Бумажный человечек

– Господин Мо! – размышления Вэй Ина прервал голос Вэнь Нина. – Они просят показать ваши документы. – Конечно, – Вэй Ин протянул свой паспорт смутно знакомому адепту, стоящему у входной арки. Судя по возрасту, он мог быть его шиди, еще до Луаньцзан. – Все в порядке, благодарю. Вы можете проходить, – адепт указал Вэй Ину на арку. Конечно, с документами было все в порядке – это был настоящий паспорт Мо Сюаньюя. К тому же, Вэй Ин успел получить по почте новую маску, пока был в Сиане, так что сейчас он выглядел вполне в соответствии с фото в паспорте. Внутренние лабиринты в здании, через которое осуществлялся вход, заметно изменились за годы, прошедшие с его последнего визита, так что Вэй Ину не пришлось даже делать вид, что он не знает куда идти без приставленного к ним адепта. Наконец, они оказались в большом светлом зале, оформленном в традиционном стиле – со всеми этими деревянными панелями и стилизованными лотосами. На традиционном оформлении всегда настаивала мадам Юй, и Вэй Ин долгое время был уверен, что, едва Цзян Чэн станет главой клана, он переделает все на современный лад. Но нет, как двенадцать и семь лет назад, так и сейчас главный зал для приема гостей – лицо и визитная карточка ордена – сохраняли исторический облик. Цзян Чэна пока не было, так что молодая девушка, также одетая в платье оттенков фиолетового, предложила гостям чай. Отказываться Вэй Ин не стал и первым, пока Ванцзи не ответил, назвал чай. Мэн Дин Гань Лу. Этот чай особо любил дядя Цзян, а вслед за ним и Цзян Чэн с Вэй Ином. – Господин разбирается в традиционной чайной культуре Сычуаня? – девушка улыбнулась одними глазами. – Мэн Дин Гань Лу также любимый чай главы ордена Юньмэн Цзян, он будет рад встретить единомышленника. Усянь мысленно застонал, когда понял, какую оплошность допустил. Ну, может быть, Цзян Чэн не обратит на эту деталь внимания, мало ли любителей этого сорта? Да и вообще, они в Сычуани, что еще здесь пить? – Благодарим за гостеприимство, – с ледяным выражением лица проговорил Ванцзи, так что девушка быстро как-то сникла и вышла из зала. – Ты не наденешь ленту на лоб? – громким шепотом спросил Вэй Ин. Если он правильно помнил, на территории заклинательских орденов правила предписывали ланьцам носить ленту на лбу, и никак иначе. Вообще, вариант с ношением ленты на запястье появился только в двадцатом веке и только потому, что во времена культурной революции клану был поставлен ультиматум: объявление вне закона, преследования адептов и полное уничтожение всего имущества ордена, или «незначительные изменения в правилах». Это не афишировалось, но Вэй Ин откуда-то помнил, что тогдашний глава клана – дед Лань Ванцзи – сумел значительно смягчить условия только за счет своих дипломатических навыков: вот бы у кого поучиться Ванцзи. – Не при посторонних, – Ну надо же, Ванзци даже снизошел до объяснений Усяню. Через некоторое количество времени вернулась девушка с подносом с чайником и чайными пиалами. Однако, чай – наверняка прекрасно заваренный – в тот день Усяню попробовать не удалось, потому что буквально следом за девушкой в зал вошел Цзян Чэн. Чэн-Чэн совсем внешне не изменился за те годы, когда Вэй Ин его не видел – все те же резкие выдающиеся черты лица, хмурый взгляд, которого многие боялись не меньше холодности Второго Нефрита Лань – Вэй Ин раньше никогда не понимал, почему и тот, и другой так пугали их однокурсников. Глава Цзян был одет в светлые брюки и свободную темно-лиловую рубашку, безусловно, отлично подобранные друг к другу, но выглядящие как-то… расслабленно? Будто Чэн-Чэн не на официальный визит с представителем главной ветви клана Лань собрался, а на дружеские посиделки. Или они с Лань Ванцзи когда-то успели закопать топор войны и даже подружиться, пока Вэй Ина не было? На почве злости на нерадивого Усяня? – Второй молодой господин Лань, – вместо приветствия процедил сквозь зубы Цзян Чэн, уставившись на Ванцзи, неторопливо поднявшегося навстречу. Нет, похоже, не подружились. – Глава Цзян, – ледяным тоном ответил ему Ванцзи, слегка кланяясь. Молчание после обмена приветствиями как-то затянулось. Вэй Ин незаметно (как ему показалось) ткнул Ванцзи в бок и скосил глаза на Цзян Чэна, мол, мы сюда по делу приехали. – Я хочу обратиться за разрешением на проведение расследования на территориях, подконтрольных ордену Юньмэн Цзян, – Ванцзи использовал формальный язык, но говорил так подчеркнуто сухо, что Вэй Ин даже не удивился, когда в ответ на его слова Цзян Чэн разразился гневной филиппикой. – Господин Лань, почему же вы, в таком случае, не соизволили заранее оповестить о своем визите? Почему я узнал о вашем прибытии через свои источники? Или орден Гусу Лань уже настолько не считается с другими Великими орденами? Вэй Ин напрягся. Такие речи, хоть и были в духе Цзян Чэна, все же переходили черту дозволенного в отношении члена главной ветви клана. А ну как сейчас Ванцзи от лица Гусу Лань объявит войну ордену? Чисто в назидательно-воспитательных целях. – Я сожалею, что не смог соблюсти все подобающие нормы приличия – наш визит не был запланирован заранее настолько, чтобы я успел отправить официальный запрос, как того требуют правила этикета. Однако, я полагал, что орден Юньмэн Цзян выступает за здоровый отказ от «закостенелых традиций прошлого», – все в той же официально-ледяной манере ответил Ванцзи непривычно многословно. Вэй Ин даже присвистнул внутренне. Когда Усянь посмотрел на Чэн-Чэна, ему показалось, что он слышит его зубовный скрежет. «Закостенелые традиции прошлого» – это была одна из формулировок (откровенно не самая оскорбительная), которыми Цзян Чэн неоднократно награждал весь клан Лань после истории с осадой Луаньцзан. Говорил он так только внутри ордена, но, видимо, кто-то эту информацию донес и до ланьцев. Теперь Вэй Ин начал опасаться, что Цзян Чэн отвалит что-то вроде разрыва дипломатических отношений с орденом Гусу Лань. Усянь даже хотел было влезть, чтобы остановить перебранку (начисто наплевав на возможные последствия для него самого), как глава Цзян внезапно сам обратил внимание на него. – Ты… – глаза Чэн-Чэна грозно сверкнули. – Я? – Вэй Ин даже растерялся, он ведь всеми силами до последнего сдерживался и не встревал в разговор. – А что я сделал? – Быстро за мной! – рявкнул Цзян Чэн. Вэй Ин знал, когда брат настолько сердит, разумнее всего было его послушать: перебесится, проорется и успокоится. Наверное. – Господин Мо нанят мной для проведения расследования, вы не… – решительно поднялся со своего места Ванцзи. Вэй Ин в останавливающем жесте потянул его за рукав рубашки. – Какой, блять, господин? Ты приперся ко мне, чтобы разыгрывать этот ебаный спектакль? Ничего умнее не придумал? – Цзян Чэн продолжал обращаться к Вэй Ину, игнорируя вставшего Ванцзи. На пальце у главы начал поблескивать фиолетовыми молниями Цзыдянь – пока совсем несильно. Вэнь Нин, все это время молча наблюдавший за сценой, втянул голову в плечи – ему как-то довелось познакомиться с хлыстом Чэн-Чэна. Вэй Ин захотел бы ободрить его, но как это сделаешь, когда на тебя уставился разъяренный сын мадам Юй? – В последний раз я прошу по-хорошему! – тон Цзян Чэна ни капли не походил на просьбу по-хорошему. – Да-да, я понял, я иду, вам незачем так сердиться, глава Цзян, – Вэй Ин поднялся и показал ладони в обезоруживающем жесте, выражая готовность отправиться, куда укажет его собеседник. Ну не переломает же Чэн-Чэн ему ноги, в самом деле? Лань Ванцзи двинулся было следом, но наткнулся сразу на две недовольные пары глаз, так что, немного поколебавшись, все-таки остался на месте. Цзян Чэн молча вышел из зала и свернул в какой-то малоприметный коридор. Вэй Ин то ли не помнил его, то ли вообще никогда в нем не бывал. Они шли довольно долго, периодически куда-то сворачивая и заходя в какие-то двери. Вэй Ин точно стал уверен, что в этой части здания никогда не бывал. Цзян Чэн на ходу потирал Цзыдянь на указательном пальце правой руки, отчего тот временами искрил, так что Усянь начал немного паниковать: а ну как Чэн правда решил прибить его? Подозрения усилились, когда они зашли в какую-то комнату, напоминающую подвал – простые крашеные стены, отсутствие окон, а из всей мебели стол и несколько стульев – и Цзян Чэн с грохотом захлопнул дверь за ними. Заклинатель развернулся к Вэй Ину и вдруг призвал Цзыдянь во всем своем пугающем величии. Хлыст же не мог стать еще больше с их последней встречи? Цзян Чэн вдруг замахнулся с видимой силой, артефакт знакомо блеснул молнией и Вэй Ин зажмурился, ожидая удара – если и не смертельного, то близко к тому. И удар, действительно, последовал – по левой ноге, чуть выше колена – но был и близко не так силен, как ожидалось. Скорее всего, на месте удара у Вэй Ина даже кожа не покраснела. Как вообще можно было так ударить Цзыдянем? Мадам Юй как-то, посмеиваясь утверждала, что хлыст просто не способен жалить слабо, когда Вэй Ин по глупости и малолетству захотел узнать, чем же так всех пугает этот артефакт. – Значит, это все-таки ты, – выдавил Цзян Чэн. Плечи его расслабились, и он весь как-то обмяк, что заметно контрастировало со все еще крепкой хваткой хлыста. – За что? – еле выдавил Вэй Ин. Несмотря на взрывной характер брата, никогда раньше ему Цзыдянем не прилетало. Хотя в этот раз было и не больно, но испугаться на секунду Вэй Ин успел. – А будто не за что! – Цзян Чэн будто оправился и снова скрылся за маской злости. – Да тебя стоило бы отхлестать от всей души, чтобы неповадно было! Чтобы три года не мог из дома выйти! И ноги переломать! Чтобы думал хоть иногда, прежде чем делать! Да ты… Глава Цзян ушел с головой в свою ярость, каждая следующая его фраза содержала все меньше осмысленной информации и все больше ругательств, так что под конец Вэй Ину были прописаны все казни египетские местно и ректально. Сам Усянь по привычке отключился от происходящего уже где-то на второй минуте – он всегда так делал в детстве, когда мадам Юй начинала распекать его за всевозможные оплошности – заслуженно и не очень. – Да ты меня вообще не слушаешь! – Ну что ты, Чэн-Чэн, конечно, я тебя слушаю, сейчас ты как раз в очередной раз пообещал «выбить из меня всю дурь». – Чэн-Чэн?! Да какой я тебе Чэн-Чэн?! Ты… Ты кем себя возомнил? Ты думаешь, что можешь поступать с нашей семьей так, как тебе вздумается? Защищать обвиненных в убийстве отца и матери, отказаться от клановой принадлежности и сбежать в Тибет, наплевать на чувства сестры! И в итоге пропасть на 7 лет, ни разу не связавшись с нами, ни разу не дав знать, жив ли ты вообще! Ты знаешь, что творилось с сестрой в это время? – Ну ты же встречался с Вэнь Цин, – зачем-то решил оправдаться Вэй Ин. – Конечно! Потому что своей семье ты не удосужился сообщить! Ни разу, Вэй Усянь! Что, не заслужили мы внимания такого великого добродетеля как ты? А теперь заявляешься ко мне без предупреждения под чужим именем со своим любовником! И с кем! Вэй Усянь, тебе память отшибло за эти годы?! – Каким любовником? – Остальные обвинения в свой адрес можно было пропустить, Цзян Чэн ведь правда имел все основания, чтобы злиться на него, но последнее заявление немало удивило Вэй Ина. – Лань Ванцзи, – выплюнул Цзян Чэн, – уж не думал, что он тоже… Хотя Цзян Чэн не закончил фразу, Вэй Ин понял, что тот имел ввиду. О его ориентации Чэн-Чэн узнал случайно уже после возвращения Вэй Ина с Луаньцзан. Справедливости ради, для Вэй Ина это тогда тоже стало открытием, потому что в юные годы, он, как и все, думал, что ему нравятся только девушки, а годы выживания в горах Тибета не особо способствовали раскрытию собственных предпочтений. И хотя Вэй Ин всегда предполагал, что влюбиться можно в любого человека, вне зависимости от пола, сексуальное влечение всегда воспринималось как что-то отдельное. Ну, справедливости ради, как раз влюбленности в жизни Усяня так и не случилось. Цзян Чэн никогда не скрывал негативного отношения к этой части жизни Усяня, хотя серьезных конфликтов на этой почве у них и не возникало. Вэй Ин не понимал причину этого отношения (Цзян Чэн, казалось, тоже), но позволять думать такое о Лань Ванцзи казалось максимально неправильно. Только не об этом человеке, которого, при всех своих моральных недостатках в таком обвинить было сложно. – Чего?! С чего ты вообще взял?.. – Он щеголяет у всех на виду засосом на шее. Или, скажешь, это не ты? – зло процедил Чэн. – О… Ну это… – Вэй Ин и правда забыл об этой детали. – Это не засос… – А что же это?! Дружеский укус? Прекрати врать, Усянь! Ну вот как такому объяснить, что, фактически, так оно и было? Да и дружбы особой между ними тоже не было. – Чэн, остынь, – Вэй Ин применил запрещенный прием: ничто так сильно не бесило главу Цзян, как уговоры «остыть» и «успокоиться». Цзян Чэн, ожидаемо, разразился новым потоком брани, но от нежелательной темы ушёл.