Волшебница

Развитие никогда не останавливается. Книжные, подиумы с платьями, кинотеатры заполнены переплетенными мыслями, эмоциями, тоннами слов и эффектов — все быстро, замедляется, и вновь летят друг за другом реплики. Сюжеты из одного в другой, из века в век, любовь-нелюбовь-ненависть, вечные желания, вечные… Города в вечерних сумерках с фонариками — красными стоп-сигналами машин, семьи с собаками, прогулки, памятники. Утра холодные, не спрятаться в шарф и в одеяло до какой-то весны. Надежды оттаять нет. Женщина пробирается в столовую. Сонная. Со стен на нее смотрят быстрыми мазками из прошлого копия Мане, из настоящего — нидерланский и бельгийский магический реализм с отсылками к средневековью — арфы, флейты и шлейфы из шелковых накидок. Дамы с мужчинами счастливы, молоды, объемны в эмоции удовольствия шагать из сегодня в завтра. Под окнами тот же Клод Моне (1) — зонтики-зонтики, люди ничего не придумали лучше за столетия, чем зонтики и закрывать ими свои головы. Дождь моросит — будто смывает печали — дождь врет — он не помогает, не лечит и не усугубляет печали, он есть, как время открытого городского фестиваля. Ее там ждут, ей будут красить лицо, поджаривать огромными лампами и просить простыми словами рассказать то… про вдохновение от этого угловатого и неправильного мира. Фильмы. Фанаты. Вдохновленные или случайные зрители открытого городского фестиваля музыки и фильмов. Рассматривает гардероб. Выбирает черное и острые каблуки. Простота всегда в моде от Дианы де Пуатье до мадам Шанель — перекроила, открыла колени и женские линии. В голове тишина, как плотный сон — вечный круг. У нее есть муж, у нее есть как будто вечная жизнь, помеченная в календаре кружочками — в этом кружке — совместный выходной, а зачеркнутые — дни, в которые они не пересекаются — у нее рабочая командировка, у него дежурство — спасение жизней. Хирурги излишне в это все погружены, с головой. Рассмотрела совместные кружечки дат — тут будет секс или его не будет, а вон в том кружечке ресторан или кинотеатр, а в этом сонная встреча с друзьями, чтобы перемалывать одно и тоже. У них нет кошки, у них есть расписание и слишком много определенности, до мозолей, именно так выглядит жизнь, в которой длинные браки, привычный секс, совместные даты… долго, однообразно. Разорвать! Женщина снимает календарь, сворачивает, отправляет в стопку с бумажным мусором. Самое то время, чтобы разорвать все это однообразие, идти дальше, выбраться, забыть. Она выпрямит на сцене спину, закинет ногу на ногу, а после позволит себе бокал-другой и смеяться открыто, свободно… с кем-нибудь чужим-новым. Она позволит это себе? Никто не заинтересован в таких долгих, жалких браках, когда каждый излишне в себе и излишне занят — она в сюжетах, волшебных и печальных, он в человеческих внутренностях. Обычный день. Дождь. Телефон показывает городские пробки. Вздыхает. Закидывает на плечо платье на вешалке, в рюкзаке туфли. Рассматривает минуту-другую свою машину, отказывается от этой идеи. Опускает на глаза темные очки и идет к метро. Шумно. Переходы из кафеля, стулья для ожидания. На перроне все ждут электричку, пару лет назад обновленную, сменили поезда — старье 2010-х. Ее тоже сменят, идущие с идеями новыми, дышащие в спину. Ее чувства размоются, она и теперь не может с уверенностью сказать — есть ли еще в душе любовь, какие-то чувства к Хирургу, кроме того, что приятно расслаблять тело, так редко, но… разведется не сегодня-завтра, уедет к солнцу, встретится с кем-то другим, ярким, плечистым, восторженным ее харизмой и вновь — фильмы, говорящие со зрителями сильными эмоциями, а не вековой тоской. Заходит в вагон со всеми. Вешает на поручень платье. Мальчик с родителями, не больше семи, смотрит на нее внимательно. — Волшебница! — говорит мальчик. Женщина вздыхает. Угораздило ее сыграть давно-давно в детской сказке. Узнают… бывает. Мать ребенка склоняется над ним и пытается ему что-то объяснить на ухо. Мать-девушка с неаккуратным хвостом, не больше тридцати, в такой же куртке-джинсах, как и она. Отец парня еще более небрежен в одежде — живут наспех, как все тридцатилетние, как все в современности — быстро поел, быстро прочитал информацию, обдумал-нет — не важно, побежал из своего сегодня в однообразные завтра, почасовая оплата, дорожные работы, ужины, загородные поездки. Родители мальчика переглядываются, а он вновь, шмыгнув носом и мотнув кудрявой головой: — Она точно волшебница! — говорит на половину вагона. Женщина улыбается и кивает. Поправляет свой рюкзак на плече. Сказать, что актриса? Зачем? Родители ребенка виновато улыбаются ей — мол, извините, что нарушаем ваше пространство. Дед хмыкает слева — скорее всего видел ее в другом фильме и теперь опасливо рассматривает, прикидывая, что скрыто за ее кроссовками, джинсами, какое платье скрывается под чехлом на вешалке. Дед вспоминает те эпизоды, в которых у нее были оголенные плечи и не только, дед — мужчина, никак по-другому. Пара-тройка экранных работ делает ее больше актрисой, чем режиссером? Скорее всего. В отражении в стекле девушка с кроваво-красным шарфом. Пересела на другой ряд. Зашли мужчины с гитарами. Итальянские туристы взмахивают руками и громко обсуждают погоду. Вагон метро стремится к площадке фестиваля музыки и фильмов. Женщина рассматривает свое отражение в стекле, чуть опустив вниз по переносице темные очки — равнодушие, усталость, ненависть к мужу за то, что никакого волшебства жизнь с ним не подкинула, за то, что они скатились к планированию всего, за то, что… Это глухое разочарование в однообразном течение жизни, в нем счастливы бухгалтера — они в своей стихии, в своем потоке, одинаковых утрах. Ей же нужно большее — магическое, чуть-чуть веры, чуть… много страсти, много надежды. — Вы летаете? Доносится до женщины голос мальчика, стоящего между двумя своими родителями и держащего их за руки. Женщина поворачивает голову в сторону голоса, натягивает легкую улыбку, и в этот момент пространство искажается, уходит из-под ног… Вытаращивает глаза, вцепляясь в поручень… скрежет, черная волна дыма и стекло, вылетевшее внутрь, срезает головы родителям мальчика, он продолжает держаться за их руки в тот момент, когда тела оседают. Вокруг ужас и хаос. Резкое торможение вагона. Рядом станция… рядом… (1) Claude Monet. Le Boulevard des Capucines