Тень

— Вот, собственно, и всё, — закончила длинный монолог Ино и глянула на подругу. — Не забывай улыбаться и всё будет тип-топ. — Спасибо, — поблагодарила Хината, расправив складки на выглаженном фартуке, — за всё! — Что ты! Это такие пустяки, — отмахнулась блондинка, достав коробку из холодильника. Поставив на стол, она аккуратно открыла ее и нагнулась, заглядываясь на красивый торт с клубничным желе. Облизнувшись, потянула за подложку. — Торт-суфле лучше резать тёплым ножом, — пояснила девушка, включив горячую воду, и подержала под ней метал пару минут. — Ммм, вкусный, — Ино с удовольствием съела с ножа тонкий кусочек. — Хината, доставай тарелки, поедим. — Мне кажется, Шикамару не будет рад, — настороженно произнесла подруга, нахмурив брови. — Шикамару? Ты видишь здесь Шикамару? — деланно произнесла девушка, заглядывая то в шкаф, то за стойку. — Кажется, его здесь нет, — заговорщицки шепнула она на ухо. — Ты уверена, что он не разозлится? — хихикнула Хината и потянулась за тарелками. — Я уверена, что он даже не заметит! — И всё-таки, это как-то неправильно. — Можно подумать, мы совершаем преступление! — закатив глаза, пробурчала подруга. — Это всего лишь торт! К тому же, мы должны знать, что предложить клиенту, если он спросит нашего совета. Да и этот маленький кусочек окупится ещё в четыре раза. Разве я не права? — Права, — Хината одобрительно кивнула, улыбнувшись про себя. Все-таки у Ино талант в убеждениях – может склонить на свою сторону даже самого дьявола. Разложив по тарелкам торт, Ино двинулась к столикам, закрыв попутно дверцу шкафа бедром. Хината заварила кофе, посыпав корицу на молочную пенку. До открытия оставалось минут тридцать и у них было достаточно времени, чтобы позавтракать и поговорить о пустяках. Яманака потянулась на стуле и, сделав глоток, посмотрела на подругу, которая, обхватив двумя руками кружку, наблюдала, как плотная пенка постепенно оседала. — Что-то случилось? — Кое-что вспомнила. — Что-то хорошее? — хитро прищурившись, спросила Ино, ткнув подругу в плечо. — Папу, — прошептала девушка грустно, но с теплотой улыбнувшись. Ино дёрнулась, задела локтем чашку и тарелку и посуда разлетелась по полу крупными осколками. Кофе растёкся по кафелю, а минутой ранее красивый торт превратился в розовую кашицу. Хината побежала за тряпкой и совком, а, вернувшись, увидела раздосадованную Ино на коленях, собирающую осколки в мусорное ведро. На глазах девушки проступали слёзы и она то и дело сметала их тыльной стороной ладони, морща нос. — К счастью, — ободряюще сказала Хината, погладив по спине Ино. Девушка непонимающе посмотрела на неё, ещё больше размазывая чёрную тушь под глазами. —  Посуда бьётся к счастью или скорому замужеству. — Скажешь тоже, — хохотнула она, поднимаясь. — Вот счастье-то привалит, когда Шикамару выставит счёт за всю разбитую посуду. Теперь вместо того, чтобы наслаждаться кофе, придётся мыть пол. — Я могу вымыть, а ты можешь мой кофе выпить, я к нему даже не притронулась. — Я, конечно, наглая, но не до такой степени. Доедай торт, а я тут приберусь. — Я помогу... — Кыш-кыш, — шутливо замахав перед собой тряпкой, отогнала девушку от себя. — Хината, — закончив убираться, Ино подошла к протирающей стол подруге и, отодвинув стул, села напротив неё, —я тут подумала... Только не пойми меня неправильно, я просто волнуюсь... Ты не думала о том, чтобы снова начать ходить к психологу или посещать общество анонимных наркоманов? Если тебе нужна поддержка, я всегда тебя выслушаю. Ты же знаешь, —Хьюга обратила все своё внимание на пятно на стол и усиленно стала его натирать, — ты всегда можешь на меня положиться, — Хината закивала и отвернулась к окну, но Ино перехватила её руку, сжимая ладонь. — Но я не специалист, а то, через что ты прошла, просто так не забывается. — Я знаю, — растерянно пригладив чёлку, Хината села за стол и стала водить пальцем по гладкой поверхности, — дядя Хаширама тоже мне об этом говорил. — Дядя Хаширама? — с удивлением спросила Ино, приподняв бровь. — Кто это? — Не знаю, помнишь ты или нет, но мы встретились как-то с ним, гуляя по парку. Высокий такой... Он ещё смеялся над твоими шутками, пока не подошла его жена. — Аааа, тот старик! — Да не старик он вовсе, — возмутилась Хината, сведя брови к переносице. Он был ровесником её отца и выглядел довольно неплохо. Подтянутый, с упругой походкой и ровной осанкой. Если бы не проступающие на лбу и в уголках глаз морщины, трёхдневная щетина и усталый взгляд, то можно было бы дать ему лет сорок, если не меньше. — Да ладно тебе, для меня все мужчины старше сорока — старики. Это твой дядя? — округлив глаза, Ино перевесилась через стол. — А, нет, — улыбнувшись, Хината замахала руками перед глазами, — он друг отца. Когда-то они учились вместе. Даже не знаю, что бы со мной было, не встреть он меня тогда. — Вот оно как, — протянула подруга и посмотрела на дверь — через стекло было видно, что к ним подходит первый посетитель. — Если хочешь, я могу поискать хорошего специалиста или пойти вместе с тобой. — Я справлюсь, — уверенно сказала девушка, повернувшись, когда дверь со звоном открылась, — спасибо. Хината сидела на диване, подогнув под себя ноги, и смотрела на запечатанный конверт на столе, не решаясь вскрыть. Ладошки запотели от волнения и сердце готово было выпрыгнуть из груди. Напротив сидел Хиаши, положив руки на колени, переводил взгляд с дочери на конверт. — Я могу... Если ты боишься, — кашлянув в кулак, отец прервал затяжную паузу. Несмотря на сдержанность, голос слегка подрагивал, выдавая беспокойство. Дочь отрицательно покачала головой и быстро схватила конверт, распечатала. Поджав губы и закрыв глаза, она трусила взглянуть на результаты. — Поступила, — раздалось над головой и тяжёлая, но тёплая рука легла на её плечо, — молодец. Хината распахнула глаза, не понимая, как отец оказался за спиной, и посмотрела на результаты. Запрокинув голову, она взглянула на отца, который улыбался и, казалось, сдерживал заблестевшие в глазах слезы. Поспешно отвернувшись, он зашёлся кашлем и прошёл в ванную, чтобы взять себя в руки. Грудь его распирало от гордости, ему хотелось подбросить её к потолку, как в детстве, когда она бежала к нему, шлёпая по полу босоногими ногами. Но радость постепенно сменялась лёгкой грустью осознания, что дочь выросла и совсем скоро покинет дом, уедет в другой город и заживёт самостоятельной жизнью, будет навещать его только на каникулах. А вскоре и сама заведёт семью и забудет про своего старика. Вот они — родители — вырасти, воспитай, а потом отпусти. Сердце сжалось от этих мыслей, и он, нервно растерев грудь рукой, ополоснул лицо холодной водой. Мысли потоком сменяли друг друга и накатывал страх, что дочь не справится с самостоятельной жизнью. Понимая, что рядом не будет напутствия от более мудрого человека, Хиаши страшился, что его маленькая Хината может связаться не с теми людьми, не сможет решить свои проблемы сама, вляпается в какую-то историю. Она же такая наивная и добрая, сколько раз он пытался искоренить эти качества, сделать её более жёсткой, но всё безуспешно. — Раз уж у меня выходной, то почему бы нам не пойти куда-нибудь? — спросил Хиаши, вернувшись в зал. Хината от неожиданности чуть не выронила книгу и, распахнув шире большие глаза в удивлении, захлопала ресницами. Она не помнила, когда отец предлагал провести время вместе. Ей всегда казалось, что ему некомфортно находиться с ней долгое время наедине, поэтому он работал допоздна, а в свободный день либо не вылазил из кабинета, либо уезжал куда-то под предлогом неожиданно возникших дел. — Куда бы ты хотела? Ну, знаешь, я не в курсе, куда сейчас ходит молодёжь. — Я... Я не знаю, — замялась она и тут же испугалась, что секундное промедление может стоить ей такого дорогого дня в компании отца. Ей хотелось ухватиться за этот порыв и провести с ним немного времени. — Здесь неподалёку есть кафе, можно туда, — протараторив и пряча глаза под густой чёлкой, Хината затеребила замок серой толстовки. Хиаши скептически оглядел здание: невзрачное, с нелепыми расклеенными розовыми зайцами на витражных окнах, увядающие петунии в горшках у входа, задрипанный коврик с надписью «welcome». Он хотел было уточнить, уверена ли она, что хочет именно здесь обедать, но затем быстро отогнал эти мысли, подумав, что ничего не понимает в нынешних вкусах. Открыв дверь и пропустив дочь, он вошёл в помещение и сразу прищурился. Было темно и потому появившаяся откуда ни возьмись девушка с фонариком напугала его. Спросив, сколько человек, она повела их к столу. Хиаши высоко поднял брови в недоумении, посмотрев на дочь, которая была удивлена не меньше и нервно кусала губы. Над письменным столом зажглась тусклая лампа и осветила книги, бумаги, скрепки и прочие канцтовары, разбросанные по поверхности. — Вы впервые у нас? — Да, — ответила дочь, сильнее сжимая ремешок сумочки. — Присаживайтесь и обустраивайте стол, как вам хочется. К нам часто приходят студенты, чтобы поработать над совместными проектами, поэтому не обращайте внимание на лёгкий хаос. Вот наше меню, когда будете готовы к заказу, поднимите руку и я подойду. Хиаши растерялся от обилия новомодных названий в меню и, чтобы не попасть впросак, просто ткнул пальцем в первое попавшееся, когда подошла официантка. Он кинул взгляд на дочь, которая, прислонив пальцы к губам, внимательно изучала лист. — Извини, — пробормотала под нос Хината, склонив голову. — За что? — Я не думала, что здесь так... — Оригинально, — закончил он и поёрзал на жёстком стуле. — Правда эти табуретки могли бы сделать более удобными. Хината тихо хихикнула, удивляясь, что отец попробовал пошутить и не сказал ничего обидного в духе «Другого я от тебя и не ждал». Украдкой она взглянула на него — серые глаза излучали приятный свет, а обычно напряжённые и опущенные уголки губ были сейчас немного приподняты, делая суровое лицо более мягким и расслабленным. Она не помнила, когда видела его таким умиротворённым. Отец всегда был для неё недосягаемым, а сейчас казался таким родным и простым. Смотря, как он потирает подбородок и потерянно кладёт скрепки в органайзер, она улыбнулась и помогла ему прибрать стол. И почему они раньше никуда не выходили и не проводили время вместе? Почему именно сейчас, когда ей скоро уезжать, она почувствовала связь между ними, от которой щемило сердце и хотелось почувствовать себя вновь маленьким ребёнком в сильных объятьях отца? Хиаши наблюдал, как дочь, остужая суп, смешно дует на ложку, и вспомнил её совсем малышкой. «Ух, голячо, папа. Голячо», — говорила она, когда он пытался накормить её перед работой. Тогда он брал ложку, загребал кашу и дул на неё, чтобы она быстрее остыла, а она, смотря на него, смеялась и повторяла. — Ты всё ещё не ешь морковь? — сказал отец, заметив, как она вылавливает её из супа и перекладывает в тарелку. Дочь посмотрела на него виновато и заправила выбившую прядь за ухо. — Помню, как ты опрокинула на меня чашку с морковным пюре, прям перед работой. А затем залилась плачем, словно это тебе испортили всю одежду. — Я? — Да, мне даже было обидно. Я так долго его готовил, по рецепту, что дали сотрудницы на работе. — Наверное, тяжело было растить меня одному. Почему ты не женился снова? — Я... — он явно замялся, пытаясь сконцентрировать взгляд на чем-то, что не было её глазами. Хиаши ковырнул салат вилкой, пытаясь совладать с эмоциями и спрятать проступившие постыдные слезы, —  я любил твою мать. Да и кому нужен следователь, который пропадает целыми днями на работе, приносит мало денег, да ещё и... — С ребёнком в придачу, — продолжила Хината. Её затопила вина, что отец не устроил свою жизнь из-за неё и что сейчас, когда она уедет, никто о нём не позаботится. И зачем только она согласилась послать документы в этот университет? Училась бы в своём городе и жила бы вместе с отцом. — Я никогда не думал о тебе, как об обузе. Не отрицаю, первые три года мне было трудно, но ты была спокойным ребёнком, если исключить твои редкие капризы. — Капризы? — удивилась Хината. Она всегда думала, что была неприхотливым ребёнком, старалась не создавать проблем. — Плакала по ночам, если я вставал с кровати. Упрямо барабанила дверь, чтобы мы пошли гулять в непогоду, отказывалась есть манную кашу. Я правда поздно понял, что варил её неправильно. Просто бросал всю крупу в кипящее молоко, не знал, что её нужно помешивать. Когда ты пошла в садик, тебя словно подменили. Хината закусила губу, ей очень хотелось бы помнить заботливого отца. Однако память подбрасывала лишь тусклые  воспоминания, наполненные постоянным ожиданием: вот она сидит с воспитательницей, которая недовольно поглядывает на часы, ждёт отца; вот она одна, бродит по пустым, тёмным коридорам школы в ожидании отца; вот они спешат домой, он надевает ранец на плечо и берёт на руки, чтобы быстрее добраться; вот он оставляет её одну и бежит на работу; вот они делают уроки и он злится на её медлительность и на криво выведенные буквы; вот она смотрит на красивые игрушки, не смея попросить его купить. Когда они вышли на улицу, солнце было в зените и раскалённый сухой воздух обжигал ноздри и лёгкие. Асфальт под ногами плавился, напоминал мягкую жвачку и, пройдя два квартала, Хиаши остановился, чтобы купить колотый лёд. Расплатившись и поблагодарив продавца, он протянул холодный стаканчик с ледяной стружкой, покрытой клубничным сиропом, дочери. — Помнишь фонтан с рыбками? — он указал на детский парк через дорогу. Дочь непонимающе посмотрела и отрицательно махнула головой, отправляя в рот сладкий лёд. — Этот фонтан я ненавидел, ты постоянно говорила «к лыбкам, лыбкам». Не оставляла мне выбора, приходилось делать круг перед работой, чтобы ты на них посмотрела. По вечерам мы часами сидели на скамье и смотрели как из неподвижных рыбок брызжет вода. Я однажды заснул и проснулся от криков. Ты забралась на парапет и, видимо, поскользнулась и грохнулась в воду, а потом долго болела. После этого мы никогда не приходили сюда, — сказал он, вспоминая, как сорвался и побежал на детский плач, как колотилось его сердце, когда он посреди ночи нёсся по городу с ребёнком на руках, тело которого горело и лихорадило. Телефон завибрировал в кармане и Хиаши раздосадовано шикнул, сомневаясь, ответить или нет. Отойдя в сторону, отец всё-таки взял трубку. Ворот его лёгкой льняной рубашки был мокрым от пота и, расстегнув одну пуговицу, он оттянул пальцами воротник. Хината озадаченно смотрела на его изменившееся выражение лица и понимала, что их небольшая прогулка подошла к концу. — Извини, с работы. Мне нужно ехать. Если хочешь, можешь пригласить друзей или пойти куда-либо. Главное — возвращайся к девяти, — бросив мороженое в урну, виновато произнёс он. — Пап, — протянула Хината, останавливая вечно ускользающего отца. Ей хотелось сказать ему, что она его любит, но слова, подступившие к горлу, так и не были произнесены, — удачи. Рабочий день закончился, и подруги, с облегчением вздохнув, проводили последнего клиента, пожелав доброго вечера с улыбкой. Ино уговаривала пройтись по торговому центру, но единственное, о чём мечтала Хината, была горячая ванна, толстый плед и чашка травяного чая. Пообещав обязательно пройтись в следующий раз, она попрощалась с подругой и направилась к остановке. Мороз щипал нос и щёки и, переминаясь с ноги на ногу от холода, девушка старательно дула на ладошки, быстро потирая их, и попутно корила себя за забытые перчатки на тумбочке и надетую лёгкую куртку. Хината осмотрелась вокруг — ни души, лишь светофор напротив одиноко переключался с красного на зелёный, пропуская несуществующих пешеходов, пиликал, отсчитывая секунды. Мелкий снег, освещённый жёлтым светом уличных фонарей, кружился в спокойном танце, плавно оседал на подмёрзший асфальт. Машины и пустые автобусы проезжали мимо, время от времени скользя, тормозили на зелёный свет. — Садись, — сказал мужчина, поднимая тонированное окно. Хината потянула за ручку, и горький запах сигарет, алкоголя и дорогого мужского одеколона ударил в нос, — назад. — Мы так не договаривались, — проговорила девушка, испуганно переведя взгляд на водителя, — вас трое. — Отсасывать будешь не мне, а ему, — захохотал он, повернувшись к пассажиру и указав на парня в чёрной футболке, который вальяжно раздвинул ноги и раскинул руки на кремовой спинке кожаного салона. — Мы просто смотрим, сделаешь хорошо, может, ещё подзаработаешь. Если не нравится что-то – проваливай. Возьмём другую. Хината обернулась назад — ярко накрашенные девушки зло смотрели на неё, сверля глазами. Они называли её неженкой и постоянно отбивали у неё клиентов, нагло вмешиваясь в разговор и называя цену пониже. Новеньких здесь не любили, так как у каждой девушки была уже обжитая территория, где она чувствовала себя чуть ли не королевой. И если бы не протекция, то её уже давно избили бы где-то за углом, сказав, чтобы носа здесь не показывала. Здесь, на улице, приходилось бороться за каждого клиента и это было непривычно, ведь раньше они сами приходили к ней и большинство из них были богаты и ухожены, а тут обитал лишь сброд, от которого можно было подцепить, в лучшем случае, какую-то венерическую болезнь. Подавив подступающий к горлу страх, она запрыгнула в салон, захлопнув дверь. Какузу ясно дал понять, что «благотворительность» закончилась и если не будет денег, то ни порошка, ни комнаты ей не видать. Её не страшила ночь на улице или на вокзале, но ночь без кокаина ввергала её в ужас. — Первый раз что ль? — рассмеялся парень, громко щёлкая жвачкой. — Нет. — Приступай тогда, чего ждёшь? Или мене показать, где он находится? — она потянулась к замку на джинсах дрожащими руками. — Не-е… Садись туда, — указав на узкое пространство между сиденьями и лопнув надутый шар, сказал парень, приподняв брови, — и сними майку, хочу видеть их, — пока она уселась, оголив пышные груди, парень стянул штаны, выставляя своё сморщенное достоинство. — Поцарапаешь, выбью зубы. Поняла? — властно проговорил он, схватив её за волосы. Кивнув, она обхватила член пальцами в кольцо, приподнимая его и заводя вверх, а затем обхватила губами, проведя языком. Ей хотелось блевать от прелого запаха, исходящего от гениталий, поэтому, задержав дыхание, она взяла глубже и стала стремительнее двигаться, чтобы быстрее закончить. — Ты, блядь, без резинки? — вскричал второй парень с переднего сиденья. — Заткнись, — он схватил её за волосы, приподнял таз, толкаясь глубже. Жёсткие лобковые волосы защекотали нос и губы. Тошнота комом уже подступила к горлу и, уперев руки в сиденье, Хината попыталась отстраниться, но парень не давал, сильнее надавливая на голову. Девушка замычала, слюни стали стекать по подбородку, а на глазах проступили слёзы. — Ебанутый, эта шлюха у кого только не отсасывала. — Заткнись и приступай, — замки на дверях щёлкнули, и машина плавно тронулась. Чья-то рука, приподняв короткую юбку, прошлась по кромке кружевных трусов. Паника охватила её, вцепившись со всей силы ногтями в бёдра парня, ей удалось освободиться от его хватки. Не успела она откашляться, как несколько крепких пощёчин пришлись по щеке, от удара звенело в ушах, и она повалилась между сиденьями. Машина неслась куда-то, а звуки громкой, тяжёлой музыки заглушали крики и звуки хлёстких ударов. Ей казалось, что на теле не осталось живого места, а резкие, грубые толчки разрывали всё внутри, она обессиленно лежала под ним, раскинув ноги, в надежде, что вскоре всё закончится. Машина остановилась, открыв дверь, её швырнули на обочину, как ненужную вещь и бросили ей в лицо вещи, попутно пнув по животу. Сил подняться не было, и она лишь свернулась калачиком на обочине, закрываясь от внешнего мира и громко рыдая. Нет, она не плакала от боли, что буквально пронзала всё тело, она плакала от унижения и тех мерзких слов, что они плевали ей в лицо. Она плакала от обиды, что после всего того, что с ней сделали, ей не заплатили, да ещё забрали сумку, где оставалось немного порошка. Всхлипнув, она приподнялась и, сжав траву под собой, стала нервно её рвать, размазывая слёзы, сопли и грязь по лицу. Несколько машин проехали мимо, громко сигналя и освещая её побитое тело тусклым светом фонарных ламп. — Папа, — закричала она, запрокидывая голову и всматриваясь в бездонное ночное небо. — Папа, помоги! — надрывно прокричала она, и вскоре рыдания снова задушили её. — Спаси меня, папа… — холодный ветер безжалостно бил в лицо, ноги дрожали, не давая убежать от всего этого, скрыться, спрятаться. В мягком шелесте деревьев, доносящимся с лесополосы, она услышала строгий голос отца: «Поднимись и иди». Хината замерла, перестав плакать, и оглянулась. Никого, лишь длинная пустая дорога и колыхающиеся вдалеке тёмные деревья. «Поднимись и иди», донеслось настойчивее, и она, поднявшись на негнущихся ногах, неуверенно сделала шаг и побрела вдоль дороги, пока её тело не начало трясти то ли от холода, то ли от начинающейся ломки. Когда сил совсем не осталось, Хината упала посреди дороги и закрыла глаза. — Её нет в нашей базе, — услышала она сквозь сон, кое-как открыв глаза. Взгляд уткнулся в белый потолок и, повернув голову на источник шума, девушка увидела светло-зелёную ширму. Видимо, она в больнице. Опустив глаза вниз, Хината увидела руки, покрытые страшными пурпурными пятнами, и тянущиеся вверх прозрачные трубки от капельницы. Во рту было сухо как в пустыне, хотелось пить, но голос на выходе превращался в тихий свист, причиняя лишь боль и дискомфорт. Проведя языком по зубам, она сглотнула. — Ты хорошо проверял? — Отпечатки нигде не сошлись. Она ни разу не привлекалась. Мы уже как три дня пытаемся выяснить её личность, остаётся только ждать, когда она придёт в сознание. Я подумал, что она сбежала от... — голос перешёл на шёпот и Хината не смогла расслышать слова. — Сай же говорил, что там есть девушка, и я подумал... Поэтому я вас и вызвал с отпуска. — От Сая нет вестей? — Уже как пять дней. — Хорошо. Иди, я разберусь. Ширму резко задёрнули, и яркий свет резанул глаза, девушка болезненно зажмурилась и простонала, пытаясь отвернуться. — Очнулась, — сказал высокий мужчина и прошёл за ширму, доставая оттуда стул. Присев рядом с изголовьем, он улыбнулся. Даже сквозь лёгкую пелену на глазах Хинате удалось разглядеть приятную внешность. Он убрал упавшие на лицо волосы назад, и потянулся к внутреннему карману пиджака. — Наверное, стоит представиться — Хаширама Сенджу, начальник отдела нравов, — достав удостоверение и замаячив им перед её глазами, проговорил он. Хината попыталась приподняться, но ей не удалось, боль прошлась по телу, и она лишь скорчилась, зажмурив глаза. — Не стоит вставать. Врачи сказали, у тебя перелом рёбер и ещё... — Воды, — сипло произнесла девушка. Хаширама встал и через некоторое время вернулся с пластиковым стаканом, наполненным водой. Он нажал на какую-то кнопку, и кровать немного приподнялась. Поправив подушку под головой, он прислонил стакан к губам девушки, и Хината, сделав глоток, почувствовала жуткую боль в горле. Отвернувшись, она зашлась кашлем. Он обеспокоенно посмотрел на неё карими глазами и слегка дотронулся до её плеча. — Всё в порядке? Она кивнула и с трудом сглотнула. — Хината, — хрипло произнесла она, смотря на него в упор, не решаясь произнести фамилию. — Меня зовут Хината Хьюга, — и лицо его жизнерадостное вдруг стало серьёзным, взгляд изучающе прошёлся по ней, подмечая все детали. — Твоего отца... — встав, приглушённо произнёс он, — случаем не Хиаши зовут? — Вы знали моего отца? Он закрыл глаза рукой, а затем, обречённо посмотрев в потолок, прошептал: — Знал. — Я не видела вас на похоронах. Все, кто его знал, пришли, — сказала она, поглаживая пальцами шершавую простынь. — Как? Когда? После всего пережитого ужаса, одно воспоминание об отце заставило вздрогнуть всем телом и сжаться под непонимающим взглядом тёплых карих глаз. Разбитые губы, покрывшиеся коричневой коркой, задрожали. Мужчина, быстро считав настроение и без того разбитой девушки, пересел к ней на кровать и осторожно прижал к груди, успокаивая и поглаживая Хинату по волосам. Автобус остановился и, быстро запрыгнув внутрь, она прошлась карточкой по валидатору и прошла к пустеющим задним сиденьям. Несколько раз дунув на руки, она достала телефон из рюкзака и подключила наушники. Хината включила аудио-книгу по биологии и достала блокнот с карандашом. Разговор с соседями натолкнул её на мысль, что надо двигаться дальше и всё-таки поступить в университет, чтобы продолжить своё обучение. Для этого нужно было вспоминать всю школьную программу, но, к счастью, времени было достаточно, чтобы подготовиться к летним экзаменам.