На берегах Камы

Солнце уже давно взошло и нехитро озорояло ковры через белый тюль. Кровать, что стояла у стены давно заправлена и пустует. По разложеному дивану будто прошлась золотая орда. Но владелицы данного беспорядка нет. На полу тоже постелено спальное место. Что-то наподобие матраса, простыня, спящий, одеяло и где-то рядом должна была лежать подушка. От неё было жарко, потому пришлось отбросить. Наконец, рыжий парнишка открывает один глаз, и сонно смотрит куда-то под диван. Там пыль и дохлые осы. Открывает оба глаза и моргает. Привыкает к солнечному свету. Пытается почесать глаз, но тут же понимает, что всё тело неимоверно затекло. Где-то на фоне тикают часы и гудит всё ещё непонятное нечто. Переворачивается на спину и смотрит в белый потолок. Когда-то, с него на мальчика упал огромный паук, размером с пол ладони. Позже, он нашел это паука в книжке. Оказался русский тарантул. Они не ядовиты, но ужасно страшные. Ещё и лапки пушистые. Ужас! Марк садится, понимая, что в доме душно и жарко, значит на улице ещё хлеще. Проходная дверь открыта, ведёт она в кухню-проходную. За столом сидит лохматая девочка и неспешно пьёт чай вприкуску с куском хлеба и масла. Она обернулась на шорохи и без слов помахала свободной ладонью. —Привет,—хрипло выдавил из себя парень. Спина затекла, ноги болят, а это он ещё не встал. И кое-как перебравшись в вертикальное положение Твен смог разогнуться в разные стороны. Ногой подцепил одеяло и быстро скомкав бросил к подушке. Потом прибирёт. Выйдя на кухню он огляделся. Рядом с сестрой стояла кружка с допитым кофе или чаем. Значит, дед уже поел. —Дед где?—поинтересовался он трогая рукою чайник и тут же оттягивая. —Не знаю. Вроде к девкам. —Каким девкам? —Ой, ничего ты опять не знаешь. К пчёлам пошёл. Воды налить да проверить, наверное. Не зря ж костюм надел. Молодой человек кивнул головой и взял кружку. Кинул туда пакетик и щедро залил молок. Поставив кружку на стол налил туда и молока. —Ну что, Люсиндра, как спалось? Если честно, то Люси родной сестрой не была. Сводная. Но тут уж трудно сказать кого с кем сводили. Но факт остаётся фактом. Привёз их в город папа и наказал, что они тут на две недели. И уехал. Позже приехал дел и велел собирать «шматьё», едем в деревню. Дом находился в маленьком деревушке, домов пять. И то, большая часть для ягодной промышленности. Если немного спуститься вниз, прямо с участка, то можно выйти на берег Камы. Широкая, длинная река почти на пол России. На противоположном берегу уже другая республика. Или нет... Не суть! Там уже Удмуртия! Поэтому, телефонные часы часто сбиваются. У дела тут огород, пчёлы, дом и баня. Ещё сарайчик, в нём ещё должна стоять бадья с каким-то фиолетовым нечто. Вроде самогонка. —Хорошо. Только вот одна муха мешалась и комары. Люси почесала локоть и ещё откусила хлеба. Марк же хлебнул чая и чуть не выплюнул, молоко видимо прокисло. Поэтому то и она пьёт чай без молока. —Ну, бывает. Радуйся, что не слепень. Они больнее чем комары. Фу... Ты почему про молоко не сказала. —Да вот, думала, что ты опять жратеньки не будешь. И вообще, оденься иди. И вправду, Марк сидел только в одних шортах. И цокнув языком уходит в соседнюю комнату. Берёт скомканую рубашку с сумки и накидывает не застегивая. Уже на кухне он взял кружку да выплеснул в окно, пока дед не видит. —Ща, блинчики сварганю! —Мука и сахар в серванте. —Спасибо! Твен взял коробку с молоком и глубокую тарелку. Туда сразу бросил всё и сразу. Яйца, молоко, мука, сахар, щепотка соли. Перемешал и получил жидковатое и вроде приятное на вкус тесто. —Улюлюля, где тут сковороды и масло? —Сковородка в плите, масло тоже в серванте. Повар открыл духовой шкаф и начал швыряться, в поисках нужной вещи. —Да тут же нет ни одной нормальной сковороды! —Ой, боже... Люси отодвинула брата и заглянула в духовку. Меньше чем через тридцать секунд достала блиницу. —На, слепошара. Старший любезно принял сковородку и поставил на плиту, но ещё не зажёг. Пошёл за маслом и смог самостоятельно его найти. Налил немного масла на сковородку и включил. Это дело начало нагреваться, и в это же время, где-то у бани послышался шум и маты. Потом скрипунл затвор и явился звонкий голос: —Здрасте, дядь Андрей! Старший то ваш дома? —Привет, лодырь. А чёрт его знает, спит ещё небось. —Ясно, я зайду? —Да заходи. Люська уж чайку сделает. Человек с звонким голос взобрался на крыльцо и прошёл сквозь розовую сетку от комаров. —О, доброго вам утреца. Чё готовишь? —Того же, Жор. Блины печь буду. Твен взял половник черпнул теста и вылил на горячее масло. То сразу зашипело и начало плеваться в разные стороны. Он распределил тесто по сковороде и оставил. —Чего тебе, с утра пораньше припёрся?—обратился Марк к гостю. —Уже выпроваживаешь? Ну и ну... Люси, ты слышала? Я вот ему виноград приношу, а он... Всё, теперь только за Люськой ходить сюда буду. Девочка хихикнула, Джон скорчил недовольную рожицу. —И ещё, я теперь на Жору обращать внимания даже не стану! Всё. Точка! —Ох ё моё... Чтож, ладно... О, великий и всемогущий покровитель винограда Джон, не соизволите ли поведать мне, глупому человеку, зачем же вы явились в дом наш? Комната наполнилась смехом. Шутка разрасталась всё больше и больше. Смех не прекращался. Монтгомери уже схватилась за живот, но смеяться не кончала. Вдруг, один из них как вскрикнет: —Бдять, блин! Но уже поздно. Тесто почернело и пахло гарью. Отодрать его лопаткой не получиться, прилипло. —Люсь,—обратился Марк,—Набери ведро и залей туда тесто. Будет помидорам удобрение... А я, пойду и сковороду замочу. Насмерть бы, но не получается... Парень бросил сковородку в раковину и включил воду. Тарелку с тестом поставил перед сестрой. Она убежала, а он повернулся к Джону и улыбнулся. —Ну, вещай. —Место нашёл. Ахиреное, просто. Ему уж больше лет двадцати, но пригодное до сих пор. А в деревне, все кто знали давно с концами. Стейнбек развел руками. Твен выключил воды и почесал затылок. Заманчивое предложение, но далеко ли? Ехать или идти совершенно не хочется... Да и поесть хочется, по нормальному. —Далеко? —В овраге у холма. Если у бати мотик возьму управимся минут за пять. Но туда мотоцикл не поднимись, а это сам понимаешь. Не комильфо. На велосипеде минут пятнадцать, двадцать. За них и не страшно сильно, в случае чего. Марк зажмурился. Овраг у холма... Это там, где крест стоит? Да, наверное там. Значит, и от Камы недалёко. А это хорошо, искупаться можно. А в овражке стекла или метала какого найти... Видимо,стоит пойти. Так, если и идти, то на чём? Хотя... А всё равно! —Ты на чём пришёл? —На двух своих. —Ну, тогда иди тоже на своих за велосипедом или на багажнике поедешь? —Ай да на багаже, до дома в падлу. Твен кивнул и пошёл к холодильнику. Есть то хочется. Блины не удались, а чай уже не хочется. Хлеба кусок съест и хватит на часа два. Если вдруг, то крупнику найдёт, или другую ягоду. В овраге уж точно съестное будет. —Голодный?—спросил рыжий. —Не. Давай быстрее. Парень достал из холодильника буханку хлеба и бросив её на стол начал искать нож. Тот, к всеобщей неожиданности оказался на неработающем холодильнике. Видимо дед что-то выковыривал. Хлеб был отрезан и съеден. Так же запит водой из ведра. —Всё, пошли скорее. Тебя ждать хоть помирать. —Да ща. Пока Люсиндра,—повернулся он к сестре и снова вернулся к другу—Деду только скажу. Ребята вышли на балкон. Стейнбек пошёл выгонять велосипед к калитке, а Марк кашлянул и заорал. —ДЕД, Я ПОШЁЛ! —ЧО? —ПОШЁЛ Я! —НУ И ИДИ ТЫ! Твен, с невозмутимым лицом направился к деревянной калитке и другу. Друг же, тихо смеялся. Марк дал подзатыльник и отворил двери. По склону к дороге они шли пешком. С грузом туда сложно заехать. Да и в целом дорога травянистая и неровная. Вышли они на главную дорогу. Пыльная, каменистая, с кусками сухой земли с поля. Местами лежат подшипники и крышки от бутылки пива. Травы на дороге мало, зато полно маленьких холмиков и склонов, по которым ездить «одно удовольствие». На машине просто потрясёт, на мотоцикле тоже, но вот с велосипеда свалишься, кубарем покатишься и под ёлку какую-нибудь угодишь. Но это если повезёт, а если нет, то прямо мордой в борщевик. Марк сел за руль, а «Жора» закрепился за багажное место. Время от времени от мог схватиться за рулящего, когда тот наезжал на крупные кочки и велик подбрасывало. Солнце жестоко било в спины и по головам, ветер гнал пыль поясов в лицо. Видимость хоть и была, но глаза открыть было сложно. И вот, они подъехали к кресту на окраине дороги. Его поставил дед Андрей, и значил этот крест, что деревня освещена. Или нет... Сказать трудно, там история не понятная. Они слезли с велосипеда и повезли его за собой, по полю. От креста, до оврага было метров сорок, пятьдесят. Расстояние одолели быстро, но уже меж деревьев оврага было сложно. Густые ветви и ямы мешали спокойному прохождению. И вот, минут пять ходьбы по зарослям лип, осин и дубов они подошли к крупному и толстому дереву облепихи. Светлая листва шелестела под напором ветра и слегка переливалась. —Бросай здесь велосипед. Дальше наверх надо. Джон обошёл дерево слева, залез чуть выше и сбросил деревянную лестницу на веревочках. Спрыгнув сам он полез по лестнице наверх, за ним пошёл и Марк. Ползли быстро и совсем скоро очутились в деревянной комнатушке. Домик на дере. Крыша, пол, стены и даже окошечко! Ни паутины, ни пыли, ни гнезд каких либо живых существ. Видимо кто-то прибрался. —Ну, как? —Ахуено,—признался Твен. —Как нашёл? —Берег хороший нашёл. Там походил побродить и пошёл сверху на него поглядеть. Поднялся, смотрю, а его логично, что не видно. Обернулся и увидел это дерево. Оно выделялось, пипец. Решил, дай думаю найду. Нашёл, осмотрел, приметил что-то странное и поднялся. Нашёл дом. Пыль убрал и гнездо осиное. —Нехуй тебе делать, да? —Да. Марк откинулся на пол и закинул руки за голову. Листва била по крыше, ветер задувал в окно. Тут прохладно. Хорошо. —Макфа, тебе лет сколько? —Семнадцать, Жор, семнадцать... А тебе? —Шестнадцать. На кого поступил? —А я до одиннадцатого навернулся. Джон горько рассмеялся. Он даже не думал, что его друг куда-то и поступит... Но удивил. Безусловно удивил. —А чё так? Я до последнего думал, что ты в тех пойдешь. —Да я тоже думал, но потом понял, что всё равно никуда не хочу. Высшее на тройку сделаю и в военное пойду. —Ну, удачи тебе... Я после девятого свалю и может, на агронома где-нибудь найду. Рыжий помычал, но ни слова не сказал. Ему было хорошо. Лето, домик ветер, друг и никаких проблем. В следующем году экзамены, но на них так насрать, что нужных слов нет. Его друг сидит перед ним и просто наслаждается моментами тишины и покоя. —А с девушками у тебя как? —Как и у тебя. —Пусто? —Пусто. И снова тишина. Твен закрыл глаза и представил, что у него что-то и свершилось. Семья, друзья, работа, деньги. И живёт он замечательно. Всегда возможное будущее. Он слышал какие-то шорохи резкие движения,но даже глаза не открыл, скорее всего слепень или комар залетел. Но вскоре, прямо возле своего уха услышал глухой хлопок. Открыл глаза и немного испугался. Джон, с красными ушами и отведённом взглядом навис над парнем. Руки по обе стороны головы. Одно из колен было между ног Твена. Второе было сбоку. Подпирало всё тело в общем. Стейнбека слега качало из стороны в сторону и он всё ещё не поднимал взгляда на старшего. Он выдохнул и резко вдохнув выпалил: —Можно кое-что сделаю? Жора наконец повернул голову и взглянул в лицо. В голубых глазах был то ли страх, то ли некоторая грусть. —Валяй!—ни чёткого ответа. Ни согласия, ни отказа... Джон немного приулыбнулся и опустил голову вниз. Поцеловал... Просто коснулся губами на несколько секунд и вновь поднял голову. Уши покраснели пуще прежнего, а взгляд стал спокойнее. —Пиздец, Жорик... Это не было ему противно, просто неожиданно. Ещё и поза неожиданная, из неё хочется побыстрее выйти из-за неловкости. Марк поджал губы и провёл по ним языком. На вкус они остались как молоко. Или чай. Непонятно. —Этот, прости, Марк... Можно сделаю кое-что ещё? —В пределах разумного — да. Нельзя сказать, что было бы разумно для Марка или Джона. Оба могут совершить дурость не подумав. И оба могут совершить глупость уже подумав. Джон снова начал наклонять голову вниз, на этот раз к уху. И шёпот он сообщил,: —Твен Марк, знай, что теплю к тебе уж больше трёх лет любовь. Будь добр, не веди себя сейчас как придурок..—окончив фразу блондин немного прикусил мочку уха Макфы. —Ой, блять.. больно... Стейнбек поднял голову и отстранился полностью. В глазах снова появилась теплая грусть, но уши всё ещё горели красным. —Извиняй. Сильно да не злись. Хах. —Я и не злюсь,—Твен принял сидячие положение,—Что скажешь? Не удивлюсь, если всё что можно встало. Да? —А у вас? —Да вот, газ. Джон глядел в окошко. «Сдался, снова...». Было грустно слушать такое у себя в голове. Сколько же раз он собирался, и каждый раз отчаивался. Каждый раз бросал, ещё не начав. Почему? Сам не знает. Боязнь отверженных чувств? Нет, точно нет. Страх потерять друга почти всего детства? Было, но нет. А чего ещё боялся? Правильно, только летающих маленьких тварей. И всё. —Жор, если честно, то почему, блять? —Если бы я знал. Наверное, просто. —Тогда сложно это что? —Что? —Ничего, Жор, ничего. Снова явилась тишина. Противная и ненавистная. От неё блевать тянет, или топиться. —Жорик, ты меня, конечно можешь не прощать, но чтобы ты сделал если бы я да и разрешил? —Не думал. Может быть и целовал, может быть и похабщину какую сделал. —Вот это даёшь... Марк задумался. Шестерёнки крутились в его голове, вырабатывая наилучший ход действий. А может просто обдумывал новую шуточку. На лице было лицо. Даже эмоции не поймёшь. Редко он такой бывает, серьёзный. У него, по рассказам Люси, такое лицо было только тогда, когда он набил ебало какому-то парнишке, зато что он к ней подкатывал. Ужас, конечно. И это без всяких шуток. —Жор. Ответь, что бы ты сейчас сделаешь, если я скажу, делай что хочешь? —Да хоть отсосу!—с дуру ляпнул Стейнбек. —Хах, делай что хочешь!—и Твен расхохотался. Джон смутился. Фраза «делай, что хочешь», очень нехорошая фраза. Ведь сделаешь, может плохо случится, не сделаешь — тоже. Но тут думать о смысле нет желания, и времени тоже. Блондин встал на ноги и двинулся к другу. Тот сидел не шелохнувшись. Улыбка до ушей, расстёгнутая рубашка и легонько растопыренные ноги. Джон двинулся ещё ближе и немного пнул его ноги. —Давай быстрее, Жор. Ещё и подгоняет. Наглый. Бесит. Стейнбек опустился между ног старшего. Рукой притронулся к паху и провел. Что делать? Опыта в минете ещё не бывало. Уши горели и этот дар постепенно переходил и на щеки. Джон начал припускать резинку шорт. Марк немного помог в этом, привстал. Шорты полностью ушли. Рука начала водить по трусам, но всё ещё основательно не пошла в дело. Член ещё не встал. Тогда зачем он торопит? —Ой, Жор, ну пиздец ты долгий. Твен вскочил и снял с себя боксеры. Остался только в рубашке и с стоящим писюном. —Хули он стоит? —А хули ему не стоять? Соси, брат, я в тебя верю. И Марк снова сел. Положил руку на бедро, постучал пальцами. Дразнит, заставляет хоть что-то сделать. И Джон делает. Опускает голову и проводит языком по бедру к основанию. Проводит вверх и захватывает головку. Посасывает, пытаясь одновременно понять получается ли. Марк смотрит сверху вниз, улыбается. Ощущения не забываемые. Красноухий друг сидит между его ног и делает минет. Даже фраза смешно звучит. В голове у Марка промелькнула ужасная мысль как-нибудь удивить своего дружочка в плохом смысле. И из красного, как варёный рак, сделать ещё краснее. Он опустил руку на блондинистые волосы и начал надавливать. По началу легко, непринуждённо. Постепенно усиливая хватку. Джон на это сильно не сопротивлялся, пытался доверять. Но доверять ему очень страшно. Когда, член стал доставать до задней стенки горла, то Стейнбека чуть не вырвало. Кислотный ком подкатил и ушёл обратно. Языком проходился по длине, вырисовывал крючки и другую ересь. Иногда, случайно, задевал зубами. Пытался распределить всё равномерно, но получалось слабо. Джон совсем не понимал, получается ли? Марк молчал, как рыба. Стиснул зубы и лыбиться. Рукой слегка придерживает. Джон отодвинулся и снова резко заглотил. Вот оно. Твен звонко выдохнул и снова попытался набрать в лёгкие кислорода, но организм явно не позволял. Охи да вздохи стал появляться всё чаще, а уши Стейнбека становились всё краснее и краснее. Прошла минута, вторая. Джон старательно повторял действия, наконец довольствуясь своей работой. С приоткрытым ртом, красный, мокрый, отводит взгляд и тяжело моргает. Похожая картина иногда была в представлении. И вот, Твен излился. Без всяких слов и намеков. Прямо в рот. И уж только после, откинул голову жалобно заскулив. Блондин почувствовал что-то жидковатое и теплое в полости рта. И до него мигом дошло. Он вскочив на ноги двинулся быстро к окну. И высунув голову выплюнул всё. Или почти всё. Утирая рот запястьем повернулся обратно в комнату и радостно вздохнул. Такая чудесная картина, а телефон дома остался. Как же так... —Жор,—на выдохе сказал Марк— ты точно, блять девственник? —К сожалению. —Тогда, ты ахуеть какой девственник. Воспринимать это как комплемент странно. Просто, назовём это бредом. Твен просидел с головой попой почти две минуты. Приходил в себя. И уже оклемавшись начал искать взглядом свои вещи. А надев нижнее бельё выдал: —Ты знал, что татары жуткие матершиники? Недавно слышал: бабай, восемьдесят с лишним, что-то говорит по татарски. Говорит имя сына своего, Азамат и добавляет «ёбанный лодырь!». И ещё, бабка моя, что-то говорит родственникам на татарском и такая: «бер блять, ике бля!». Представляешь? Джон кивнул. Татары ему тут не хватало. И так, целая республика. Он всё ещё стоял у окна и думал. «Какой же я идиот. Вот идиотская вещь пришла на пустую башку..». —Жор. —А? —Хуй на. Домой к себе езжай, я до себя пешкодромом доберусь. —Почему? —Да вот думаю, как бы теперь педиком не стать. —Звучит как оскорбление в мою сторону. —Забей, Жора, забей.