навсегда

гию снится, как санеми снова переступает порог их дома, словно ничего не было, словно всё, что случилось — это просто очередной его ночной кошмар. просто боль, которой наконец пришёл конец — мягкой ваткой, вымоченной в йоде, к царапине на коленке, одуванчиковым стеблем к свежей ранке, холодным компрессом к комариному укусу. подорожником — к усталому, израненному сердцу, к из последних сил пульсирующей мышце, что болит, болит, болит. санеми всё такой же, как раньше — родные черты его лица, что намертво впечатались в память гию, такие же до боли красивые — такие, что это кажется нереальным. так оно и есть. и гию знает об этом. но ему так искренне, так по-детски хочется верить, что это взаправду. он чувствует себя книжным ребёнком, который, чтобы не сойти с ума от боли, придумал себе чудесный, волшебный мир. там, где кроме разбитой коленки, нет другой боли. там, где боли вообще нет места. и гию готов отдать всё, чтобы там оказаться. гию плачет от счастья. груз вот-вот освободит его сердце, поэтому он тянется, чтобы вновь ощутить тепло — родное, близкое. необходимое, как воздух. он срывается и бежит, раскинув руки, к улыбающемуся санеми, сам улыбаясь так, что скулы сводит, и просыпается, обнимая пустоту перед собой. он снова его оставил. гию сжимается в комочек, мечтая уменьшиться до размера атома, чтобы после раствориться в пустоте. он плачет, захлёбываясь в рыданиях. он вспоминает тепло рук санеми, что гладили его по спине, мягкий тембр его голоса, который его успокаивал. гию разрывает в клочья, когда он понимает, что этого больше никогда не повторится. больно так, что тело ломит. там, где сердце — сквозная дыра, но его не отпускают фантомные боли. тяжесть на душе такая неподъёмная, что гию давно раздавлен под её завалами. он дышит только потому, что  «я хочу, чтобы ты жил». гию не хочет. всё, о чём он мечтает — это умереть во сне и оказаться там, где его, как кажется гию, ждёт его любовь. ему слышится, как он его зовёт. он чувствует, как сходит с ума. он устал, он чувствует себя человеком без кожи. собственные слёзы ощущаются ожогами. ветер с окна ощущается так, словно его сжигают заживо. он убегает от реальности во сны, но даже там его сердце не находит покоя. каждый раз, закрывая свои глаза, гию видит тёмно-фиолетовый омут его глаз. санеми мерещится ему везде: он слышит его смех среди толпы, ищет его взгляд в каждом прохожем, бежит, увидев белесые волосы, чтобы окликнуть его и понять — «простите, я обознался». всё было бы хорошо, если бы, выходя в их любимый сад, он не путал тёплый ветер — что играет в его волосах, поёт музыку на струнах его души — с нежностью тех объятий. таких тёплых, таких необходимых. таких недостижимых. в его доме завяли все цветы — и гию не знает, потому ли, что нет воды, или потому, что нет санеми. когда исчез он, исчезла всякая жизнь — в доме, в гию. всё, что было, собрало последние пожитки радости, и покинуло его. дом перестал ощущаться домом. он был таковым, когда в нём был санеми. потеряв его, гию потерял свой единственный дом. почему? почему он его оставил? почему, если он так любил гию, почему он покинул его? бросил разрываться от боли, бросил жить с зудящей, кровящей сквозной дырой — всем, что осталась от его сердца. оставил ему только воспоминания, которые дробят ему череп, превращая мозги в кашу. гию остаётся наедине с вопросами, на которые нет ответа. тишину до оглушения пустой комнаты нарушает шуршание упаковкой. лунный свет очерчивает усталые, больные черты лица гию. «ты такой красивый». воспоминания ударяют в голову так, что гию на секунду глохнет от их силы. боль пульсирует в жилах, она течёт по его венам, пронизывает всё его естество. она — это всё, что у него осталось. ему мерещится тепло их сплетённых ладоней, мерещится ласковый, преисполненный нежности взгляд санеми, который он не сводит с него. мерещится так, что протяни руку — и кажется, что дотянешься. и гию протягивает, в надежде прикоснуться к лицу любви всей его жизни, в надежде снова ощутить его тепло, и утопает в пустоте. больно. каждый раз это ранит настолько же, как и в первый. гию кажется, что именно так ощущается ад. гию невидящим взглядом смотрит на лезвие в своих ладонях. он думает: «если загробная жизнь существует, то я отдам всё, чтобы мы снова оказались вместе». он думает: «прости, что подвёл тебя». он думает: «наконец-то». гию режет вдоль, давя со всей силы — всей, что у него осталась. слёзные разводы на полу смывает тёплой кровью.  он чувствует облегчение — ему больше не больно. последняя мысль, которая проносится в его голове, это мысль о санеми. ему видится, что тот протягивает ему руку, улыбаясь так тепло, так живо. эта улыбка в последний раз согревает уже холодное тело гию. он улыбается в ответ, берёт его за руку и засыпает. навсегда.