Над раскалённым песком

Золото песка раскалилось за день и не торопилось остывать, несмотря на сгустившуюся над пустыней синеву сумерек.

В доме старосты деревни Аару было оживлённее, чем когда-либо. Взрослые — и женщины, и мужчины; и старики, и юноши — вели горячечный спор, дети жались в углы, потирая сонные глаза. — Мы могли стерпеть всё! — выделился голос одного из мужчин. — Но сегодня они «будто понарошку» раскрошили голову мальчугану за цвет его кожи! Сколько это унижение будет продолжаться? Его голос снова утонул в десятке других. Кто-то из детей начал плакать и звать маму. — Раз царь Дешрет не может защитить нас, — возопил женский голос. — Мы должны вступиться за себя сами! Сегодня они позволили себе убить нашего ребёнка — а дальше? Их госпожа Мудрость повелит истребить каждого? Или загнать в клетки, как скот! После этих слов все испуганно замолчали. Но очень скоро стихия вновь забушевала в сердцах и горлах людей. Дом сострясался от мужских басов и женских срывов на рыдающий крик. Всё больше детей перешли на плач. — Тс-с-с, — головы одного из ревущих мальчишек легла тёплая рука, похожая на лапу нежной пантеры — мягкая, но тяжёлая, хранящая. Дети подняли заплаканные глаза. — Не поддавайтесь страхам, — глубокий голос, исходящий будто не из губ, а из груди женщины, обволок уши каждого, заглушая крики взрослых, будто уводя их далеко-далеко. — Я не боюсь, просто не понимаю, зачем нам сидеть тут, а не спать по домам, — подала голос одна из старших девочек, убаюкивающая на груди и плече среднюю сестру и младшего брата. — В городе сегодня было неспокойно — убили одного из «наших», пустынных детей. Под каким-то немыслимым предлогом. И никто не вмешался. Взрослые напуганы, и они так кричат, потому что нет ничего дороже вас, наших детей. Они боятся, что это могло произойти с кем-то из вас или может произойти потом. Но, — пухлые губы женщины тронула улыбка, показались полумесяцом белые зубы, — вам не о чем беспокоиться. Я обязательно вас защищу. Так что сидите тихо и дайте взрослым всё решить. Женщина поднялась с корточек и пошла в жерло бушующей толпы. Она взяла из угла копьё, ещё раз оглядела народ деревни Аару. Её подопечный народ. Народ, вновь всеми преданный. Три удара древком по полу призвали ко вниманию. Все, как многоголовый зверь, в одночасье перевели взгляды на неё. — Анпу, прошу Вас, говорите, — она высмотрела старосту и жестом подозвала его в центр круга. Анпу долго прокашливался, заходясь в хрипах и сипах, которых прежде, кажется, никто не слышал, бросил тихое «Спасибо, Кандакия», и наконец начал: — Я знаю ваши страхи и волнения. Но мы как жители одной деревни, одной пустыни должны держаться смело и достойно. — Чтобы они убивали нас и наших детей одного за одним? — крикнула женщина из толпы. — Сегодня убили беспризорника за воровство, а завтра убьют наших дочерей и сыновей за слишком громкий смех! — провопила другая. — Тихо! — Кандакия вновь ударила копьём об пол. Толпа, только набравшая воздух, чтоб поднять гомон, замерла. Их голодные, безумные, печальные, слезливые, потерянные взгляды впивались в неё и старосту. — Мы должны дождаться выяснения обстоятельств и потом делать выводы или браться за копья, — мягко продолжал Анпу, будто стараясь пряной хрипотцой своего голоса успокоить жителей деревни, убаюкать их души. — Мы так не думаем, — дверь в дом скрипнула и с грохотом открылась. На пороге стояли наёмники, среди них говорившая Дэхья, Рахман и ещё с дюжину других, — Хабачи и Наджат уже подсчитали оружие и пиро-бочки на складе деревни. «Они», — Дэхья оскалилась и взрыкнула, — в обиде не останутся: лезвий и огня на каждого хватит. Повисла пауза. Не на секунду, как будто на всю жизнь. Голос Дэхьи дрожал, но все видели, как крепко были сжаты ладони на рукояти двуручного меча. Робкий хлопок хрупкой женщины из толпы подхватил каждый. Дом залился аплодисментами, криками восторга, боевым рычанием, радостными визгами детей. Анпу и Кандакия стояли молча. Он перевёл на неё взгляд, его глаза были полны слабости, немощи, страха, усталости — всего, что соответсвовало слову «старость». Он смотрел на неё с немым вопросом. — Вы же знаете, — она склонилась к его уху, чтоб он точно услышал, — я пойду на всё ради деревни, иначе и быть не может. — Знаю, дитя, зн… — его оборвали на полуслове. — Эй, Анпу! — крикнул Рахман, — Не говори только, что ты хочешь и дальше глотать это? Есть ли в тебе кровь народа Пустыни или ты предпочтёшь стерпеть это? На чьей ты стороне? Несколько людей ахнули. Меньше — поддакнули. — Рахман, тебе не стоит так говорить с старостой деревни, — Кандакия сделала шаг вперёд, её глаза округлились от возмущения, — Каждый из нас полечь готов за пустыню, и ты это знаешь. — Вот и настал момент показать это, — он широко развёл руки, — легко оберегать деревню в мирное время, но что скажешь ты, защитница, о войне? Кандакия сделала ещё шаг вперёд, совершенно не меняясь в лице, сжимая всё крепче древко копья. Её тень чёрным пятном скользнула по стене. В доме резко стало удушливо, будто знойные сумерки разлились с улицы сквозь щели в камне. — Ты сомневаешься в моей силе или в силе моих убеждений? — тихо спросила она, заглядывая Рахману в глаза. «Она в ярости,» — прошептал кто-то в толпе. — Нисколько, — он сделал шаг назад, тон его сделался чуть мягче, — Хотел лишь знать, друг ты нам или же нет. Кандакия боковым зрением взглянула на Анпу. Его худая сутулая фигура ещё болезненнее сжалась, чем оно было до этого. Кандакии он почему-то померещился мёртвым, хотя до этого таких случаев с Анпу у неё не было. Она увидела его фигуру залитую золотым светом, а его самого — как тень от истлевшего тела, останки. Спину обдало холодом. Она выпрямилась и коротко спросила: — Какой у вас план? — Это не вопрос для публичного обсуждения, — Дэхья окинула взглядом присутствующих. — Достаточно нашей группы и тебя, Кандакия. Остальным мы будем давать указания по мере надобности, во избежание утечек. — Это значит, у нас война? — спросила самая голосистая из женщин, беря на руки ребёнка, который уже с минуту дёргал её за край одежды. — Это значит, что вообще нахрен неважно, как это звать, — рявкнула Дэхья. — Просто делайте то, что скажем мы! — Дэхья, они же не наёмники, они не могут так, — её плеча коснулась Кандакия и повернулась к деревне, самому её ядру, стоявшему перед ней в лице нескольких десятков человек, и она, Кандакия, смотрела в это ядро, как смотрят на надвигающуюся песчаную бурю, — Слушайте меня внимательно: мы отстаиваем нашу честь и наши интересы, как народа. Это рано называть войной, но без боя не обойдётся, вам придётся быть к этому готовыми. Но я обещаю, что сделаю всё, что будет в наших силах. На этом собрание окончено. Всем спокойной ночи. Берегите себя. Люди медленно потянулись к выходу из дома в странном полузагипнотизированном состоянии, будто после солнечного удара. Дети полусонно висли на руках полубессознательных родителей. Кандакия, Анпу и наёмники остались наедине. Дэхья села за стол и призвала к этому остальных. Анпу потянул за руку Кандакию и прошептал в самое ухо, хрипя не своим голосом: — Я не останусь. — Почему? — Кандакия взяла его морщинистую сухую руку, староста был холоден, несмотря на духоту и жар, стоявшие в доме. — Пойду прилягу, — его рука выскользнула из рук Кандакии, Анпу удалился к себе. Кандакия села за стол рядом с Дэхьей, на столе уже была развёрнута карта Сумеру. — Прежде чем мы начнём, — Кандакия взглянула на серость лиц окружавших его соотечественников, — расскажите мне подробнее, что произошло в городе. — То, чего и следовало ожидать, — Дэхья вспушилась кошкой, её волосы встали дыбом. — Мальчика убил торговец, — кратко сказал Рахман. — Это немного не те подробности, что я хочу узнать, — Кандакия увидела, как у него подёрнулись мышцы на лице и заскрипели зубы. — Я вижу, что ты знаешь больше остальных. — Он воровал на Большом Базаре. Его хотел схватить владелец лавки. Он активно сопротивлялся, а дальше весь Большой Базар увидел содержимое его головы. А тот ещё и добавил слова вроде «Грязнокожий воришка…» — А дальше? — Кандакия сщурила глаза, бросая короткий взгляд в окно. Беглый осмотр деревни. — Там были и пустынники из бригады тридцати, и я там был, они бросились на того мужика со всем, что под руками было. Не столько из-за самого действия, сколько из-за этих оскорбительных слов, которые ребёнку пришлось слышать, умирая. — И что в итоге? — Погром торговых лавок, несколько задержанных, много серьёзно раненных с обеих сторон, пару наших человек удавили в толпе. — А этим академикам хоть бы хны, — буркнула Дэхья, сложив руки на груди и сплюнув от отвращения. Кандакия слушала — Рахман ей не врал, она чувствовала. Её сердце болезненно затрепетало, руки под столом сжали колени и впились в них ногтями. — Мы должны дать отпор, — подытожил он. Другие наёмники, до этого почтительно слушавшие, активно закивали. — Вы хотите ещё больше смертей? Рахман покачал головой. — Мы хотим, чтобы такое не повторилось. Они должны понимать, что то, что за ними есть божество, а у нас есть только мы сами, не благословляет все их действия, и у всего будут последствия. — Да и без смерти этого ребёнка есть причины показать им это, — зрачки Дэхьи хищно расширились. Кандакия склонилась над картой. На ней был город Сумеру и несколько алых крестов в разных точках города. — Мы просто припугнём их, — Рахман указал пальцем на карту. — Погибнуть никто не должен. Просто покажем, что в скорпионьем жале не вода и не нектар, как в их любимых цветах. Все, кроме Кандакии, вновь закивали. В правом глазу скопились слёзы, из ниоткуда взявшиеся, но она сдержала сердечный порыв, заглядывая золотым глазом на Рахмана и Дэхью с долей недоверия. — А если кто-то погибнет? — Их проблемы, — ответили они в один голос. — Я не согласна. Вы можете навлечь этим беду и на себя, и на деревню, которую я поклялась защищать. Не говоря о том, что вы хотите использовать оружие со склада деревни… — Кандакия была готова подняться на дыбы, но она только сильнее сжала свои колени, чувствуя как под ногтями начинает пульсировать. — Я не зря спросил тебя о стороне заранее, Кандакия, — Рахман показал зубы, по-волчьи улыбаясь, но было в этой улыбке что-то маниакальное, шаткое. — План должен состояться. Отпустить тебя живой и здоровой, когда ты уже знаешь, что мы хотим сделать, нельзя никак. Ты выбрала сторону. И ты точно не ошиблась. Кандакия была готова к этому ответу. Рахман казался ей в минуту последней его речи каким-то… Особенно надломанным. Его привычная веселость стала окрашена злобой и теперь будто граничила с истерикой. Он точно тоже хотел заплакать. Но вместо этого был готов смеяться и был настроен на бой. Её пугало видеть его таким. Его лицо всё больше искажалось, Кандакия моргнула — и наваждение исчезло. — Более того, — Рахман улыбнулся мягче, снова стал похож на себя. — Подумай, что жители деревни тоже хотят этого отмщения. И ты уже отдала свой приказ. Пути назад уже нет. Кандакия молчала, чувствуя, как комната будто приходит в движение, пол превращается в карусель, будто стихия пустыни подхватила деревню, как ребёнка и начала кружить-кружить-кружить, не способствуя успокоению, а будто пытаясь рассмешить, пока плач ребёнка становится всё громче и громче. И сразу за этим Кандакия ощутила будто за её стулом нет дома Анпу — нет вообще ничего, только край скалы, с которой срывается песок. И Кандакия стояла на нём. — Что будет требоваться от меня? — спросила Кандакия предельно медленно, чётко проговаривая каждое слово. — Нам требовалось только твоё одобрение, чтобы, в случае чего, жители деревни шли на сотрудничество, — выдохнув, ответила Дэхья. — Ну и укрыть нас тут в случае чего. Даже в бой лезть не надо, мы всё продумали. — Пойдёшь драться и без меня? — Кандакия усмехнулась. — Даже мы драться не будем без необходимости, подруга. Пиро-бочки сделают своё дело, — Дэхья громогласно ударила кулаком по столу. Кандакия непонятливо сщурилась, склоняя набок голову. — Не забивай голову, — вздохнул Рахман. — Спасибо за то, что оправдала ожидания. Мы уйдём через час и приготовим всё к завтрашним «ответным ударам». Кандакия решила, что может в таком случае удалиться на дежурство, но внезапно спросила: — Вы сказали, что содействие от меня нужно для содействие жителей, но ты сказал, когда вошёл, что Наджат и Хабачи уже подсчитали оружие и что вы уже ко всему готовы. — Формально я не соврал. Они подсчитали. Но предоставить нам это всё они смогут только если мы получим разрешение от тебя. — Почему от меня, а не от старосты? — Потому что не староста в случае чего вышибет им мозги, — прыснула Дэхья. — Я даю своё разрешение, — ответила Кандакия и пошла в сторону выхода. — Пойду скажу Наджат и Хабачи, чтоб всё подготовили к вашему приходу. — Не разочаровываешь, Кандакия, — одобрительно кивнул Рахман, ссутуливаясь над столом и переходя на заговорщический шепот. Кандакия вышла в холод пустынной ночи и уже не слышала его. В некоторых домах деревни горел свет. В окнах было видно фигуры эмоционально беседующих людей. Общий балаган разбился на множество более мелких, осевших в каждом доме и трепавших крыши домов и сердца людей. Белая луна смотрела Кандакии в лицо, перебирая полы звёздного платья, ночь была на редкость тихой, даже ветер не шумел, хотя холод пробирал до костей. Кандакия сложила руки в молитве.

За Аару. За пустыню. За жизни детей. За душу убитого на Большом Базаре мальчика.