Одно на двоих.

– Ч-что это было?.. – звучит испуганный голос. Такой близкий и такой далёкий одновременно. Кажется, всё так хорошо складывалось, но... – Ну...да...прости, Бертольд, я позволил себе лишнего, – отвечает не менее смущённый Браун, чувствуя, как чужие ладони осторожно но настойчиво упираются в его грудь и отталкивают мускулистое тело. И чего это Райнер так забылся... Все знают, что Гуверу нравится Энни. Он ради неё буквально на всё готов пойти. С чего вдруг Райнер...позволил себе так оплошать перед хорошим другом? Но обстановка так располагала...он просто не смог удержаться.

***

Ночное небо устилается звёздами. Сегодня царит какая-то особая атмосфера. Они буквально все могли погибнуть ещё каких-то несколько часов назад, встретившись с титанами. А сейчас, убедившись в целости стены "Розы", сидят на крыше крепости вот так вдвоём, как в старые добрые, и разглядывают звёздное небо, считая созвездия. – Да нет же, – тихо смеётся Бертольд, придвигаясь ближе к другу и чуть толкая его плечом. С самого детства он посвящает Райнера в астрономию. И каждый раз тот ничего не помнит, с интересом слушая Гувера и пытаясь угадать хоть что-то. – Я же говорю, вот здесь... – Бертольд приближается к чужому лицу, равняясь с ним и обводит пальцем одно из созвездий. Кассиопею, что особенно хорошо видна сегодня. Райнер снова не запомнит, как она выглядит. Он в очередной раз отвлекается от рассказа друга, засмотревшись на его черты лица. Такие острые скулы, манящие губы и глаза...полные восхищения и воодушевления. Как бы слащаво это не звучало, а Браун всё равно продолжит считать, его глаза намного прекраснее каких-то звёзд. – А Андромеда, про которую ты говоришь, вот... – Бертольд поворачивается в другую сторону и замирает в паре сантиметров от чужого лица. – Тут... Между двумя юношами повисает оглушающая тишина. И кажется, ничего вокруг больше нет. Только они вдвоём и крыша этой крепости. Одна ночь на двоих. Одно молчание. Райнер, повинуясь секундному желанию, подаётся вперёд и накрывает чужие губы своими, сминает их в неловком, несмелом поцелуе. В нём нет ни грамма пошлости или грубости. Только нежность, трепет и...любовь? Имеет ли он право говорить о таком чувстве? Пожалуй, он подумает об этом позже. Если вообще подумает. Прекрасное мгновение рушится. Бертольд осторожно отстраняется. – Ч-что это было? Недоумение и страх в чужом голосе полностью выводят Райнера из иллюзий. Что же он натворил. Как обычно всё испортил. Внутри всё сжимается от разочарования в самом себе. – Прости, Бертольд... – проговаривает Браун, поднимаясь на ноги. – Я позволил себе лишнего. Он нервно отряхивает штаны от налипшего песка и спешит ретироваться. Да, Райнер просто сбежал. Каким бы крепким и бесчувственным он ни казался снаружи, справляться с чувствами парень так и не научился. Внутри он всё тот же маленький Райнер Браун, ничем не выделяющийся из остальной группы кандидатов, не имеющий никаких выдающихся способностей. И сейчас ему об этом очень ярко напомнили. А он только сумел поверить, что стал другим человеком. – Да стой же! – слышит Браун на лестнице знакомый голос и почему-то останавливается. Он хочет уйти. Сбежать. Почему он стоит? Райнер чувствует, как крепкие руки разворачивают его. Перед глазами вновь взволнованное лицо друга. А друга ли? Браун чуть хмурится и отводит взгляд. Слишком стыдно теперь смотреть в глаза некогда самому близкому человеку. – Я уже извинился, поэтому... – Прости, – Гувер мягко касается чужого лица, крепко держа его в своих ладонях и вынуждая Райнера посмотреть на него. Тот лишь вопросительно вздёргивает бровь, явно не понимая, почему Бертольд вдруг просит прощения. Извиняться тут явно должен сам Райнер, но никак не Гувер. – За реакцию прости, – продолжает юноша и осторожно касается чужих губ. Он целует Брауна. Нежно, медленно, как сам Райнер пару минут назад. Кажется, планета остановила своё движение, время застыло, продлевая этот момент до бесконечности. Были бы прекрасно, если бы это было так. Руки Брауна касаются чужих запястий, крепко сжимая их. Настала его очередь удивляться. Он в недоумении хлопает ресницами, боясь пошевелиться и как-то спугнуть Гувера. Весь мир переворачивается с ног на голову. Понимание происходящего никак не приходит. Бертольд наконец отстраняется, расплываясь в полной ласки и мягкости улыбке. Райнер смотрит на него. Он не произносит ни слова. Мозг упрямо отказывается осознавать и принимать ситуацию. Гувер осторожно убирает ладони от чужого лица, напоследок чуть поглаживая кожу кончиками пальцев. В его взгляде нет ни малейшего намёка на фальш. А его действия настолько пропитаны любовью и заботой, что Райнер просто не можем ему не поверить. На щеках проступает лёгкий румянец. Браун вновь хочет сбежать. От себя, от своих эмоций, которые переполняют его слишком сильно. Чувства льются через край. Реальность вновь ломается, позволяя всем приятным ощущениям, всем надеждам проникнуть внутрь. Бертольд аккуратно освобождает свои руки от чужой хватки и осторожно переплетает их пальцы. – Райнер, я... – начинает он, заливаясь краской и отводя взгляд от накатившего смущения. – Давно уже... На лестнице повисает молчание. Оба юноши переосмысляют всю их дружбу. Когда это началось? Что стало причиной? Ответов на подобные вопросы у них нет и никогда не будет. Они им и не нужны. Им достаточно знать, что теперь они куда ближе, чем просто друзья. Хорошо это или плохо? Опасно или полезно? Всё это не имеет значения. Весь мир сузился до них двоих. И до этого странного приятного чувства, расплывающегося по телам и соединяющегося во что-то большее, что объединяло их вместе. Снизу слышатся голоса друзей, что уже собирались их звать. Бертольд нехотя отпускает чужую руку и проходит мимо, спускаясь к остальным. – Я тоже... – отвечает Райнер и спускается следом. На лице Гувера проступает лёгкая улыбка. Их сердца наполняются счастьем от этого замечательного чувства. Чувства, которое не может увидеть никто другой. Это только их чувство. Одно на двоих.