Мёртвые души

Утро Ин Хо всегда начиналось с чашки поразительно горького кофе без каки либо добавок. Настолько концентрированного, что на белой чашке оставались коричневые подтеки. Он приобрёл эту привычку ещё с момента начала службы и с тех пор не менял своих предпочтений, даже тогда, когда официально пропал без вести. Хван жил прямо в огромном комплексе игр, выезжая в город по самой крайней надобности. Среди подобных были поездки к проституткам, внезапное желание “прогуляться по парку после дождя под светом луны” (с учетом того, что Ин Хо действительно любил запах мокрого асфальта, это желание становилось регулярным) или отвезти очередного победителя до центральной площади. Кто же знал, что самый последний выезд будет совсем с противоположной целью...Но сейчас не об этом. Ин Хо привык жить в затворничестве. Сама по себе неплохая вещь, Хвану даже по душе. Однако жил он здесь не один, вернее сказать, не только у него были свои апартаменты. В турке закипал кофе. Хван выключил плиту и перелил напиток в небольшую чашечку, отходя к окну, за которым стабильно сохранялись деревья и штиль. Ин Хо давно не было интересно туда смотреть, но эта минута бездумного втыкания в одну точку считалась самым спокойным временем прибывания. Ин Хо предпочитал ею наслаждаться. Язык обожгла горечь, прокатываясь по корню языка и доставая жаром до груди. Хван неспешно проходит по кухне, выходит в коридор и заворачивает в свою спальню. Обширная кровать, заправленная им самим, без единой складки и с аккуратно выложенными подушками. Слева от неё стоял небольшой столик со стулом. Ин Хо присаживается именно туда, не желая марать кровать. Его эстетическое удовольствие прерывалось внезапно. Двери шкафа, что стоял у стены напротив изножья спального места, с грохотом раскрылась и оттуда вывалился Офицер без маски в домашней одежде. — Ин Хо! — протянул вздрысть пьяный Пак Хи Сун. — Доброе...ночь! — Хи Сун, пошатываясь, сделал пару шагов и, зажмурившись, исправился: — Доброе утро! Ин Хо от такого перформанса вскочил со стула, проливая на белый халат часть эспрессо. — Придурок! Ты что в моём шкафу делаешь? — раздраженно отряхиваясь и стягивая с себя накидку, зыкнул Хван. — Господин Хван Ин Хо, до тридцать седьмой игры осталось четыре дня. После начала я целую неделю не смогу напиваться! — Пак уселся на пол. — Знаешь, я в город ездил, — вдруг бодро сказал он, — но там ничего интересного, и поэтому я купил ящик виски и напился сегодня вечером. Ин Хо закатил глаза, закидывая халат на стул. Теперь он стоял в пижамных штанах и майке. Он очень быстро пришёл в себя и уже смотрел на коллегу совершенно поверхностно, ничто не выдавало в нём человека, на которого была опрокинута кружка кофе. Ин Хо подобрался к Хи Суну и встал рядом с ним, смеряя глазами. — В город ездил, говоришь? — Хван сощурился, обдумывая сказанное Офицером. — А почему меня с собой не взял? Пак поднял хмельной взгляд на Ин Хо: — Ты бы испортил всё веселье. У тебя там полиция, брат, а я там по всему городу шатался, — мужчина расплылся в глуповатой улыбке. — С девушками гулял, мял их сис... — Можешь не продолжать, — отрезал Ин Хо. — Кстати, — Хи Сун попытался подняться, оперевшись рукой о шкаф, но тут неуклюже поскользнулся и с кряхтением разлёгся на полу, — ты целую неделю не сможешь отсюда выезжать. Не хочешь последний раз смотаться в город? Ин Хо прикусил щеку изнутри, отводя глаза куда-то в сторону. Мужчина невзначай упер кулаки в бока и постучал носком тапка. И правда, почему бы и нет? Из игры он не вылезет надолго, особенно с тем условием, что будет одним из зелёных. Проветрится, хотя бы. Насколько велика вероятность, что в этом огромном мегаполисе он встретит брата? Пять часов вечера. Ин Хо сидел на заднем сиденье собственного лимузина, глядя в окно, и рассматривал виды города так, будто приехал сюда впервые. Свежий воздух хлестнул по щекам, попав в приоткрытое окно. И Ин Хо задышалось. Не в смысле “задышалось легче”. Это было головокружительное чувство, Ин Хо показалось даже, что на мгновение в глазах потемнело. В эту секунду мужчина понял, как ему это было необходимо и сразу попросил остановить машину здесь, напротив небольшого магазинчика. Поздоровавшись с продавцом, Ин Хо побродил между прилавков, хватая несколько пачек с лапшой. В магазине было тепло и светло, но больше всего Ин Хо нравилась тишина. Такая родная и спокойная. Ин Хо брезгливо ворочает палочками еду, совсем не помня, какая та на вкус. Это же дешевое вареное тесто с подавляющим количеством специй. Ин Хо, привыкшего к изящным рецептам кулинарии, воротило даже от запаха. Но было в этом что-то свое, когда он всё-таки решился попробовать. На языке никак не отзывается. Это был чисто эмоциональный вкус ...общения? Прошлого? Те моменты, когда Хван засиживался с компанией знакомых или один? — Господин, оплатите лапшу, пожалуйста, — молодой продавец, подошедший сзади, скромно окликнул его. — Вы, видимо, забыли. Да, и правда забыл. А ещё Ин Хо забыл положить деньги на карту. Он вытащил из внутреннего кармана кошелек. В нем лежали только крупные купюры. Протягивая пятьдесят тысяч вон, Ин Хо всунул их в руки удивленному парню. — Сдачи не надо, — прохрипел он, растягивая губы в вежливую улыбке. Колокольчик на двери оповестил о приходе нового гостя. В магазин зашёл незнакомый мужчина, через некоторое время усаживаясь рядом с Ин Хо. Сначала они молча ели, а потом, заметив, как Ин Хо пресно мешает лапшу в тарелке, покупатель вздохнул и завел беседу: — Тяжелый день, да? Ин Хо качнул головой вперёд, продолжая копаться палочками в коробке. — У меня тоже нелёгкий, — мужчина усмехнулся. — У меня подопечный бредит, жена пилит, а на работе имеют. Вот вы кем работаете? — В полиции, — не задумываясь ответил Ин Хо. — О-о, коллега! — человек закинул руку на плечо Хвана. Резко захотелось эту ладонь сорвать и отсесть подальше, но Ин Хо из соображений воспитания этого не сделал. — Какая должность? — Офицер. — О-о, двойной коллега! — мужчина сделался более раскрепощенным и хлопнул Ин Хо по спине, который по своей привычке резво повернул голову и нахмурился, сразу же осекшись. Спокойствие. — Мне вот четыре года назад шефство дали. Мой подопечный такое проворачивает! Вот, три года назад пропал на неделю, вернулся и про игру какую-то бредит. Его чуть за такое не уволили, а он продолжает! Ин Хо кинул палочки в тарелку, отодвигая её от себя. — Он брата искал. Типа тот в 2015-ом именно в этой игре и пропал, — продолжил полицейский. Хван хрустнул пальцами. Мысль о брате не вызвала ничего, кроме лёгкого ощущения недомогания. — Он же ищет Вас, Хван Ин Хо? — лицо мужчины искривилось в зубастой улыбке. — Что, простите? — кажется, по спине прошёл шквал мурашек, и глаза Ин Хо судорожно забегали по незнакомцу. — Ты же в него стрелял? — мужчина осклабился шире. Свет стал стремительно пропадать, или же он, наоборот, скопился совсем в другом месте, оставляя тьму вокруг Ин Хо и его случайного собеседника. Сердце забилось быстрее, разгоняя кровь и ударяясь в ушах. Хван чувствовал самый настоящий животный страх, усилившийся, когда лицо сидящего напротив исказилось до неузнаваемости и напоминало человеческое лишь частично. Открытый рот со свернутой в сторону нижней челюстью и впалыми глазами. Ин Хо сбивчиво задышал. Воздух. Куда он делся? Хван забился в трусливой панике, впиваясь пальцами в столешницу. — Ты совершил нечеловечный поступок, Ин Хо, — незнакомец уже не открывал рта, его раздвоенный голос звучал точно в голове. — Я... — говорить было физически тяжело. Ин Хо еле размыкал челюсть. — Спас. — Ты...оступился — голос передразнил Хвана. — В следующей игре Он ждёт от тебя умных решений. Твоего мудрого поступка, — свет постепенно начал возвращаться. — Четыре дня, чтобы подготовиться, Ин Хо. Неделя для мудрого поступка. — Я не понимаю, — процедил Хван. — Что мне сделать? — Приведи, — голос заметно поутих, — его. — Четыреста пятьдесят шестого? Свет вспышкой появился перед глазами. Ин Хо резко задрал голову и по-утопленнечески вдохнул, глотая ртом кислород. Он встретился глазами с обеспокоенным продавцом. Дрожащими руками Хван потянулся к собственному лицу. Всё тело пошатывалось. Незнакомца не было. — Господин, Вам нехорошо? Ин Хо ничего не ответил. Лишь поднялся со стула и, прихрамывая, поплел до выхода. На улице стемнело. Хван посмотрел на наручные часы. Восемь вечера. Ин Хо поверить не мог, что просидел здесь три часа. Он шагал по ночному Сеулу быстро. Будь на его пути люди — попадали бы все на асфальт. И не только потому, что их бы сбил со всем возможным рвением идущий Ин Хо, но и потому, что вокруг него вилял шлейф настолько сильной энергии, что фонари мерцали, а некоторые даже лопались и осколками обрушивались на дорогу. Если бы мужчина захотел, свет пропал во всём районе. Бедные налогоплательщики. Ещё около часа он метался по всему Сеулу. Спина его вспрела, а на лбу появилась испарина. Сам того не заметив, Ин Хо прошёл пять кварталов и стоял около парка, в котором обычно гулял. Только на этот раз луны не было, и дождь в этот день не шёл. Хвана паранойя отпустила не быстро, цепляясь за любую мысль и вытягивая новые. Ин Хо опустился на скамейку и долго вглядывался в темноту сквозь деревья. Ничего. Никаких образов, сучков, травинок. Только пустота. Хван ложится на лавку, проводя рукой по промозглому металлу, и закрывает глаза. — ...с вами? Сквозь тишину продирается грубоватый шёпот. Ин Хо нехотя приоткрывает веки и смотрит из-под ресниц, щурится и пытается разглядеть темный силуэт, выделяемый бледноватым контуром от света фонарного столба. — Господин, всё в порядке? Знакомый голос. — А, да, я просто... — Ин Хо приподнимается на локтях и переводит взгляд на лицо человека. Четыреста пятьдесят шестой. — Да, всё в порядке, — с виду абсолютно спокойный Хван неспешно перекатывается по скамье, усаживаясь, но всё это время он не сводит взгляда с мужчины. А он изменился. Сбрил небрежно торчащие волосы, открывая топорщащиеся уши, пробрел особую грозность и будто бы...постарел. Прошло ведь всего каких-то три года. Четыреста пятьдесят шестой кидает оценивающий взгляд и просто уходит. Ин Хо цепляется глазами за чужую спину, тем своеобразно провожая. Интересно, получается, интересно. Хван вызывает лимузин. Уже на базе Ин Хо позволяет себе упасть на кровать, а потом идет в ванную и минут десять беспрерывно блюёт, долго отплевываясь от кислой слюны. Его организм давно не принимает еду «адекватно», работая брезгливо и выборочно, как богатая и стервозная дама. Негативного отклика не вызывают только алкоголь и некоторые другие напитки. А ещё, с переменным успехом, ресторанные блюда и то, что он готовит сам. Воспоминания о съеденной тремя часами ранее лапше вызывают тошноту. Он просит персонал принести ему на кухню хороший кусок мяса, почти не обжаренного. Ещё лучше сырым и с кровью, плоть, но выглядеть это будет уже, по меньшей мере, странно. Не будет же он есть человечину, в конце концов? Ин Хо набрасывается на этот кусок, плохо управляясь с ножом и вилкой, ведь есть хотелось до жути. Он управляется со стейком за пару минут, особенно долго слизывает с пальцем остатки сока. Это не ужин, это натуральное пожирание. И только тогда не тошнит. Организм всецело принимает мясо. Ин Хо надеется, что не набросится в один момент на кого-то из игроков, просто с голодухи. Нужно решить проблему с тем, как он будет выживать во время пайков. Ин Хо последний раз заходит в ванную, чтобы помыться и почистить зубы. И когда мажет пасту на щётку, его останавливает раздирающий звук. Сначала Хван не понимает, что его производит. Но когда понимаете приходит, в ступоре откладывает предметы быта и несётся до спальни. Детский плач. Самый настоящий рёв. В комнате, на кровати, лежит и надрывается младенец, укутанный в красную бархатную пелёнку, из которой бледнеет бумажка. Первым делом Ин Хо тянется к картонке и вчитывается в острый, каллиграфический почерк. Красным по белому выведено краткое: «Авансом» А на обратной стороне: « Не подведи». Ин Хо пытается вернуть самообладание. Почему здесь младенец? Если это будет очередная жестокая шутка Пак Хи Суна, Ин Хо клянётся, что расправится с ним не менее жестоко, чем с хирургом и безнравственным персоналом три года назад. Ребёнок сразу же успокаивается, стоит только взять его на руки, и льнёт ко взрослому. Ин Хо не умиляется, а судорожно соображает, куда деть себя и младенца. Ни на секунду выпуская ребёнка из рук, мужчина идёт к телефону и дергает персонал уже второй раз.                          Что-нибудь молочное На острове нет молока. Ин Хо вспоминает это на озадаченное молчание из трубки. А потом вспоминает и то, что есть продукты для сотрудников. И снова в голову приходит противоречивая мысль — он же даже не знает, сколько ребенку лет и хочет ли он есть. А может ничего и не надо, потому что младенец спокойно лежит в руках и уже, кажется, заснул. Ин Хо осторожно кладет ребёнка на кровать, ближе к центру, но подальше от себя, чтобы не задавить и долго наблюдает, пока и сам не засыпает. На следующее утро младенца уже нет, а на его месте лежит аккуратно сложенная пеленка с поменявшейся запиской всего лишь с одной надписью:

Скоро