – вскрикивает Кей, огибая женщин по дуге.       – А он вышел, – останавливает его Лида. Князь замирает и поворачивается к служанкам.