Гарри Поттер и Таинственное наследие

      Часы в круглом холле пробили четыре раза.       В большой комнате главы аврората собрались все, кто работал над делом проклятого наследства. Сам Робардс уже несколько дней как был в командировке, временно передав руководство Уильямсону. Тот, однако, явно не рвался в начальники, поэтому остальные его коллеги чувствовали себя вполне свободно. В жизни отдела не было особой перемены, разве что кабинет начальника, в который обычно все входили с некоторым трепетом, немедленно превратился в центр циклона. Эта комната была самой большой и самой удобной для того, чтобы собраться вместе без тесноты и духоты, поэтому дверь, которая поминутно открывалась и закрывалась, в конце концов распахнули настежь, подперев каменной стопкой книг, на которых сидела угрюмая сова. – Что ж, все в сборе, – начал Уильямсон. – Мы с Финч-Флетчли вернулись из Нортумберленда полчаса назад. Улов небольшой. В реестрах имущества земля эта с незапамятных времен числится за местной общиной. Однако, поскольку никто не может подойти к руинам ближе, чем на несколько ярдов, а также после бесследного исчезновения местного клерка мистера Уинслоу в 1846 году, никаких попыток ее продать или приспособить под общественные нужды больше не предпринималось. Местные рассказывают множество ужасных историй. Нет смысла пересказывать весь тамошний фольклор. Младенцы и старики внезапно заболевали и умирали, здоровые мужчины ни с того ни с сего лишались рассудка, а вода в колодце в каждое второе летнее полнолуние становится горькой, как хина. Они связывают это со временем смерти несчастного безумца, где-то в двадцатых числах июля, в самом начале 18 века. Кроме того, несмотря на то, что все зовут его Скрягой Джоном, кое-кто уверяет, что звали его вовсе не Джон, а Джонатан. И только спустя многие годы после смерти в сознании местных жителей старик совершенно слился с фольклорным жадиной. Это дает нам довольно узкие рамки для поисков. И, возможно, дает нам его настоящее имя.       Подойти к месту нам, увы, тоже не удалось. Отбрасывает назад, как мяч. Раньше мы не сталкивались ни с чем подобным. Но если тот же бедняга Уинслоу действительно исчез в тех руинах, то он, вероятно, знал способ, как проникнуть туда…       Он умолк. – То есть опять задача из двух шагов, – подал голос Гарри. – Сначала надо открыть доступ к руинам, потом обезвредить безумное привидение и таким образом снять смертельное проклятие. – Да, – кивнул Уильямсон. – Что нам известно о способах сделать это? – Тоже пока немного, – взяла слово Падма. – Мы перевернули сегодня гору самых разных документов, и вот что пока получается.       Она развернула листок бумаги. – Первое. О природе полтергейстов известно крайне мало. Обычно их относят к разряду привидений, однако полтергейст способен активно действовать в материальном мире, но при этом не теряет способность свободно летать и перемещаться сквозь стены и другие преграды. Полтергейст появляется в местах какой-то повышенной активности волшебников – как это случилось, например, в Хогвартсе, еще во времена основания школы. Все мы знакомы со стариной Пивзом, поэтому про него говорить не будем. Но в Лонгорсли несколько иной случай. – Очень на это надеюсь, – буркнул Гарри. – Потому что, насколько я помню, все попытки изгнать Пивза заканчивались всеобщей эвакуацией и капитальным ремонтом.       Раздался общий смех. Падма тоже улыбнулась, потом перевела дух и продолжила. – Иногда случается так, что призрак обретает какие-то черты полтергейста, если умерший волшебник при жизни лишился рассудка от какой-то чудовищной страсти, которая поглотила и разрушила его разум и вытянула из него все жизненные силы. Он словно вкладывает свою душу в предмет своего обожания. И чем больше угасает его физическое тело, тем сильнее этот предмет поглощает его страсть, словно пропитываясь и заряжаясь ею. После смерти он не может покинуть то, что боготворил с такой безумной страстью, чему отдал все свои мысли, чувства и силы. И, оставаясь крепко связанным с предметом своей, с позволения сказать, любви, растрачивает скопленную энергию на то, чтобы вредить всякому, кто попытается отнять его. Иногда проходят многие столетия, прежде чем полтергейст ослабеет до такой степени, что появляется возможность его обезвредить. – Мерлин великий, – выдохнул Гарри. – Да, ужас, – кивнул Энтони. – Только вообразите: кто-то, вместо того, чтобы жить и радоваться, уродует свою душу жуткой страстью к каким-то предметам. Пусть даже очень красивым и редким, но… Вкладывать всю свою жизнь и душу в какие-то кубки или украшения… Это отвратительно.       Гарри почувствовал, как кровь застучала у него в висках. Он сцепил и сжал пальцы, пытаясь унять дрожь. Здесь не было никого, кто знал бы то же, что и он. Что есть на свете темная, ужасная магия, когда человек прячет часть своей души в предмет, не сожалея о смерти невинных, становясь настоящим монстром. Лжет, крадет, мучает, убивает только ради того, чтобы достичь цели. И не задумываясь, уничтожает всякого, кто узнает его страшную тайну, кто осмелится даже протянуть руку к его сокровищу… Гарри так остро вспомнил Волдеморта и его крестражи, что на мгновение его охватил иррациональный страх, что едва он закроет глаза, как снова ощутит шевеление крошечной змеи в глубине своего сердца. И опять заговорит на парселтанге…       Гарри опустил голову, стараясь овладеть собой до того, как кто-нибудь заметит его волнение. Как же это глупо. Как легко, оказывается, всколыхнуть эти угасшие переживания, вывести его из равновесия. Нет, нужно немедленно взять себя в руки… – Видимо, несчастный старик годами копил свои сокровища, сходя с ума, – проговорила Падма. – Растратил все свои магические способности на страх их потерять, на желание ими обладать, на гнев на весь окружающий мир, в котором не видел ничего, кроме постоянной угрозы. Он и теперь воображает, что его дом – неприступная крепость, а все вокруг только и мечтают его ограбить. – Если нам вдруг повезет и мы найдем законных наследников этого спятившего привидения, – нарочито деловым тоном заговорил Гарри, загоняя обратно растревоженное сердце. – Поможет ли это нейтрализовать проклятие? – Думаю, что это не сработает, – покачал головой Энтони. – Мы пересмотрели кое-какие наследственные дела… Иногда бывает так, что старикан, утративший рассудок от алчности или подозрительности, лишает наследства ближайшую родню. И потом суды годами рассматривают взаимные протесты и тяжбы. А бывает и наоборот: родитель навязывает отпрыску какие-то невыносимые условия, отпрыск бунтует, бежит из дома в одной рубахе и навсегда забывает дорогу обратно. Родитель-самодур надеется, что бунтарь приползет обратно на брюхе, выпрашивая парочку галлеонов, однако этого никогда не происходит. Самодур умирает, проклиная всех на свете за непослушание и упрямство, а потом коллеги Денниса Криви месяцами разыскивают законных наследников, чтобы вручить им имущество, о котором они давным-давно забыли. – Учитывая степень безумия этого Джона или Джонатана из Лонгорсли, вряд ли он оставил завещание, – продолжила Падма. – А тот факт, что земля формально отошла местной общине, означает, что наследника обнаружить не удалось. Либо он отказался принимать наследство, как говорит Энтони. – И это могло еще больше озлобить несчастное привидение, – задумчиво добавил Гарри. – Да уж… – Что можно сделать? – спросил Уильямсон. – Что у нас есть по этой части? – Увы, пока тоже немного, – проговорил Эрни. –У нас все же есть надежда, ибо, как сказала Падма, это все-таки не Пивз. Гермиона нашла только одно упоминание – в сноске, в одной книге… Дословно там сказано следующее: «Лучшие медные приманки для буйных призраков, по скромному мнению автора, изготавливаются мастером Уимплом из Оксфорда. Остальное вам известно и без вашего покорного слуги, ибо для умудренного жизнью волшебника нет секрета в том, каким образом изгоняются беспокойные духи, причиняющие неудобство живущим и тем самым преступающие высший закон этого мира. Опытный маг знает силу пламени, в коем созревает смиренная субстанция, укрощающая самую свирепую ярость, которая разрывает самые сильные узы и избавляет болящего от истощающего его проклятия». – Уже кое-что, – заметил Гарри. – Хотя, если честно, звучит, как шифровка. – Да, Гермиона просто молодец, – воскликнула Падма. – Мы десять раз листали эту книгу, и только ей пришло в голову изучить все сноски и примечания. – Да, в таких делах нашей зануде нет равных, – улыбнулся Гарри. – Эрни, можешь еще раз прочитать, только медленно. – На, держи, – Эрни протянул ему листок. – Мы каждому сделали по копии.       К нему со всех сторон потянулись руки, Гарри тоже взял свой лист.       Медные приманки.       Мистер Уимпл из Оксфорда.       Сила пламени. Смиренная субстанция. – Надо снова поднять антикваров, – заговорил Джастин, – и выяснить, кто такой мистер Уимпл, что это за медные штуковины и как все это найти. Мы займемся этим. Пойдем, Эрни.       Они встали и тут же вышли. – Что такое мог знать каждый опытный волшебник, живший в момент публикации этой книги? – спросил Уильямсон. – Какой год издания? – Середина 19 века, – ответила Падма. – Как раз время, когда в руинах бесследно исчез тот бедолага, Уинслоу. – То есть в то время это было нечто банальное. И каждый взрослый волшебник знал, как использовать некие медные приманки и что делать потом. – Все опять крутится вокруг пепла, – сказал Гарри. – Пламя, смиренная субстанция. Ясно, что это пепел. – Весь вопрос, из чего, – сказала Падма. – Я порасспросила родителей, они знают гораздо больше… Так вот, в индийской культуре каждый вид пепла символизирует что-то свое и используется для определенных целей. Покаяние, очищение, траур, исцеление, исполнение какого-то обета, брачные клятвы, которые приносятся над огнем. И так далее. И прежде всего нужен точный список ингредиентов, которые надо сжечь, причем в определенном порядке. И слова, которые нужно произнести. Значение имеет даже движение вокруг священного огня – по часовой стрелке или против. Сколько кругов… В общем, миллион нюансов. Но только так магия сработает. – Мне все это какую-то сказку напоминает, если честно, – наконец, заговорил Симус. – Медные лампы, священный огонь, какие-то древние потерянные рецепты… Даже злой джинн имеется, который охраняет проклятый клад и которого надо приручить. Не расследование, а мультфильм про Аладдина. – Ну… – Падма вдруг осеклась, лицо у нее изменилось, глаза расширились, и она с возгласом восторга бросилась обнимать Финнегана, который совершенно остолбенел от неожиданности. – Гений! – смеялась она, звонко чмокнув его в щеку и проведя рукой по волосам. – Симус! Ты сам-то понял, что ты сейчас сказал? – Пока, если честно, никто ничего не понял, – буркнул Гарри, стоявший рядом. – Волшебная лампа! – снова воскликнула Падма. – Головой ручаюсь, что это она, медная приманка для буйных духов! Сами подумайте! Это середина 19 века, тогда была мода на все индийское, восточное, экзотическое. Мы вчера натыкались на закон о регулировании торговли летающими коврами из Пенджаба и на крупный штраф за подделку калькуттских умывальных чаш вечной молодости. Полагаю, Косой переулок в то время был переполнен всякой всячиной из Индии. И медные лампы продавались на каждом углу… – А потом некий мистер Уимпл из Оксфорда наловчился делать подобные лампы не хуже, чем те, которые привозили из колоний, – вставил Энтони. – И стал так популярен, что удостоился даже упоминания в книге. – А местные власти Лонгорсли, вознамерившись, наконец, решить проблему с буйным призраком с помощью волшебной лампы, отправили туда бедного мистера Уинслоу, – закончил Гарри. – Но где-то они просчитались… – Да, потому что при всей сказочности реквизита дело очень серьезное, – кивнул Уильямсон. – Если ему удалось войти на территорию, значит, лампа-приманка была настоящей, – сказал Гарри. – Он знал тот рецепт. Знал то, что в те времена было известно всем. Но поскольку не удалось выйти, он либо перепутал какую-то очередность, либо не успел сделать то, что положено…       Они умолкли и переглянулись друг с другом.       Распутав целый клубок, они, увы, ни на дюйм не приблизились к разгадке.       Как можно узнать то, что полтора века назад знали все?