Расскажи мне о Ли Ляньхуа

У Фан Добина было множество причин не доверять лекарским способностям Ли Ляньхуа. Во-первых, он был мошенником, не вылечившим на его памяти ни одного человека. На памяти Фан Добина он только раздавал нелепые советы и выписывал явно неправильные рецепты, после чего он ни разу не видел этих людей снова: возможно, они оканчивали свои жизненные пути в муках, проклиная лже-лекаря и обещая поквитаться со всеми поколениями его предков. Во-вторых, он все еще помнил, как Ли Ляньхуа накормил его тетушку какой-то дрянью, после чего та три месяца мучилась от боли в желудке, что лишь подтверждало его теорию. В-третьих… — Ты себя вылечить не можешь, а все туда же, — прохрипел он, настороженно глядя на дымящуюся миску, столь отвратительно пахнущую то ли гнилыми тряпками, то ли засранной мышами соломой, а то и всем вместе, что чувствовалось даже с забитым носом. — Отойди или я буду драться. — Фан Добин… — вздохнул Ли Ляньхуа, терпеливо растирая лоб пальцами свободной руки. Во второй у него была миска. — Что за ребячество, это хороший рецепт. — На себе его опробовал? — тут же поинтересовался Фан Добин и сумрачно шмыгнул носом. — Опробовал… — Твоему вранью поверит только хромая и слепая свинья, — отрезал Фан Добин, кутаясь в одеяло. Подумал и внес коррективы: — Свинья, которая потеряла обоняние и слух. Та, что вообще не понимает, что происходит. Не то чтобы Фан Добин так сильно ненавидел Ли Ляньхуа. Откровенно говоря, он испытывал к нему большую симпатию и привязанность, учитывая, сколько времени они провели вместе и в каких передрягах побывали за время знакомства. Ли Ляньхуа был ему дорог, но у Фан Добина выработались некоторые принципы, и вот некоторые из них: не верить этому лжецу на слово, проверять еду на специи и ни за что не принимать от него лекарств. И если верой и специями еще можно было поступиться, то принципа не принимать от него лекарств Фан Добин придерживался железно: помнил, как в самый первый фатальный раз застрял в нужнике после его лекарства от запора, и пока он страдал, Ли Ляньхуа успел испариться вместе со своим черепашьим панцирем. Лучше уж он будет продолжать трястись в ознобе и злобно чихать, глядя на мир слезящимися от простуды глазами, чем выпьет варево, которое для него приготовил самый ненадежный врачеватель Поднебесной. Они замерли, буравя друг друга взглядами. — Это не мой рецепт, — попробовал зайти с другой стороны Ли Ляньхуа. — Я взял его у лекаря в городе. — Попробуй придумать что-нибудь получше, — едко ответил Фан Добин, внимательно наблюдая за худой бледной рукой, удерживающей миску. — Этому не поверит даже… — Хромая и слепая свинья, — обреченно закончил за него Ли Ляньхуа. — Фан Сяобао, ты ведешь себя как ребенок. — Имею право, — буркнул тот, шмыгнул носом и завернулся в одеяльный кокон. — Не буду пить твое варево. — Я могу добавить мед. — Оно пахнет старыми тряпками и мышиным навозом, думаешь, мед тут поможет? Фан Добин повернулся к нему спиной и закрыл глаза, намереваясь провести большую часть болезни во сне. Единственное, что его беспокоило — вероятность, что подлый Ли Ляньхуа попытается влить в него мерзкое варево пока он будет спать. По маленькой комнате разлилась тишина — подозрительная, как если бы к нему подкрадывались с пыльным мешком, чтобы надеть его на голову, вырубить и утащить в темный сырой подвал. Фан Добин тревожно поежился и повернулся. И провалился в задумчивый взгляд Ли Ляньхуа, который озадаченно принюхивался к лекарству. — Что? — прогундосил он. — Чем ты занят? — Оно правда пахнет старыми тряпками? — серьезно поинтересовался Ли Ляньхуа, не прекращая своего занятия. — Подожди немного, я скоро вернусь. Он развернулся и вышел, оставив после себя сплошные вопросительные знаки. Фан Добин нахмурился, обдумывая услышанное. Судя по тому, что Ли Ляньхуа выглядел искренне озадаченным, у них было два варианта: либо обоняние Фан Добина обмануло его из-за болезни, либо у Ли Ляньхуа проблемы. О том, какой из них хуже, думать не хотелось. Фан Добина пробрала промозглая дрожь и он, помедлив, медленно сел на постели, продолжая кутаться в одеяло. Голова горела огнем, веки пекло, по телу волнами разбегались то нестерпимый жар, то столь же нестерпимый холод. Пусть с опозданием, но в голову пришла мысль, что не стоило путешествовать под дождем всю ночь, но тогда казалось, что ему ничем не грозит ни вымокшая одежда, ни осенний холод. И посмотрите, где он теперь. Он прислушался. В тереме стояла такая тишина, будто в этот раз дом расположился не на оживленной городской улице, а на кладбище или где-нибудь на вершине одинокой горы, где из компании может быть только чей-нибудь древний похороненный скелет или случайно забредшая на огонек лиса. — Ли Ляньхуа? — прохрипел он неуверенно. Куда он отправился? Любопытство всегда было в нем сильнее прочих черт. Он обошел дом, но не обнаружил и следа друга: тот как сквозь землю провалился, а значит, покинул терем. На кухонном столе стояла зловонная миска, и Фан Добин на всякий случай вылил ее содержимое наружу, чтобы у Ли Ляньхуа не было соблазна напоить его беззащитного во сне. Голова гудела, как котелок, которому с размаху зарядили колотушкой, и в итоге Фан Добин, от души расчихавшись, отправился обратно в комнату, где и завалился на кровать, пытаясь устроиться так, чтобы ноющие конечности причиняли как можно меньше неудобств. Получалось плохо: его будто растягивали на пыточном механизме, голова пульсировала непрекращающейся болью, он то проваливался в забытье, то выныривал из него, глядя в дощатый потолок. Хотелось плакать от бессилия, и он, отвыкший от того, что тело предает его таким бессовестным образом, с трудом сдерживал это желание. Когда он открыл глаза в следующий раз, по стенам плясали тени от зажженной на столе свечи, а со лба сползала горячая мокрая тряпка. Стоило пошевелиться, как голос Ли Ляньхуа обеспокоенно позвал: — Ты проснулся? Фан Добин моргнул, и в поле зрения появилось бледное, осунувшееся лицо, как будто постаревшее с тех пор, как он видел его в последний раз. Казалось, это было пять минут назад, но темнота и пляшущие тени подсказывали, что прошел как минимум день. Дом скрипел и охал досками, по крыше дробно барабанил дождь. — Сколько я спал? — прохрипел он, с трудом ворочая сухим языком. — Дай воды. — Целый день, — отозвался Ли Ляньхуа, поднося к губам питье, приятно пахнущее мятой. — Я сходил к местному лекарю и взял то, что он посоветовал. Тебе лучше? Фан Добин с наслаждением напился и откинулся на подушку. Скосил взгляд и увидел на столе возле кровати склянки, миски, кувшин, деревянную коробочку… Ли Ляньхуа смотрел на него, обеспокоенно сведя брови. Судя по тому, что в виски больше не били колотушкой, а одежда по ощущениям была такая мокрая, что можно было выжимать, но при этом он был в ясном уме, он был почти нормально. — Я думал, ты зальешь в меня свое варево, — признался Фан Добин. Ли Ляньхуа улыбнулся — в его темных глазах читалось такое облегчение, что стало почти совестно. Увидев, что Фан Добину лучше, он принялся споро прибирать на столе, потом сменил ему компресс на свежий и хмыкнул: — Я мог бы, — ответил он. — Но, в конце концов, ты прав: лекарь из меня довольно посредственный. Побоялся, что твой нежный желудок этого не выдержит. — Просто признай, что совесть бы не позволила, поскольку твое варево создано для страданий, — ворчливо ответил он, устраиваясь в своем одеяльном коконе удобнее. — И это тоже, — безропотно согласился Ли Ляньхуа. — Оставить тебе свечу? Судя по виду, он собрался уйти. Наверное, он просидел возле него целый день и теперь хотел отдохнуть, но Фан Добин по-детски не хотел оставаться один. Видимо, это отразилось в выражении его лица, потому что взгляд Ли Ляньхуа, усталый и взволнованный, стал мягким. — Я посижу рядом, пока ты не уснешь, — сообщил он, присаживаясь на край постели. — Рассказать тебе о чем-нибудь? Какую-нибудь байку о Ли Сянъи? Фан Добин хотел тут же согласиться, но что-то его остановило. Он окинул взглядом худую фигуру его друга, вспомнил, как тот удивился, услышав про то, что варево пахнет тряпками. Он знал, что бесполезно выпытывать у него подробности о его состоянии — Ли Ляньхуа заботился о близких, но не о себе, и вряд ли бы ответил честно. Поэтому он собрался с духом и выдохнул: — Расскажи мне о Ли Ляньхуа. Тот повернулся к нему, удивленно подняв брови. А потом улыбнулся и кивнул.