As Dusk Falls

— Сань Лань, я люблю тебя, — заявляет Се Лянь одним утром, когда они отдыхают на кровати в Резиденции Блаженства, вдали от Небесной столицы. Бровь Хуа Чэна выгибается, а уголки губ приподнимаются в легкой, игривой улыбке. Он утыкается носом в шею Се Ляня, заставляя того извиваться, щекочет: — Ох? Гэгэ такой смелый сегодня. Се Лянь, понимая, что его дразнят, скулит и опускает голову на грудь Хуа Чэна, чтобы не было видно румянца: — Сань Лань, не дразни… — Хорошо, хорошо, — Се Лянь наслаждается, когда грудь Хуа Чэна вибрирует от глубокого смеха, — так что это было? — Я люблю все облики Сань Лана, — нерешительно начинает Се Лянь. Он редко просит своего возлюбленного о чем-либо и, хотя знает, что Хуа Чэн очень рад его слушать, он все еще нервничает и смущается, особенно когда разговор заходит об интимных вещах. Он тихо прочищает горло и опускает взгляд на свои колени: — Я… можешь ли ты… Хуа Чэн накручивает волосы Се Ляня на палец, терпеливо ожидая, пока его возлюбленный не задаст свой вопрос. — Сегодня ночью…, — произносит Се Лянь, но в ту же секунду прислоняется ладонями к своему горящему лицу, его голос становится приглушенным, — будешь Умином? Хуа Чэн перестает играться с волосами. Наступает время молчания между ними в три удара сердца. — Гэгэ хочет, чтобы я изменил облик и стал Умином? Се Лянь быстро кивает головой: — Если Сань Лан не против. Если же не хочешь, то забудь, о чем я говорил. Хуа Чэн посмеивается, придерживая запястья Се Ляня, пытается убрать их от его лица: — Гэгэ…посмотри на меня? Се Лянь крепко закрывает лицо руками, и после двух нерешительных попыток со стороны Хуа Чэна все же сдается, однако смотреть на него все еще отказывается. — В этот раз я не буду дразнить Гэгэ, обещаю, — Хуа Чэн нежно уговаривает, поглаживая большим пальцем чужой подбородок, пока не дотрагивается до щеки, — я просто хочу быть уверенным, что я все правильно понял. — Ты правильно понял, — бормочет Се Лянь, и кончики его ушей окрашиваются в красный. Затем он все же осмеливается посмотреть на Хуа Чэна, — я хочу, чтобы Умин занялся со мной любовью. Хуа Чэн наклоняется и разглаживает складку меж его бровей легким поцелуем, прежде чем отстраниться, не дразня в этот раз: — Хорошо. Сегодня вечером Умин очень хорошо позаботится о Его Высочестве. Гэгэ не нужно ни о чем волноваться. Плечи Се Ляня расслабленно опустились. Самая трудная часть была сделана, и теперь оставалось только ждать захода солнца. Он наклоняется еще ближе, пока его лицо не прижимается к обнаженной груди Хуа Чэна, и удовлетворенно мычит, когда тот начинает гладить его волосы. Пока, до захода солнца, он будет обниматься со своим милым мужем.

***

Когда наступает ночь, Се Лянь садится на кровать, ерзая. Хуа Чэна нет в комнате с ним, но Се Лянь знает, что его возлюбленный находится по ту сторону двери, меняя свой облик на другой. На облик, который был в молодости любимого, 800 лет назад. Много воды утекло с тех пор, когда он видел эту форму Хуа Чэна. Когда они встретились впервые, Умин излучал хладнокровие и спокойствие. Когда они снова встретились спустя 800 лет, все его черное стало его красным, а статус поднялся с низшего до уровня Непревзойденного Князя Демонов. Ушла вся его сдержанность, он стал более непринужденным, прямым… он начал флиртовать и даже баловаться. Так, Се Лянь в предвкушении от встречи с Умином, особенно он хочет увидеть, как Умин ведет себя… в постели, по сравнению с его будущей версией. Будет ли он более нежным или будет таким же лукавым, как сейчас? Проведут ли они эту ночь, будто это их первый раз или тот будет терзать его, будто под действием горы Тунлу? …хватит ли им одного захода, или они будут продолжать, пока не наступит рассвет? Наконец, со скрипом открывается дверь. Се Лянь встает, такое чувство, будто его сердце бьется в горле, когда он видит знакомую фигуру, вошедшую в покои. Одетый весь в черное, Умин был меньше, чем Хуа Чэн, но все еще больше самого Се Ляня. Собранные в высокий хвост длинные волосы, черные, словно ночь. Контраст с белой маской на его лице. Белая улыбающаяся маска. Это единственная вещь, которую он может видеть, когда черные тучи налетают на него, словно ураган. Вокруг него оглушительный шум. Какие-то голоса визжат и кричат, гремит гром, ветер завывает во всех направлениях. А потом, капли дождя падают и ударяют по лицу. Се Лянь отшатывается назад, чувствует, как колени упираются о кровать, а после падает на матрац. Он кладет свои руки себе на грудь и чувствует, как сильно бьется его сердце внизу. Такое ощущение, будто его сердце готово вот-вот выпрыгнуть из груди. Единственное, что он мог видеть: черное. Черное облако. Черная фигура. Черный меч. Черные линии, которые образуют улыбающееся лицо. А потом… ничего. — Гэгэ… ты плачешь.                                        Се Лянь вздрагивает от голоса Хуа Чэна и, протирая глаза, запоздало понимает, что его лицо мокрое от слез. Он даже не заметил, когда начал плакать. Он смотрит на Хуа Чэна, сидящего перед ним в облике Умина, и сжимающего ему челюсть. Хотя маска закрывает Се Ляню обзор на его лицо, голос Хуа Чэна более чем достаточно показывает, что тот обеспокоен. Последняя вещь, которую он хотел, так это чтобы его возлюбленный беспокоился о нем, поэтому Се Лянь заставляет себя успокоиться. Он кладет руки на плечи Хуа Чэна, неосознанно сжимает черные одежды и прижимает Хуа Чэна ближе к себе, с одной стороны для комфорта, с другой — не желая, чтобы его видели в таком состоянии. Его дыхание прерывистое, когда он делает вдохи. — Дай мне минуту, пожалуйста. Все в порядке. Он знает, что когда увидит лицо перед собой, то сломается. Потому что, пусть это и Хуа Чэн, это также и Умин. — Гэгэ? Чувствуя, что Хуа Чэн вот-вот вернет свой истинный облик, Се Лянь останавливает его, и в его голосе чувствуется паника, а ногти впились в спину Хуа Чэна. — Стой! Не меняй облик пока, пожалуйста. Даже зная, что Хуа Чэн и Умин — это один и тот же человек, в этот хрупкий и эмоциональный переломный момент его мозг сопротивляется сопоставить этих двоих вместе. Знакомый голос тихо зовет его. — Ваше Высочество? Может… может настал момент. Это его шанс сказать все, что нужно сказать одному безымянному призраку, который пожертвовал собой ради него. Се Лянь проводит руками по спине призрака и роняет свой лоб тому на плечо. — Умин… Прошло более 800 лет, но события до сих пор остались в памяти и глубоко в сердце. Свирепый и преданный воитель, который в то время был его верующим, которого он принимал как должное, тот самый воитель, который пожертвовал своей жизнью ради него. Разорвавший свою душу на части только ради того, чтобы это не пришлось его богу; служивший богу, который не признал своего последнего верующего. — Я… Но ничего больше не срывается с губ, кроме как задыхающихся рваных всхлипов из горла. Были ночи, когда он едва мог уснуть, потому что ему на ум приходил образ белой улыбающейся маски. Это были те ночи, из-за которых хотелось провалиться под землю, спрятавшись от всего мира. Боль от пребывания в холодном, темном и одиноком гробу на протяжении почти двух сотен лет была ничем по сравнению с болью при проживании тех ночей. — Ваше Высочество, дыши, — успокаивающий голос Умина заполняет тишину между ними, — дыши со мной, ну? Се Лянь чувствует, как тело напротив него вдыхает, и следует примеру. — Правильно. Дыши глубоко. Когда Умин расслабляется, он делает то же самое. — Хорошо. Медленно. Сделай это еще раз. Вдыхай. Се Лянь позволяет голосу Умина вести его. С каждым указанием другого туман в его разуме начинает понемногу рассеиваться. — Выдыхай, — Умин снова заговаривает с ним по прошествии нескольких моментов, — у тебя отлично получается, Ваше Высочество. Еще немного. Затем Умин спрашивает: — Его Высочество не расскажет мне, что случилось? Се Лянь трясет головой, его дыхание сбивается, когда туман возвращается и оседает, будто не собирался уходить. Что сказать, когда все, что произошло 800 лет назад, когда он думал, что забыл, снова обрушивается на него? Болезненный крик, который, как он думал, забыт, сейчас раздается слабым эхом в глубине души. Это был голос Умина? Или его собственный? Или их обоих? — Я… — Се Лянь всхлипывает, зарывается лицом в шею Умина, стараясь собраться с мыслями, — Умин, я… — Все в порядке, Ваше высочество, — Умин поглаживает его затылок, и действие получается нежным и очень приземленным одновременно, — не торопись. Я никуда не уйду, не в этот раз. Горячие слезы наворачиваются на глаза Се Ляня и тот, чтобы они не упали, зажмуривается. — Умин… Все, что он хранил веками внутри себя, не может сорваться с его уст. Все, что он может, так это произносить имя другого снова и снова, будто это может передать то, что он хочет сказать. Как жалко он сейчас выглядит… резкие слова, которые он с легкостью кидал в сторону Умина, действия, которые он в гневе совершал в сторону Умина, а теперь он даже не может открыть рот, чтобы произнести извинения. В глубине души ему хочется, чтобы Умин не простил его. Эта его часть хочет, чтобы Умин был зол, ненавидел его за все, что он сделал с ним. Эта его часть чувствует, что он не заслуживает быть прощенным и должен понести наказание за содеянное. Проклятые канги сняты, и больше нет ничего, кроме чувства собственной вины, остается только наказать  себя. Воин не сделал ничего, кроме как демонстрации уважения и преданности своему богу, желания быть оружием своего бога, чтобы тому не пришлось пачкать руки. И все, что бог сделал — причинил ему боль, снова и снова. — Я здесь, ваше Высочество. — Умин, раньше… — горло Се Ляня сжимается, слезы текут по его лицу, — я… Ему жаль. Он сожалеет о том, что растоптал предложение Умина, что вел себя холодно с ним, что не защитил, что позволил… — Ваше Высочество, — рука Умина движется, чтобы заправить выбившуюся прядь Се Ляня за ухо, и тот подсознательно притягивается к нему, отвечая на прикосновение, — можешь сделать две вещи для меня? Тебе необязательно отвечать. Просто кивни или просто помотай головой. Се Лянь кивает, позволяя глубокому голосу Умина окутать его и взять над ним контроль. — Хорошо. Я только хочу, чтобы Его Высочество дышал и слушал меня, понимаешь? Снова кивок. В этот раз хватка вокруг Умина ослабевает и напряжение покидает тело. — Ваше Высочество, моя смерть — не твоя вина. — говорит Умин, тон его голоса твердый, но все же нежный. И хотя это должно успокоить Се Ляня, после упоминания смерти Умина его сердце ухнуло вниз, заставляя живот неприятно скручиваться. Одной рукой накручивая волосы Се Ляня, а другой поглаживая его спину, Умин продолжает говорить в том же тоне: — Мы похожи тем, что если Его Высочество готов сделать все, чтобы спасти простых людей, то и я готов сделать это для Его Высочества. Я был там солдатом. Я был там, чтобы служить и защищать моего принца. Я был готов поставить на кон свою жизнь ради Его Высочества. Услышав последние слова, Се Лянь зарывается ногтями в в чёрное одежды Умина, но ничего не говорит. Он молчит, потому что обещал, что будет слушать. Умин зажимает его, утешая: — Я понимаю, почему Его Высочество так поступил. Его высочество упорно боролся за свою страну и свой народ. Чтобы в итоге быть преданным теми, кого защищал, быть отвергнутым после всего, что ты мог сделать для них, чтобы смотреть, как твой народ смеётся над падением твоего королевства. Если бы я был его высочеством, я бы поступил точно также. Они заслужили все страдания за свои поступки. Но в конце концов, я не его высочество, у меня нет симпатии и доброты к человечеству, как у Его Высочества. Се Лянь тихо всхлипывает и трёт нос рукавом. — Я бы довел дело до конца, будь то снятие проклятия или спасение жителей. Я поддержу любое решение, которое примет Его Высочество. Даже если цена этого — его собственная жизнь? Се Лянь трется лицом о плечо Умина, вытирая слезы. Однако они продолжают катиться по лицу, еще более яростно, чем раньше. Затем Се Лянь чувствует, как маска Умина касается его макушки мимолетным поцелуем. — Ваше Высочество, я никогда не жалел о своей смерти, и никогда не буду жалеть. То, что я умер ради тебя — моя самая большая гордость. Эти слова заставляют Се Ляня вздрогнуть, в его голове всплывает сцена. Он был в пещере вместе с тысячью серебряных бабочек, которые порхали в воздухе; но покидая его, они оставили только яркую, красную нить на его пальце. Хватка на Умине усиливается, и Се Лянь наконец-то осмеливается взглянуть в глаза призраку, после того, как тщательно избегал этого.   Белая маска Умина доброжелательно улыбается. Улыбается так же, как и оставалось в памяти Се Ляня, хотя с того момента прошло почти тысячелетие. Се Лянь прикусывает дрожащую нижнюю губу и трогает маску, поглаживая большим пальцем холодную поверхность материала. — Умин… Умин берет его руку и подносит к своей груди, где должно биться сердце. Даже через маску Се Лянь может чувствовать, как горящий взгляд, направленный на него, наполнен ничем иным, как чистой преданностью к нему. — Нет никого достойного, кроме тебя. Поверь мне, Ваше Высочество. — Но я причинял тебе боль, — Се Лянь наконец-то заставляет себя подать голос, хриплый от сдерживаемых всхлипов. — Его Высочество сам испытывал боль, — просто отвечает Умин. Что-то внутри него ломается после такого простого ответа Умина. Ни длинного ответа, ни подготовленных оправданий, ни ожидаемого гнева. За эти коротким ответом скрывается только полное принятие, глубокое понимание и бесконечное терпение. Он поднимает руку, кладет на белую маску и медленно, неуверенно снимает ее с лица Умина. Чем больше открывается лицо Умина, тем сильнее льются слезы и взгляд становится более размытым, пока все, что можно едва различить, —  глаза — черный и красный — смотрящие прямо на него. — Мне жаль, — слова Се Лянь произносит сквозь слезы, роняя маску и обхватывая лицо призрака обеими руками, — за все… за все, что я сказал и сделал, прошу прощения, мне жаль. Умин слегка наклоняет голову, и на его лице появляется легкая улыбка, когда он накрывает своей рукой руки Се Ляня. Из-за этого жеста у Се Ляня появляются бабочки в животе. Он видел улыбку и слышал смех Хуа Чэна много раз до этого, но видеть Умина таким… это самая ценная и красивая вещь, которую он когда-либо видел. — Нечего прощать, Ваше Высочество. Я здесь сейчас. Я с тобой. — Спасибо тебе, — Се Лянь вытирает остатки слез с лица и садится прямо, прежде чем улыбнуться своему партнеру, — спасибо за цветок. Мне очень нравится. Призрак повторяет улыбку. — Я рад. Этой ночью все произошло совсем не так, как можно было себе представить. Се Лянь хотел, чтобы Хуа Чэн занялся с ним сексом в облике Умина, но вместо этого Се Лянь сломался перед ним. Наверное, он и настроение испортил. Может, он извинится перед своим возлюбленным следующим утром вместе с домашним завтраком. Се Лянь в замешательстве моргает, когда Умин толкает его на кровать, ожидая, пока он не ляжет. Они все еще делают это? Он не убил настроение? Умин, должно быть, видя его недоумевающее выражение лица, в следующий момент говорит ему: — Давай сегодня просто спать, ваше Высочество. После этого Умин ложится рядышком, их ноги сплетаются, и они смотрят друг другу в глаза, пока Умин поглаживает руку Се Ляня. Из-за медленных и нежных движений вперед-назад  веки становятся тяжелее, и в какой-то момент они становятся настолько тяжелыми, что он больше не может открыть глаза. Прежде чем окончательно поддаться сну, он бормочет один единственный вопрос: — Ты счастлив? Но он засыпает прежде, чем слышит ответ. — Намного больше, чем Его Высочество может себе представить.

***

Когда Се Лянь просыпается, он видит, что Хуа Чэн все еще в облике Умина, лежит рядом и по обыкновению накручивает его волосы. После, ладонь Хуа Чэна скользит вниз и касается щеки. Се Лянь вздыхает и накрывает своей рукой руку Хуа Чэна, уткнувшись в нее носом. — Сань Лан все еще в облике Умина? — Ну, — тихо отвечает Хуа Чэн, — я думал, что гэгэ может захотеть видеть его по пробуждении. Сердце Се Ляня смягчается от того, насколько обдуманно его возлюбленный все делает. Но также он знает Хуа Чена достаточно, чтобы мгновенно увидеть, как что-то промелькнуло у того в глазах. Он сжимает руку Хуа Чэна на своей щеке  и слегка поворачивает голову, чтобы поцеловать его ладонь. — Умин и Сань Лан — один и тот же человек. Я всегда хочу видеть Сань Лана, особенного в его истинном облике. Глаза Хуа Чэна сверкают, и прежде, чем Се Лянь успевает моргнуть, Хуа Чэн уже возвращает свою первоначальную форму — намного больше и выше, с навсегда закрытым глазом и шрамом на веке. — Я рад. Я тоже хочу всегда видеть гэгэ в его истинном обличии. Чувствуя, что над ним издеваются, Се Лянь фыркает и зарывается лицом в грудь Хуа Чэна. — Сань Лан… — Это правда. Хотя мне грустно, что все эти годы был причиной страданий гэгэ, я также счастлив, что гэгэ готов рассказать мне все. — Конечно я бы рассказал тебе все, — затем он смущенно шепчет, — в конце концов, мы ведь сделали три поклона. Чужие руки нежно сжимает его в объятиях. — Даже так я не хочу, чтобы гэгэ рассказывал мне что-либо из-за чувства долга. — Я хочу. Это то, что я всегда хотел сказать тебе вслух, — Се Лянь замолкает и прикусывает нижнюю губу, прежде чем закончить, — мне нужно было сказать это вслух. — Как гэгэ чувствует себя сейчас? Взгляд Се Ляня падает между ними. С мгновение он молчит, не зная, как ответить. Слишком много мыслей проносится в его голове, но ни одна из них не может остановиться. Чувство, сопоставимое с тем, будто он стоит посреди бушующего шторма, беспомощно пытаясь ухватиться за дикий ветер. Пока затягивается молчание и вопрос прокручивается в голове, прядь его волос накручивается на палец Хуа Чэна. В конце концов, он нарушает тишину. — Я не знаю. — Все в порядке, — говорит ему Хуа Чэн, целуя обвитые вокруг своего пальца волосы, — не всегда нужно, чтобы был ответ. Просто, что ты есть — уже хорошо. Часть его испытывает облегчение, что его чувства оправдались. — Хорошо. Сань Лан, спасибо тебе. — Все, что угодно для гэгэ, — Хуа Чэн притягивает любимого ближе к своей груди. Се Лянь же, повторяя его действия, прижимается ближе. — В следующий раз… Хуа Чэн вопросительно мычит. — В следующий раз, — Се Лянь жмурится и выдавливает слова из своих уст прежде, чем вся его храбрость улетучится, — я все еще хочу это! Я хочу, чтобы Умин занялся со мной любовью, как он всегда этого хотел! — Хорошо, — Хуа Чэн крепче обнимает его, и Се Лянь тает от прикосновений, — Умин будет ждать Его Высочество сейчас и всегда.