Кровоточащее. Блаженное

От Аластора всегда разило кровью. Этот железистый запах тянулся за ним шлейфом, пробивался даже сквозь парфюм и болотную сырость, оседающую на одежде после пребывания в его номере. Мерзкий запашок, присущий всему адскому населению, вызывающий у владыки преисподней только омерзение. Он пил черный кофе без сахара и сливок, мерзкая бурда по мнению Люцифера, но о вкусах не спорят. Он заливисто смеялся со своих же шуток и круглосуточно был готов подорваться на любой движ, искренне желая развлечений, если конечно тот не включал в себя похабщину и «шумный толкатель картинок». Люцифер наблюдал и подмечал детали. Например подёргивающиеся от избытка эмоций уши, манящий изгиб бедер, изящные выверенные движения, хитрый прищур рубиновых глаз. Зубы он может чистить и забывал, но аккуратные рожки и лакированные туфли всегда начищены до блеска, а на видавшем виды пальто ни единой складочки. Если уж честно признаться себе, то если бы его попросили охарактеризовать Аластора, он бы ответил, что тот - олицетворение грации. Благо его никто не спрашивал. Он был красив, но скрытен. Ни миллиметра обнаженной кожи, ни одного откровения среди шумного потока информации. Иногда казалось, что если бы была возможность, он бы и лицо во что нибудь запаковал. Он не терпел прикосновения, но зачастую сам был инициатором телесного контакта. То слегка приобнимет Чарли, то Ниффти по волосам погладит, то игриво потрётся щекой о макушку Хаскера, то похлопает по плечу Вегги, очевидно провоцируя на эмоции. Прикосновений к Энджелу он принципиально старался избегать, и то нет нет, да передавал что-то из рук в руки, будучи за общим столом. Что же касается самого Люцифера, здесь всё было сложно. Если они случайно соприкасались пальцами, грешник одёргивал руки как от огня. Сталкивались в коридоре — отшатывался, рискуя влететь плечом в ближайшую стену. Правитель ада был единственным во всём отеле, чьих прикосновений Аластор избегал полностью. Несмотря ни на что они вполне неплохо уживались. Грубые шутки со временем сошли на нет, превратившись в мирные подколы. Вечерние посиделки у бара, наполненные смехом и жаркими дискуссиями, стали чуть ли не традицией. Уже не сосчитать сколько трапез они разделили, сколько бессонных ночей скоротали за бокалом вина и интересным разговором. Сколько упражнений на доверие, навязанных Чарли, пережили. Они привыкли к существованию друг друга. Люцифер привык наблюдать за проворными тонкими пальцами, пляшущими на клавишах, привык ненавязчиво вклиниваться аккомпанементом золотой скрипки. А узнав, что радио-демон безумный фанат джаза, даже подарил пару редких пластинок для граммофона, удостоившись нежной искренней улыбки, что так контрастировала с его обычной глумливо скалящейся физиономией. Они неотвратимо сближались, словно айсберг с Титаником. Непонятно только, кто в итоге разобьётся насмерть и пойдёт ко дну. Со временем Аластор стал позволять ему больше. Не так рьяно шарахался, словно от прокажённого. Если они случайно сталкивались коленями под столом, он кидал искоса любопытный взгляд и, убедившись, что прикосновение действительно было случайным, успокаивался и медленно отстранялся. Однако было одно "но". Аластор чувствовал натянутый ошейник каждый ёбаный день. С самого утра он старался занять себя массой интересных вещей и не особо замечал, но к ночи удавка становилась удушающей. Психика попросту не выдерживала тяжести заключённой на душу сделки. Столько лет прошло, но он не мог смириться. Каждую ночь его преследовали кошмары и отголоски пережитого ужаса, и каждый раз, вскакивая в холодном поту с постели, Аластор раздирал когтями шею чуть ли не до мяса, ощущая бестелесные оковы, затягивающиеся всё сильнее. Это было невыносимо. Только железным усилием воли он заставлял себя не выть в голос. О, его хозяйка хотела, чтобы он страдал. К рассвету боль становилась терпимой, но ночь неизменно была наполнена агонией. Потому он предпочитал не спать вовсе, только если уж совсем невмоготу. Вечером они наслаждались ненавязчивой мелодией, доносящейся из принесённого Аластором граммофона. Пили изысканное вино с круга чревоугодия и диалог как-то сам собой лился вместе с музыкой. Грешник теребил пальцами пуговицу на рубашке, явно задумавшись о чём-то не очень приятном. —Ты её оторвёшь сейчас. —Что? Именно в этот момент несчастная пуговица не выдержала столь рьяного внимания к своей скромной персоне, сорвалась и скатилась по коленям. Из под воротника рубашки выглянули отвратительные почти затянувшиеся порезы. Несложно было догадаться, что не так давно горло Аластора представляло собой кровавое месиво. Разодранная шея вызывала вопросы. Для Люцифера, конечно, любой грешник был словно только научившийся ходить ребенок, но он вполне мог выстроить некую градацию сил между оверлордами. Среди прочих Аластор был достаточно силен, чтобы предполагаемый оппонент дважды подумал перед тем, как напасть на радио-демона. Но упрямый по своей натуре, он скорее язык себе откусит, чем честно без уверток и насмешек расскажет, что с ним стряслось. Спрашивать смысла не было, не ответит. Поэтому Люцифер предпочёл сделать вид будто не заметил ни ран, ни поспешно метнувшейся скрыть это безобразие руки. —Может потанцуем? - перевести тему показалось более подходящей идеей. —Почему бы и нет. Они одни в этой опустевшей гостиной. Некому смотреть, некому сплетничать. Владыка был изрядно удивлён тому, как легко оверлорд отдал ему ведущую роль. Тому, как осторожно тот вложил свою руку в его галантно протянутую ладонь. Люцифер полюбовался горделивой осанкой и прижал это непокорное тело ближе. Заиграли первые аккорды. Они кружились по залу то не спеша, то ускоряясь, то отталкивая друг друга, то вновь сплетаясь столь тесно, что это могло бы показаться неприличным. Запах крови так некстати, но как же он манит. Владыке хотелось бы спросить насчёт увиденного ранее, но не портить же момент своим неуёмным любопытством? Успеется. —Вы неплохо танцуете, ваше Величество. —Редко из твоего рта вылетает что-то помимо гадостей. —Ха-ха. Тогда цените момент. Глаза в глаза. Люцифер на мгновение отвлекается, чтобы щёлкнуть пальцами и в ту же секунду становится одного роста с радио-демоном, только лишь ради удобства. —Ха! Так вы оказывается не так низки, как могло показаться? —Я в любой момент могу стать любого размера и формы, Бемби. Мне просто лень. Темп всё ускорялся. Двое кружились в аргентинском танго, сгорая от страсти. Аластор вздрогнул, почувствовав как за границу перчаток заползли проворные пальцы владыки. Прикосновение к голой коже вызвало и лёгкую брезгливость, и смущение, и мимолётное наслаждение. —Не пугайся. Каково это? Танец с самим дьяволом? На что это похоже для тебя? Люцифер сделал резкий пируэт и склонил гибкую фигуру к полу, закинув его ногу себе на бедро. —Похоже на...наваждение. Беспокойное дыхание в миллиметрах от губ и Аластор резко извернувшись принимает прежнюю стойку, утягивая короля на новый круг. Рука ненавязчиво скользит по талии, вызывая толпу мурашек. Тревога мелькала где-то на периферии. Он жаждёт этих касаний, но одновременно ужасается тому, как это желание выходит из-под контроля. Тактильный голод - может ли быть что-то ужаснее? Он ведь не заметил? —Вы слишком близко. —Тебя это смущает? —Пфф. Вы слишком высокого мнения о себе. —Это естественно. Я же король этого гиблого места. Границы дозволенного размываются, нежность чужих глаз контрастирует с безжалостной хваткой. Алеющие щёки, короткая дрожь и Аластор отстраняется, смущённый собственной реакцией. Не нуждающийся в близости, но почему же так хочется окунуться в этот омут и захлебнуться в грехе? Люцифер отступает обманчиво покорно. Он целует его пальцы напоследок, прежде чем окончательно выпустить из своих объятий. Взгляд золотых глаз горит как сама преисподняя — предвкушением и желанием. —Ты так смотришь... —Как же? —Словно каннибал на кусок мяса. Владыка ада легко рассмеялся с этого сравнения. —Да брось. Ты и так знаешь, что нравишься мне. Люцифер был почти столь же стар, как сам мир. Он не привык врать самому себе, отрицать свои чувства и желания. Он ни перед кем не держал ответ, делал только то, что сам хотел, зачастую не считаясь с чужим мнением. Он заслуженно носил имя первого греха. Даже если депрессия слегка пошатнула его душевное здоровье, это не умоляло того, кем он всегда являлся. Королём. Грехом гордыни. —Я догадывался. —Я мог бы осуществить любое твоё желание, если бы ты стал моим. Столь откровенное предложение сбило с толку. —Я...Нет. Я бы был должен что-то взамен. Твоё предложение заманчиво, но....я не могу воспользоваться этой любезностью. Просто не могу. Любое желание. Люцифер по праву носил титул сильнейшего, ему бы ничего не стоило разорвать его контракт, освободить его. Но то, что он мог бы потребовать взамен пугало. Дьявол усмехнулся. —Меня слегка сбивают с толку твои переходы с «ты» на «вы» и обратно. Что ж. Заставлять не буду. Те, кто видят моё настоящее Я убегают в ужасе, так что не мне судить. Но я хочу, чтобы ты знал — я бы не причинил тебе боли. Хрупкое доверие, основанное на взаимном притяжении, смягчило радио-демона. Настолько, что ему становилось противно от самого себя. —Вы прячетесь за маской безобидности, но мы оба знаем, что вы самое опасное существо во всём аду. — Музыка стихла. — Отпустите меня. —Конечно. — Люцифер с сожалением отпускает эту руку, довольствуясь лишь фантомным ощущением её тепла. Аластор разворачивается на пятках и возвращается к креслу, на котором оставил своё пальто. Ему в спину прилетают безжалостные в своём искушении слова. —Я не могу спать, думая о тебе. —Это льстит. — Но до чего же пугает. Чужая заинтересованность подобного рода всегда была тем, чего Аластор избегал, как чумы. —Я бы выпил тебя без остатка. — Грешник даже не заметил как повелитель подошёл и чуть ли не прижался грудью к его спине. Это у него такой беззвучный шаг или Аластор, поглощённый своими суетливыми мыслями, не обратил внимания? — Я не причиню тебя боли, лишь наслаждение. — Выдох прямо в поджавшееся ухо. Сохранить горделивую маску было нереально сложно, но, кажется, у него получилось. Внутренности свернулись в дрожащий ком, в глотке застыли нецензурная брань и что-то, отдалённо похожее на мольбу. —Могу я задать вопрос? —Конечно. —Вы сказали, что я вам нравлюсь. Почему? —Не спрашивай, я и сам не знаю. — Падший задумчиво возвёл глаза к потолку, разглядывая трещины. — Однако это не просто похоть. Это что-то гораздо глубже. Тебе неприятно? —Я не знаю. Быть может, Люцифер что-то увидел в его глазах, но ему позволяют уйти. Ожидание очередного утра словно второго пришествия. Ночью эти мысли не дают покоя, выжигают разум. Вот бы узнать каков он на вкус, его губы, его кровь, его душа. Жажда обладать давно не посещала испещрённое шрамами сердце. Искушение на границе с безумием. Как же он, чёрт возьми, прекрасен. Бессонница снова сыграла свою злую шутку. Люцифер сначала правда пытался просто заснуть. Извертелся на мятой постели, помузицировал на скрипке, смастерил очередную уточку, только в процессе поняв, что точно такую же делал на прошлой неделе. В конечном итоге он, плюнув на всё, просто слонялся по спящему отелю. В сотый раз разглядывая внутреннее убранство, он подумал, что было бы неплохо сварить себе какао, как вдруг услышал странный булькающий звук, доносящийся из комнаты радио-демона. Остановившись на пороге, падшего посетили сомнения, стоит ли вообще открывать эту дверь. Любопытство оказалось сильнее. В практически полной темноте, лёжа на кровати, Аластор методично разрывал себе горло когтями, а беспокойные тени вились вокруг, не зная, как помочь. Так вот откуда этот мерзкий звук. И вот откуда следы. Люцифер подошёл ближе. Разбуженный чужим внезапным присутствием, Аластор раскрыл глаза и, хрипя, заметался на кровати, запутавшись то ли в одеяле, то ли в собственных конечностях, то ли в своём искалеченном разуме. Владыка ада с удивлением наблюдал за разыгравшейся истерикой радио-демона, которая стремительно перерастала в панику. Странная реакция, которая решительно не устраивала. Он навалился сверху, придавив своим весом и зажав ладонью чужой рот. Вроде бы где-то слышал, что временная остановка дыхания могла помочь усмирить паническую атаку. Дьявол лишь поморщился, почувствовав, как когти вспарывают его спину в тщетных попытках вырваться. Расправленные крылья накрыли обоих пушистым коконом, отрезая от всего мира. Стрелка радио в чужих глазах безумно моталась туда сюда и непрошеная влага начала скапливаться, готовая вот-вот пролиться. Люцифер склонился ближе и прижался губами к собственной руке, зажимающей чужой изломанный в вымученной улыбке рот. Только сейчас он понял, что она попросту пришита к лицу и Аластор не может перестать улыбаться независимо от того, что чувствует. Хватка слегка ослабла и долгожданный кислород хлынул в лёгкие. Взгляд постепенно прояснялся, дыхание потихоньку возвращалось в норму, шум помех тоже угомонился. —Ваше Величество? — Прозвучало до того робко, что Люцифер засомневался, не послышалось ли. Мокрые ресницы привлекли взгляд и он, повинуясь минутному порыву, подул на них, заставив Аластора проморгаться. На чужом лице вместо паники отразилось недоумение. —Эти раны отвратительны, — прокомментировал его окровавленный видок владыка и, прижавшись к виску, вдохнул полной грудью. Волосы этого несносного грешника пахли мятным шампунем, табачным дымом и чем-то неуловимым, но невероятно притягательным. Кровь и боль в этой композиции были определенно лишними. —Могу я узнать, какого черта вы забыли в моей комнате и сейчас лапаете меня? Да ещё и...нюхаете? Прозвучало сконфуженно, но Люцифер не спешил отстраняться. —Всего лишь прихоть. Ты успокоился? Ответить ему не удосужились. Аластор не любил прикосновения, подобная близость да ещё и с самим королем ада вызывала одновременно ужас и какой-то неизведанный внутренний трепет. Что с ним происходит? Это из-за срыва? Ворох противоречивых чувств сбил с толку и прикосновение губ к истерзанной шее стало абсолютной неожиданностью. Грешника передёрнуло, но от чего именно — от мерзости или блаженства — он бы не решился ответить даже самому себе. Дьявол лениво изучал губами его горло, просто скользя и обжигая дыханием. Это почти было похоже на поцелуи. Почти. Нежная щекотка слегка кружила голову, как шампанское. Впервые за долгие годы чья-то близость не вызывала столь дикого отторжения и вопреки всему это пугало. Аластор давно отвык от чувства безопасности в присутствии кого-либо другого. Только-только восстановленное дыхание вновь начало сбиваться. Люцифер с любопытством коснулся поджатых ушек, пропустил между пальцев мягкую шёрстку. Интереса ради слегка прикусил самый кончик, услышав нервный вздох и короткую волну помех. —Перестань. Что ты делаешь? —Удовлетворяю любопытство. Пережитая паника делала Аластора рассеянным. Он ненавидел терять контроль и когда такое происходило неизменно злился, но сейчас так растерялся, что не мог толком ни оттолкнуть, ни сформулировать претензию. Чертов тактильный голод обезоружил и размазал по кровати, не позволяя трезво оценить ситуацию и хотя бы попытаться выбраться из-под навалившегося короля. В глазах одного из древнейших существ мира застыла вселенная и Аластор завороженно замер, как олень в свете фар, уставившись в ответ. Словно в замедленной съёмке дьявол склонился чуть ближе и, не спрашивая разрешения, примкнул к губам. Вселенная коллапсировала. Кажется, его только что сбили. Падший ангел выпивал его дрожащие вдохи, сминал его губы, постепенно переводя поцелуй из почти целомудренного в более глубокий и страстный. Раздвоенный язык проник внутрь и сплелся с его собственным в каком-то тягучем грязном танце. Король пролез своими наглыми раскалёнными руками под ночную рубашку. А Аластор дрожал. Его тело так чувствительно реагировало на малейшие касания, что от этого становилось страшно. Чуткие пальцы изучали его тело, то играясь с затвердевшими сосками, то сжимая бока, то стискивая шею, посылая волну болезненного удовольствия. Повелитель ада целовал так, что слабели колени. Аластор в жизни бы не поверил, что способен издавать такие жалобные звуки. Радио-демон далеко не был фанатом физических проявлений чувств, поцелуи в его жизни, а потом и в посмертии, были редкими гостями. Поцелуй с повелителем всех нечестивых был одновременно похож на пляски на минном поле и вознесение к райским чертогам. Король ада нежно прошёлся губами и языком по растерзанному горлу, заставляя грешника в исступлении закусить губу, игриво цапнул за подбородок и снова спустился к яремной вене, ощущая губами заполошный пульс. —Аластор, дыши. Низкий тембр чужого голоса прямо в ухо и сладкая судорога пробежала по всему телу. От кисточек ушей по позвоночнику, отдала горячей пульсацией в паху и стремительно скатилась вниз к дрожащему хвосту и дальше по отчаянно сведённым коленям, к кончикам пальцев. С губ сорвался непрошеный томный стон, перевернувший что-то внутри Люцифера. Грешнику позволили вдохнуть и целовали снова, до цветных пятен перед глазами. И снова. И снова. Он бы не смог сказать сколько это продолжалось - одно мгновение или целую вечность. Это было чем-то новым, будоражащим, интимным. Не в силах терпеть, Аластор потёрся о чужое бедро, вклинившееся между ног. Нервно прохрипел прямо в губы короля: —Это должно остаться между нами. Для того, кто только что властно целовал его, не давая толком дышать, и вжимал в матрас, Люцифер был на удивление хладнокровен. —Разумеется. И вылизывал его многострадальную шею, добавляя к кровоточащим царапинам алеющие засосы и следы зубов. Целовал его грудь, мягко прикусывая соски, почти вырвав из чужого горла отчаянный стон. Сжал в руке исцарапанную шею, удерживая, спускался всё ниже, очерчивал пальцами лесенку рёбер. Удовольствие смешивалось с болью в неповторимый коктейль, выжигающий изнутри. Блаженный крик подавлен намертво прикованной ко рту рукой, Аластор не мог позволить ему сорваться с губ. Только не так. Не перед ним. —Прошу. Хватит. Люцифер позволил себе ещё мгновение любоваться чужим раскрасневшимся лицом, умоляющими глазами с дрожащими ресницами, тяжело вздымающейся грудью, собственными метками и, наконец, отстранился. Как ни в чем не бывало, он оправил халат и пошел прочь, но не удержался и остановился на пороге. —Мне понравилось. Очень. Я не против повторить как-нибудь. Только без истерик и разодранных шей. —Вот уж вряд ли, — столь резкий ответ лишь позабавил. —Доброй ночи, оленёнок. Люцифер ушел, оставив задохнувшегося от страсти радио-демона одного. С собственным тянущим возбуждением срочно надо было что-то делать. Никто из них так и не смог уснуть в эту выматывающую ночь.