В пламени танца

Чонгук двигает бёдрами, втягивая живот и замирая в причудливой, живой и насыщенной позе. Его руки изящно описаны рисунками и многочисленными браслетами и идеальны. От кончиков пальцев до хрупких плеч они напоминают ленты, вьющиеся змеями. Любовными змеями, завораживающими. Чон сам улыбается, опуская глаза, манит под своё влияние, манит своей красотой. Его тело двигается подобно пламени позади, его изгибы перетекают друг в друга так плавно, словно сама река и страсть переплелись и решили выйти показаться людям. Альфы вокруг не сводят с него пожирающих глаз, а Чонгук лишь смеётся, описывая волны всё соблазнительнее и соблазнительнее. К его ногам сыпятся золотые монеты, но Чон сам их никогда не поднимает. За него сделают другие, он не возьмёт за свой танец ни гроша. - Пора, - произносят громко, продолжает играть музыка, но Чонгук заканчивает свой танец, завершает горение собственного жара, обходя толпу в своём круге, крутит бёдрами, поворачивается сам, проводя по рукам, запрокидывая голову и прогибаясь низко, насколько позволяет устойчивость его сильных ног. - Ну хоть один танец! Чон поднимается, сверкая накрашенными глазами, и лишь улыбается, посылая воздушные поцелуи и скрываясь в толпе, скрытой тенью. Там на него набрасывают чёрный плащ с капюшоном, чтобы скрыть выбивающееся пламя его задора и красоты и уводят в плотном кольце дальше по улочкам. За разбойниками никто и никогда не последует. Но никто сначала не понимает, кто уводит танцора с площади. И все, кто пытался его нагнать, получали сполна, что после доносили: танцор пропадает в тени самой демоницы-искусительницы, и её охранники не позволят его найти. Чонгук лишь смеётся, сверкая белоснежными зубами. В сопровождении разбойников он возвращается в их дом, в их укрытие в самой дальней черте города, спускается в склеп и выходит в здание, построенное по квадрату и имеющее внутри дыру. По периметру находятся комнаты и лестницы, а под натянутой плотной тканью разбойники делят награбленное за время танца. Вот для кого на самом деле танцует Чон. А не для всех этих богатеев, зажравшихся ремесленников и извращённых крестьян. Для тех, кто стал ему семьёй. А чем ещё заняться омеге среди разбойников? Чонгук, честно говоря, вообще не помнит, как к ним попал. Он не знает ни своих настоящих родителей, ни своего дома, ни статуса. Его подобрал один из главных разбойников, составляющих верхушку всего этого балагана. С его слов, он танцевал на площади, но на него никто не обращал внимание. Конечно, на мальчишку в ободранных вещах никто никогда не посмотрит. Кроме разбойника, положившего глаз на его старания. Но он думал, что приведёт в общину ещё одного альфу, рабочие руки, которые помогут им грабить и добывать еду, ткани, сопровождать караваны и делать грязную работу за те несчастные гроши. Но мальчишка оказался омегой, а отказываться от слов было поздно. Так среди общины и появился омега, первый и единственный. На его счёт долго решали, думали, самого разбойника, Раджахита, выгнали с совета, ибо именно он «проникся к нему симпатией и притащил в общину ещё один рот, который сам себя даже прокормить не сможет!». Раджа, как сокращали его все, тогда махнул на них рукой, бросив лишь мысль, что танцующий омега всегда привлекает внимание, ушёл к перепуганному омеге и накормил его из своей доли, которой тогда едва хватало на неделю. «Чонгук», - всё, что было при худеньком омеге, Раджа помотал головой и сказал ему ничего не бояться. И совет, неизвестно какими убеждениями, решили омегу оставить. Не бросать же ребёнка на решение жестокой судьбы. Так Чонгук оказался среди грубых и жёстких альф и небольшой своры хитрых и жестоких бет. Он бегал между ними, помогал с готовкой, счётом - что было удивлением для всех, ибо такой маленький мальчик имел понятие о базовых знаниях счета и даже о математике - делёжкой, шитьём, стиркой. В общем, эти маленькие ручки брались за всё, чтобы не подводить Раджа, который назвал его своим сыном. Раджа как отец привязался к мальчугану. И переживал, когда Чонгук убегал вместе с этими бестолковыми мальцами беспризорниками, которые точно понятия не имели, что омеги не должны бегать по крышам и помойкам, что их кожа не должна быть наказана прутьями и хлыстами, что их тела и щёки не созданы для ударов. Омеги были красивыми украшениями, повышающими статус альфы. И чем красивее и аккуратнее омега, тем дороже его можно было продать. Об этом шептали Раджа все главные разбойники, но Раджа ни за что бы не продал Чонгука, никому. И всегда ругал его, когда он бегал с мальчишками. Правда, удерживать его становилось всё труднее, и Раджа брал Чонгука с собой на работу, задания, если они не были жестокими, на вылазки с кражей, когда нужен был маленький спокойный мальчик, который не вызовет подозрения - а Чонгук был именно таким, ещё и послушным, и покладистым - на появления в богатых домах, потому что Раджа был тем разбойником со связями, которому даже могли довериться. Там-то и выяснилось, что у Чонгука необычайный дар к танцам. Во время того, как звучала музыка, тело Чонгука наполнялось неописуемым жаром, захватывающим внимание каждого. Тогда-то Раджа понял, для чего Чонгук появился в их общине. И вынес этот вопрос совету. Вскоре Чонгука отправили в школу танцев, где быстро поняли, что не нужно ему учиться всем этим странным позициям. Правда, Чонгук ещё походил на занятия, на выступления, даже довольно резво. Видимо, радовался возможности стабильно выбираться из дома. Но после и ему стало скучно. Тогда решили выпустить его на улицу, в день одного небольшого праздника. Чонгук безумно волновался, всё крутился и крутился перед зеркалом, оглядывая свой наряд, который ему сшили знакомые швеи Раджа. - А если не получится? Если им не понравится мой танец? - Чонгук ломал свои изящные пальчики и ходил по комнате, всё ещё разделяя её с Раджа. Омега подрастал, становился красивым, что сказать. Он был удивительно тонок, несмотря на то, что в его руках и ногах таилась и росла сила, необычайно изящен, в его манерах проскальзывало что-то от дикой кошки, и невероятно красив, глаз от него порой даже Раджа не мог оторвать, хотя это был его сын. - Понравится, - Раджа поймал Чонгука за его острые плечи и усадил на кровать. Подростком омега совсем не понимал, почему вслед некоторым красивым взрослым омегам свистят, о чём говорят альфы постарше за общим столом и почему девушки в их общине хихикают, когда парни с ними играют и обнимают. Он был ещё слишком маленьким. - Ты так говоришь, потому что мой папа? - Нет. - Потому что хочешь меня поддержать перед тем, как я облажаюсь? - Конечно нет. - Тогда почему ты так уверен? - Потому что ты восхитительный, Чонгук, - Раджа отходит к шкафу, - и все это поймут сегодня, - Чонгук пожимает плечами, - у меня есть для тебя кое-что, - и вскидывает голову, заинтересованно выглядывая "кое-что" в руках Раджа. И тот больше не тянет, поворачиваясь и показывая два широких браслета с камнями. - Вау!! - Чонгук спрыгивает с кровати и быстро семенит к альфе, забирая один из браслетов. Омеги… везде и во все времена они любили блестящее, - это мне? - Конечно, - Раджа одел один из них на руку Чонгука, - немного большеваты, но и так хорошо, - Чонгук надевает второй браслет и любуется. - Такие красивые… спасибо! - Раджа Чонгука в ответ обнимает, прикрывая глаза. - Запомни, что бы сегодня не случилось, - Раджа отстраняет Чонгука за плечи, - это ничего не изменит. Ты будешь моим сыном, будешь одним из нас, разбойником. А разбойники своих не бросают… - Берегут честь и достоинство, - кивает Чонгук, - хорошо… Прошло всё тогда не сильно гладко, Чонгук всё же был маленьким и впервые танцевал перед толпой. Но он не растерялся, он вступил в нужный такт, танцуя свои придуманные движения и завораживая зрителей. Тогда в первый вечер кружки поднимали за него. - С возвращением, певчья птичка, - Чонгук усмехается, скидывая капюшон и шагая дальше с разбойниками, несущими награбленное. Теперь Чонгук занимал почётное место среди разбойников и операций грабежа. Теперь его берегли как зеницу ока, кормили и поили всегда хорошо, позволяли ему принять ванную дольше, ведь он всегда должен выглядеть чисто и опрятно. Ну и награбленное всегда сначала показывали ему, ведь всякие украшения, «побрякушки эти», Чонгук, как и другие омеги, любил. Это всегда была его часть награбленного, которая оставалась у него. Он мог порой ничего не взять. А мог забрать что-то очень дорогое, если оно ему понравилось. И никто не возникнет против. Он мог взять всё. И никто и слово не бросит, это его награда. - Ну что, какой сегодня улов? - Чонгук, прежде рассматривающий красивую цепочку навесу, лёжа на кровати, поднял голову и сорвался, чтобы обнять Раджа. Вернулся! Наконец вернулся! - Ты дома! - Чонгук крепко прижимается к сильному телу, чувствуя спокойствие. Раджа уезжал по одному делу. И у разбойников никогда ничего не бывает красиво и чисто, всё может выйти из-под контроля и даже самый матёрый и хитрый разбойник уже может не вернуться, - я очень рад, - Раджа целует его в лоб и скидывает сумку. - Ты снова спал в моей комнате? - Твой запах придаёт мне сил, - без зазрения совести выдаёт Чонгук, и Раджи усмехается, оглядывая выросшего омегу. Ещё такой молодой, кровь горит, тело сверкает, а он сам готов к испытаниям, которая несёт в себе жизнь. И Раджа очень бы хотел, чтобы эти испытания не падали на голову Чонгуку. Пускай об этом бы беспокоился альфа, его мужчина, который заботился бы о нём каждый день, оберегал и спасал от всех бед и напастей. Раджа злится от этих мыслей, ведь совсем не готов прощаться со своим сыном, со своими огнём, придающим ему сил, но и понимает, что сам уже не молод, а Чонгуку нужна защита. Даже если сам омега так не считает. Вынудил же как-то Раджа научить его искусству сражения на саблях. А заодно и на кинжалах, и в рукопашную, и ещё пару приёмов хитрости и смекалки. Пускай Чонгук будет уступать любому альфе в физической силе, но он не отступит в мастерстве, что порой бывает решающим в схватке. Но даже несмотря на все его умения, на защиту Раджа и других разбойников, Чонгуку бы сильного и смелого альфу. Желательно не разбойника, чтобы устроить ему жизнь куда лучше. Каждый родитель хочет, чтобы его ребёнок жил лучшую жизнь. Раджа не исключение. - Ну что за улов? Показывай, - сам Раджа кладёт на кровать большую коробку, там внутри что-то бренчит. - А это что? Это для меня? - Чонгук забирается на кровать, не такую мягкую как у него, но тоже удобную, и подползает ближе к коробке, оглядывая её размеры и гадая, что же там. Раджа всегда привозил ему подарки, когда долго отсутствовал. Поощрить, попросить извинения, поздравить. В общем, Раджа баловал омегу всем чем только мог. И все разбойники ему об этом говорили и усмехались. Но это им смешно, у них не было ребёнка-омеги. - Тебе всё сразу покажи. - Значит, для меня, - Чонгук ёрзает, пытаясь выглядеть в тёмных просветах коробки, что там. - А ты не переоделся ещё. Почему? - Мы недавно вернулись, я решил немного полежать, - это немного отвлекает, и Чонгук находит рукой цепочку, которую прежде рассматривал, - смотри какая красота, - и осторожно протягивает Раджа, - мне кажется, тут много чистого металла, - Раджа забирает из рук омеги цепочку, оглядывая и улыбаясь. - Прекрасное украшение, - Чонгук улыбается и наклоняет голову, когда к нему тянутся, надевая цепочку, - смотрится чудесно. - Правда? - Чонгук быстро слезает с кровати, подходя к зеркалу. И правда красиво. Раджа улыбаетсяя. - Помнишь, того прелестного господина, который звал нас на ужин пару лет назад? - Который ещё хотел выдать меня замуж за своего сына? - смеётся Чонгук, прикрывая рот рукой. Вот умора была, там такая песня, сказка, на словах не описать, в песнях не рассказать. - Да-да. Мы с ним временами пересекаемся, он хороший человек. - Ага, очень хороший, - смеётся Чонгук. - А ну, слушать меня, - мягко произносит Раджа. Если бы он не общался с Чонгуком, эта фраза звучала бы намного строже. Так он успокаивал всех мелких разбойников. Но с Чонгуком он так общаться не мог. - Слушаюсь, - Чонгук садится на кровать, ожидая продолжение. - Ну так вот. Заехал я как-то к нему на обратном пути, а он мне такую красоту подарил. Я ему помог прежде, маленькое дельце, - Раджа, поднеся руку к лицу, дёргает мизинцием с камнем на кольце, и Чонгук улыбается, закрывая рот руками, чтобы не засмеяться. Дело-то совсем не маленькое. Раджа может его ещё и чуть-чуть обокрал. Ну а что, с разбойниками начеку нужно быть, даже если у вас хорошие связи с, казалось бы, приличным человеком, - и он решил отблагодарить меня, - Раджа наконец открывает коробку, и Чонгук вытягивает шею, раскрывая губы и вскакивая, - он подумал, тебе не помешает ещё костюм, - Чонгу подползает, подтягивая к себе коробку, хотя лежащий сверху лиф с множеством шали и воздушной ткани Раджа уже поднял, осторожно оглядывая и показывая. - Какая прелесть! Прелесть! - Чонгук трогает мягчайшую воздушную ткань и пищит, снимая с себя топ. - О, Чонгук… - Раджа прикрывает глаза рукой и отворачивается, стараясь не смотреть за импульсивностью сына. Чонгук бы никогда так не сделал будь перед ним другой альфа, даже бета, даже девушка-бета. Вопросы оголения какой-либо своей части перед другими, если это не касается танца, для него дикие и смущающие. Омега до сих пор девственник, что большая редкость, кажется, даже для его возраста. Да, он вот-вот перешёл порог полного согласия и совершеннолетия, но он уже давно считается готовым к половой жизни. Был бы он продан, как прежде хотели разбойники, быть может Чонгук уже имел пару карапузов, но а так он чист и невинен. Раджа не видел, чтобы он хотя бы целовался. С ним не в счёт. - Посмотри! Ты только посмотри! - Раджа открывает осторожно глаза, оглядывая вертящегося перед зеркалом Чонгука. Вот это да… сколько всяких камушков, бисера, дорожек бахромы и вышивки, монист. Лиф закрывал его грудь едва-едва, даже лямок не было, от него шли рукава с огромными фонариками ткани и свисающими её частями. А юбка с разрезами чуть ли не до самого пояса, открывающие всё бедро… Раджа бы его никогда в таком никуда не пустил. Ишь чего удумал маленький омега. Но это ведь подарок. Раджа бы вежливо отказался, если бы только знал, что наряд настолько открытый, - я сейчас вернусь! - Куд… стой! Куда!? - но Чонгука уже и след простыл, послышали охи-ахи девушек, и Раджа сдавил пальцами переносицу. Чонгуку явно очень понравилось. - Как я тебе? - Чонгук возвращается обратно, часто дыша. Нацепил на себя ещё несколько цепочек, браслетов на ноги и плечи. Ещё и его первые подаренные браслеты тоже. На шею разные цепочки, ткани, даже чокер позолоченный, - тебе не нравится? - Чонгук по-своему расценивает его молчание, и Раджа мотает головой, выплывая из красного океана мыслей собственника и запретов. Чонгук уже взрослый и может одеваться на свои выступления даже таким похожим развязным образом. Но сердце… отеческое сердце сжимается. - Нет-нет, - Раджа подходит ближе к нему, - мне нравится, очень нравится, - легко обхватывает его плечи, чуть сжимая, - ты прекрасен, мой нежный цветок в бескрайней пустыне, - Чонгук смущённо поднимает одно плечо, отводя взгляд, - ты уже такой взрослый, - Раджа проводит пальцами по его щеке, заглядывает в глаза с неописуемой нежностью и гордостью, - обещай, что когда будешь в нём танцевать, позовёшь лучших парней на свою защиту. - Что ты, пап, не украдут же меня, - хихикает Чонгук, тепло сжимая руку Раджа, прижимаясь к ней щекой. - Такой цветочек даже я бы сорвал, - Раджа целует его в лоб, - иди умойся и встретимся на ужине, - Чонгук кивает и убегает в свою комнату, бренча, красуясь и хвастаясь по пути, какой красивый наряд ему подарил отец. Раджа вздыхает. Хоть бы правда не украли. *** Сегодня на него смотрит куда больше народа. Чонгук не впервые выступает в такой одежде, что открыто куда больше, чем скрыто. Ведь на самом деле, на его теле так мало ткани, что закрыто лишь то, что положено закрывать порядочному омеге. Вся остальная кожа покрыта рисунками, с какими ему помогли девушки из общины, на руках, ногах, шее и даже талии звенят украшения, а Чонгук танцует, кажется, свой самый лучший, горячий и соблазнительный танец, под стать музыке скользит и волнуется, мотает головой и извивается змеёй. Ткань послушно скользит за ним, обнимая его всего и окутывая в кокон. Даже самый лучший художник не смог бы уловить мгновение пика, всё самое лучшее следовало за лучшим, движение перетекало в движение. Чонгук не стеснялся показывать себя так, чтобы слюни только подбирали и глаза не отрывали, давая возможность остальным разбойникам грабить. За сегодня многие пытались танцевать вместе с ним, прикоснуться к прекрасному, завладеть его пламенем хоть на секунду, ощутить жар. Но Чонгук никогда и никому не позволял танцевать вместе с ним. За одним редчайшим исключением… Чонгук в моменте метается назад, упираясь спиной во что-то жёсткое и горячее. Это не стена, до неё ещё далеко… - Скучал? - шёпот опаляет ухо омеги, и Чонгук еле удерживается, чтобы не издать какой-нибудь постыдный звук. Вот оно, то самое редчайшее исключение. Кладёт руку, тяжёлую и сильную, ему на талию, прижимая ближе к себе. Чонгук отклоняется в сторону, заглядывая через плечо на таинственного незнакомца, который и в первую их встречу так нагло и смело вошёл в пространство Чонгука перед зрителями и затянул в бесконечно приятный и жаркий танец. Он практически его не касался, лишь сопровождал обжигающий костёр. Как и в тот раз на нём была широкая шляпа с полями, точно странник предстал перед народом, и маска на пол-лица. Не видно, кто это, не узнать среди толпы. Чонгук понял, что они слишком надолго замерли, и выпутался из объятий. И его отпустили, продолжили наблюдать. Чонгук физически ощущает на себе его пристальный взгляд. Чувствует. Обжигается. И продолжает танцевать. Только выходит уже, что танец приобретает настроение приватного, парного на двоих. И это куда больше заводит толпу. Чонгук слышит свист, так всегда бывает, когда очередной смельчак пытается отвоевать танец с ним. Но нет, нет и нет, Чонгук не позволяет никому, кроме него. Незнакомец на этот раз куда настойчивее и наглее. Чонгуку нравятся сильные и наглые, у него в прошлый раз бёдра дрожали, что отцу признаться было даже стыдно, а в этот раз коленки подкосились уже сейчас. Но Чонгук не был бы артистом, если бы такие изменения в планы могли его пошатнуть. Нет, он продолжает свой танец, продолжает вертеться и струиться, покачивать бёдрами и наклоняться опасно к земле, прогибаясь и запрокидывая голову. В один из его таких прогибов незнакомец подхватил его и прижал ближе к себе, вжав хрупкое тело в жёсткую ткань одежды, под которой ощущался жар. Они танцевали вдвоём, Чонгук никогда так не пробовал делать и танцевал, как привык. Он описывал круги грудной клеткой и бёдрами, очерчивал длинными пальцами лицо, шею и руки, ноги поднимал не так высоко, как мог, иначе он раскроет то, что не должно раскрываться никому, и просто был одним воплощением пламени страсти. У незнакомца были сильные, крепкие руки, его рост позволял опереться на него без опасения, его движения так хорошо подстраивались под его собственные, что Чонгук не ощутил ни единой неловкой ситуации. Незнакомец ни на секунду не позарился на запретную территорию, всё больше касался ткани и лишь изредка пробегался пальцами по талии. И вот музыка заканчивается, они кружатся, и Чонгук, от неожиданности вцепившийся в плечо незнакомца, наклоняется, чуть не касаясь макушкой каменной кладки. Его держат крепко, не дают и на секунду усомниться в безопасности положения. Рука на оголившемся бедре придерживает пальцами ткань, но её жар… Чонгук не сможет сегодня спать, точно не сможет. Один толчок, и он может подняться с помощью рук незнакомца, замерев рядом с его губами, разделив один вдох на двоих. Из-за того, что незнакомец всё ещё удерживает его за бедро и талию, он чуть поднимается над землёй, оказываясь выше своего роста. Поцелует? Неслыханная наглость! Рискнёт ли? - Следуй за мной, цветок огня, - Чонгук еле разбирает слова, хмурясь и ещё часто дыша, а после их статичная концовка приходит в движение, Чонгук оказывается втянут в толпу за крепко держащую его руку, и не сказать, не крикнуть ничего не может. Иначе он отвлечёт всех, раскроет остальных разбойников среди толпы, ведь они сорвутся. Их могут поймать. Но что же делать ему!!? - Отпустите меня! - Чонгук решает сопротивляться, когда они убегают от толпы. Бежать по каменной дорожке босиком не очень приятно. Они с разбойниками выбирают более мягкие дорожки и тропинки, чтобы не навредить ступням. Но незнакомец его тащит через узкие улочки, петляет и придерживается тени, - помогите! Помогите!! Атцу!! Атцу!! - их кодовое слово, слово разбойников, просящее о помощи. Чонгук кричит очень громко, его должен хоть кто-то услышать, - да отпусти же ты меня! Отпусти! - Чонгук оказывается на плече быстрее, чем успевает выдернуть руку из чуть ослабшей хватки, а после его сажают на коня. Нет… - нет! Пусти меня! Нельзя! Отпусти! Прошу тебя! Отпусти! - незнакомец его не слушает, заскакивая на жеребца, накрывает оголённые плечи омеги своим плащом и дёргает поводья, прижимая за талию к себе. Чонгук пытается дёргаться и ёрзать, кричит ещё, а потом ойкает и прижимается сначала к шее чёрного, как сама ночь, жеребца, а после к груди позади себя, когда этот самый жеребец срывается с места и набирает скорость. Нет… его выкрали, его только что выкрали… не может того быть! *** Чонгук продрог, ему было очень холодно ехать верхом посреди ночи. Спасала только накидка от этого незнакомца и его грудь позади. Но последнего он пытался избегать. Его вообще-то выкрали! Смеялся он с папой, смеялся, вот и досмеялся. - Не упрямься, ты весь дрожишь, - когда Чонгук вновь пытается отодвинуться от незнакомца, тот притягивает и шепчет на ухо, - почти приехали, сейчас согреешься, - Чонгук закусывает губу. Как они собрались греться? Он его изнасилует? Ну да, а зачем он ещё ему? Какой же Чонгук дурак. Надо было догадаться, что не стоило так танцевать в таком открытом наряде. Но раньше Чонгук танцевал и куда развязнее, пока был младше. Сейчас просто вспомнилось, и вот на тебе! - Ты должен меня вернуть, - осмеливается произнести Чонгук, когда жеребец переходит на шаг и над ним перестают так сильно нависать. - Почему это? - доносится такой насмешливый тон, что Чонгук даже теряется. Наглец! - Мой отец будет волноваться и искать меня. Тебе лучше вернуть меня. - А ни то что? - Тебя порубят на кусочки и скормят собакам, - вспоминает самую жестокую расправу, о которой у них ходили пугалки и байки, и говорит, веря, что папа не оставит это просто так. - Жду, не дождусь, - они выезжают не полянку, на которой горит костёр, стоит небольшая повозка, к ней привязан конь, рядом палатка и на покрывале сидит человек. Маленький и поджарый, - Фахра, спасибо, - человек кивает, подходя к жеребцу, - можешь возвращаться, я сниму якорь с рассветом, - незнакомец отдаёт человеку мешочек, видимо, с деньгами, и Чонгук что-то поздно соображает. - По…! - его рот закрывает рука в перчатке, а человек даже не оборачивается, садится на коня и уезжает. Чонгук ёрзает, борется, пытается скинуть незнакомца. Но тот сам спешивается, а Чонгук теряет равновесие, напрягает ноги и обнимает жеребца за шею, удерживаясь, - верни меня на землю! - требует Чонгук, выпрямляясь и стараясь держаться ровно, расставляет руки и прожигает глазами наглеца. - Можешь кричать сколько угодно, тебя не услышат, - Чонгук сглатывает, - да и зачем кричать, если ты сам был не особо-то против, - Чонгук распахивает губы в возмущении, закрывает и открывает вновь, не зная, как свою злость выпустить через слова, - тише-тише, милашка, я пошутил, - показывает ладони незнакомец, - ты же можешь сам слезть. Или разбойники не ездят верхом? - незнакомец снимает свою шляпу, и волосы у него пшеничные, прямо как пшеница на поле, - м? - снимает эту дурацкую маску, и перед Чонгуком предстаёт красивый альфа с ровными и прямыми чертами лица, широкими скулами и тонкими губами, раскосые глаза не предвещают ничего хорошего, но цепляют, - что такое? Ты забыл как говорить? - Спусти меня на землю, - сглатывает Чонгук, косясь на топчащегося жеребца. И на сабли, лежащие у повозки. У него есть план. - А, так ты не можешь. Интересно. А что мне будет за спасение? - альфа подходит ближе, облизывая губы и снимая одну перчатку, гладит жеребца по шее и поднимает глаза на омегу. - Зачем я тебе? - Разве не очевидно? - Чонгук молчит, ожидая ответа, - ты понравился мне. Ты свободен, как ветер, и жарок, как пламя костра, неудержим и страстен. Ты своевольный и дерзкий, ты никому не позволял танцевать с собой, никто тебя не касался. Кроме меня, - и эта его самодовольная улыбка, озарившая лицо, - если это не согласие, тогда что? - Ты выкрал меня! - А что, мне нужно было отправиться просить твоей руки в… как вы живёте с разбойниками? - Мы могли для начала просто поговорить! - Твой танец говорит за тебя, - пожимает плечами альфа, - не бойся, я не кусаюсь. И не убью тебя. Тебе понравится здесь, - Чонгук сглатывает. Ещё чего захотел, ага, - ну? Спустить тебя? - Да. - А что я получу взамен? - Я не буду кричать. - Но побежишь, да? Не стоит, из леса не выбраться на своих двоих, если не знаешь дорогу. Да и в принципе, далеко без лошади не убежать, - Чонгук кивает, словно усваивает информацию, - ну так что, будешь убегать? - Нет. - Хорошо, - альфа тянется к омеге, и Чонгук даже содействует в своем спасении. Но как только ноги его касаются земли, Чонгук делает подсечку, поворачиваясь и ударяя по боку и ноге, срывается к повозке, вооружаясь и поворачиваясь к встающему альфе, - а вот это не обязательно, - хрипит незнакомец, вставая ровно, - ты поранишься. - Сражайся, - в ответ заявляет Чонгук, крепче сжимая рукояти, - я не дамся без боя, - альфа спокойно дышит через рот, поднимая брови, - сражайся. - Хорошо, - незнакомец вытаскивает ещё одну саблю из-за пояса, описывая ей круг. Видимо, те, что у Чонгука в рука, оказались парными. А ещё не такими длинными, - и чего же ты хочешь, цветок огня? - Если я выиграю, я тебя убью, - Чонгуку, правда, совсем не хочется его убивать, но этот альфа позарился на его свободу. А за свою свободу Чонгук готов глотку перегрызть. Ведь свобода для разбойника - всё, - струсил? - альфа не спешит отвечать, и Чонгук понимает, что такой господин вряд ли поставит свою жизнь на сражение с омегой. Это ведь просто смешно. Ему проще отказаться. - Хорошо, - но он соглашается, сверкая ухмылкой, - но если победа окажешься за мной, ты отдашься мне и впредь будешь моим, - Чонгук крепче сжимает сабли. Он обязан выиграть этот поединок, ни за что не дастся, не предаст свою честь и достоинство, - струсил? - возвращает вопрос альфа. - Ни за что, - Чонгук стоит уверенно и жёстко, готовясь отражать атаки и нападать. Незнакомец не пытается напасть первым, и Чонгук решает, что этот шаг за ним. Не даст ему преимущества ни на миг. Он нападает, слышен лязг сабель, сверкает искра. Они сплетаются в поединке, напоминающем танец. Чонгук всегда так дрался. Танец - его оружие, его переговоры, его язык, его жизнь. Так он в своём каждом вдохе будет танцевать. Даже если танец окажется невероятно опасным и смертельным. Незнакомец двигался спокойно и непоколебимо. Несмотря на то, что имел только одну саблю, он отражал атаки Чонгука, предугадывал его подсечки, нападал, но всегда оставлял лазейку, практически, контролируя их поединок. Омега, конечно, славный воин, разбойник, но он только омега. И от этого деться некуда. Так сначала он лишается одной сабли и с удвоенной яростью бросается на альфу, отступающего и уклоняющегося. Они не останавливаются, выпады идут вперёд, отступления для изменения тактики. Громкие сабли сталкиваются и вновь расходятся, желая нанести удар и одержать победу. Чонгук чувствует, что сдаёт в своей позиции. Незнакомец слишком хорош, слишком опытен и силён. Но пытается вернуть ясность и строгость ума. Нельзя признавать поражение раньше, чем оно наступает. Поэтому Чонгук продолжает бороться, проделывать тайные и даже нечестные шаги. Но у незнакомца тоже были свои секреты и обманы. Он лишает Чонгука второй сабли. Чонгук теряется, запинается и падает на землю, замирая. Перед ним останавливается кончик сабли. - Моя победа, цветок огня, - Чонгук часто дышит и сглатывает. Он проиграл. Проиграл! Он сдал свою честь и достоинство! Предал свободу! - не расстраивайся ты был достойным противником, - Чонгук подается вперёд, альфа едва успевает убрать саблю, на которую Чонгук и собирался напороться, и ловит омегу, сжимая в объятиях. Чонгук шипит, ругается, пытается сильнее ударить по альфе, вырваться, - милашка ты, - альфе не составило труда поднять омегу на руки, встретив ещё большее сопротивление, - ну-ну, цветок огня, не надо, - альфа опускается сначала на колени на раскинутую ткань покрывала на траве, а после опускает на неё и омегу, - не бойся, больно точно не будет. - Не трогай меня! - Чонгук держится, держится из последних сил, чтобы не разреветься. Вот сейчас им так позорно воспользуется, никто ему не поможет, не спасёт. Никого рядом нет! И во всей этой ситуации Чонгук виноват сам. - Я выиграл наш спор, милашка, таков уговор, и я своё слово держу. - Ну прошу тебя, отпусти… - Чонгук заглядывает ему в глаза, кусает губу, - пожалуйста… я молю тебя, не надо, - дышит и сглатывает, чувствуя, как слеза всё-таки вырывается и скатывается по щеке, - чёрт, - шмыгает он, резким движением вытирая щёку и отворачиваясь. - Я спрошу один раз, - альфа наклоняется ниже, накрывает его целиком, - от ответа, зависит то, что будет дальше. Поэтому советую ответить честно, - Чонгук замирает, вслушиваясь и смотря на кольцо незнакомца на большом пальце, - у тебя никогда не было близости с альфой? - Не было, - поджимает губы Чонгук, - никогда, - и слышит тяжёлый вздох, - ты не отпустишь меня, да? - У нас был уговор. Поединок решил победителя. И я хочу награду. Будь мы из совершенно разных кругов, я бы так не давил на это. Но мы живём по одним кодексам. - Как зовут тебя? - Скажешь мне своё имя в ответ? - Да… - Тэхён. - Чонгук. - Красивое имя, - кивает Тэхён. - Ты та самая чёрная маска, невидимая тень палача, - выдыхает Чонгук, - ты бандит! - О, я знаю. А ты разбойник, - кажется, Тэхён забавляется над ним, - для нас споры и обещания выше жизни. И ты знаешь, что честь выше наших желаний. - Знаю, - выдыхает Чонгук, откидывая голову и дрожа. - Ты сильно дрожишь. Замёрз? - Чонгук замирает, когда его лба касаются горячие губы. После они оказываются на шее, у пупка, - я сделаю тебе чай и дам что-нибудь из вещей, - Тэхён отстраняется и быстро поднимается, уходя к повозке. Чонгук провожает его взглядом, после садится и уже думает бежать. Вот прямо сейчас можно попытаться сбежать. Но… но Тэхён прав, у них был уговор. И Чонгук должен соблюдать его условия, на кону его честь. Если он не сдержит слово, то кто он после этого? - держи, - Тэхён протягивает ему чёрные вещи, - накинь лучше, - и отходит к костру, подбрасывая дрова. Чонгук разворачивает огромное чёрное одеяло и кутается в нём, поджимая ноги и прячась носом. - Как ты меня нашёл в первый раз? - решает разбавить напряжённую тишину Чонгук. Хотя может напряжённой она показалось только ему, ибо Тэхён возился с костром и котелком. - Был проездом в городе. Решил погулять по ярмарке. Увидел тебя. Ты был притягательно красив, и я не понимал, почему ты танцуешь один. Признаю, может это было слишком нагло, посягаться на твой танец, но я не смог удержаться. А когда увидел тебя вблизи, понял, что ты ещё очень маленький, - усмехается Тэхён, глядя на костёр, - я думаю, ты и сам это понял позже, - и переводит взгляд на Чонгука. - У меня потом ноги тряслись, - признаётся он и тут же прячется в одеяле. - Ноги тряслись? - поднимает брови Тэхён, - серьёзно? - оставляя костёр, Тэхён подбирается к нему ближе, - ну, ответь. Знаешь, как это приятно… - Что тут приятного? Я всю ночь не мог уснуть! - смущённо вскрикивает Чонгук. - Разве не хотелось как-то… - Тэхён кусает кончик языка, думая, как бы выразиться, но ничего на ум не приходит, - ладно, хорошо… но разве было неприятно? - Я не мог уснуть, бёдра сами сводились. Мне было холодно и жарко одновременно. И я ни к кому не мог пойти! У нас только альфы и беты. - А ты никогда… не спрашивал у взрослых омег про секс? - О Боже… - Чонгук прячется, сжимая колени, - нет! Конечно нет! Меня воспитывали альфы! - А течки у тебя были? - Почему ты спрашиваешь такие ужасные вопросы?! - Чонгук поворачивается к нему и злобно сверкает напуганными глазами. Пугается реакции, Тэхён слышит его феромоны. - Потому что ты теперь мой, и я должен это знать. - Я не твой!! - Я сказал, что если победа будет за мной, ты отдашься мне и впредь будешь моим. - Но это… это… это брак! - находит выход Чонгук, - а у меня нет кольца ещё. - Окольцуем значит, - согласно кивает Тэхён, вставая и уходя к повозке. Чонгук тянет руки в огню, пододвигается ближе, чтобы согреться. Вода закипает, - не сиди так близко, искры могут тебя поджечь, - Чонгук вздрагивает, убирая руки. Тэхён приносит кружки, ставя на землю, - давай руку. - Зачем? - Давай, - сгибает пальцы и требует руку. Чонгук вытягивает правую, - поздравляю, Чонгук, теперь ты в браке со мной, - на палец одевают очень красивое кольцо, такое тонкое и изящное, оно идеально сидит на пальце, и Чонгук раскрывает рот, - что там ещё? И в счастье, и в радости, и в горе, и в утрате… в общем, везде. Теперь ты - моя ответственность. - Но… браки разве не заключаются… - Официальнее? Ну сейчас, бандит Тэхён и разбойник Чонгук пойдут получать бумаги, что теперь друг за друга в ответе. И так разберёмся, в курсе законов. - Ты-то в курсе законов? - О да, не поверишь, - Чонгук усмехается, - чтобы нарушать законы, их нужно знать, - подмигивает Тэхён и отстраняется, наливая кипящую воду в кружки, - держи. - Спасибо, - Тэхён наклоняется и прижимается к его губам, пока Чонгук не успевает сообразить, - ты чего… - Вот теперь, брак действителен, - Тэхён садится на ткань и глубоко вдыхает, прикрыв глаза. - А твоё кольцо? - Найдём похожее на твоё, и тогда будет. Я не нашёл для себя. - А это у тебя откуда? - Много вопросов для разбойника. - Сколько требуется, бандит, - как-то повеселел Чонгук, отпивая чуть-чуть чая и согреваясь. Тэхён оглядывает его и кивает, продолжая дышать полной грудью. - Станцуешь для меня? - Чонгук кашляет, отставляя кружку и поворачивая к нему голову. - Я не могу, здесь нет музыки. - Она тебе не нужна, - мотает головой Тэхён, - станцуй то, что танцевал сегодня. Я не успел насмотреться. Как раз согреешься, - Чонгук кусает губы, пересекаясь с ним взглядом, и скидывает одеяло, поднимаясь. Ступает голыми ногами по холодной траве и очень рад, что его горящих ушей не видно и сейчас они остынут. Тэхён наблюдает, не торопит. Чонгук выдыхает и начинает танцевать. Он помнит свои движения и без музыки, Тэхён прав, она ему не нужна, просто с ней намного эффектнее и легче. Но и так можно сделать, и Чонгук делает, выгибается также низко, вертится и поначалу очень стесняется вертеть бедрами. Но Тэхён ему улыбается, улыбается его попытке, отчего Чонгук начинает описывать круги более смелее и охотнее, отворачиваясь от него и играясь спиной, двигаясь. Пусть играет фантазией. Чонгук входит во вкус, возвращает себе уверенность в танце, резко оборачивается и сталкивается с альфой, не успевая отпрыгнуть. Его талию окольцовывают, притягивают к себе. Чонгук замирает, кладя ладошки на грудь, и Тэхён улыбается. - Ты точно цветок, посреди пустыни, - шепчет Тэхён, - цветок огня, - и наклоняется, целуя. Чонгук жмурится, замирая, и слышит смех. А после чувствует касание губ губами, а потом ещё и ещё. Чонгук несмело пытается раскрыть губы и повторить то, что делает Тэхён и что когда-то мельком видел среди остальных, и его вжимают в тело сильнее. Чонгук ойкает, когда его поднимают на руки, и сжимает ноги вокруг талии, обнимает крепко за шею, пока его опускают на ткань снова. - Как снять с тебя это? - Тэхён бегает глазами и руками по одежде и не знает, как это снимать. У омег в принципе такие одежды, что не сразу разберёшься. Там надо испытания такие проходить, что по окончанию точно из лампы должен выходить джин. А тут вроде и одежды практически нет, но как это снять, Тэхён представление не имеет вовсе. - Это больно? - вырывается само, Чонгук смущается разведенных ног и нависшего над ним альфы. Это так сильно смущает, так сильно! Но что-то внутри в пружину словно закручивается. - Не стану врать, это может быть больно, - спокойно произносит Тэхён, - но только если ты и дальше будешь бояться и так трястись. Ты теперь мой муж, а своему мужу я в жизни не сделаю больно, понятно? Никогда не сделаю больно, - для достоверности повторяет Тэхён, - веришь мне? - Ты бандит и вор, но не обманщик… - Да, так и есть. - Если ты сделаешь мне больно, я на утро стану вдовцом. - Договорились, - Чонгук улыбается, отвечая на поцелуй. Кажется, это станет их традицией закрепления договоров, - ну так как это снять? - Сзади застёжки. И за…! - Чонгук оказывается сидящим на бёдрах Тэхёна после быстрого переворота, - …вязки, - Тэхён скользит по его спине вверх. По открытой коже так горячо, за его ладонями бегут мурашки, и Чонгук шумно выдыхает сквозь зубы. Тэхён добирается до завязок, до застёжек, до кожи и Чонгук ёрзает, пытаясь скрыться от него. - Не закрывайся. У тебя красивое тело, ты весь очень красивый. Всегда интересно было, сколько тебе лет? - Мне? Восемнадцать? - Сколько?! - Тэхён от него резко отстраняется, смотря прямо в глаза. - Восемнадцать, - кивает Чонгук, смущённо отводя взгляд. Ну да, он маленький, да, крошечный. Но это ведь не повод так кричать. - Да ты же кроха, - улыбается Тэхён, притягивая к себе и целуя за ухом, в висок в шею, - какой же ты маленький, - мурлычет Тэхён, потираясь виском о него, - Боже… - смеётся, опрокидывая Чонгука на покрывало, - и ты вообще девственно чист, да? Не целовался ни с кем? И пальца в тебе не было? - Нет… - тянет Чонгук, закрывая лицо руками. - А-а, так не пойдёт, я хочу целовать тебя всегда, - Чонгук ничего ему ответить не успевает, разве что пропищать что-то нечленораздельное, а после двигает губами. Это приятно, даже прикольно. И интересно. Язык Тэхёна такой шершавый и странный на ощупь и вкус. - Фу, слюняво… - Тэхён, кажется, распаляется только сильнее, восторженно оглядывая юное тело и улыбаясь. Радуется, словно ребёнок, опускаясь губами к ключицам и грудине, на пробу мажет по соску, прикусывает и чуть царапает коротко подстриженными ногтями. Чонгук дёргается, распахивая губы, пугаясь и смущаясь собственного стона, - щекотно, ах… - Тэхён улыбается, играется с одним соском и переключается на другой, поднимает его бёдра, скользя по коже и крепко сжимая, получает короткие вздохи и стоны, Чонгук мычит, прогибаясь. Тэхён несильно кусает под рёбрами и возвращается к груди, облизывая один сосок и царапая второй. Сцеловывает стон и ощупывает пояс на юбке. Тут всё проще, все побрякушки соединяет пояс, а юбки Тэхён уже снимал. Правда после этого не получал коленом по носу, но это вышло совершенно случайно! А Чонгук совершенно очаровательно пищит. - Прости… - шепчет он, когда Тэхён, сжав переносицу пальцами и проверив целостность кости, мотает головой и расстёгивает кофту, - ты снимешь? - А ты что, против? - Нет, я… - Думал, раздеваться будешь только ты? Нет, это не так, - щёлкают последние застёжки, освобождаются завязки и Тэхён стаскивает с себя тяжёлую кофту, - иди-ка сюда, - Тэхён быстро наклоняется к нему, снова целуя. Губы пульсируют, так странно опухают и ощущаются, словно немного не его. Чонгуку нравится целоваться. В этом что-то есть. Его снова переворачивают, Чонгук уже хочет возмутиться - что это им как куклой вертят? - но он оказывается на голой груди, горячей и сильной, поднимающейся часто и резко, что как-то забывается. Вслушивается в быстрое биение сердца, на секунду прикрывая глаза и как будто пропадая из мира. А после его дёргают выше, отчего он шипит, морщась. Член неприятно ноет и пульсирует, такого не было раньше, это ужасно. - Почему он так пульсирует? - Кто? - не понимает Тэхён, кусая за мочку уха и опуская руку на ягодицу. Чонгук морщится, чувствуя, как что-то теплое бежит по его бедру, понимая, что это смазка. Никогда не любил течки, когда он превращался в фонтанчик и смазка постоянно пачкала его бельё, простыни, кровать, всё, до чего добиралась. Это было чем-то грязным и неприятным, от неё хотелось отмыться скорее. Она ещё липла к коже, стягивала, когда высыхала. А сейчас, когда Тэхён лижет и покусывает его шею, когда сжимает руки на ягодицах, она снова текла, хотя никакой течки быть не должно. А ещё этот член, о котором Тэхён не понимает, неприятно ноет. - Ну… ну он, - указывает вниз, и Тэхён хмурится, не понимая. - Член? - предполагает лишь одно и по реакции видит, что угадал, - ты очаровательный, цветок огня, - целует его в лоб, обнимая за талию и опуская руки к анусу, - ты уже мокрый. Это хорошо. - Что хорошего? От смазки потом не отмыться будет. - Это нам на руку, потому что она позволит проникнуть в тебя без боли. - Проникнуть? - Ага, - смазывая палец, Тэхён прикрывает глаза и выдыхает. Чонгук постоянно ёрзает, пытается найти удобное положение для себя. Но лучше бы он перестал, Тэхён терпеливый альфа. Но не настолько. Совсем не настолько, - ты как вообще течки-то проводил? - Обязательно спрашивать сейчас? - Чонгук поджимает ноги, вскидывая задницу, когда чувствует касания у своего прохода. - Обязательно, - Тэхён подтягивает его к себе, поднимает на колени и давит на поясницу, обнимая и удерживая рядом с собой. - Это ещё зачем? - Чонгук забавно пыхтит, старается извернуться и отстраниться от странных касаний к тому месту, где его никогда не касались. Да он даже сам никогда себя там!! не трогал. Сам! А тут неприятно что-то кружит, надавливается. Хочется спрятаться, сбежать от касаний, от попыток, укрыться. Но Тэхён его от себя не отпускает, задницу опустить не позволяет и делает всё, абсолютно всё, чтобы смутить омегу ещё больше. - Расскажи мне, - Тэхён накрывает маленький омежий член и слышит стон, глушащийся у него где-то под кожей. Чонгук, оказывается, умеет довольно сильно кусаться, - ауч, - выделяет он звуки, оглаживая головку большим пальцем и чуть надавливая, медленно надрачивает. - Ну я… - Чонгук мычит, цепляясь за плечи альфы сильнее, вытягивает шею, где неистово бьются сосуды, куда и пристраивается Тэхён, поднимая голову, - я запирался… в комнате, - Чонгук прикрывает глаза и склоняется над альфой. Что же так всё внутри горит, хочется больше касаний. Руки Тэхёна делают приятно, - и сидел там… всю течку… ко мне приходили только… девушки… - Тэхён слушает и медленно вводит один палец, ухмыляясь и ожидая громкой реакции, - что это?! - Чонгук незамедлительно её даёт. - Мой палец в тебе, - тихо и спокойно произносит Тэхён, проталкивая довольно легко до костяшек. - Это… это непривычно… - Ну да, так и есть. Вряд ли тебе ещё когда-то приходилось чувствовать в себе пальцы, - Тэхён легко ударяет по ягодице, крепко сжимая и на пробу входит двумя пальцами, слыша шипение, - больно? - Неприятно. Как будто, - Чонгук закусывает губу, пытаясь подобрать описание к ощущениям и мычит, наваливаясь на Тэхёна целиком, - всё тянет… - Понятно, - Тэхён без всякого стеснения и предупреждения проминает податливые стенки, пока Чонгук ищет местечко для себя и своего холодного кончика носа, стонет куда-то в кожу, ёрзая. Его руки не находят покоя, всё скользят по рукам альфы и скользят, пытаются сильнее сжать и отпускают. Смазки выделяется всё больше, нетронутое прежде тело отзывается на тепло и касание особенно ярко. А когда Тэхён спустя время ритмичных медленных движений находит комочек нервов и давит на него, его снова кусают, только стон на этот раз выходит куда громче. - Что это… что? - его словно молния ударила, такая большая и точная, пробежалась по его позвоночнику, отдалась в руках и ногах, а член снова дёрнулся. - Приятно? - Да… - сознаётся, вздрагивая и подаваясь назад, когда Тэхён снова задевает приятное место, воет и распахивает губы, поднимая голову и запрокидывая. Ему себя деть куда-то хочется, ему так хочется куда-нибудь сдвинуться, то ли насадиться на пальцы, которые массируют что-то внутри, пуская разряды молний по всему телу, то ли сползти с пальцев и убежать в лес. Диллема решается просто: его не пускают ни туда, ни сюда, фиксируют крепкой рукой и продолжают целовать и ритмично двигаться внутри, раздвигая стеночки. - Ты такой молодец, просто умница, - целует его в висок Тэхён, меняя их местами и толкаясь тремя пальцами, которые проходят уже не с такой лёгкостью, но боли не вызывают. Дискомфорт присутствует, Чонгук ёрзает на спине, торопливо сгибает и разгибает ноги в коленях, продолжает царапаться и кусаться, - что же ты как зверёк… - Тэхён накрывает губы Чонгука, останавливая его хоть на пару секунд, чтобы не рвался к его коже, чтобы отвлёкся и стонал прямо ему в рот, точно до смерти смущаясь. У него уже плечи горят и под ключицами ноет. Впервые омега его так много и сильно кусает. - А ты… ты… - Я? - Тэхён опускается к омежьему члену, удобнее устраиваясь под Чонгуком, и обхватывает ладонью, ухмыляясь и продолжая двигать пальцами. Ему хочется принести меньше боли при проникновении, а то мало ли, ему Чонгук шею прокусит ещё. Да и криков его слышать тоже не хочется. Хочется принести удовольствие, а не дискомфорт и боль. Поэтому, несмотря на хлюпанье в анусе от движений, на спокойное проникновение пальцев и поощряющие стоны от их действий, Тэхёну всё равно кажется, что смазки мало, что Чонгук не готов, что он ещё не расслабился насколько, чтобы безболезненно его принять. Одно радует, он его голым не видел, а то точно бы не дался. Были у Тэхёна такие кадры, с ними делать нечего. Хотя Чонгука бы он переубеждал. - Ты…! - Чонгук не продолжает, выстанывая и резко дёргая бёдра, желая свести. Тэхён, наученный опытом, обхватывает бедро и уклоняется, выскальзывая из тёплого нутра. Разводит ноги, целуя во внутреннюю сторону бёдер, сжимает крепко пальцами, желая оставить след. И обхватывает член губами, медленно проводя и слушая, как стоны становятся громче. Чонгуку нет никаких сил терпеть это всё. У него в груди что-то поселилось и несомненно хотело вырваться хотя бы с помощью звуков. Тэхён этому только рад. Он наблюдает за выгибающимся омегой, ловя себя на мысли, что и при отсутствии их неожиданного брака вряд ли смог поступить с Чонгуком так же, как с остальными омегами. Воспользоваться, причинить боль на грани с удовольствием, вдолбить в поверхность и думать только о своём удовлетворении потребности. Нет, это не про Чонгука. И пускай его движения в танце будут смелыми и резкими, секса с ним жёсткого не хочется. - Хватит меня мучить… - тянет Чонгук, когда Тэхён отстраняется, разбираясь со штанами. - Мучить? - усмехается Тэхён, раздеваясь, - я не мучаю тебя, - смеётся, притягивая к себе и целуя за ухом. - Да?! А как это называется?? - Это называется "заниматься любовью", - Чонгук замирает, хмурится и даже рот открывает, желая что-то сказать, но Тэхён целует, поднося головку к анусу, чуть надавливая, - позволишь? - отстраняется на пару сантиметров, шепча, и Чонгук внимательно смотрит в его глаза, дышит одним воздухом и кивает, облизывая губы. Тэхён сталкивается лбами, когда входит внутрь, слышит громкий вдох и видит, как Чонгук выгибается, распахивая губы в немом стоне. Медленно проникает до самого конца, а Чонгук молчит, часто вдыхая. Тэхён хмурится, решая замереть, опускается на локти, выдыхая и заглядывая в глаза, - что с тобой? Что такое? - Внутри… ты внутри? - Да. - Так… так странно, - Чонгук тянется к животу, надавливая на уплотнение и мычит, прогибаясь. - И очень горячо, - Тэхён двигается ещё тяжело, практически выходит и вновь заходит целиком. И теперь уже Чонгук реагирует вполне нормально и обычно. Он мычит, царапается, раскрывает губы и не глушит больше стонов. Тэхён ухмыляется, целует его и ускоряется. Как хорошо… это слишком хорошо, вот так просто, упруго, мягко, сочно. Тэхён и раньше занимался сексом с девственниками, но таких, как Чонгук не видел, не встречал, не пробовал, не чувствовал. В Чонгуке словно было что-то такое, что пробуждало в Тэхёне неизведанные чувства и желания. А внутри билась одна единственная мысль: «присвоить». - Моё… Тэхён неожиданно понимает, что Чонгука теперь никуда не отпустит. Как зацепил его тот юный танцор, смелый до ужаса перед толпой взрослых альф, так и не отцепится. Сам к нему льнёт, неосознанно пытается быть ближе. И так подходит ему, Тэхёну, что за душу его чёрную цепляет. Может, в Тэхёне проснулись, наконец, эти желания обладать и присваивать, иметь рядом с собой маленькое существо, а в этом случае очень маленькое существо, создание, которое будет просто рядом. И ему ничего не нужно будет делать, просто быть рядом. Тэхён просто захотел видеть эту картину под собой как можно чаще, чтобы Чонгук как и сейчас закатывал глаза, поскуливал ему в шею и жался ближе, раскинувшимся перед ним. Пусть будет так чаще и дольше. Ведь Тэхёну до ужаса приятно, что это он довёл омегу до этого состояния. Он его первый совместный танец, первый поцелуй, первый секс. Везде первый. И это до ужаса приятно, внутри разрастается гордость и теплом окутывает. Он будет ещё и его последним. Потому что никому больше не позволит его трогать. Его. Чонгук выгибается, когда кончает, краснеет и очаровательно прячется у него на груди. И Тэхён готов его прятать от всех, надрачивая себе, кончая и накрывая собой. И после всего он готов защищать его. Сначала от неприятного стягивания, когда приносит воды и обмывает свой цветок. Затем когда одевает его в свою одежду. И после, когда омега лежит с ним, жмётся к нему, пахнет им. Тэхён улыбается, впервые спокойно смотря на звёзды. Пустая голова и тело, заполняющиеся негой, навевают сон. - Что будет дальше? - пока Чонгук не решает спросить волнующий его вопрос. Ведь он сейчас в поле, рядом со взрослым альфой, в его одежде и с кольцом на пальце, а не в своей общине на своей кровати. Должно же его волновать это. И он хочет знать, на что ему рассчитывать. - Ну, сейчас немного поспим. Наутро потушим остатки костра, соберём вещи в повозку, запряжём Ночь и снимется с якоря. - Ты даже не позволишь мне забрать свои вещи из общины? - Тэхён хмурится, открывая глаза и переводя взгляд на Чонгука. Смотрит долго и пристально, Чонгуку даже кажется, что он спросил какую-то несусветную глупость. - Ты хочешь забрать вещи? - Там моя жизнь. Ты хочешь, чтобы я всё оборвал и не увиделся с отцом прежде, чем ты меня увезешь, и неизвестно будет, когда мы ещё свидимся? - Чонгуку отдалиться не дают, наоборот, притягивают ближе, целуя в складочки у бровей. - Не хмурь бровки, - тянет Тэхён, - хорошо, мы съездим до твоей общины. - А дальше? Ты серьёзно берёшь меня в мужья? - Серьёзнее некуда. - Но мой отец… - Не волнуйся от этом, - обрывает мысль Тэхён, - я со всем разберусь. - Но… - Я разберусь. - И как же, интересно? - куксится Чонгук, когда ему не дают договорить. - По-своему, цветок огня, - спокойно отвечает Тэхён, выдыхая и расслабляясь, - к тому же, кто знает, может, они застанут нас тут. - И что тогда? И не говори, что разберёшься. - Если оно так и есть, почему бы не говорить? - Чонгук пожимает плечами, - ты теперь не обязан ничего решать. Всё буду решать я. Живи и радуйся со мной этой жизни, говори, чего тебе хочется, и танцуй для меня. Об остальном можешь не беспокоиться, никогда. - Если я не буду беспокоиться, я не смогу помочь тебе. А я не хочу быть в стороне. Я не кукла! И не экспонат! Я тоже умею работать руками, знаю, что такое грязная работа. И я хочу над этим думать. Я так жил, понимаешь? - Хорошо, - благосклонно кивает Тэхён, - но есть вещи, о которых тебе не стоит беспокоиться. Когда тебе тяжело, ты можешь поделиться со мной и переложить всё на меня. Только не сваливай на меня выбор наряда, я никогда не пойму этих ваших схем, и ты пойдёшь скорее голым, чем одетым. - Ах! - распахивает забавно губы Чонгук, куда тут же целует Тэхён. - Но разве я тебе позволю так куда-то идти? - ухмыляется Тэхён, и Чонгук хихикает, упираясь лбом в его плечо, - в общем, порой можешь не думать и быть ребёнком. - Но я не ребёнок! - Всем иногда хочется побыть детьми, - прикрывает глаза Тэхён, чувствуя, как под его боком ещё ёрзают, устраиваются, ищут удобное положение. - А ты? Ты когда будешь ребенком? - С тобой я буду ребёнком, - Чонгук его не понимает. Не понимает, почему он хочет нести груз ответственности всегда на себе. Папа пытался объяснить ему, что такое отношение альфы и омеги, да только Чонгук мало что понял и запомнил. Может, так оно и должно быть? Может, брак - это такие взаимодействие и взаимоотношения между партнёрами, когда один главный, всё решает, а второй ему помогает, скрашивает будни, выполняет то, что ему поручают? - А куда мы направимся? После общины? - Пока куда угодно, - Тэхён выдыхает, не понимая, почему всем так важно, куда отправляться. Впереди только дорога, а куда она заведёт, они узнают лишь в конце, - так что можешь выбирать место для медового месяца. - Если останешься жив после разговора с отцом… - Эй, - Чонгук хихикает, жмурясь и обнимая руку Тэхёна, пока тот поднимает голову и смотрит на этого очаровательного безобразника, - я отвоюю тебя, если придётся, цветок огня, и возражений не послушаю. Ты теперь мой. И впредь будешь моим. Ты обязан. - Лишь раз проиграл… - бурчит Чонгук, закатывая глаза. - И я рад, что мне…