Гречкин, сука!

— Пап, Отец, я гулять, — оповестил Лёша, заходя на кухню. Олег крутился возле плиты, готовя что-то, наверняка, вкусное на ужин, хотя сейчас было только два часа дня, и слушая Серёжу, который что-то оживлённо рассказывал, с нескрываемой любовью в глазах наблюдая за любимым человеком, в руках держа кружку с чаем, из которой иногда пил, чтобы смочить горло и немного передохнуть. — Куда? — спросил Волков, поворачиваясь на сына, когда Разумовский затих. — Да так, по городу, — ответил Макаров, упорно смотря на пол, как будто там может что-то быть. Да там даже пыли быть не может, его отец сам проверял. Разумовский прищурил глаза — С кем? Лёша открыл глаз чуть шире, точно не ожидая такого вопроса, но не поднял голову, но затем подумал и поднял. — Вы раньше никогда не спрашивали. — Пойми, — как можно мягче начал Олег. — Ты последние две недели совсем другой. Они смотрели друг другу в глаза упорно, не отрываясь. Кто-то мог подумать, что они ненавидели друг друга, увидя их первый раз, но на самом деле они очень любили друг друга. Просто Волков переживал за сына, а Макаров понимал отца. — А за последний месяц ты нам ничего не рассказывал про какие-то интересные ситуации с прогулок, — поддержал Разумовский. — И вообще стал чуть меньше проводить времени дома. Лёша напрягся. Он никогда не врал свои прекрасным и любимым опекунам, которых с лёгкостью называет родителями, ничего от них не скрывал, а сейчас боится сказать. — Просто я.. я.. — он не мог нормально ничего сказать. Попытки прервал смех Серёжи. — Влюбился, что ли? — Серёж, — хмуро посмотрел на него Олег, как бы говоря, что тут вообще то серьёзный разговор и драма, но они понимали, что он просто прячет так переживания, за шутками. Но вопреки ожиданиям родителей Макаров кратко кивнул. — И кто она? — с яркой улыбкой спросил Разумовский, а после быстро добавил. — Или он. В глазах Волкова читались тепло и настороженность. — Он, — ответил Лёша, но не на главный вопрос. — Мы встречаемся. Серёжа тихо пискнул. — Имя, — попросил Олег, но быстро опомнился. — Если хочешь, конечно. Никто старался не давить. Макаров глубоко вздохнул, выдохнул и тихо произнёс: — Кирилл Гречкин. Это заставило Разумовского, который хотел сделать пару глотков любимого чая, поперхнуться. Волков нахмурился. Всё это заставило Лёшу сильнее переживать. Он уже думал, что на него будут ругаться. «Ты в своём уме?! Тебе сколько лет?! Ты должен только учиться! А вспомни, что он сделал с Лизой! Как ты можешь?!». Но, похоже, он забыл, что родители у него очень понимающие и любящие. На какое-то время на очень просторной кухне, совмещённой с залом, повисла тишина. В этот момент казалось, что всё. Накрылась прогулка. — Гречкин? — переспросил спустя пару минут молчания Серёжа и получил неуверенный кивок, что заставило прийти в себя, встать и осторожно подойти к напуганому мальчику. — Лёш, родной, посмотри на меня. Макаров поднял взгляд. Почему боится довериться в этом родителям? — Эй, ну ты чего? — Разумовский немного нагнулся, чтобы крепко обнять сына, поглаживая по спине, в успокаивающем жесте. В какой-то момент к двум рукам на его спине присоединилась ещё одна, большая и сильная — Волкова. — Ты чего испугался, Лёш? Ты ведь знаешь, что мы примем любой твой выбор. Если он – твоя любовь, то пусть так и будет. Мы тоже не сахар. Последнее предложение заставило Лёшу чуть посмеяться. — Спасибо. Я вас так люблю. — Мы тоже тебя сильно любим, — в голос сказали Серёжа и Олег, который ещё добавил. — Приводи его как-нибудь. — Так ты идёшь? — напомнил сыну Олег, когда прошло около десяти минут в молчаливых объятиях. — Ой! — опомнился Лёша и отстранился от объятий родителей. — Точно. Пока! — он махнул им рукой на прощание, выходя из зоны видимости. — Пока! Послышалось возня, похоже, Макаров до собирал рюкзак. — Я пошёл! — Удачи! — крикнули родители и прислушались к звукам лифта. Как только механические звуки утихли, Серёжа глубоко вздохнул и прямо рухнул на стул. Волков на это ухмыльнулся. — Не думал, что этот разговор будет такой эмоциональный. Гречкин, сука! — Разумовский стукнул кулаком по столу. Возможно, он бы мог повредить его, если бы хотел. — Лёша принял его, — вздохнул Олег и присел рядом – в ноги – на корточки и положил ладони на бёдра Серёжи. — Но это не значит, что простил его за то, что он совершил. — Ты прав. Если он счастлив, то имеем ли мы права лишать его этого? Волков чуть приподнялся, чтобы дотянуться до Разумовского и поцеловать его. Отстранившись, Серёжа спросил. — Тогда позовём сегодня? Зачем тянуть. Олег громко выдохнул, нахмурился и, что-то осмыслив, кивнул. — Ты прав. Напиши тогда Лёшке. — Хорошо. Думаю, до вечера мы сможем окончательно прийти в себя. — Надеюсь. Разумовский ухмыльнулся. — А то останутся от Гречкина только рожки да ножки. Постараешься. Волков закатил глаза, но усмехнулся. — Это точно.