Аb aqua silente cave

Тёплая, почти горячая вода, обволакивающая всё тело Уёна, поразительно быстро расслабляет мышцы и позволяет полностью закрыть глаза и с тихим выдохом откинуться на бортик, заботливо застеленный мягким полотенцем. Уён лениво бултыхает ногой под водой, и его мысли перемешиваются так же неспешно, как облака пены кружат на поверхности: он думает о том, что завтра вечером будет отличная погода для катания на велосипеде, что через неделю начинается новый цикл тренировок, что неплохо было бы не забыть убрать мокрое полотенце на сушку, иначе кто-нибудь из старших снова будет ворчать. А ещё о том, что скоро вернётся Сан. И при одной лишь мысли об этом внутри что-то довольно замирает, и Уён вслушивается в тишину — а не звучат ли вдалеке мягкие, но тяжёлые шаги чужой неспешной походки? Не слышно ли низкого, бархатистого голоса, зовущего его тихо, расслабленно и привычно — так, как он зовёт Уёна всегда, будь то раннее утро, когда они только-только проснулись в объятиях друг друга, или же поздняя ночь, когда каждый шутливо перетягивает одеяло на себя, очевидно, совсем не собираясь укладываться спать. И в последнее время всё так закрутилось, что Уён, внезапно быстро промаргиваясь, скучающе запускает руку во влажные волосы в тоскливой удручённости — кто ж знал, что он, оказывается, так соскучился по Сану, что только от мысли о нём уже не может вернуться обратно.  Его затягивает, отрывая всё дальше от реальности и позволяя с головой утонуть в фантомных чувствах прикосновений. Он копается в недавних воспоминаниях и словно проживает всё заново; вот Сан неделю назад идёт с ним за руку на кухню готовить бульдак в половине первого ночи, потому что Уёну вдруг страшно захотелось чего-нибудь сырного. Вот он позавчера сидит у Сана на коленях и листает галерею, пытаясь почистить ненужные фото. А вот он сегодня утром, зажатый Саном у самой двери комнаты в одних трусах и охотно отвечающий на его настойчивые поцелуи — видимо, не одному Уёну всё не хватает касаний. Помнится, тогда их прервал пронзительный голос Хонджуна, зовущего всех вставать с постели, и это было жутко разочаровывающе — зато сегодня Хонджун ночует на студии, явно с головой уйдя в работу, и Уён отчего-то хитро улыбается самому себе. Он терпеливо ждёт ещё с десяток минут, и когда в прихожей наконец-то раздаётся звон ключей и тихий кашель, Уён чуть не порывается вскочить и встретить Сана — боже, если бы в нём сейчас было немного больше благоразумности, он бы жутко удивился, что может распознавать Сана по одному чёртову кашлю.  Уён торопливо раскидывает руки на бортики и оценивающе оглядывается: его пояс прикрыт пеной, зато тёмные соски отлично видны с любого ракурса, и если Сан хотя бы немного опустит взгляд ниже его лица — а он абсолютно точно сделает это — то не сможет не увидеть их. Он слышит, как его сразу же зовут по имени; как низкий голос словно гуляет из комнаты в комнату, то отдаляясь, то звуча совсем близко, как меняется интонация Сана — с кухни он зовёт громко, почти что распевая гласные, но когда подходит к спальням, то тактично притихает, пытаясь вслушаться в тишину. Уён отчётливо может представить, как Сан сейчас выглядит: растерянно оглядываясь по сторонам, будто потерявшийся кот, он смешно подпирает руками поясницу, утомившуюся от спешной ходьбы, а его брови жалостливо сдвинуты наверх. Наконец он приближается к ванной, скорее чтобы помыть руки, а не найти развалившегося в воде Уёна, хотя и такой расклад его несомненно устраивает. — Ах, вот ты где, — голова Сана появляется в проёме, а потом уже он сам медленно проскальзывает внутрь и обратно закрывает за собой дверь, — я тебя звал, но когда ты не ответил, я подумал, что ты спишь. От его растерянности не остаётся и следа, когда он встречается глазами с Уёном — они часто переглядываются просто так, по привычке, чтобы удостовериться, что всё хорошо. Считать скрытые эмоции на чужом лице, которые видны только им, и сразу оказаться рядом, если хоть тень сомнений проблеснёт в тёмных радужках их глаз. Сан начинает мыть руки и поворачивает голову вбок; его шея немного загорела под лучами июльского солнца, волосы слегка растрепались от вечернего ветра, а на лице застывает такое умиротворённое выражение лица, что Уёну даже становится немного совестно от собственных недавних мыслей. Мимолётная жалость о том, насколько обидно будет рушить чужое спокойствие, быстро сменяется уверенностью, что Сан явно не будет против лишний раз получить всё внимание себе, отдавая нисколько не меньше взамен.  — Даже если бы я собирался спать, мне бы хотелось прежде дождаться тебя, — Уён прикладывает все усилия, чтобы не дать лукавой полуулыбке появиться на лице, когда он замечает, что Сан, повернувший на него голову, совершенно без зазрения совести обводит взглядом всё его тело. — Это кто ещё из нас тут теперь больший романтик? — он, забавно сощурив глаза, вплотную подходит к ванне и наклоняется к Уёну. Его влажная ладонь гладит чужую щёку ласково и трепетно, а потом Сан медленно касается губами его скулы и тут же распрямляется, не давая Уёну и шанса среагировать и утянуть к себе ближе. Он знает этого проворного лиса как свои пять пальцев — стоит только немного дать Уёну волю, как он сразу же сделает всё по-своему, и его мало будет волновать, что у Сана в планах сегодня явно не было оказаться в ванне в мокрой, липнущей одежде. Они, очевидно, оба видят в Уёне эту крошечную искру, с которой каждый раз всё и начинается — и поэтому Сан совершенно не удивляется, когда после первой неудачи затащить его в ванну Уён меняет тактику: — Полежишь со мной здесь? Совсем недолго, просто потри мне спинку и можешь идти, — его голос мягок и обольстителен, сопротивляться ему практически бесполезно, и Сан знает, что он заведомо проиграл. Ему не стоило вообще подходить к Уёну и давать ему увидеть свою сочащуюся готовность сделать всё, что тот только скажет, но Сан всё равно не отступает от ванны, безмолвно позволяя Уёну зацепиться за край своих широких штанов и слегка капризно дёрнуть их в сторону. — Дай хотя бы раздеться в комнате, потерпи, — о да, Сан отлично знает этот взгляд, но всё равно подчиняется, потому что вслед за тем, как вот так на него смотрит Уён, обязательно следует что-то очень-очень приятное. Сан выходит из ванной и торопливо стягивает майку через голову, кидая её на кресло, а затем одним движением приглаживает волосы — Уён будет смотреть на него, поэтому надо выглядеть хотя бы немного опрятнее. Однако в тот же момент что-то глубинно сокровенное подсказывает Сану — как бы он не выглядел, Уён продолжит смотреть на него тем самым взглядом, от которого сердце замирает и глаза почему-то начинает так странно щипать.  Когда Сан заходит обратно в одном белье, воздух оказывается более жарким и влажным, чем он помнил — или это ему теперь так кажется?  — Ну же, Сан-а, залезай, — Уён проворно хватает его за запястье и призывно двигается вбок, освобождая немного места, — что ты как неродной. Сан смеётся — тяжело представить даже самую странную вещь, о которой бы он не смог рассказать Уёну. Они всё делят на двоих: усердную работу и долгожданный отдых, огромную кучу воспоминаний и мечты о будущем, каждый взлёт и каждое падение, да даже обычный ужин они привыкли съедать вдвоём. Всё на двоих — даже постель. И вот теперь и ванну, и это кажется Сану немного странноватым, но ровно в такой же степени приятным. Сан аккуратно опускается в воду, стараясь не задавить Уёна своим телом и оставить ему побольше места, но тот, кажется, совсем не стремится к этому; как только Сан устраивается поудобнее, он тут же укладывается спиной на широкую рельефную грудь и поворачивает голову вбок, смотря снизу вверх. — Так намного лучше, — счастливо мурлычет Уён и трётся щекой поближе к тёплой коже, поощряя игривым прищуренным взглядом то, как Сан незамедлительно устраивает свои руки на чужой талии, обвивая и подтягивая повыше к себе. Немного повозившись, Уён грациозно вытягивает ноги и свешивает их с бортика ванны. Он знает, что это выглядит именно так, как ему надо; немного шаловливо, но ненавязчиво, словно приглашение к лакомству, от которого — он уверен — Сан не сможет отказаться. Он поворачивает голову максимально назад, как только может дотянуться, и наконец впивается в чужие губы, опираясь влажной ладонью на твёрдую грудь. Это ощущается потрясающе; нет ничего лучше, чем лежать вот так на Сане и топко целоваться, слизывая слюну с его языка, а потом, сплетаясь с ним, слышать такое же неровное дыхание и чувствовать, как слишком хорошо знакомые руки, поддаваясь, ползут наверх, оглаживая рёбра и касаясь небольших сосков.  — Мм, я так и знал, что ты не забыл, что было утром, — Сан, едва оторвавшись, дышит шумно и загнанно; Уён не прогадал, потому что в чужой памяти тоже отчётливо отпечаталось сожаление. — Сан-а, ты хоть знаешь, как я соскучился, — он прогибается на каждое цепкое прикосновение пальцев то к груди, то к опасно напрягшемуся животу, то к мягким бёдрам, удобно расположившимся прямо над пахом Сана. — Негодник, — вразрез со своими словами, Сан сильным движением поднимает его выше и впивается зубами в шею — он принял вызов ещё в самом начале, и завести Уёна, легко надавив на его особые точки, не составляет никакого труда, — тебе что, спальни мало? Расшибемся тут, будешь знать. — Замолчи и делай что надо, — шипит Уён, запрокидывая руку назад и подтягивая Сана ближе к своей шее. Ему до безумия хочется самому потрогать: снова ощутить под пальцами рельефную грудь, провести от ключиц до самого живота и остановиться там, вцепившись в бок в тот самый момент, когда Сан протиснет колено между его и так разведённых ног. Но Уён сдерживается, потому то желание перевернуться только тогда, когда ему скажет сделать это Сан, пересиливает — сегодня хочется грубо, и именно сейчас он очень сильно нуждается в том, чтобы быть полностью ведомым Саном, подчиняться ему и заставить отбросить всю осторожность. Сан всегда такой с ним: мягкий, большой и защищающий. Он не позволяет себе никакой грубости в сторону Уёна. И заставить его вести себя жёстче никак нельзя, лишь за редким исключением — если очень сильно постараться и хорошенько его раздразнить, можно увидеть совершенно потрясающую глубинную сторону Сана: его приказной тон, смешивающийся с низким, подчиняющим рычанием, его сильные руки, вдавливающие Уёна в поверхность стола или стены — он специально обходит стороной кровать — его острые зубы, цепляющие чужой загривок, а потом спускающиеся жёсткими поцелуями вниз, к манящим ключицам и груди. Почувствовать на себе — в себе — такого Сана считается действительно большой роскошью, становящейся от этого ещё более ценной.  — Я знаю, к чему ты клонишь, — полушёпотом говорит Сан, еле как отрываясь от манящих губ, уже медленно покрывающихся восхитительным бордовым оттенком, потому что кое-кто не хочет прятать зубы в поцелуе. — Я знаю, что ты знаешь, — смеётся Уён и тут же тихо мычит, когда кожу за ухом старательно засасывают, следом извиняюще зализывая, — я хочу этого. И тебя хочу. — Но мы в ванне. — Именно потому что мы в ванне, — отрезает Уён и дразняще крутит задом, создавая тёплые волны воды, — и я не дам тебе ровно до конца недели, если сегодня ты будешь излишне осторожничать. — Но синяки на твоих коленях ещё не зажи… — До конца месяца, — угрожающе понижает голос Уён. Ему совершенно не нравится это упрямство Сана, потому что в огромных тёмных глазах уже не может сдерживаться отражение его истинных желаний; стереть это вызывающее выражение лица глубоким поцелуем, а потом плюнуть на всё и прямо сейчас вцепиться руками в мягкие ягодицы, всё ещё призывно ёрзающие рядом с его членом. Сан сверлит его ещё несколько мгновений: Уён бесстыдно провоцирует, потому что он, уже давно пробравшийся в самую душу Сана и знающий каждую его потайную мысль, как никто другой понимает, что ему хотя бы раз в жизни хотелось этого. Хотелось зажимать рот широкой ладонью и входить отнюдь не нежно и медленно — а трахать именно так, как того хочется Сану, доводя их обоих до звёзд в глазах от чересчур быстрого темпа. И когда Уён дерзко царапает отросшими ноготками по его груди, задевая сосок, одновременно с этим дразняще, неприлично громко облизывается, хлюпая слюной, Сана резко переклинивает. Его сильная рука резко обхватывает Уёна поперёк живота и прижимает к себе близко, заставляя его охнуть от неожиданности — почти полностью затвердевший член Сана скользко жмётся прямо рядом со входом, и нет никакой возможности отстраниться, потому что его держат крепко, не позволяя даже сдвинуться вбок.  — Не разбрасывайся угрозами, сахарный, — рычит Сан и одним рывком опрокидывает голову Уёна назад, кусая его за ухо и мокро проходясь языком по металлической серёжке в хряще, — ты не продержишься так долго без моего члена. — Я просто могу подрочить, — с вызовом стонет Уён, хватаясь обеими руками за предплечье Сана на своём животе, — ты не нужен мне для этого. — Ври больше, — Сан с громким клацаньем зубов отрывается только за тем, чтобы спуститься к тёплому местечку между плечом и шеей и жарко выдохнуть в распаренную кожу, — ты и недели не сможешь прожить без того, чтобы тебя не трахнули в твою очаровательную задницу. — Мм, может, тогда мне стоит попросить помощи у кого-нибудь другого? Не думаю, что мне смогут отказать, если я хорошенько постараюсь, — Уён сползает ниже, выворачиваясь из крепкой хватки, и опускает руку под воду, проходясь по члену Сана лёгким кольцом из пальцев. — Как ты можешь говорить о ком-то другом, если ты даже сейчас рвёшься облапать меня, а твои губы были на моём члене столько раз, что кажется, тебе слишком нравится отсасывать именно мне, — Сан несдержанно толкается в чужой кулак и тут же поднимается со дна ванны, утягивая Уёна вниз, на своё прежнее место. Его, кажется, и правда сейчас не заботит, что тот может удариться локтём или спиной, потому что то, насколько хищным становится его взгляд, сразу выдаёт скопившееся во всём теле желание. Уёна непреодолимо потрясывает; обходительный Сан редко позволяет себе хоть одно грязное слово, предпочитая обходиться чем-то заботливо нежным, и теперь каждая его фраза отдаётся яркой вспышкой у основания члена. Самое будоражащее в том, что Сан пока не сказал ни слова неправды. — Так что будь любезен, не сдерживай свой прекрасный голос, — он одним движением разгоняет пену, мешающую впиваться взглядом в чужое совершенное тело, и успевает пригвоздить Уёна ко дну ванны, тяжело опустив раскрытую ладонь в центр его груди, — и не смей пролить хоть каплю воды на пол, иначе я буду сдерживать твой оргазм до тех пор, пока ты не начнёшь скулить, хватаясь за меня, и умолять кончить в тебя. И если честно, Уён готов делать это уже сейчас; потому что именно такой Сан снился ему в самых тайных влажных снах, о которых он думал каждый раз, когда снова хотелось подразниться у него перед самым носом.  Сан локтём раздвигает чужие колени и наваливается на Уёна всем весом, подхватывая его под поясницу и тут же прижимая к своим бёдрам: даже под водой он невыносимо горячий, а под мягкой кожей перекатываются сильные мышцы, на которые Уён залипает даже сейчас, прикрытыми глазами наблюдая за чужой рельефной спиной. Сан целует его глубоко; не жалея слюны, он лезет языком внутрь, проходясь по ряду ровных зубов и широко слизывая особый вкус Уёна с его губ, не отстраняется даже тогда, когда кислорода на двоих становится слишком мало, и Уён мелко бьёт его кулаком по лопатке. Оторвавшись, он не даёт и мгновения перевести дух, заставляя запрокинуть голову и открыть больше доступа к светлой шее с только-только проступающим свежим засосом. Его кожа пахнет какими-то сладкими фруктами от геля для душа, и Сан с удовольствием зарывается носом в этот аромат, проводя кончиком по кадыку, чтобы потом неожиданно резко прикусить его, заставляя Уёна коротко вскрикнуть и рефлекторно сжаться. Сан тянется свободной рукой к его ягодицам; обычно он любит растягивать Уёна, потому что с каждым плавным движением пальцев он раскрывается всё сильнее, и это не может не завораживать — Уён выгибается мягко, доверчиво постанывая куда-то вбок, потому что если смотреть на Сана, то от переизбытка чувств начинает кружиться голова. Но сейчас ему едва хватает выдержки не распалиться ещё больше, и Уён хорошо чувствует это — он чертовски рад, что не поленился подготовить себя заранее. Они пересекаются взглядами, и Сан вдруг улыбается; так плотоядно и голодно, что внутри что-то опасливо сжимается, подстёгивая отступить назад, но Уён знает, что бежать ему некуда. Кажется, что чужого терпения надолго не хватит, и Сан либо разорвёт его на кусочки, либо начнёт издеваться, так же дразняще, как его раззадоривали всё это время. — Сан, я готов, — почти пищит Уён, но чужие пальцы всё равно скользят между его ног. — А кто тебе сказал, что этого достаточно? — басит Сан. Он смотрит исподлобья грозно, почти сжирающе; надавливает большим пальцем между яичками и погружает сразу два пальца во влажную, раскрытую дырочку. Уён хнычет — он чувствует, как немного тёплой воды проникает внутрь вместе с заполняющими его пальцами, и это ощущается до невозможного непривычно. Кожа моментально покрывается мурашками, и он ёрзает, привыкая к новым ощущениям.  — Там… внутри, — больше он не может сказать внятно ни слова; Сан толкается в него на несколько фаланг и сразу же специально тычется средним пальцем в простату, поглаживая её быстрым коротким движением. И с одной стороны, этого чертовски мало: хочется самому вильнуть тазом, чтобы насадиться на пальцы глубже, но ледяной, пригвождающий взгляд Сана не даёт ему ни единого шанса сделать что-то самовольно. Сан действительно более груб, как и хотелось; его зубы оставляют болючие следы, он совершенно не контролирует то, что Уёну может быть тяжело или некомфортно, и все его силы направлены только на то, чтобы прямо сейчас не трахнуть Уёна под водой. Но вдруг что-то внутри шипит, будто бы отторгая всё происходящее: разум никак не может привыкнуть к тому, что от Сана может исходить не только карамельная забота и нежные, сберегающие касания. Сознание колышется беспокойной рябью, и Уён судорожно повторяет про себя, что ничего страшного с ним не случится. Он дышит слишком неровно, и на мгновение приходится закрыть глаза, чтобы попытаться достучаться до собственного мозга и отключить инстинкты — всё в порядке, это Сан, он никогда не причинит вреда. В нём можно быть уверенным больше, чем в самом себе, и всё, чем они сейчас занимаются, никак не подвергает Уёна опасности, но что-то внутри всё равно противно дрожит, крича о помощи. Сан, бросив холодный, жадный взгляд на чужое лицо, тут же смягчается, стоит ему лишь увидеть что-то, хотя бы отдалённо напоминающее беспокойство. Вразрез с тем, как жёстко входили в Уёна пальцы всего мгновение назад, Сан прерывается на то, чтобы покрыть шею и плечи тёплыми сухими поцелуями, а его рука выскальзывает из дырочки, чтобы успокаивающе провести по бедру. Он молчит, терпеливо ожидая, когда Уён придёт в себя — никто не знал, что такая резкая смена привычного настроя захлестнёт его, словно цунами, не оставляя ни шанса вздохнуть.  Уён открывает глаза и кивает один лишь раз; в его взгляде читается немая просьба не винить себя и продолжать так же, как и было. Он не очень понимает, как заплетающимся от чувств языком произнести, что ему действительно всё нравится, но Сан, кажется, понимает всё и так: — Что, с непривычки сам обжёгся? — Сан убирает руку с бедра и перед тем, как снова скользнуть ко входу, напоследок проходится лёгким движением по чужому возбуждению, — а нечего было задницей крутить. Раздразнил, а сам в кусты, да, Уён-и?  От былого мимолётного страха не остаётся и следа; любая осторожность затмевается жгучим желанием продолжать, и Уён призывно открывает рот, показывая мокрый от слюны язык, проходясь им по алым губам почти что приглашающе, будто без этого Сан бы не смог взять то, чего ему хотелось.  — Ты говоришь мне что-то о том, что продержишься месяц без секса, когда сам течёшь только от двух пальцев и уже просишь большего? — его тон насмешлив и властен, а когда следом Сан издаёт короткий смешок, его грудь заметно сотрясается; член Уёна позорно дёргается, и он слишком внимательно следит за тем, как поджимаются сильные мышцы и двигается острый кадык. Его окончательно размазывает, когда Сан не даёт ему ответить — честно, он бы и не смог сказать хоть слово — и вместо этого пропускает пальцы свободной руки в его рот и старательно собирает слюну с языка. Он позволяет себе хозяйничать в чужом рту так долго, как только ему захочется; Сан играется с языком, заставляя Уёна под тихий скулёж до безумия пошло раздвинуть два плотно сомкнутых пальца и втиснуться между ними, а потом позволить Сану скользнуть в самую глотку и надавить на корень языка, слушая громкий, мычащий стон, в который заложены то ли попытки унять рвотный рефлекс, то ли крупицы желания ощутить сжимающимся горлом не только пальцы, но и длинный член. Когда Сану надоедает — а может быть, он наконец осознаёт, что чужая челюсть неимоверно затекла — и он вынимает пальцы, Уён уже сам готов собраться по кусочкам и жалостливо, но в то же время жадно попросить войти. Он уверен — его голос будет ломающимся и слишком высоким, и Сан явно не оставит это без внимания, упиваясь чужой разбитостью, поэтому Уён терпеливо дожидается, пока чужая рука, покрытая вздувшимися от возбуждения венами распределит слюну и собственную смазку по члену и направит головку ко входу. Бёдра Уёна до безумия мягкие; Сан так сильно сдерживается от того, чтобы не наклониться и не укусить их, а потом, издевательски пройдясь языком по всему стволу чужого члена, спуститься ниже и оставить яркий засос на ляжке. Кожа Уёна выглядит жемчужной, будто сияя эфемерным блеском — небольшие капли воды переливаются на свету, и если бы Саном не овладевало настолько сильное желание наконец-то взять Уёна, он с удовольствием собрал бы всех их. Он входит одним плавным движением, толкаясь практически до упора, и этого сразу становится слишком много — Уён цепляется за широкие плечи и протяжно стонет, не в силах сдержать эти чувства в себе. В воде всё ощущается абсолютно по-другому, и от этого неслабо клинит; чувство заполненности будто становится в два раза сильнее, и Уён широко открывает глаза, запрокидывая голову и на всякий случай задерживая дыхание. Он по привычке ждёт сигнала — коротких слов, тихого мычания или хотя бы быстрого поцелуя от Сана в знак того, что он начинает двигаться, но сегодня Уён не получает ничего из этого; спустя несколько толчков Сан уверенно встаёт на колени и подхватывает его бёдра так легко, будто Уён совсем ничего не весит.  — Неужели действительно существует фетиш на то, чтобы тебя трахнули под водой? — улыбка Сана дикая и довольная, и хотя пока что каждый его толчок размеренный и ритмичный, но подрагивающий живот выдаёт его с потрохами; ему до безумия хочется двигаться так, как ему нравится — быстро и глубоко, выводя Уёна сначала на громкие, высокие стоны, а потом заставляя хныкать и беспомощно хвататься за всё, что попадётся под руку, лишь бы оставаться в сознании. — Сан-а, господи, тебя так много, — он пропускает вопрос мимо ушей; его глаза начинают слезиться от того, как хорошо ощущаются сильные руки Сана, сжимающие его бока и насаживающие на себя, как необычно чувствуется вода, обволакивающая их со всех сторон, и как чужой пожирающий взгляд буквально съедает каждый кусочек его тела. Он никогда ещё не чувствовал себя таким обнажённым и открытым перед Саном — чтобы при одном только пересечении взглядов внутри что-то опасно натягивалось, подобно тонкой струне, и грозилось лопнуть сразу же, как его члена коснётся что-то кроме дразнящих волн. Ужасно хочется целоваться; впиться в чужие губы и разделить все свои бушующие чувства пополам, чтобы они не захлёстывали Уёна и позволяли оставаться здесь, в этом моменте. Но Сан даже и не думает наклоняться вперёд — он возвышается во властном великолепии, отбрасывая огромную тень на стену рядом. Но его лицо непроницаемо только на первый взгляд; брови слегка сдвинуты на переносицу, нижняя губа с силой закушена, однако он всё равно не может сдержать тихого рычания и низких, утробных стонов, когда Уён, случайно задев собственную грудь, вдруг выгибается навстречу и крепко сжимает руки в кулаки, чтобы в один момент не поддаться соблазну и не потянуться к члену, всего лишь в два касания доводя себя до разрядки.  Сан ускоряется; его член растягивает припухшую дырочку быстро и резко. Каждый толчок сопровождается громким всплеском воды, но Уён не слышит этого — он чувствует, как вместе с членом Сана в него погружается вода, и это создает абсолютно новое ощущение давления. Дышать становится абсолютно нечем, и Уёну кажется, что весь влажный жаркий воздух вдруг осел где-то там, на дне. Всё ощущается безумно скользким; как бортики ванны, за которые он отчаянно цепляется в дикой, инстинктивной необходимости сжать что-то, как он обычно делает в их постели, терзая несчастную подушку, так и член Сана, размашисто вбивающийся в него заполняющими до краёв толчками и выбивающий из Уёна весь воздух. Вода грозится вылиться через край ванны, колени Сана уже сильно ноют, но он не обращает на это внимания: Уён перед ним дышит рвано, то запрокидывая голову назад, то снова поднимая её, и Сан видит, как он мечется в неудержимом желании кончить. Наконец он не выдерживает и тянется к своему члену, но Сан резко наклоняется к нему и хрипит в самые губы: — Разве ты не знаешь, что послушные мальчики, которые хотят, чтобы их хорошо натянули на член, должны держать руки при себе? — во взгляде Сана сверкает ледяной металл вперемешку со сладким мёдом, и этот контраст заставляет Уёна умоляюще заскулить. — Прошу, подрочи мне, — он хнычет, смотря на размытый силуэт Сана сквозь слёзы, — просто коснись хотя бы раз… блять, сильнее, да, сделай так снова… Сан, не прекращая вбиваться в податливое тело, туго сжимающее его, хватает чужие запястья и прижимает их к стене над головой Уёна, полностью нависая над ним и всматриваясь близко-близко, так, что можно разглядеть скопившиеся в уголках глаз слёзы, норовящие стечь мокрыми дорожками по щекам. Без опоры чужих рук бёдра Уёна опускаются, и Сан выскальзывает из него, оставаясь внутри лишь головкой.  — Сан, блять, я близко! — Уён балансирует на самой грани, и каждый его стон выдаёт обжигающее желание кончить. Он продолжает жарко притираться в попытке догнать ускользающую эйфорию, но Сан одним безжалостным движением отодвигается так далеко, чтобы Уён не смог коснуться его члена. — Нельзя. Его голос непоколебим; он с нескрываемым наслаждением наблюдает, как Уён извивается, стараясь ухватиться за желанное трение, но все тщетно — оргазм растворяется, так и не накрыв его, и в паху снова оседает болезненное напряжение. Сан чертовски заведён — потому что Уёна редко доводят до такого состояния, и откладывать его финал теперь кажется чем-то страстно-сладким, словно запретный плод, который очень хочется укусить хотя бы сегодня. Он лежит, совершенно потерянный, возбуждённый до невозможности, и всё, чего Сан сейчас хочет — это резко перевернуть Уёна, поднять его, прижать к ближайшей холодной стене и с оттяжкой трахнуть, как следует доводя его до самого сокрушительного оргазма. Взять Уёна так, чтобы его ноги тряслись, чтобы приходилось крепко держать его за талию и бёдра, хищно вцепившись в них пальцами, и оттягивать за волосы назад, наслаждаясь дозволенной властью и чужим удовольствием в собственных руках. — К стене, живо, — Сан тянет его за талию вверх и помогает удержать равновесие на трясущихся ногах, — покажи мне, как ты хорошо можешь принять меня сзади. Уён высоко скулит и прижимается грудью к холодной плитке, царапая её ногтями. Сан специально ставит его у стенки так, чтобы при самом же первом толчке головка его члена попала прямо по простате. Он прижимается вплотную и довольно наблюдает, как Уён закатывает глаза от того, как глубоко в него проникают под новым углом. Спина Уёна выгибается даже немного неестественно, и Сан восхищённо залипает на это; казалось бы, на первый взгляд отталкивающая грубость и несколько грязных словечек способны завести его настолько, что Уён, не в силах сказать ни слова, может только подаваться задницей назад и просить больше чужого члена.  Сан хватает его за заднюю часть шеи и входит особенно резко — Уёна слегка подбрасывает то ли от силы толчка, то ли от дрожи, вдруг пробившей всё тело. В паху что-то рвётся, и он, отчаянно царапнув стену, тут же кончает, забрызгивая кафель частыми белёсыми каплями спермы, остатки которых стекают по дрожащим бёдрам Уёна и пачкают его яички. Его тело неконтролируемо дрожит, и он чувствует, что если бы не отрезвляюще крепкая хватка Сана на его шее и талии, он бы точно сейчас отключился. Он сводит колени вместе — каждое движение сзади ощущается слишком чувствительно. — Боже, Уён, сожмись так ещё раз, — голос Сана севший, граничащий с торопливым, жарким шепотом, посылающий тысячи мурашек по шее Уёна, прямо там, где длинные узловатые пальцы крепко держат его шею, коротко сдавливая её каждый раз, когда Сан, полностью обхватив его талию другой рукой, насаживает его на себя до конца. На чужой фарфоровой коже краснеют яркие красные следы от зубов Сана, и в его голову ударяет — сейчас он действительно пометил его. Уён послушно сжимается и пытается справиться с крупной дрожью, пробирающей всё его тело и мешающей даже стоять. А потом он вдруг чувствует, как его поднимают над полом, и тут же звонко стонет — он всегда мечтал почувствовать, как тяжелый, увитый венами член Сана входит в него под совершенно новым и стягивающе приятным углом, начиная трахать на весу. И хоть это и ощущается немного разочаровывающе, потому что всё его тело сосредоточено на недавнем оргазме, Уён вслушивается в низкие, бархатистые и прерывистые стоны Сана и понимает, что они обязательно повторят это потом. Он оборачивается: Сан шумно дышит ему в плечо и двигается быстро, доводя себя до разрядки глубокими короткими толчками. Уён знает, что Сан не может отвести взгляд от того, как красиво его член исчезает в тугой горячей дырке, как вкусно пальцы впиваются в его мягкие бока и как желанно он сейчас выглядит — трясущийся и жаркий, послушно выгибающийся на любое касание, его вид наверняка невероятно порнушный и вместе с тем божественно горячий.  — Пожалуйста, внутрь, Сан, умоляю, — ослаблено зовёт Уён и закидывает руку назад, притягивая Сана ближе к своей шее. Их обоих трясёт, воздуха становится слишком мало, и между их телами не остаётся даже немного пространства. Кажется, они объединяются в одно целое перед тем, как Сан, толкнувшись последний раз, с громким протяжным стоном изливается внутрь, сжимая пальцы на талии Уёна так сильно, что потом наверняка останутся синяки. Он клянётся, что это самый сильный оргазм из всех, которые он испытывал за последнее время, потому что тёмные пятна перед глазами и расплывающаяся картинка обессилевшего Уёна настигают его слишком внезапно.  Сан остаётся внутри ещё на несколько мгновений, желая продлить удовольствие. Уён наконец приходит в себя только тогда, когда из него выскальзывают с тихим звуком; его член всё ещё нещадно пульсирует, посылая волны дрожи по всему телу. По бёдрам горячими каплями стекает чужая сперма, и ему отчего-то хочется крепко-крепко свести ноги, чтобы удержать всё внутри себя, но его раскрытая и припухшая нежно-розовая дырочка, которая ещё минуту назад так туго обхватывала чужой член, не может сдержать сперму; она жадно раскрывается, будто требуя большего. Уён знает — они оба не выдержат еще одного раунда, потому что его жажда утоляется, а он сам чувствует себя донельзя выжатым. — Я предполагал, что тебя возбуждают подобные вещи, но чтобы настолько, — Сан, только-только пришедший в себя, аккуратно разворачивает Уёна лицом к себе и тут же утягивает в свои объятия. — Ты невероятно горячий, когда перестаёшь сдерживаться, — честно лепечет в ответ, с удовольствием позволяя обвить себя руками, — это ощущается по-другому, но всё-таки непривычно. Уён ластится ближе, согреваясь в чужих руках — как бы грубый секс не был горяч, его уже явно не отучить от привычных нежностей, которые он с готовностью принимает от Сана. — Тебе ласки хочется, — практически мурчит Сан, невесомо целуя в раскрасневшиеся скулы, — ты даже спишь плохо, когда один, что уж говорить про секс. — К хорошему быстро привыкаешь, — беззастенчиво и немного невпопад отвечает Уён куда-то в чужую грудь; наконец-то он может дорваться до неё и с наслаждением покрывать шёлковую кожу поцелуями. Сан спускает воду и тянется к душевой лейке, чтобы смыть с них обоих липкий пот и сперму. Когда он опускается на колени перед бёдрами Уёна, его дыхание на мгновение прерывается, а потом он тихо выдыхает: — С ума сойти, ты кончил прямо так, — в его голосе сквозит неподдельное удивление, когда он завороженно размазывает подсыхающую каплю на чужом плоском животе, — я ведь почти не касался тебя. Уён честно не знает, что ему на это ответить — он чувствует, как щёки начинают гореть от смеси смущения и того самого трепетного чувства, когда понимаешь, что на тебя так внимательно и неприкрыто восхищённо смотрят. — Сан-и, холодно, — зовёт тихо, совсем не так уверенно, как дразнился в самом начале. Сан лишь спешно спохватывается и включает тёплый душ; волосы Уёна моментально намокают ещё сильнее, и с отросшей чёлки неприятно капает вода, но Сан сразу же убирает мокрые пряди назад и встаёт совсем рядом, подставляя широкие плечи под душ. — И всё же ты у меня нежный такой, — Сан обнимает его аккуратно, поддерживая за талию, — и правда сахарный.  Уён молча кивает; его тело начинает ломить, мышцы давяще ноют, и вместо душа хочется запрыгнуть к Сану на руки и попросить просто уложить его в кровать — но в голове всё равно уверенно крутятся мысли о том, что им обязательно стоит повторить сегодняшний вечер.