Рождённые для трона

Ночь в гареме была тихой, но тяжелой. Незнакомая обстановка, запахи благовоний, смешанные с ароматом старого дерева и затхлости, заставляли Надежду и её подруг переворачиваться с боку на бок, пытаясь уснуть на тонких матрасах, положенных прямо на пол. Сон пришёл к ним лишь под утро, но длился недолго. Ещё до первых лучей рассвета гарем наполнился звуками шагов и стуком дверей. Кальфы — строгие и внимательные прислужницы, словно невидимые часы, начали обход. Тихий голос раздался в темноте: — Вставайте! Новый день начинается! Быстро приводите себя в порядок, иначе услышите гнев старших! — прозвучал приказ одной из кальф. Сонные девушки с трудом поднимались, чувствуя лёгкий холод, проникающий сквозь тонкие стены. Лица ещё хранили следы ночных слёз и усталости. Кто-то попытался спрятаться под тонким одеялом, но строгий оклик моментально заставлял их вскочить. — Быстрее! Вы думаете, здесь ваши деревенские улочки? Здесь всё по расписанию! — продолжала одна из кальф, хлопая в ладоши. Скоро девушки выстроились в ряд перед большим медным тазом с холодной водой, который стоял посреди помещения. Каждая по очереди мыла лицо, руки, поправляла свои волосы. Никто не осмеливался медлить или жаловаться на ледяную воду. Рядом стояла старшая кальфа, следившая за порядком, её цепкий взгляд ловил каждую мелочь: неаккуратно завязанную косу, неопрятный платок или сгорбленную осанку. — Запомните, — её голос был твёрд и низок, — в гареме важен порядок. Если не научитесь его соблюдать, вы не сможете стать частью этого мира. После утреннего приведения себя в порядок девушек отвели на завтрак. В длинной светлой комнате стояли низкие столы, а по углам мерцали лампы, придавая всему мягкий золотистый оттенок. Завтрак был скромным: тарелка каши из риса, кусок хлеба и глиняный кувшин с айраном. Девушки ели молча, лишь изредка перебрасываясь взглядами. Холод от каменных стен всё ещё ощущался, пробирая до костей. Глаза девушек были сонными и грустными, и никто не смел поднять голос. Тишину нарушал лишь звук ложек, скребущих по тарелкам. Вдруг со второго этажа донёсся смех и разговоры. Фаворитки проснулись. Их голоса были громкими, полными веселья. Девушки на нижнем этаже невольно подняли головы. С лестницы медленно спускались молодые женщины в роскошных платьях из тончайших тканей, украшенных вышивкой. Они двигались грациозно, словно кошки, подтягиваясь и поправляя волосы. Их лица были свежи, глаза сияли, а улыбки играли на губах. Одна из кальф вежливо отвела взгляд, опуская голову, а другие девушки затаили дыхание, наблюдая за фаворитками. Надежда тоже подняла взгляд. Рядом с ней и другими новенькими прошли слуги, неся подносы с изысканными блюдами. Аромат пряностей, жареного мяса и свежих фруктов наполнил комнату, пробудив голод даже у тех, кто уже закончил завтрак. Надежда замерла, глядя на этих счастливиц. Казалось, они жили в другом мире: их кормили лучшей едой, одевали в самые дорогие ткани. Их лёгкие шаги и звонкий смех разительно контрастировали с угнетённым молчанием новеньких. Надежда сглотнула, чувствуя, как её голод усиливается от одного только запаха, но тут же отвернулась, стараясь не смотреть на это великолепие. — Ешьте быстрее! — напомнила кальфа, заметив заминку. — Вам ещё работать, некогда любоваться чужой жизнью. Надежда вздохнула и, с трудом подавляя зависть, вновь опустила взгляд на свою тарелку. Завтрак был далеко не праздником, но теперь она ясно видела, к чему стоило стремиться. Как только девушки закончили с трапезой, в помещение вошли две женщины. Старшая кальфа по имени Фирюза выделялась уверенностью и громким голосом. Её смуглая кожа и строгие черты лица выдавали турецкое происхождение, а чёткие движения говорили о многолетнем опыте. Рядом с ней стояла другая кальфа — Эмине. Она выглядела моложе, ей было около 26 лет. Каштановые волосы, убранные в аккуратный узел, подчёркивали её зелёные глаза, а тонкий нос и лёгкая, почти нежная улыбка делали её лицо запоминающимся. Однако главное в Эмине было не красота, а взгляд, в котором пылал огонь — сила и решимость, которых не было ни у одной из девушек. Фирюза громко хлопнула в ладоши, привлекая внимание. — Сейчас вас отведут в класс, — объявила она. — Там вы будете учиться чтению, Корану, письму, а также играть на инструментах. После занятий вы будете назначены на служение. Каждый день можно будет меняться местами, но порядок обязателен. Эмине обвела девушек взглядом и чуть мягче добавила: — У вас есть шанс доказать, что вы достойны быть здесь. Не упускайте его. Старшая кальфа, Фирюза, сделала знак одной из младших прислужниц, чтобы та открыла дверь в соседнее помещение. Девушки вытянулись в цепочку, следуя друг за другом, как по команде. Впереди шла сама Фирюза, её высокая фигура и строгий взгляд внушали одновременно страх и уважение. Эмине замыкала шествие, её глаза постоянно сканировали лица, замечая каждую мелочь. Помещение, куда их привели, было просторным, но холодным. Вдоль стен стояли низкие скамейки, а на стенах висели большие доски с мелом. В углу, рядом с окнами, лежали свёрнутые коврики и несколько музыкальных инструментов — саз, бубен и небольшая флейта. — Садитесь! — голос Фирюзы эхом отразился от каменных стен. Девушки торопливо расселись, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Надежда устроилась в дальнем углу, чуть ёжась от сквозняка. Её взгляд снова ускользнул вверх, к небольшим узорчатым окнам, через которые слабо пробивался свет. Где-то за стенами продолжались разговоры и смех тех, кто уже был на вершине этого мира. — Вы должны понимать, что учёность — это путь к вашей судьбе, — начала Фирюза, обводя взглядом учениц. — Здесь не место для невежественных. Если вы хотите стать достойной, вы обязаны учиться. Коран — ваш путеводитель, каллиграфия — ваш язык, музыка — ваше оружие. И не забывайте: вы здесь не ради себя, а ради султана. Эмине сделала шаг вперёд и взяла слово: — Но помните и другое: каждая из вас может стать больше, чем просто служанкой. Ум, красота и знание открывают любые двери. Но только у тех, кто умеет терпеть и учиться. Она улыбнулась, и в этой улыбке Надежда уловила намёк на поддержку. В отличие от Фирюзы, Эмине казалась не такой строгой. Её голос был мягким, но в нём звучала уверенность, которая заставляла слушать её с вниманием. Урок начался с чтения коротких сур из Корана. Девушки тихо повторяли слова за Фирюзой, которая читала их громко и чётко, показывая на доске каждую строку. После этого им раздали небольшие деревянные дощечки и тростниковые палочки, которыми они пытались выводить свои первые буквы. Надежда, впервые держа в руках такой инструмент, чувствовала, как сжимается сердце. Её пальцы дрожали, но она всё же старалась. В какой-то момент она заметила, как Эмине наклонилась к одной из девушек и что-то шепнула ей на ухо, успокаивая. "Она действительно другая", — подумала Надежда, украдкой наблюдая за ней. После урока девушек вновь собрали и разделили на группы для работы. Надежде досталось задание помогать на кухне. Когда она покидала класс, её взгляд снова скользнул вверх, на второй этаж, откуда доносился мелодичный смех фавориток. На миг ей показалось, что одна из них, одетая в изумрудный халат, взглянула прямо на неё, но, возможно, это было лишь воображение. Урок подошёл к концу, и Надежда, украдкой поглядывая на девушек, спешащих в общий зал за поручениями, медленно собирала свои принадлежности. Класс постепенно опустел, оставив её наедине с Эмине кальфой. Та, опершись на край стола, с лёгкой улыбкой наблюдала за Надеждой, но взгляд её был серьёзен. — Чем обязана? — спросила Эмине, чуть склонив голову набок. Надежда, поколебавшись мгновение, медленно подошла к ней. Сделав глубокий вдох, она, едва слышно, сказала: — Я хочу быть султаншой. Эмине удивлённо приподняла брови, но вскоре её лицо озарила тёплая улыбка. Она жестом предложила Надежде присесть рядом. — Все девушки, попадая сюда, об этом мечтают. Это естественно. Но ты понимаешь, что значит быть султаншой? Это не просто красивые наряды и драгоценности. Это власть. Это искусство, которому нужно учиться. Надежда смотрела на неё с неподдельным интересом, ловя каждое слово. — Учиться? Чему? — спросила она, не скрывая своей наивности. Эмине задумчиво сложила руки на коленях, её голос стал мягким, почти материнским: — Ты должна стать не просто красивой, но умной и мудрой. Быть султаншой — это как стать светом в жизни падишаха, его тенью и поддержкой. Ты должна уметь читать его мысли, предугадывать его желания. Ты должна стать той, кого он не сможет забыть, даже когда вокруг будут сотни других. — Но как этого добиться? — с искренним волнением спросила Надежда. — Во-первых, забудь о ссорах и драках, — строго заметила Эмине. — Здесь тебе придётся думать не руками, а головой. Валиде султан презирает тех, кто не умеет держать себя в руках. Если хочешь чего-то добиться, научись быть терпеливой и хитрой. — Валиде султан? — с удивлением переспросила Надежда. — Да, мать падишаха. В своё время она сама была подарена этому дворцу. Но посмотри, какой путь она прошла. Она знала, что власть — это не только внешнее. Её мудрость, умение завоевать сердца и укрепить своё место сделали её великой женщиной. Эмине улыбнулась, её зелёные глаза светились теплом. — Быть султаншой — это искусство. Ты должна быть женщиной, которая покоряет не только внешностью, но и умом. Надежда кивнула, её лицо озарилось решимостью. — Я поняла. Ты мне поможешь? Эмине посмотрела на неё испытующе, затем серьёзно произнесла: — Помогу, но только если ты будешь слушаться меня во всём. Это первое условие. Поняла? — Поняла, — твёрдо ответила Надежда. — Тогда слушай. Первое, что тебе нужно сделать, — стать мусульманкой. Неверная никогда не добьётся того, о чём ты мечтаешь, здесь, в Османской империи. Второе — очаруй Кёсем султан. Без её поддержки ты ничего не добьёшься. Она не только управляет гаремом, но и всей жизнью дворца. Ты должна завоевать её уважение. Эмине сделала паузу, позволяя своим словам утонуть в тишине, а затем добавила: — И наконец, учись. Получи максимальное образование. Научись быть лучше других, но не показывай этого открыто. Вся сила султанши — в умении оставаться незаметной, но влиятельной. Надежда внимательно слушала, её глаза горели амбициями. — Я всё поняла. Я готова, — уверенно ответила она. Эмине улыбнулась, её взгляд смягчился. — Хорошо. Тогда начни с малого. Учись. Докажи, что ты достойна большего. Надежда вежливо поклонилась и направилась в большой зал, улыбаясь про себя. Её сердце горело решимостью, а в голове уже выстраивались первые шаги к амбициозной цели. Девушки получили свои первые задания. Каждой из них предстояло направиться в определённые покои, чтобы выполнить поручения. Подругу Надежды, Аклину, отправили в покои Хасеки Айше султан, которая только что проснулась и нуждалась в помощи, чтобы собраться. Остальных служанок распределили в те же покои, но их задачей было разносить подносы с едой. Надежда стояла в стороне, наблюдая за распределением. Её охватило любопытство, когда Эмине, возможно, приложив свою руку, объявила, что Надежда направится в покои самой Валиде султан. Это был редкий случай, и молодая девушка почувствовала, как её сердце забилось быстрее. Её глаза загорелись интересом. В конце концов, Валиде султан была не только матерью падишаха, но и самой влиятельной женщиной во дворце. Прежде чем войти в покои, всем служанкам дали краткий инструктаж. Им объяснили, когда и как нужно склониться, как подавать туфли, подавать еду и убирать свечи, если они вдруг упадут. Надежда слушала внимательно, запоминая каждую деталь. Она улыбалась про себя, чувствуя, что её шанс стать ближе к своей цели не за горами. Остальные служанки получили задания по уборке класса, общего зала, лестниц, покоев шехзаде и других султанш. Работа кипела в каждом уголке гарема, за исключением самих фавориток и султанш, которые наслаждались роскошью и бездельем. Когда массивные, украшенные золотом двери покоев Валиде султан наконец открылись, Надежда стояла среди более опытных служанок, ожидая своей очереди войти. Первыми прошли те, кто должен был помочь Валиде одеться. Надежда сдержала лёгкий смешок, подумав: — Интересно, она действительно настолько старая, что не может сделать это сама? Наконец, её очередь подошла. Надежда шагнула внутрь вместе с другими служанками, держащими подносы. Она едва сдержала восхищённый вздох, когда увидела покои Валиде. Комната была огромной, словно сама заключала в себе роскошь и величие империи. В центре, вдали, возвышалась большая кровать, украшенная резными деталями и бархатным покрывалом. Слева находилась зона для отдыха с роскошными диванами, золотыми балками, подушками с изысканной вышивкой. Взгляд Надежды устремился вверх, где балки поддерживали второй этаж, скрытый занавесками из тончайшей ткани. Повсюду витали изящные детали — расписанные стены, украшенные канделябры, и огромный стол, свидетельствующий о вкусах владелицы этих покоев. И наконец, её взгляд остановился на Валиде султан. Она сидела величественно, словно сама воплощала дух Османской империи. Молодая, с гладкой белой кожей, миндалевидными выразительными глазами, обрамлёнными длинными ресницами. Её губы были среднего размера, и волосы — чёрные, как смола, слегка волнистые и блестящие, — аккуратно убраны под корону-тюрбан глубокого бордового цвета. На Валиде было платье из великолепной ткани того же оттенка, украшенное драгоценностями. На ушах переливались серьги с символом Османов, который Надежда узнала ещё при входе во дворец. Внутри всё замерло, когда взгляд Валиде упал на девушек. В этот момент Надежда поняла, что перед ней не просто женщина, а живое воплощение силы и мудрости. Надежда, неся горячий поднос с едой, подошла к Валиде султан. Внимание девушки было приковано к её величественному облику, и она стояла неподвижно, не в силах отвести восхищённого взгляда. Роскошь покоев и величественная аура Кёсем завораживали её. Кёсем, почувствовав этот пристальный взгляд, не могла не обратить на него внимания. Её взгляд задержался на голубых глазах Надежды. Служанка, стоявшая рядом, слегка толкнула Надежду локтем, выведя её из оцепенения. Осознав свою дерзость, Надежда тут же опустила глаза в пол, внутренне ругая себя за такую оплошность. Кёсем заговорила, её голос был мягким, но в то же время полон скрытой силы: — Чему вы так удивлены? Надежда вздохнула и, стараясь не выдавать своё волнение, ответила: — Простите меня, госпожа, но я никогда не видела женщин, подобных вам. Ни одна из них не сравнится с вашей красотой и величием. Она произнесла это так искренне, словно читала строки из поэмы. В действительности же эти слова она однажды увидела на пергаменте и запомнила. Однако они прозвучали настолько естественно, что Валиде не смогла не улыбнуться. Её лицо смягчилось, а в глазах появилась тёплая искра. — Как тебя зовут? — спросила Кёсем, проявляя интерес к этой красноречивой девушке. — Надежда, госпожа, — ответила она, поднимая голову, а затем быстро опустилась в легком поклоне, демонстрируя почтение. — Откуда ты? — Я из Украины, госпожа, — произнесла Надежда, стараясь говорить ровно, хотя в груди её сердце колотилось так, словно её слышал весь гарем. Кёсем ненадолго задумалась, её взгляд снова скользнул по девушке. Она явно была чем-то заинтригована. Надежда чувствовала на себе этот взгляд, но держалась спокойно, осознавая, что сейчас для неё открывается важная возможность. -Ты из христианской семьи? – спросила Кёсем, будто бы уловив в Надежде нечто, напоминающее её собственное прошлое. Временами, когда она была такой же простой, верной своей религии, и, несмотря на свои высокие положения и силы, всё равно носила в сердце эти простые истины. Но со временем это зацикленность прошла, уступив место чему-то большему. Надежда кивнула, решив не тратить времени на долгие объяснения: "Но я бы хотела принять ислам, стать частью этого дворца, быть верной уже этой вере", – сказала она с взволнованным голосом, стараясь вложить в слова всю свою искренность. Это заявление поразило Валиде, и на её лице появилась мягкая, едва заметная улыбка. Она взглянула на девушку, как бы оценивая её решимость, и произнесла тихо: - Сулейман ага. Сразу же, словно по её волшебному зову, вошёл главный черный евнух гарема. Мужчина был немного смуглый, с карими глазами, наполненными внутренней силой, его взгляд был открытым и спокойным. Он подошёл, поклонился, ожидая указаний. -Отведи эту девушку в зал для молитвы, пусть она примет ислам, - сказала Кёсем, её голос был уверенным, словно она принимала решение, которое решает судьбы. Евнух снова поклонился, готовый исполнить волю госпожи. Кёсем продолжила: - Вот, тебя мой второй подарок. Отныне никто не будет величать тебя Надежда. Твоё имя с принятия ислама будет... Хатидже. -Хатидже? - девушка вопросительно взглянула на неё, но в её глазах уже не было сомнений. Это было решением, которое она приняла в сердце. - Да, это имя. Оно означает «уважаемая» или «почитаемая» на арабском, - пояснила Кёсем, её тон был как бы завершающим аккордом. Хатидже почувствовала, как её сердце забилось быстрее от этих слов. Имя, которое она только что услышала, было для неё новым, но в то же время оно ощущалось как нечто важное, как символ перемен. Она сдержала дрожь, стараясь скрыть свои эмоции. — Я принимаю это имя, госпожа, — произнесла она, с поклоном. Её голос был твёрдым, но в нём звучала благодарность. Это имя было её новым началом, а значит, и новым путём. Евнух молча подошёл к ней, его взгляд был спокойным, но в нем скрывалась какая-то неясная угроза, как у человека, привыкшего действовать решительно и без лишних слов. Он повёл Хатидже через зал, и в этот момент она почувствовала, как её жизнь меняется. Каждый шаг, каждое движение казались ей частью чего-то огромного и неизбежного. Когда они достигли зала для молитвы, он указал на ковёр, на котором уже располагались несколько женщин, готовых к обряду. Хатидже встала на колени, чувствуя на себе взгляд евнуха, как бы оценивающий её решимость. Она молча начала готовиться к принятию ислама, каждое слово молитвы ощущалось как шаг к её новой жизни. Тем временем в покоях Кёсем, наблюдавшая за всем происходящим, позволила себе легкую улыбку. Она видела, что Хатидже приняла всё, что ей было предложено, и это значило одно: девушка была готова служить своему новому пути. — Пусть Аллах благословит твоё новое имя и твою судьбу, Хатидже, — прошептала Кёсем себе под нос, чувствуя, как в её душе всё больше крепнет уверенность в правильности сделанного выбора.

***

Покои главной хасеки были наполнены роскошью и величием, отражавшими статус Айше как самой важной из наложниц султана. Вход в её покои был украшен массивными золотыми дверями, покрытыми сложными резными узорами, которые излучали блеск в тусклом свете ламп. Внутри царила атмосфера спокойной, но царственной роскоши. Стены были украшены мягкими тканями в оттенках синего и пурпурного, создавая уютное, но величественное пространство. Мебель была выполнена из темного дерева с золотыми и серебряными инкрустациями, а изысканные ковры покрывали пол, плавно переходя в мягкие подушки, на которых Айше любила отдыхать, проводя время с детьми и мужем. Большие окна открывали великолепный вид на дворцовый сад, где весной цветущие деревья и аккуратно подстриженные кусты создавали живописную картину. На подоконниках стояли вазы с живыми цветами, наполняя воздух легким ароматом. В центре комнаты, на низком столике, стояли чаши с фруктами и сладостями, приготовленными по лучшим рецептам дворца. Тут же располагались ковры, на которых Айше обычно сидела с детьми, обучая их и играя с ними, а Мурад часто отдыхал, принимая расслабляющую позу рядом с ней. Все было пронизано атмосферой уюта и доверия. На стенах висели картины и гобелены, изображавшие сцены из жизни султана и его семьи, и каждый штрих, каждое изображение на ткани рассказывали свою историю. Легкие шторы, как бы танцуя от дыхания ветра, скрывали дальнейшие тайны этого места. Айше сидела с детьми на большом мягком ковре, их шаги и смех врывались в пространство, создавая атмосферу умиротворения и безопасности. Султан Мурад, погружённый в свои мысли, сидел рядом, и его взгляд, обращенный в сторону окна, не вызывал у него желания наслаждаться красотой вокруг, как будто мир снаружи стал для него безразличен. В этом уютном уголке, полном покоя, напряжение, исходящее от Мурада, становилось всё более ощутимым. Айше заметила, как его взгляд затуманился, и, не отрывая глаз от своего мужа, она тихо поднялась, подходя к нему. Он сидел на низком диване, его лицо было погружено в раздумья, а плечи слегка опущены, словно он нес груз всей империи на своих плечах. Айше осторожно присела рядом, её взгляд мягко коснулся его, словно стараясь вернуть его из этого глубокого раздумья. — Мурад, — её голос был нежным, но в нём звучала озабоченность. — Ты ведь не должен скрывать свои переживания от меня. Что тревожит тебя? Ты был не таким, когда вернулся с похода. Я чувствую, как ты измучен, как будто что-то тяготит твою душу. Мурад вздохнул, его глаза потемнели от воспоминаний о недавнем походе. Он не мог забыть того момента, когда, стоя на грани смерти, он почувствовал, как жизнь уходит из его тела, и как, будто чудом, ему удалось выжить. Он сжался, вспоминая отчаяние и чувство утраты, которые обрушились на него. — Этот поход, Айше... Он едва не стал последним для меня. Я думал, что это конец, — его голос дрогнул, но он продолжал, — я зацепился за дерево, когда уже было поздно. Если бы не это, я бы не вернулся. Я почти не смог дотянуться до спасения. Айше не смогла удержаться, её сердце наполнилось тревогой, и она вложила руку в его руку, чтобы показать свою поддержку и любовь. Она знала, как тяжело ему было пережить такие испытания. — Мурад, ты вернулся, значит, у тебя ещё есть время. Время для нас, для нашей семьи. Мы переживём любые трудности. Не забывай, что ты не один, — её глаза были полны верности и любви. Однако, несмотря на её слова утешения, Мурад продолжал беспокойно теребить края ткани на своём одеяле, его мысли были заняты другим, важным для него вопросом. — Я вернулся, Айше, но теперь мои обязанности требуют от меня не только физической силы, но и множества решений. Паши тревожатся о нашем будущем, о том, кто будет моим наследником, кто укрепит наш трон. Я должен подготовить новых шехзаде, чтобы обеспечить стабильность и силу нашего рода. Но мне трудно быть уверенным, что это возможно, когда я помню, как сложно было с Ибрагимом. Айше нахмурилась, но ответила с любовью и поддержкой, прерывая его поток мыслей. — Ты сильный, Мурад. Ты справишься. Ты не Ибрагим. Я буду рядом, и мы сделаем всё, чтобы наши дети были в безопасности. Но ты должен помнить, что судьба не всегда должна быть в наших руках. Мы можем лишь сделать всё возможное и надеяться на лучшее. Мурад медленно повернул голову к ней, его взгляд смягчился, а тяжесть в сердце немного отступила. Он почувствовал, как её слова придают ему сил. — Я буду бороться за нас, Айше, — прошептал он, — за тебя, за детей и за наше будущее. Но эта борьба не будет лёгкой. Я надеюсь, ты понимаешь, что впереди много опасностей. — Я готова к этому, — ответила Айше, её глаза были полны решимости. — Ты не один, Мурад. Мы вместе. В этот момент их взгляды встретились, и оба ощутили, как между ними возникла невидимая связь, которая стала крепче, чем любые испытания судьбы. Айше была молодой и безупречно красивой женщиной, чей возраст едва достигал 25 лет. Она излучала утонченную элегантность, каждый её жест и движение были исполнены грации и изысканности. Её длинные, темно-каштановые волосы, переливающиеся золотыми отблесками на свету, спадали каскадом по плечам и спине, словно шелк, привлекая внимание своей глубокой, насыщенной тенью. Её лицо было почти идеальным — овал мягкий и гладкий, без единого изъяна. Тонкий нос придавал её образу утончённость, а пухлые, алые губы были идеально очерчены, привлекая взгляды своей естественной привлекательностью. Айше редко улыбалась, но даже в её сдержанном выражении лица скрывалась какая-то внутренняя гармония и покой, который завораживал окружающих. Её глаза, большие и выразительные, были как зеркало её души — открытые, чистые, полные внимания и глубины. Когда она смотрела на кого-то, казалось, что в её взгляде можно утонуть, ведь в нем было столько искренности и силы. В её взгляде читалась и мягкость, и сила — идеальное сочетание, которое не оставляло равнодушным. Её кожа была фарфоровой, нежной и белоснежной, словно свежий лепесток лилии. На ней не было ни морщин, ни покраснений, а её лицо сохраняло молодой, свежий вид, что делало её ещё более неуловимо красивой. Она была как произведение искусства, живое воплощение идеала, и каждый её шаг создавал ощущение, что она словно бы вышла из легенды или с картины великого мастера. Мурад, словно охваченный туманом своих мыслей, покинул покои Айше и направился в свои, стремясь хоть на мгновение найти покой. Он ступал по коридорам дворца, его шаги глухо отдавались в пустоте, как будто стены и пространство вокруг поглощали его беспокойные мысли. Слишком много было на его плечах — заботы о будущем, о наследниках, о стабильности. Вся эта тяжесть буквально давила на него, и он чувствовал, как с каждым шагом становился всё более утомленным. Поднявшись на балкон, он откинул занавески и вышел на свежий вечерний воздух. Он глубоко вдохнул, ощущая прохладу, которая окутывала его, придавая чувство легкости, словно природа пыталась смыть с него груз переживаний. Мурад опёрся на перила и взглянул на сад, который всё ещё оставался полон жизни, несмотря на наступавший вечер. Легкий ветерок трепал листья деревьев, а последние лучи солнца, уходя, окрасили небо в тёплые оттенки розового и оранжевого. Он стоял так, задумчиво разглядывая обширный сад и поглощённый своими мыслями. Внезапно, как будто невидимая сила вытянула его внимание, он уловил едва различимый звук — тонкое, чарующее пение, которое словно витало в воздухе. Голос был мягким и чистым, с какой-то невидимой печалью, что мгновенно привлекло его внимание. Мурад замер, прислушиваясь. Пение было не просто мелодией, это было нечто большее. Оно было наполнено загадочностью и элегией, словно волшебное прикосновение к его душе. Он попытался определить, откуда исходит этот голос, но сад был пуст, и вокруг не было видно ни одной фигуры. Мурад всматривался в тёмные уголки сада, но не мог найти источник. Его взгляд скользил по зарослям и тропинкам, искал, но не видел никого. Голос продолжал звучать, плавно проникая в его сознание. Он ощущал, как каждый его аккорд затрагивает его чувства, создавая атмосферу магии и загадочности. От этого пения сердце Мурада начинало биться быстрее, словно оно влекло его, но что-то настораживало. Кто эта загадочная певица? Что заставляет её петь в этот вечер? С каждой секундой желание найти её становилось всё сильнее, но одновременно Мурад ощущал, как его мысли путаются, и магия голоса поглощает его. Мурад, не сдержавшись от любопытства, крикнул в темноту: — Кто тут? Ответом ему было лишь исчезающее звучание инструмента и мягкое, чарующее пение, которые внезапно оборвались. Он почувствовал, как всё вокруг снова поглотила тишина, и, пытаясь вернуть ощущение магии, повторил с нетерпением: — Кто ты? В его голосе сквозила настойчивость, и он ожидал услышать имя или хотя бы ответ. Но вместо этого, из глубины сада раздался ответ, тонкий и загадочный: — А вы кто? Этот вопрос не был из простых, и голос, произнесший его, был полон загадки и невидимой силы. Мурад, чувствуя, как напряжение в его груди растет, не удержался и ответил: — Я — султан Мурад хан! Его голос, почти властный, отразился в тишине сада. Он стоял, будто ожидая, что она, кто бы она ни была, раскроет ему свою тайну, своё имя. Но когда он задал следующий вопрос, в его голосе скользнула нотка нетерпения и волнения: — А ты кто? Ответ был почти мгновенным, и девушка, скрытая в тени, наконец, вышла на свет. Она шла осторожно, и её фигура была едва различима в вечерней полумраке. Белый платок скрывал её лицо, лишь её глаза — яркие и глубокие, как вечернее небо, оставались видимыми. Голубые, как будто небо забрало в себя частицу ночи, эти глаза смотрели прямо на него, не выдавая ни страха, ни волнения. Она была молодая, с грацией, присущей только тому, кто был в полной гармонии с миром. В её руках был инструмент — курай, который она, казалось, умела играть с таким мастерством, что его звуки могли унести в другой мир. Поклонившись Мураду, она сделала шаг назад, и перед тем как исчезнуть обратно в тени сада, произнесла, почти как шёпот: — Не все в этом мире должны быть видимы. И, оставив султана в раздумьях, девушка скрылась, растворившись в темноте сада. Мурад остался стоять на балконе, его сердце билось быстрее, а мысли метались, пытаясь осмыслить то, что только что произошло. Он не мог отделаться от ощущения, что встретил нечто большее, чем просто девушку, и его любопытство только разгоралось. Хатидже, сдерживая своё дыхание, тихо вошла в общий зал, где девушки гарема только что завершали вечернюю трапезу. Зал был наполнен мягким светом свечей, отражавшимся от изысканных серебряных подносов и красивых тканей. Здесь царила атмосфера спокойствия, и разговоры, как тёплый шёпот, сливались в лёгкую мелодию. Девушки сидели в небольших группах, наслаждаясь угощениями и тихими разговорами, в то время как несколько из них уже начали удаляться в свои покои. В этот момент Хатидже, скрываясь за вуалью, осторожно прошла через дверь, стараясь не привлекать внимания. Она двигалась так быстро и бесшумно, что её шаги почти не оставляли следов. Каждый её шаг был как тень, скользящая по полу, её глаза остро и настороженно искали укромный угол, где она могла бы укрыться от взглядов. Никто её не заметил. В зале было много девушек, и все были поглощены своими делами, не обращая внимания на её присутствие. С этим странным облегчением она прошла вдоль комнат, скрытых от посторонних глаз, — там, где девушки гарема отдыхали и готовились ко сну. Эти покои были отделены белыми вуалями, которые добавляли уединения и защищали их частную жизнь. Хатидже направилась к углу, где стоял её матрас, и как только она села, её плечи расслабились, а мысли вновь обрушились на неё. «Он был здесь... рядом. Мурад хан, его голос, его взгляд...» — думала она, с трудом успокаиваясь. Её сердце всё ещё билось быстро, и она чувствовала, как это чувство, которое возникло внутри неё, начинало заполнять всё её существо. Она не могла понять, что это, но оно было настолько сильным и неотвратимым, что с каждым вздохом её душа всё глубже погружалась в это незнакомое волнение. Она опустила глаза, пытаясь скрыть все свои чувства, но не могла избавиться от того ощущения, что что-то в её жизни изменилось. И, несмотря на всю свою решимость, Хатидже не могла контролировать свой страх перед этими новыми, неопределёнными эмоциями, которые как вихрь закружились в её сердце. Хатидже сидела в полумраке, её руки сжаты, как если бы она пыталась удержать что-то невидимое, что стремилось вырваться наружу. В голове всё ещё звучал его голос — низкий, уверенный, в нём была какая-то скрытая тоска, которую она не могла понять, но которая казалась ей настолько близкой, будто они оба разделяли одно неизведанное чувство. В её груди что-то резко сжалось, и, несмотря на тишину, в её ушах раздавался лишь собственный бешеный пульс. Вдруг в её мыслях прозвучало слово — любовь. Это слово было так неожиданным, что она едва могла поверить, что оно пришло из её же уст. Она подняла глаза, но всё вокруг казалось размытым. Она не была готова к тому, что с ней происходило. Она не могла понять, как это случилось, как всё изменилось за один взгляд, за одно мгновение, когда её глаза встретились с его. Хатидже испугалась. Испугалась, потому что она знала, что эта любовь — это не просто чувство. Это была сила, которая могла бы разрушить всё, если её не контролировать. И она чувствовала, как это чувство растёт внутри неё, как оно всё больше заполняет её душу. Её тревога была не столько в том, что она не могла забыть его, а в том, что она не могла быть с ним. Она была всего лишь одной из девушек в гареме, частью этого замкнутого мира, где её желания и мечты должны были оставаться скрытыми. «Что я делаю?» — подумала она, закрывая глаза и пытаясь прогнать эти мысли. «Это невозможно. Я не могу позволить себе так влюбляться, я не могу...» Но сердце не слушалось её разума. Оно продолжало стучать, словно напоминая о том, что чувства, которых она так боялась, уже не уйдут. И она понимала, что с каждым днём, с каждым взглядом, с каждым словом, которое они обменивались, эти чувства становились всё сильнее, и они уже не могли быть остановлены. Забыть его, забыть его голос и тот момент, когда она впервые увидела его в темноте сада, казалось невозможным. С каждым днём он становился для неё всё важнее, а её чувства к нему — всё глубже и ярче. Скрыв лицо в ладонях, Хатидже пыталась уговорить себя успокоиться, но она уже знала: она не сможет вернуться назад.Хатидже с каждым мгновением всё больше ощущала, как сжимаются её плечи и тянет её к тому месту, где она могла бы скрыться. Она знала, что если султан Мурад войдёт в эту часть гарема, он обязательно заметит её. Его взгляд был проникновенным, острым, он заметил каждую деталь. И даже если она попробует прятаться, его глаза не могли не заметить её, ту самую, кто скрывал свою настоящую сущность. Она инстинктивно почувствовала, что её тайна может быть раскрыта. Волнение внутри становилось всё сильнее. Под лестницей, спрятавшись среди теней, Хатидже сжалась и буквально вползла в её уголок, стараясь стать частью этого темного пространства. Она не могла позволить себе быть замеченной, особенно сейчас, когда её собственные чувства к султану настолько запутались. Она прижалась к стене, ощущая её холод. Каждый её вдох становился всё более шумным, а сердце не слушалось, барабаня в груди. Она не была готова к тому, что могла бы столкнуться с султаном, и не была готова к осознанию, что он мог бы узнать её, ту самую, кого он ищет. Когда Мурад вошел в зал, его присутствие было словно холодный ветер, который ворвался в теплое помещение. Все в помещении замерло, и даже воздух, казалось, стал гуще. Он вошел с достоинством и силой, его шаги уверенные, но в них чувствовалась некоторая тяжесть. Он был султаном, и его каждое движение излучало власть, даже если взгляд был задумчив и слегка грустен. Как только его фигура появилась в дверном проеме, в зале мгновенно наступила тишина. Слуги, наложницы и девушки мгновенно прекратили свои разговоры и занятия, и в один момент, словно сговорившись, они все повернулись в его сторону. Это был момент, когда воздух буквально наполнился напряжением. Каждый, кто находился в зале, знал, что султан Мурад хан — это не просто правитель, но и тот, чье присутствие навевает как трепет, так и уважение. —Дорогу султану Мурад хан хазретлери! — раздался громкий и торжественный голос. Это было объявление, которое не нуждалось в повторении, ведь вся комната, мгновенно услышав его, преклоняла головы и встала в строгий ряд. Все девушки, наложницы и служанки выпрямили спины, а их лица принесли невидимую дань уважения своему господину. В этот момент время, казалось, застыло, и ни одно дыхание не осмеливалось нарушить тишину. Мурад, несмотря на величие своего положения, не мог скрыть внутреннего волнения. Входя в зал, его взгляд, полный решимости, сразу же направился к рядам девушек, стоявших в почтительном молчании. Его шаги были уверены и полны достоинства, но в них скрывалась некая обеспокоенность, которую он не мог скрыть. Все девушки, в том числе и те, кто был ему хорошо знаком, стояли, следя за его движением. Но его взгляд с каждым шагом становился более напряжённым, и он пробегал глазами по каждой девушке, словно ища что-то, что не мог найти. Он не осознавал, что именно он искал, но чувство неуловимой потери не покидало его. Каждая из девушек стояла перед ним, но он не мог найти тех самых голубых глаз, которые он видел той ночью. Он остановился, и его взгляд снова скользнул по всем присутствующим, проверяя, не скрывается ли она среди них. Это было нечто большее, чем просто поиск — это была неосознанная жажда, потребность найти её, ту, чьё пение пленило его душу, ту, чьи глаза, как вечернее небо, влекли его за собой. Хатидже, спрятавшаяся под лестницей, с затаённым дыханием наблюдала за его движением. Она знала, что он ищет её. Это ощущение становилось всё сильнее с каждым его шагом. Внутри неё бушевала буря эмоций, но она оставалась неподвижной, стараясь не выдать себя. Сердце её билось всё быстрее, а кровь стыла в жилах, когда его взгляд вновь скользнул по всем девушкам, но не остановился на ней. Мурад снова обвёл взглядом всех присутствующих, и, не найдя того, кого искал, не сказав ни слова, повернулся и пошёл к выходу. Тишина, которая царила в зале, была почти осязаемой. Девушки обменялись взглядами, но никто не осмеливался нарушить эту напряжённую тишину. Когда Мурад ушел, его шаги затихли в коридоре, а девушки, вздохнув с облегчением, начали возвращаться к своим делам. Но в воздухе оставалась какая-то тяжесть, неясная и тревожная. Хатидже, спрятавшись под лестницей, ещё некоторое время не могла прийти в себя. Она поняла, что её тайна была почти раскрыта, и это волнение, этот страх, а может, и что-то другое не покидало её сердце. Для служителей гарема это было удивительным событием. Мурад, несмотря на свои многие года правления, никогда не ступал на порог этой части дворца. Он был известен своей преданностью и уважением к своей Хасеки, Айше, и никогда не проявлял интереса к остальным девушкам в гареме. Даже если кто-то пытался привлечь его внимание, его взор всегда оставался прикован к единственной женщине, которую он любил и с которой разделял свою жизнь. Девушки, которые проживали в комнатах фавориток, были далеко не теми, кого можно было бы назвать объектами его внимания. Многие из них были верными служанками, приближенными к Валиде, и их статус был скорее результатом служения и верности, чем каким-либо преимуществом или предпочтением султана. Они занимали эти комнаты благодаря своей лояльности к матушке султана, а не из-за особых заслуг или красоты, которые бы привлекли внимание самого Мурада. Они прекрасно понимали своё место и редко мечтали о чем-то большем. В этот вечер, когда Мурад вошёл в их покои, нарушая все традиции и правила, возникло множество недоумённых взглядов среди служанок. Их задеяло его поведение, так как было ясно, что султан не ищет ни внимания, ни любви среди них. Но его глаза не могли найти ту, что скрывала свою лицо, ту загадочную девушку с голубыми глазами, чей голос так привлёк его. Это добавляло еще больше странности к ситуации. Некоторые служанки переглянулись между собой, перешептываясь, но никто не осмеливался нарушить молчание. В их глазах было любопытство, волнение и тревога. Они чувствовали, что этот неожиданный визит султана нарушил привычный порядок вещей, заставив все в гареме затрепетать от неведомого волнения. Для них было очевидно, что Мурад был чем-то заинтригован, но что именно — оставалось загадкой. Его поведение, его взгляд, его быстрые шаги, не приводящие к никакому результату, оставляли след в атмосфере гарема, создавая невидимую тревогу. Но для служанок и девушек всё оставалось непонятым, и с каждым шагом султана они ощущали, что что-то важное происходит, но всё ещё не могли уловить, что именно.

***

Прошел месяц с той роковой встречи, и Хатидже, хотя её сердце всё ещё не могло забыть того мгновения, когда глаза Мурада остановились на её таинственном облике, постепенно начала прив适ается к новым порядкам в гареме. Она больше не испытывала тех порывистых волнений, которые возникали, когда её мысли, словно магнит, притягивались к султану. Эти чувства, хоть и не оставляли её в покое, постепенно становились частью её новой жизни, которая теперь была подчинена строгим правилам и постоянному услужению Валиде султан. Её дни проходили в учебе, работе и обязанностях, которые она выполняла с терпением и осторожностью. Она не позволяла себе теряться в мечтах, сосредотачиваясь на том, чтобы стать лучше, быть полезной и учиться у старших. Но как бы она ни старалась забыться, в её душе оставался след, того самого взгляда, который пронизывал её, того самого неповторимого взгляда Мурада, который искал её среди остальных, но так и не нашел. Что же касалось султана, то его поведение тоже изменилось. Он как будто стал более отстраненным, потеряв интерес к своей первой Хасеки, Айше. Ходили слухи, что он стал более холодным к ней, и это было заметно даже в их общих встречах. Айше, несмотря на свою мудрость и опыт, не могла понять, что происходило с её мужем, и, казалось, начала терять контроль над ситуацией. Даже Валиде султан, которая всегда была в состоянии влиять на своего сына, теперь сталкивалась с непониманием и растерянностью. Для всех в гареме это было странным явлением, потому что такие перемены в отношениях между султаном и его женой были почти невозможны. Валиде пыталась найти подход к своему сыну, но он оставался отчужденным, его мысли и чувства были укрыты от всех. Хатидже же, наблюдая за этой ситуацией, чувствовала себя как бы незаметной, но в то же время её присутствие становилось всё более важным для дворца. Вокруг неё всё больше возникало скрытых интриг и нерешённых вопросов, и, несмотря на её попытки уйти от внимания, она становилась частью этой неразгаданной истории. Утро было ярким и свежим, словно воздух, только что освежённый после ночного дождя. Солнце едва поднималось над горизонтом, его лучи пронизывали лёгкие облака, окрашивая небо в нежные розовые и золотистые оттенки. Легкий ветерок приносил запах цветов из сада, где распускались жасмин и лаванда, и всё вокруг казалось пропитанным тишиной и гармонией. Птицы начали своё утреннее пение, наполняя воздух невидимой, но ощутимой музыкой, создавая атмосферу спокойствия. В гареме царила особенная тишина — все только что завершили утреннюю молитву, и теперь каждое утро следовало за привычным распорядком. Хатидже, как и всегда, была рядом с Валиде султан, готовая к любому поручению. В её глазах, отражалась не только внешняя покорность, но и умение оставаться внимательной и незаметной в то же время. Она стояла чуть поодаль, соблюдая должную дистанцию, пока Валиде, в своём полном великолепии, сидела на мягком ковре в углу просторных покоев, поглощённая своим любимым занятием — шитьем. Золотые нити из её рук перетекали в ткань, создавая причудливые узоры, которые становились не просто изображениями, а настоящими произведениями искусства. Валиде всегда с удовольствием занималась этим, ведь для неё это был способ уйти от тяжёлых забот, связанных с управлением гаремом и своими обязанностями. В такие моменты, когда её внимание было полностью поглощено работой, она могла почувствовать себя женщиной, а не властительницей. Это было её маленькое убежище от всего того, что влекло за собой её статус. Хатидже тихо наблюдала, и хотя она прекрасно знала свою роль, она не могла не заметить, как спокойно и в то же время величественно сидела Валиде. Лёгкая улыбка играла на её губах, когда она гладила ткань, разглядывая созданные ею узоры. В такие моменты казалось, что даже время замедляется, и в этом было нечто магическое. — Хатидже, подай мне, пожалуйста, иголку, — спокойно произнесла Валиде, не отрываясь от работы. Голос её был мягким, но в нем звучала скрытая сила. Хатидже сразу же подошла и аккуратно передала нужный предмет, не проронив ни слова. Она была обучена слушать без лишних вопросов, воспринимая каждый момент как часть своей новой жизни в гареме. В её душе всё ещё было место для размышлений, но она не могла позволить себе слишком отклоняться от своей роли. Сквозь оконные проемы в комнатах Валиде проникали мягкие лучи утра, рисуя на полу причудливые узоры света и тени. Летний день только начинался, и все было пропитано ароматами свежести и нежности. Внезапно по коридорам гарема прогремело громкое провозглашение: — ДОРОГУУУУ! Мурад хан хазретлери! Хатидже резко опустила взгляд, чувствовавшие, как её сердце забилось быстрее. Она была в синем платье, которое ей с любовью сшила Валиде султан. Цвет ткани был глубоким и ярким, как летнее небо, и в сочетании с её светлыми, почти блондинистыми волосами, которые сейчас сверкали под лучами солнца, она выглядела как картина, утерянная во времени. Она склонила голову, выразив почтение, но в её глазах читалась непередаваемая тревога. В этот момент, как никогда раньше, она чувствовала, как близко и непреодолимо была её связь с этим человеком. Мурад вошёл в комнату с уверенностью, которая свойственна только султану, облачённому в великолепное одеяние, украшенное золотыми и драгоценными камнями, что блескнуло в свете утреннего солнца. Его лицо, хоть и обрамляло величие, не скрывало напряжённости, а его глаза, когда он окинул комнату, казались более задумчивыми, чем обычно. Валиде султан, сидящая за вышивкой, мгновенно заметила его присутствие. Подняв взгляд, она не смогла скрыть лёгкой радости, которая отразилась на её лице. Несмотря на её статус, она всегда оставалась матерью, которая с гордостью смотрела на своего сына, но сегодня что-то было иначе. Её лицо озарилось искренней радостью, когда она встретила взгляд Мурада. — Моя Валиде, Мурад, — её голос был полон мягкости и уважения, когда она встала и кивнула в знак почтения. Она была удивлена его появлением, но также и приятно удивлена тем, что он пришёл. Мурад редко навещал её без повода, и это было чем-то важным. Мурад шагнул вперёд и в знак уважения к матери наклонил голову. — Моя Валиде, — сказал он с лёгким, но заметным вздохом. — Я пришёл навестить тебя перед отъездом в столицу. Нужно узнать, как обо мне отзываются горожане и пообщаться с теми, кто в правительстве. Но прежде чем я уйду, хотел бы услышать твоё мнение. Я ощущаю, что что-то настораживает меня, и, возможно, ты сможешь пролить свет на это. Его глаза были полны неопределённости, как будто он искал ответы на вопросы, которые не мог найти в собственной душе. Он был великим султаном, но не исключал, что иногда стоит услышать мудрые слова матери, которая знала его лучше всех. Валиде султан вздохнула, её лицо на мгновение стало более серьёзным, но затем она мягко улыбнулась и положила руку на его плечо. — Мурад, мой лев, — её голос стал теплее, и слова звучали как уверенность. — Ты всегда был для меня источником гордости. И твоя сила, твоя решимость — это то, что делает тебя великим правителем. Но помни, не всегда нужно искать одобрения у других. Ты правишь этим миром, и твои поступки — это то, что определяет твоё величие. Её слова были полны мудрости, и хотя они касались его правления, Хатидже, стоявшая в стороне, ощущала, как каждое её слово проникало в её сердце. Мурад смотрел на мать, его взгляд всё больше становился сосредоточенным, но в глазах всё ещё читалась тень беспокойства. Хатидже в это время чувствовала, как её сердце продолжает учащённо биться, но она не могла оторвать взгляд от Мурада, ощущая, как он искал её среди всех. Она боялась, что её глаза выдадут её, хотя она уже поняла, что его внимание было только к ней. Перед уходом, когда Мурад уже собрался сделать шаг к выходу, его взгляд, словно в поисках чего-то, невольно остановился на фигуре, стоящей рядом с его матерью. В этот момент мир как будто замер вокруг него. Его взгляд встретился с её глазами, и в сердце пронзила такая буря, что он почувствовал, как каждый удар его сердца сливается с её дыханием. Это был не просто взгляд, это было нечто более глубокое, что выходило за пределы простого восприятия. Она стояла там, неподвижная и тиха, но в её глазах было что-то ослепительное, что заставляло его кровь бурлить в венах. Голубые глаза, как вечернее небо, ясные и глубокие, бездонные, словно в них скрыты все тайны мира. Никакая вуаль больше не скрывала её взгляд — глаза, полные невинности и какой-то незримой силы, в которых он увидел отражение своих самых скрытых желаний. Она смотрела на него с такой открытостью, что её взгляд не мог оставить его равнодушным. Эти глаза — они словно были его собственным отражением, только более чистым, более загадочным. С каждым мгновением его тело начинало реагировать на неё, не осознавая, что происходило. Мурад не мог отвести взгляд. Душа его буквально взорвалась, как если бы он наконец-то нашёл то, чего не мог найти долгие годы. И в то же время, его сердце сжалось, потому что он понял: это она. Это была та, кого он искал и не мог найти. Некая звезда, что исчезла в ночи, и теперь вот она перед ним, словно по воле судьбы. Его дыхание стало прерывистым. Его тело, хоть и привыкшее к жестокой дисциплине и абсолютному контролю, вдруг почувствовало странную слабость. Как будто его внутренний мир распался на части, и он не мог удержать этот поток чувств. Это была любовь. Такая мощная, такая непостижимая. Его глаза наполнились безумием, и он почувствовал, как его душа расцветает, как будто весна ворвалась в его мрак. Для Хатидже всё это было также мгновением истины. Она жила этой встречей, ждала её, и теперь, когда этот момент настал, она почувствовала, как её тело охватывает жар, а её душу пронизывает тот же огонь. Она бы отдала всё за то, чтобы это мгновение продолжалось вечно, чтобы быть в его объятиях. Но что было важнее — она понимала, что этот день, этот взгляд, всё это было предназначено только для неё. В нём было больше, чем любовь — была целая вселенная, в которой она и он были единственными звездами. Мурад не мог двинуться с места, как будто его парализовало это открытие. Его мир сжался, и всё, что было ранее важным, теперь казалось несущественным. Перед ним стояла загадка, которую он не мог разгадать, но с каждым мгновением становилось всё яснее — она была его судьбой. Эти глаза, этот взгляд, то, как её тело почти невольно тянулось к нему, всё это вело его к неизбежному. Он не знал, почему, но чувствовал, что должен быть с ней, что их пути пересеклись не просто так. Хатидже, в свою очередь, не могла понять, как на неё действуют его глаза. Они были как два пламени, что прогревали её сердце, заставляя каждую клеточку тела реагировать на его присутствие. Её ладони немного дрожали, но она всё равно не отводила взгляда. И, несмотря на всю свою внутреннюю борьбу, она почувствовала, как её тело отдаёт себя его магии, этому чувству, что было новым, неизведанным, но таким мощным и настоящим. В её душе вспыхнуло нечто тёплое и яркое, как заря, которую невозможно удержать. Он медленно сделал шаг вперёд, и этот шаг был настолько естественным, что он сам не понял, как оказался рядом с ней. Его присутствие наполнило воздух тяжёлой атмосферой, словно весь гарем замер в ожидании. Всё вокруг исчезло, остался только он и она. Она чувствовала, как её дыхание становится ровным и тяжёлым, как вся её душа сосредоточена только на нём. Мурад, с каждым мгновением приближаясь к ней, не знал, что делать, как выразить всё, что чувствовал. Он хотел коснуться её, почувствовать её близость, но что-то держало его. Слова не приходили. Они не были нужны. Всё, что он мог сделать, это смотреть в её глаза, которые звали его, манили. Он остановился перед ней, на несколько мгновений их взгляды встретились на таком расстоянии, что казалось, вот-вот их души сольются в одно целое. Всё вокруг исчезло, остался только этот момент. Он хотел что-то сказать, но его голос пропал, его мысли стали запутанными. Хатидже почувствовала это — он был как она, запутанный в своём собственном волнении, переполненный тем, что не мог выразить словами. Но она уже всё поняла. Она не нуждалась в словах. Всё, что было необходимо, это просто быть здесь, рядом с ним. Она стояла перед ним, её мысли метались, словно в буре. В каждую клеточку её тела проникало чувство, которое она не могла контролировать. Только с тобой, Мурад, только с тобой бы я прожила всю свою жизнь. Ни с кем другим. Даже если бы мне пришлось отдать всё, лишь бы ты был рядом. Сердце её билось так сильно, что казалось, оно вот-вот вырвется наружу. Как ты превратил меня в свою пленницу, Мурад? — думала она, не в силах отвести взгляда. Как когда-то я, одержимая местью и злом, могла думать, что сердце моё останется холодным и неприступным? Ты разрушил все мои стены, заставил меня снова почувствовать живой, но теперь я уже не могу уйти. Ты заполнил все мои мысли, и я боюсь признаться, что не могу освободиться от этого чувства. Неужели я так глубоко полюбила тебя? Как ты меня потряс, как ты сжёг всё, что было до этого, оставив только ты и я, ни одного пути назад. О, любовь, ты неистова. Как я, наполненная болью, могу так рваться к тебе? Как я когда-то могла думать, что смогу жить без тебя? Я не могу дышать, я не могу думать о чём-то другом. Моё сердце откликнулось на твоё имя, и теперь оно принадлежит только тебе. Ты — мой солнце, моё всё, и я не могу больше скрывать эту боль, что растёт в груди. Ты один, кто забрал моё сердце, и я не знаю, что делать с этой безумной страстью. Всё, что я хочу — это быть с тобой. Ты стал моей вселенной, Мурад, и больше ничего для меня не существует, кроме тебя. В этот момент, когда его шаги всё ближе приближались к ней, Хатидже ощущала, как её душа сжалась от волнения. Он стоял перед ней, и его взгляд был настолько пристальным, что она почувствовала, как её сердце замирает, сжимается в груди, как будто сама вселенная приостановила своё дыхание. Её дыхание стало прерывистым, а мысли словно ушли в туман, не в силах подчиняться разуму. Всё, что оставалось — это он. Только он. Она не могла отвести глаз, её душа была окутана этим непередаваемым чувством, которое стремительно разрушало все её стены. Ты? — его слова отозвались эхом в её сознании. Он, кажется, тоже был охвачен этим мгновением, этим немым притяжением, которое заставляло их оба забывать обо всём. Хатидже не могла скрыть, как её сердце бешено колотилось, как её тело наполнилось странным теплом и муками одновременно. Всё внутри неё словно пело в ответ на его голос. Да, это я. Я, твоя незнакомка. Та, кого ты искал. Та, кто уже давно отдала тебе свою душу, свою жизнь. Она пыталась что-то сказать, но слова застряли в горле, как будто её нервы не могли выдержать напор эмоций. Её взгляд стал мягким, печальным, полным незавершённых мыслей и чувств. Её губы слегка дрожали, а в глазах читалась неведомая боль, смешанная с любовью, с надеждой. Но она знала, что не может быть ничего простого между ними. Всё было сложно. Очень сложно. В его глазах была такая глубина, что Хатидже ощущала, как будто она теряется в этом взгляде, растворяется в нём. Она не могла объяснить, почему её душа кричала к нему, почему её сердце было готово следовать за ним без всяких вопросов. Всё, что она могла сделать, — это стоять, просто смотреть на него и надеяться, что её чувства смогут быть поняты. Но Мурад, в конце концов, не выдержал. Сложив руки за спиной, он сделал шаг назад, словно вырываясь из этого потока эмоций, который их обоих накрыл. Хатидже чувствовала, как её душа падала, как тяжело было её сердце после его молчания. Он молчал. И это молчание было самым страшным для неё.

***

День прошел стремительно, и к вечеру, когда мягкие лучи заходящего солнца уже не могли проникнуть через окна, Хатидже, завершив омовение в бане, направлялась к общей трапезе. Она старалась не думать о Мураде, но мысль о нем не отпускала её. Ожидание, что он, возможно, понял её сомнения, что она не достойна его, мучило её сердце. Хатидже вздохнула, но в этот момент что-то нарушило её покой. Когда Хатидже вошла в общий зал, где девушки отдыхали или готовились к вечерним обязанностям, её внимание сразу привлекла тревожная атмосфера. Все были слегка напряжены, как будто ожидали чего-то необычного. Вдруг к ней подошла одна из служанок, её лицо выражало смесь удивления и восхищения. — Хатидже, — тихо сказала Фюрузе, подходя к девушке с вуалью. Её голос был спокойным, но в нём ощущалась лёгкая улыбка. — Надеюсь, ты хорошо помылась, — продолжила она. — Вечером ты отправишься к султану Мураду. Хатидже застыла, не в силах поверить в услышанное. Её сердце начало бешено колотиться, а в голове всё перемешалось. Это было настолько неожиданно, что она почти не могла понять, что именно сказала Фюрузе. — Ты… Ты уверена? — с трудом спросила Хатидже, её голос слегка дрожал от волнения. Фюрузе, заметив её растерянность, усмехнулась и посмотрела на неё с доброй улыбкой. — Мурад сам выбрал тебя. Это важно, Хатидже, — сказала она с легкой серьёзностью в голосе. — Тебе предстоит нечто особенное, так что приготовься. Сегодня всё будет по-другому. Хатидже почувствовала, как её сердце сжалось. Она не могла понять, что происходит. Страх, смущение и волнения переполняли её. Она почувствовала, как лёгкий холодок пробежал по коже. Как только Фюрузе покинула комнату, за Хатидже сразу пришли другие девушки, готовившие её к предстоящей встрече. На лице каждой было беспокойство, смешанное с возбуждением. С каждой минутой настала кульминация подготовки — сегодня Хатидже должна была предстать перед султаном. Первая, кто подошёл, была одна из старших наложниц, Эмине. Её взгляд был строгим, но в нём читалась искренняя забота, как у опытной наставницы. Она попросила Хатидже сесть на деревянный табурет, накрывшись лёгким белым платком. — Прежде всего, — сказала Эмине, — нам нужно позаботиться о твоих волосах и коже. Убедись, что ты чиста, прежде чем всё остальное. Девушки начали с того, что тщательно удалили все лишние волосы с тела. В их действиях не было грубости, лишь искусная забота и внимание. Каждое движение было мягким, аккуратным. Ласковые руки массировали её кожу, а затем наносили ароматные масла, которые наполняли комнату глубокими, сладкими нотами сандала и розы. — Это масло для твоей кожи, — тихо сказала одна из девушек, нанося масло на её шею и плечи. — Оно сделает твою кожу мягкой, словно бархат, и султан непременно заметит. Когда все лишние волосы были удалены, а кожа покрыта ароматным маслом, девушки приступили к волосам. Они аккуратно расчесывали её длинные светлые волосы, пока не получился безупречный, волнующий образ. Каждую прядь они укладывали с невероятной тщательностью, создавая мягкие волны, которые ниспадали по плечам. Волосы блестели и играли на свету, отливали золотом, словно поцелуи солнца. Затем пришла очередь платья. Служанки достали красное платье, которое не скрывало, а подчеркивало её стройную фигуру. Ткань была лёгкой, но при этом плотной, обвивающей тело так, что каждый шаг Хатидже становился грациозным. Когда её одели в платье, Хатидже почувствовала, как её сердце бьётся быстрее, как будто сам воздух вокруг неё стал тяжёлым и наполненным напряжением. В этот момент к ней подошла Эмине, и её взгляд был полон серьёзности. — Ты умна, Хатидже, — начала она, её голос был мягким, но в нём чувствовалась твердость. — Но не забывай, что это не игра. Не наслаждайся этим слишком сильно. Мурад хан... Он никогда не смотрел в сторону гарема, — она сделала паузу, глядя на девушку с пониманием. — Он был верен Айше султан. Ты должна знать, что эта ночь — лишь одно мгновение. Он будет с ней в ночь четверга. Так что на большее и не рассчитывай. — Ночь четверга? Особый день? — спросила Хатидже, в её голосе звучала едва сдерживаемая жажда узнать больше, жажда разгадать этот мир, в который она только вступала. Эмине, не спеша поправляя её волосы, взглянула на неё с глубоким пониманием. Она продолжила, давая точное и чёткое объяснение: — Традиция, — начала она, осторожно и вдумчиво подбирая слова. — В ночь четверга султан всегда проводит время с Айше султан. Если он решит игнорировать эту ночь с хасеки и провести её с другой, это означает, что эта девица очень искусна. Я говорю тебе это как тот, кто давно служит в этом дворце. Некоторые удавались в это, и для них это было их первой грандиозной победой. Хатидже молчала, её мысли были сосредоточены на этих словах, их значении. Она всё глубже осознавала, как мало она знает о дворе и его законах, но в её глазах мелькнуло что-то блестящее, нечто похожее на амбиции, стремление к большему. — Сегодня какой из дней? — спросила она, пытаясь почувствовать пространство времени в этом строгом распорядке. — Пока вторник... — ответила Эмине, наблюдая за реакцией девушки. В этот момент Хатидже вновь почувствовала, как её сердце сжалось от ожидания, но в её глазах снова промелькнул этот решительный огонь. Она была готова принять вызов, будь что будет. — Айше султан будет очень недовольна этим, — продолжила Эмине, её голос становился всё более серьезным. — Будь в покоях султана учтивой и вежливой. Если тебе удастся завоевать его внимание, не сдавайся. Поднимай голову только тогда, когда он на это позволит. Помни, что в этом дворце все, даже взгляд, имеет значение. Не торопись и не делай резких движений. Хатидже кивнула, пытаясь понять, что именно ей предстоит пережить. Эмине знала больше, чем кто-либо, и её слова были не просто советами, а предупреждением. И, несмотря на тревогу в её сердце, Хатидже чувствовала, как в ней зреет решимость. Хатидже стояла в центре зала, её тело окутано бархатным красным платьем, будто алым пламенем, которое отражало её внутренний огонь. Платье обвивало талию, подчёркивая грациозные изгибы, а волосы, уложенные с поистине королевской точностью, ниспадали мягкими локонами, словно водопад, который ни одна буря не могла бы нарушить. В её глазах было что-то ослепительное, что невозможно было игнорировать. Фюрузе и Эмине стояли рядом, подталкивая её вперёд. Всё готово. Хатидже могла бы почувствовать гордость за свою внешность, за то, как она теперь выглядит, но в этот момент её сердце било тревогу. Она знала, что встреча с Айше султан будет чем-то гораздо более важным и опасным. И вот, в этот момент, когда Хатидже шагнула к выходу, дверь неожиданно распахнулась. На пороге появилась Айше султан, её фигура в величественном платье казалась невыразимо благородной, как вырезанная из мрамора. Все девушки, как только увидели её, тут же склонились в поклонении, но Айше не удостоила их своим вниманием. Всё её внимание было приковано к Хатидже, как к неведомой угрозе, которая вот-вот потрясёт все устоявшиеся порядки. Словно молния в ясном небе, взгляд Айше прошёлся по девушке. Не было ни намёка на интерес или любопытство, только холодное презрение, которое Айше не скрывала. Она не могла понять, что же в этой девушке привлекло султана. Хатидже была чем-то совсем другим, чуждым её миру, и это сильно беспокоило её. Айше сделала несколько шагов, приближаясь, и её глаза горели ярким огнём. Она не стала излишне показывать свои эмоции, но каждый её взгляд, каждое движение говорил о том, что она чувствовала угрозу. Это была не просто ревность, это было ощущение того, что кто-то пытается вторгнуться в её мир, в её правление. Хатидже не склонила голову, как того ожидала Айше. Она выполнила поклон, но её взгляд был прямым и твёрдым. Она смотрела прямо в глаза Айше, в которых можно было увидеть ледяное презрение, и в этот момент её глаза сверкнули искоркой решимости. В её душе всё горело, и она знала, что она не уступит. Нет, она не была готова просто отступить. Этот момент был её, и она не собиралась позволить ни одному взгляду свести её с пути. Айше мгновенно почувствовала этот вызов. Гнев, который она сдерживала, начал бурлить внутри неё. Но она сдерживалась, так как в отличие от Хатидже, знала, что воспитанность — это её сила. Её взгляд стал ещё более пристальным, будто она пыталась раскусить эту загадочную девушку. Каждый её взгляд, каждое движение было исполнено величия и угрозы, но в том же моменте Айше не могла не ощутить, что её привычная власть начинает трещать по швам. Не отрывая глаз от Хатидже, Айше сделала шаг вперёд, и её взгляд, казалось, был пропитан огнём. Но вместо того чтобы отступить, Хатидже стояла с гордо поднятой головой, словно утверждая своё право быть рядом с султаном. В этот момент для обеих женщин мир как будто замер. Они обменялись молчаливым сообщением — игра началась, и ни одна не собиралась уступать. Айше вздохнула тяжело, но её лицо оставалось по-прежнему холодным. В её глазах мелькнуло что-то похожее на интерес, но тот же момент, как только она сделала шаг назад, её гордость вернулась на место. Она скрыла свои эмоции и вновь приняла свой привычный, невозмутимый вид. Хатидже же, не отводя глаз, почувствовала, как её сердце бьётся всё сильнее. Её душа горела от того, что сейчас происходило. Этот взгляд, это молчание, это соперничество — всё, что происходило между ними, напоминало поединок, в котором не было места слабости. Хатидже не была готова отступить. Айше почувствовала, как её взгляд становится тяжелым и сосредоточенным. Она не привыкла к таким эмоциям, не привыкла видеть в глазах других женщин такой непреклонный огонь, как в глазах Хатидже. Эти глаза не выражали ни страха, ни почтения. Они были полны амбиций, стремления и чего-то, что могло быть ей опасным. Айше всегда была уверена в своей власти, в своей силе и в своём положении, но этот взгляд был как вызов. Что-то внутри неё дрогнуло. Это была не ревность, это было чувство угрозы, которое она давно не испытывала. В Хатидже было что-то новое, что-то, что не поддавалось привычным правилам. Эти глаза горели, как огонь, и Айше поняла, что девушка не боится её, не боится султана, и, возможно, не боится даже самого гарема. Это было нечто другое — вызов, который нужно было принять. Айше сделала паузу, пытаясь скрыть беспокойство, и её гордая осанка оставалась неизменной. Но она уже понимала, что эта девушка, Хатидже, не будет просто наблюдателем. Она не будет одной из тех, кто теряет свою силу и свою волю в этом мире. Она была сильной. И это было что-то новое и тревожное для Айше. Этой девушке не нужно было завоевывать мир. Она уже была готова к борьбе. Айше едва заметно приподняла подбородок, чтобы скрыть свою реакцию. Она всегда была умной и осторожной женщиной, но здесь, перед ней, стояла женщина, которая не только пробудила её осторожность, но и вызвала внутреннее беспокойство. Это была не просто конкуренция. Это была война взглядов, война амбиций. "Ты не отступишь", — подумала Айше, но не сказала ничего. Она просто стояла перед ней, будто проверяя её на прочность. Все слова и улыбки были пустыми. В этот момент все они были лишь актами, покровами, скрывающими истинное лицо их противостояния. Хатидже оставалась неподвижной, её глаза не отходили от Айше, и в них горела решимость, которая могла бы поджечь целые города. В глубине её души, как и в душе Айше, разворачивалась своя битва, не столь явная, но не менее важная. И она знала, что победа в этой битве будет означать не только уважение султана. Она будет означать победу над всеми, кто посмеет оспаривать её право быть здесь.