Рагнарок Старшего Бога Евангелиона

Салгил отбросил его, он упал, сильно ударившись спиною, то ли своей собственной, то ли спиной Евангелиона — здесь в тяжких грёзах всё смешалось. Вражеская чёрная фигура с горящими глазами нависла над ним в полный рост. Вспышка страха, потом враг пропал. Настала тяжёлая затуманенность. Страх ослаб. Виктор подумал, что попал в нирвану. Он давно не видел того японского генерала. — «Если бы я был героем моей книги, тут были бы пространные рассуждения о всякой хуйне…» — следом подумал он, лёжа в страшной прострации. Кто-то появился в палате и оглядел Виктора, пока он ещё не мог прийти в себя полностью. Ему казалось, на нём лежит невидимая плита и давит. Он не мог ни встать, ни заговорить, ему осталось только думать и периодически снова проваливаться в забвение. Виктор постепенно вспомнил про бой с Салгилом, желание узнать что всё же случилось, прибавило ему усилий приподняться с кровати. Он напряг голову, пытаясь вспомнить прошлые события. — «Стопудово я проиграл… ну хоть жив! Уже хорошо!» — Виктор старался смотреть на жизнь оптимистично. Врачи, с которыми он вскоре смог поговорить, сообщили, что нужно провести дополнительные исследования. Они осмотрели его, замерли давление и взяли анализы. От них он узнал, что находится в немецком филиале NERV, даже без дополнительных разъяснений, он догадался, что его доставили сюда при помощи Дамоклова меча Первой Евы. Виктор занервничал ещё сильнее — он знал, что врачи из его анализов смогут узнать что-то, что знать им не положено, но сопротивляться он никак не мог. — «Нужно вести себя естественно», — подумал он. — «Это отличный шанс узнать больше, я должен лично встретиться с пилотами Ев!» Виктору ещё предстояло узнать, что случилось с его боевой машиной, и как он умудрился проиграть — его брала страшная досада от поражения! Что он помнил наверняка, так это то, что вначале брал верх и мог удачно бороться с Салгилом — а потом была боль и затуманенность воспоминаний, Северов не мог понять, где он бился с врагом наяву, а где во сне… Виктор пожаловался, что ему тяжело думать и надобно ещё немного побыть в покое и привести мысли в порядок. Врачи пообещали, что люди из командования NERV в таком случае придут позже, сам он решил воспользоваться этим временем, дабы лучше обдумать, что говорить. Тем паче сержант Северов сам не доверял себе — хотя туман, затмевающий ясность его сознания, ослабевал, он не был уверен, что сможет проявить должную выдержку при разговоре и ещё чего доброго сболтнёт лишнего. — «Меня могут пытать. Чёрт его знает, в какую организацию превратился тутошний NERV!» — с опаской думал Виктор, когда уже окончательно пришёл в себя. Он нервничал пока длилось время его одиночества в палате. Оно подошло к концу, когда появились врачи и поинтересовались его состоянием. Виктор не стал скрывать, что окончательно пришёл в сознание и чувствует себя в целом недурно. — «Если меня сразу не стали допрашивать, значит — я не так им нужен!» — успокоил он сам себя, когда врачи удалились. Потом появилась медсестра и подала трапезу. — Сейчас у нас завтрак, обед или ужин? — спросил молодой человек, чувствуя большой аппетит при виде сытных немецких блюд. Он вообще любил немецкую культуру. — Скорее обед, сейчас три часа дня, — с приятной улыбкой ответила медсестра. После вкушения пищи пилота Евы-23 посетил служащий тактического отдела NERV — обычный европеец в рассвете лет, Виктор сходу окинул его взором с головы до ботинок и подметил все обозначения на его бежевой униформе. Он назвался старшим лейтенантом Гансом Тевсом и начал беседу очень спокойным и пунктуальным тоном, он говорил на русском с сильным акцентом и это резало Виктору уши. — Прошу извинить меня, лейтенант Тевс, я хорошо знаю немецкий, потому прошу избавить меня от вашего акцента, — заговорил Северов на языке Гегеля и Гитлера. — Ровно то же самое я могу сказать о вашем акценте, — парировал Тевс с лёгкой доброжелательной усмешкой. Виктор ожидал, что говорить с ним будет агент Второго отдела — именно они занимаются разведкой, контрразведкой и иными шпионскими играми. Из продолжившегося разговора Виктор узнал о своём поражении, его предположение о Дамокловом мече подтвердилось, ему же сказали, что Салгил был атакован и предположительно окончательно уничтожен себе подобным, что явился внезапно и столь же быстро пропал. Тевс осведомил, в какой степени его Ева повреждена, добавил о том, что о его состоянии уже доложили в штаб ВНБ РФ. — Российское правительство не настаивает на вашем скором прибытии в родную страну, — говорил Ганс Тевс, — командованию NERV интересно ваше личное мнение… — «Определённо я должен побыть здесь, я должен больше узнать о NERV!» — полагал Виктор. — Я, пожалуй, останусь у вас. Куда мне торопиться? Я люблю свою родину, но Юнит-то мой здесь, а без него я мало полезен. Тем паче я смогу его пилотировать, если на базу вдруг нападут. — Мы пока ещё не договорились с вашей страной кто будет восстанавливать ваш Юнит, — осведомил Ганс. — Мы уже передали, что у нас есть возможность восстановить все повреждения за минимальный срок с минимальными же затратами… В то время как у вашей страны вряд ли есть такие средства, и полное восстановление Юнита вашими силами займёт куда больше месяца. — Разумеется, я за быстрое восстановление, — Виктор рвался в бой. — Но, увы, это уж не мне решать… «Эти NERV могу что-то встроить в мой Юнит. Но с другой стороны очень не здорово тратить время и ресурсы на долгое восстановление моей Евы…» — вместе с этим подумал он. К концу разговора Ганс предложил: — Если вы так ничего себя чувствуете, то можете прогуляться в кабинет командующей Кацураги и обсудить с ней подробности дальнейших дел, она передавала, что не против лично встретиться с вами, но это на ваше усмотрение. — О, она такая высокочинная женщина! — заулыбался Виктор. — Я буду рад хоть сейчас пройтись к ней! — Хорошо… Виктор к тому моменту уже переоделся в светлую одежду, он встал, всунул ноги в тапки и проследовал за Гансом, они прошлись по филиалу NERV. Мисато Кацураги пребывала в просторном кабинете, похожем на кабинет командующего NERV в Геофронте, который Виктор мог видеть в аниме. Здесь не имелось никакой оккультной символики, зато стояло больше шкафов с папками и документами, подле них располагались дополнительные столы и стулья, где сейчас никто не сидел. — Уиктору Сибероба... — Мисато коверкала имя на японский лад. — Тьфу, смахивает на кличку вьючного осла из Сибири! — Я знаю японский… — Ой, простите, сержант сержант! — каясь, Мисато обратилась к Виктору очень по-доброму, даже с некоторой игривостью, хотя до того пребывала с задумчивым и немного усталым выражением. — День добрый, командующая Кацураги! «Интересно, а она будет со мной флиртовать?» Он посчитал бы это хорошим началом для их общения. — Могу я вас называть просто по имени, если вы не столь горды? — смело попросил он. Мисато засмеялась, Ганс покосился на Виктора немного осудительно: — А вы наглы, сержант Северов! Хорошо! — Мисато встала с места и вышла из-за стола. Виктор оценил её униформу командующего, она носила укороченную юбку и её ножки, вероятно, сильно отвлекали борцов с нечистью от своих святых обязанностей перед человечеством! Ей исполнилось около тридцати пяти, но выглядела она лет на десять младше, прямо как рослая и развитая любвеобильная студентка! — Но тогда я буду назвать тебя Виктором! — поставила честное условие Кацураги, присаживаясь за соседний стол с ноутбуком. — Как скажете! — Садись ко мне, Виктор, — Мисато кивнула Гансу, — вы свободны, лейтенант Тевс. — Как скажете… — немец удалился. — Я через два часа буду вести беседу лично с Путиным, там мы обсудим о дальнейшем положении дел, — осведомила Мисато. — Уверена, Тевс тебе всё рассказал. — Да, у меня только один вопрос: можно мне показать записи моего боя? Я хочу видеть, где я проиграл Салгилу, а то моя память меня подводит… — попросил Виктор. — Я это и собралась сделать, — Мисато искала запись в ноутбуке. — А ты насколько хорошо помнишь бой? — Э, я помню, что приложил гада, но он как-то хитро вывернулся и очень больно вонзил в меня… м… в моего Дефендера свои когти, а дальше я не помню, то ли наяву, то ли во сне он меня бил и заехал мною в гору что ли… — Всё так было, я покажу тебе запись с ваших дронов, потом ещё есть записи с самой твоей Евы, — Мисато развернула Виктору ноутбук. Он просмотрел запись. Мисато пересказала ему эти события, добавляя потом: — Если бы власти твоей страны сразу бы подключили нас к этому делу, всё обошлось бы без этого риска. — Мы сочли что нет необходимости вас тревожить, — ответил Виктор. — Тогда ваше командование совсем неумное, — Мисато сложила руки с хорошо обработанными ногтями как Гендо, она заговорила очень серьёзным тоном с нотками возмущения: — Как можно выпускать одного Юнита в бой против того, кто предполагается древним богом, который состоит из инородной материи? — Я до того смог одолеть без повреждений обоих MUTO, у меня достаточные навыки управления АТ-полем и Юнитом, чтобы эффективно бороться даже с ним, — ответил Виктор, стараясь выставить своё командование в лучшем свете. Мисато чуть покачала головою с несогласным видом: — Виктор, я очень довольна твоим боем, не считая того, что ты проиграл, — эта похвала отдала сарказмом, — но то был Салгил — то есть на самом деле та дочь Итаквы, сам Итаква победил её одним пальцем! Ты это только что увидел на записи! — говорила Кацураги. — Если бы ты правда оказался перед Итаквой, боюсь, твоя песенка была бы спета! — Может быть… — Виктор всё же согласился, что командование поступило не очень умно с позиции здравого смысла. Скрывать Еву-23 не имело смысла после боя с MUTO, да и разве она могла быть серьёзным секретным оружием на фоне всех Ев и технологий NERV, выступающих на стороне Мирового Сообщества? — А почему вы не вмешались, чтобы атаковать Итакву после моего поражения? — спросил следом Виктор. — Нам требовалось подумать, как минимум, прежде, дорогой, чем бросаться в бой с таким противником. Даже с самыми мощными Евами и пилотами-полубогами мы не можем позволить себе опрометчивости сломя голову бросаться в бой, — разъясняла Мисато. — Вижу, вы бережёте своих людей, — похвалил Виктор. — Потому что это морально и рационально, — пояснила Мисато. Она показала Виктору ещё записи, сделанные с самой Евы-23 и они обсудили некоторые другие аспекты боя. Потом Мисато рассказала о том с кем и сколько раз она вела последующие переговоры. — Скажу честно, я бы хотела чтобы твоя Ева находилась здесь, мне неприятно, что наши силы рассредоточены так неравномерно. При наличии Дамоклова меча мы сможем мгновенно попасть в любую известную точку планеты, — говорила Мисато. Дальнейшие события после этого разговора развивались следующим образом — Виктор провёл большую часть времени в палате, покуда шли все переговоры. По итогу было принято решение восстановить Еву-23 на базе NERV в Германии. Сразу после этого в филиал прибыла группа ВНБ РФ, тогда Виктор наедине переговорил с её руководителем — уже хорошо знакомым ему Владимиром Персиковым. Тот сообщил ему, что решение позволить NERV восстановить Еву было принято после большого свара среди начальства. Главная причина почему всё же они согласились дать право геополитическим соперникам восстановить Еву сводила к затратности этого процесса. Но в Кремле в любом случае опасались, что Виктора убьют и отнимут себе Дефендер. — Я не думаю, что им может быть нужна моя смерть, — говорил юноша. — Какой им смысл тогда меня выхаживать? — Для допроса о том, чем мы занимаемся, — напряжённо ответил Персиков. — Нам повезло в том смысле, что нас не считают опасными… — Я буду осторожен и сам попробую выведать что тут да как, — пообещал Северов. — Но осторожно, очень осторожно… — говорил Персиков. — В случае чего мы тебя заберём. — Думаю, этого не потребуется… Я всегда настроен оптимистично, я смогу так много чего вынюхать у пилотов! Уверен, я смогу с ними сойтись! — заверял Виктор. На том их разговор в общем-то закончился и ничего важного Северов и Персиков друг другу более не сказали. Виктор желал больше всего поговорить с генералом Шевченко — но наладить безопасную связь не представлялось возможным, а сам начальник ВНБ РФ, понятное дело, лично явиться не мог. Виктор провёл ночь в больничной палате, до того вечером и после утром над ним провели исследования. Ближе к обеду его выписали, сообщив, что потом он ещё будет периодически встречаться с врачами и учёными. Ему повезло, покуда у него не нашли никаких отклонений, которые могли появиться у него в организме из-за воздействия АТ-поля. После выписывания из палаты Виктор снова встретился с Мисато, она ему приветливо сообщила: — Я думаю поселить тебя в апартаментах среди остальных пилотов. Я хочу, чтобы ты с ними пообщался, ведь вы братья по оружию. — Я буду очень рад! — честно признался Виктор. — «Всё складывается лучше некуда! Наконец я увижу легендарных Рей, Аску и Синдзи! Сколько Ева-фанов мечтали бы оказаться на моём месте?!» Виктору выдали новую одежду и набор личных вещей, вместе с этим он на пару с Мисато заявился в апартаменты. Часть пилотов отсутствовала, на диване сидели Кенске и одна из Рей — они во что-то играли на планшетах, Мусаши и Мана за столом проводили шахматную партию. — Привет, ребята! У нас новый пилот, — обратилась к ним Кацураги. — Точнее временно и не совсем у нас… Но будем надеяться — у нас! — Скорее «у нас» — да, покуда я у вас, — поддержал Виктор. Четверо пилотов сразу обратили внимание на нового человека, они обменялись приветствиями. Виктор оценил красоту Маны и Рей, и больше всего обратил внимание на последнюю — её светло-голубой цвет волос показался ему чрезвычайно естественным. — Можешь выбрать незанятую комнату, — разрешила Мисато. — Да, мы покажем тебе, — сказала Мана. — Ты надолго у нас? — спросил Мусаши. — Как минимум неделю, а потом мы выясним что там да как, — ответила Мисато. — Да, но я не против побыть у вас подольше, — говорил вслед Виктор. — Я много о вас слышал, вы живые легенды… — На самом деле мы обычные люди, — с улыбкой заверила Мана. — Ваша роль огромна! — напомнил Виктор. — И сколько бы она не была велика, большинство из нас — обычные люди, — покачала головой Мана, — признаю, иногда даже к сожалению. Так иногда хочется быть уверенным в себе Кришной или Суперменом. — Да, если ты поживёшь с нами хоть пару дней, то убедишься в нашей обычности, — поддержал Мусаши. — Мы тоже влюбляемся и ссоримся, ругаемся и подкалываем друг друга… — Буду рад узнать вас получше, — Виктор поглядел на Аянами. Её красивое лицо, ясное в чертах и идеальное в их соотношении, не посетила улыбка. Она взволновала сердце Виктора и даже немного насторожила его, особенно его поразили красные глаза, ни один рисунок и даже ни одна фотография не могла передать её взгляд, точнее ощущения от близкого контакта с этой удивительной девушкой-богиней. — «Да, Аянами так просто не раздаёт улыбки кому попало! Она жутка, холодна, но, чёрт, как же она хороша! Она прекрасна как Снежная Королева из сказки Андерсена!» Ребята ещё немного переговорили, после чего Мисато покинула их, вернувшись к своим делам: — Жаль, не могу больше поболтать с вами, — напоследок посетовала она добродушным тоном. — Я хотела бы посидеть с вами в дружеской обстановке и выпить, но… — она развела руками. — Ладно, после войны я всё восполню! — Обязательно, я в это верю! — не скрывал свой оптимизм Виктор. — «Она великолепна!» После ухода Мисато, произведшей самое приятное впечатление, Виктор занял свою комнату и продолжил разговор с Маной и Мусаши. Рей он оказался не интересен, видя это, Кенске вышел из разговора, вернувшись к игре с ней. — Похоже, Кенске очень заинтересован в Рей, — поглядел на парочку Виктор, уже называя пилотов по именам. — Да, он за ней тенью ходит, — хихикнула Мана, Мусаши приобнял её одной рукой. — То есть они пара? — уточнил Северов. — И… вы? — Я если честно не одобряю подобные отношения среди военных, мы всё же бойцы, хоть мы полувоенная организация, — отвечал Страсберг. — Вы раньше служили в JSSDF, там порядки были поостроже, да? — Виктор ещё раз окинул взглядом апартаменты, они напоминали скорее дорогое общежитие студентов, нежели военные казармы. — И не говори, наш начальник был настоящим де Садом — редкостным садюгой, — пожаловалась Мана. — Я очень рада, что мы в NERV. — Да, мы очень даже расслабились без муштры, и нафиг она нам сдалась, — признался Мусаши. — Ничего, я вам её при желании устрою! — в шутку пригрозил Виктор. — Вы не должны расслабляться! — Напротив, мы должны расслабляться, иначе мы сойдём с ума, — возразила Мана. — Да, вы пережили многое, я пока пережил меньше вашего, хотя мне тоже пришлось несладко, когда меня побил Салгил, — Виктор старался скрыть все свои прошлые подвиги, потому избрал такую риторику. — Я не против немного расслабиться… Но всё равно, у вас хромает с дисциплиной, судя по тому, в чём признался Синдзи… — Да, бывает, но он не военный, — сказал Мусаши. — Он не был подготовлен. — Он страдал и страдает больше всех, наверное, — добавила Мана. — Его просто вызвали в день Чёрного понедельника, его изначально не планировали делать частью проекта. — Я об этом слышал, — Виктор вспомнил первую серию аниме. — «В этой версии событий Синдзи пришлось ещё хуже, там-то был один Сакиил — а тут целая банда Кайдзю из тех же японских боевиков!» Но всё же, почему Синдзи так подставил NERV? Он же должен был понимать, что его личное мнение свяжут с самой организацией? — Он не сдержался, — сказала Мана. — Но почему его не остановили, когда он понёс не по тексту? — Каору не позволил, — пояснил Страсберг. — Он оградил АТ-полем аппаратуру. — Никто не ожидал, что это может пойти не так… — добавила Мана. — То есть Нагиса хотел, чтобы люди узнали речёвку Синдзи? — рассудил Виктор. — «Так и знал, что он в этом прямо замешан!» — Каору очень любит Синдзи и хотел, чтобы он облегчил душу, — пояснила Мана. — Его больше заботит Синдзи, чем остальное. — К тому же он считает, что человечество уж лучше знает правду и едет крышей в истерии, чем живёт в неведении, — добавил Мусаши. — Он так безответственен перед обществом? — приподнял бровь Северов. — Перед товарищами, которые сражаются с ним плечом к плечу? — Он делает, что хочет, — ответила Мана, и в голос с ней Мусаши добавил: — Я бы сказал, из всех нас он самый ненормальный. Не обязательно в плохом смысле. — Он подумал, как лучше это изложить. — Представь человека, который абсолютно свободен. — Ну, как сверхчеловек Ницше, — вставила Мана. — Да, то есть свободен от… от всех условностей, от тех вещей, которые, ну, нормальные люди принимают сами собой. Он не подчиняется приказам, он исполняет их, если исполняет, только потому, что изволяет, он носит штаны не потому, что так положено, а потому, блин, что он сам считает это стильным. — И он тот, кто говорит всегда правду, — говорила Мана. — Да… — согласился Мусаши. — Каору плевать на условности, секретная информация, политика, он клал болт на всё это. — То есть он всегда говорит то, что думает, не обращая внимания ни на кого? — проговорил Виктор. — «Индивидуалист хренов!» — Да, и он чертовски проницателен, — охарактеризовала Мана. — И совершенно спокоен и уравновешен, — дополнил Мусаши. — Угу, очень интересно… — Виктор задумался. — «Прямо как в аниме! Одно только важно: он говорит правду, или он притворяется, чтобы манипулировать другими? Может он ведёт игру, чтобы о нём возникло такое мнение?» — Тебе лучше самому с ним пообщаться, чтобы лучше его узнать. Но знаешь, Каору похоже очень добрый и даже мухи без причины не обидит, он сохранял жизнь даже Кайдзю, — сказала Мана. — Да… а это правда, что он гей? — продолжал расспрашивать Виктор. — Да, — чуть улыбнулась Киришима. — Ага… а он пристаёт к кому-то, кроме к Синдзи… ну, с этим? — также пожелал узнать Северов. — Нет, — покачала головой Мана. — Он верен Синдзи… — она засмеялась. — В отличие от Синдзи. — Чего? — Синдзи очень похотлив, хотя Каору тоже похоти не занимать — они занимаются сексом каждый день и часто приглашают Аску. А ещё Синдзи мой бывший любовник, он теперешний любовник Аски и ещё раньше он спал с одной из двух Рей, и ещё он спал с Ямагиси, Одиннадцатым Дитя, — рассказывала Киришима. Тут её дёрнул Страсберг. — Тебе обязательно пересказывать эту «Санта-Барбару»? — Я ввожу человека в курс дела! И, Виктор, да, ты только не вздумай, что я тут сплетни высказываю или выкладывают чужую личную жизнь, нет, Синдзи своих подвигов не скрывает и прямо об этом говорит. У него отношение к сексу как к стакану воды — выпил и пошёл. — Серьёзно? — Он называет это прогрессивными взглядами, и, признаться, я с ним в чём-то точно согласен, — поддержал Мусаши. Мана покосилась на него с улыбкой и чуть ткнула его в бок. — Не забывай, что строишь со мной отношения! — напомнила она. — Ну это моё мнение, — почесал затылок Страсберг. — Я что, должен быть рабом и молчать, не высказывать мнения? — Не знаю какие тут между вами тёрки, — развёл руками Виктор, — но вижу у вас тут и правда не хватает дисциплины. — У нас иногда бывают ссоры в коллективе, но мы понимаем наше общее дело, и держим свои личные проблемы при себе, чтобы они не мешали ему, — заверила Мана. — Разумный подход, — одобрил сержант. Они ещё поговорили, Виктор узнал не мало полезной информации от первых свидетелей и участников, которая позволила ему переоценить прошедшие события, о которых он уже давно знал и много раздумывал. Через некоторое время подтянулись другие пилоты. Сперва появилась Аска, придя из спортзала после тренировок, — она бросила оценивающий взгляд на Виктора, они обменялись приветствиями, и после Аска присоединилась к игре Рей и Кенске. То ли она сделала вид из тщеславия, что Виктор ей не интересен, то ли он действительно не заинтересовал её. Потом пожаловали Асари и Тодзи, также вернувшись из спортивного зала. Первый повёл себя очень живо в общении, в отличие от второго — Тодзи выглядел серьёзным и невесёлым. После обмена приветствиями с новым жителем апартаментов, Судзухара без особой инициативы встроился в разговор с Виктором, Мусаши и Маной. Последние двое после шахматных партий сели перекидываться в картишки с Виктором и пригласили к этому делу Тодзи и Асари, попутно Северов продолжил расспросы, не переставая словно губка впитывать всю информацию. — А где Синдзи, Каору и Рей I? — поинтересовался он, замечая, что их уже долго нет. — Они на тренировках, — ответил Мусаши. — У них особая программа? — Они тренируют суперсилы, — ответила Мана. — Да? А почему вы не тренируете? — Потому что не каждый может владеть этой магией, — ответил Асари. — А Синдзи может? Почему? — Нам это неизвестно, — пожала плечами Мана. — Просто он родился магом, а мы — маглы. Когда разговор зашёл на эту тему, Мана и Мусаши стали серьёзными, как Тодзи, похоже они задумались, как много можно сказать об этом новому человеку. Похоже, Мисато доверяла ему куда больше, полагая своим соратником и братом по оружию. — «Так оно и есть!» — подумал Виктор. — «Но если бы всё было столь просто! SEELE, Каору, заговоры, Ктулхи, Отрицающие, атланты, Древние, Ктулхи — всё непросто!» Хорошо, а где остальные пилоты? — Мари помогает научному отделу, или пьёт в одиночестве в баре — она ведёт себя весело в компании, но на самом деле достаточно замкнута, — описывала её Мана. — А вот Мария на свидании с парнем — её нет на базе. — А Картер обучает Синдзи, — добавил Мусаши. — Блин, может быть мне обучиться магии? Или проверить — могу ли я её использовать, — предложил Виктор. — Поговори об этом с Картером, — сказал Мусаши. — Магия — это сложно, — заговорил Тодзи, с очень безрадостным видом. — Она не всегда подчиняется. Заклинание может сработать не так… — Ну, а что в жизни просто? — Виктор почесал затылок, глядя себе в карточный веер. — Но её небось тоже можно освоить, да? — Судя по тому, что Картер её недурно использует… Наверное, — ответил Асари. — А откуда он взялся? Он учёный? Исследователь магии? — расспрашивал Виктор. — Он маг, лучше тебе у него самого всё это спросить, — ответила Мана. — Мы сами о нём, честного говоря, мало знаем, — пояснил Кейта. — Хрен знает кто он такой. — У NERV много секретов? — хмыкнул Виктор, выкладывая свою карту. — Как обычно, — подтвердил Мусаши, — даже мы всех не знаем. — Некоторые из них, честно, было бы лучше даже не знать… — сказала Мана. — Но как я понял большая часть тайн NERV перестали ими быть после речи Синдзи? — Как видишь, — ответил Асари. — «Значит всё, сказанное Синдзи было правдой?» — сделал вывод Виктор. Очень к слову в апартаменты вернулись сами Каору и Синдзи. При появлении они сразу обратили внимание на Виктора. — Здравствуйте, — вежливо поприветствовал Синдзи, подходя ближе. — Северов Виктор? Они договорились накануне всё подать так, словно они видят друг друга в первый раз. — Да, он самый, — Северов по такому случаю встал из-за стола и протянул руку. Во время последующего рукопожатия Виктор заметил блеснувший серебром тонкий браслет на правой руке Синдзи. Затем он пожал руку Каору: — Тринадцатое Дитя? — улыбался Нагиса, очень приветливо, его и без того узкие глаза сузились. Виктор захотел отвести взгляд от его лица, секунды две поколебался, но таки поглядел парню в глаза. Кроваво-красные, или может светло-рубиновые? Его глаза как-то странно меняли свой оттенок в зависимости от падающего на них света, и ещё они поблёскивали на свету. — Он самый, он самый… Можете звать меня по имени. — Тогда можешь назвать нас по именам, — сразу после рукопожатия Каору снова спрятал руки в карманы шорт, как он обычно любил ходить. В жаркую погоду любовники носили только сандалии, шорты и верхнюю одежду без рукавов — Синдзи майку, а Каору футболку. Подзагорелая кожа Икари вступала в контраст с нежно-бледной кожей Нагисы. Виктор очень внимательно изучил их обоих, понимая что это они главные герои этой истории. Даже незначительная деталь могла что-то да подсказать. Они оба были астениками. Каору носил отпущенные за плечи пепельные волосы, они спускались по длинной шее — что показалась Виктору очень выпирающей и создающий диспропорцию, она ярко подчёркивала нечеловечность и инопланетность этого персонажа. Синдзи носил косичку и по сравнению с Каору выглядел пропорциональней, он был ростом ниже него и мог похвастаться более развитой мускулатурой, чем его более высокий и худощавый избранник. Синдзи отступил на шаг назад и что-то прошептал Каору. — Эй, у нас в России говорят: больше двух — говорят в слух! — сразу же подловил их на этом Виктор. — Не знаю… как у вас говорят в России, — с некоторой запинкой, но всё же уверенно выговорил Синдзи, — но не сочти за беспочвенность, Виктор-кун, я прошептал: «Надеюсь он не будет пытаться убить тебя, Каору-кун?» Северов понял о ком шла речь. — Я… — Не бойся, даже если попытается, я на него не обижусь, — промолвил в ответ Каору, глядя на Виктора искрящимися красными глазами — прямо откуда-то сверху, словно бы из небесной недосягаемости. — Я… — продолжил Виктор. — Я извиняюсь за своего соотечественника, тем паче он сам погиб. Я не имею отношения ни к какому заговору. Тогда Сергей Кравцов — Седьмое Дитя, кто должен был заменить самого Каору Нагису на посту пилота Четвёртой Евы, вместо этого попытался убить Пятое Дитя. Потом вскрылось, что его подослал Герхарт Врант — член Комитета Содействия и тогдашний глава IPEA, его точный мотив остался неизвестен. Генерал Шевченко тогда лично со своей группой войск взял под контроль филиал NERV, где вероятно находились заговорщики. Однако пробудившийся Король Гидора атаковал филиал и стёр практически все следы, во время атаки погибло подавляющее большинство персонала и военнослужащих РФ. — Мы не держим зла на Сергея Кравцова, потому нам нет причин его за что-то прощать, — высказал Каору. — Потому не бери, пожалуйста, близко к сердцу мои подозрения, — продолжил следом Синдзи. — Я в последнее время стал очень подозрительным и параноидальным. — Ну да, ну да… — Виктор согласился с Синдзи, сам отметив, как схожи их ощущения. Везде заговоры и тайны, кому в таком случае можно верить? — Вы настоящие легенды, — продолжил разговор с ними Виктор, стараясь выглядеть доброжелательно в их глазах, для этого он сменил тему. Синдзи он, в принципе, только добра и желал, а вот с Каору ему ещё предстояло всё выяснить. — Да уж, меня это если честно не заботит, — высказал Синдзи, закатив глаза. — Как не заботит? Ты величайший из людей, ты спасаешь мир, — говорил Виктор. — Почему-то я уверен, ты настоящий главный герой здесь… — Извини, я спасаю только то, что дорого лично мне, — ответил Синдзи.— Остальные мне равнодушно… — А, ну, да, я забыл, для вас, японцев, свойственна отчуждённость, — вспомнил Виктор. — Говори-ка всё-таки за себя, — попросила Мана, попутно пересматривая свои карты и выискивая, что можно выложить. — Всё же мы не все тут такие — хикки и мизантропы. — Зато Каору-кун любит людей, правда? — вдруг Синдзи поглядел на своего избранника. Каору ответил с улыбкой: — В некотором смысле… — Я надеюсь не на завтрак? — не удержался Виктор. — На обед! — пошутил Синдзи и неожиданно звонко рассмеялся. Каору хлопнул его по плечу с бессменной мягкой улыбкой и поглядел на Виктора, вроде бы очень по-доброму, но в то же время дьявольски проницательно. Виктора охватила паранойя: — «Чёрт, что если он умеет читать мысли?! Он же ебёный Ангел!» — Виктор-кун, — обратился Каору, также приставив к русскому имени этот японский суффикс, — я обычно предпочитаю другие продукты — а именно то, что готовит мне Синдзи-кун. — Да, надо будет когда-нибудь приготовить Каору-куну парочку сытных христианский младенцев, — Синдзи в шутку облизнулся. — Раз почти все считают нас злодеями, то нужно соответствовать общественному мнению — а как иначе-то?! Нужно же уважать общество! — Надеюсь, ты шутишь! — отозвался Северов. — «Надеюсь…» После этой беседы Каору и Синдзи поспешили скрыться в своей комнате. Виктор сразу подумал о самом интимном, но любовники вскоре вышли с музыкальными инструментами и покинули апартаменты. Это надоумило Виктора получше изучить место пребывания, потому он вышел из карточной игры и сказал, что хочет пойти осмотреть все доступные для пилотов места. — У меня есть это удостоверение временного сотрудника NERV, — Виктор показал нужный документ. — Да, лучше носи его с собой, а то охрана тебя ещё в лицо не знает и у них могут возникнуть вопросы, — пояснил Мусаши. — Давай, мы сделаем тебе экскурсию, — он имел в виду Ману и Асари. Ребята потянулись, поднимаясь с места. — Да, тем паче моля личность держится в секрете по договору, о том кто я, знают только вы и высокопоставленные сотрудники, — напомнил сержант ВНБ РФ. Вчетвером они вышли из общих апартаментов и стали расхаживать по коридорам филиала. Виктор же всё запоминал. Они вышли в спортивный зал, а потом поднялись наверх, откуда доносилась музыка. Виктор сразу понял, что это играют Каору и Синдзи — первый ловко управлялся на скрипке, второй на виолончели. Эту площадку накрывал прозрачный потолок и на ней были расставлены столы, стулья, шезлонги, диваны и горшки с комнатными растениями. Парни расположились в теньке от ясного солнца и наигрывали в своё удовольствие. Синдзи при этом держал в зубах небольшой окурок. — Они отлично играют, — похвалила Мана. — Я играю на гитаре, — сказал Виктор, — но не очень хорошо разбираюсь в игре на том, на чём играют они. Синдзи прекратил игру, достал из зубов сигарету и обернулся к вошедшим, Каору же продолжил доигрывать мелодию, но тише. — Извини, мы не хотели вас отвлекать, — пояснил Асари. — Мы просто производим мне экскурсию, — попутно Виктор принюхался к запаху, знакомому по студенческому общежитию из ещё той жизни. — «Он курит травку?!» — А, ну, ладно, — Синдзи снова затянулся марихуаной и взялся за игру. — Мана, не хочешь что-нибудь сыграть с нами? — предложил Каору. — Да, наверное, — согласилась та. — Виктор, а ты не хочешь тоже поиграть с нами? У нас есть гитара… — Может быть, но сперва я хотел бы осмотреть тут всё, — отказался Северов, поглядев на Икари и Нагису. — Я не против, чтобы он сыграл с нами… — одобрил Икари. — Угу, — кивнул Нагиса и высек несколько плавных звуков. Мана пошла за своим инструментом, а Мусаши и Асари с Виктором отправились дальше проводить последнему экскурсию. По ходу неё они появились в пабе, где сотрудники NERV расслаблялись за стаканчиком чего-нибудь горячительного. — А нам можно пить? — спросил Виктор. — Да, только не нажираться в хлам, — ответил Асари. — Но ты-то у нас не действующий пилот, потому можешь даже в хлам, — уточнил Мусаши. Виктор взглядом нашёл поодаль Майю и Мари, ребята подошли к ним и сержант поздоровался с дамами. — О, вы уже пришли в себя? Я очень рада! — заулыбалась Ибуки, эта молодая женщина с короткой стрижкой, округлыми и скорее мальчишескими чертами лица, но всё равно очень милыми. Как и её классная начальница Мисато, Майя всё ещё очень походила на юную студентку, но на студентку порядочную и не склонную к чрезмерно богатой личной жизни! — Ещё один пилот — будем здоровы! — Мари с очень бравым видом протянула Виктору руку. Она тоже очень понравилась молодому сержанту — помимо стройного тела, мягкой кожи, эта очаровательная японка наполовину британских кровей выделялась раскошенной грудью и хорошо очерченным лицом крайне располагающей наружности. Единственное, что Виктору в ней однозначно не понравилось — это, конечно, её лесбиянство (в этом грехе он также мог заподозрить и Майю). — «Блин, как же мне повезло, что я попал в мир аниме!» — подумал Виктор, подмечая положительную сторону всей сложившейся ситуации. — «Тут нет некрасивых женщин, не то, блин, что в моей старой жизни с одноклассниками жирными Светами и блеклыми однокурсницами Машами!» — Не здорово портить девушкам свидание, — Мари выдвинула стул, — но да садитесь-садитесь… Виктор справился с приступом нахлынувшей на него гомофобии и присел с доброжелательным выражением. — Если чё мы сядем в другое место, — сказал Асари. — Мы тут только проводим экскурсию Виктору, — сообщил Мусаши. — Давайте вы сперва прополощите чем-нибудь горлышко, — Мари подвинула от себя ближе к ребятам бутылку спиртного. Перед ней стоял пустой стакан, перед немного смутившейся Майей стоял такой же — не выпитый и на половину. — Вижу у вас тут сплошная толерантность и мягкие правила? Можно пить, носить длинные волосы и в целом наслаждаться жизнью, — сказал Виктор, изучая этикетку на бутылке. — Мы уже с Маной говорили, здесь нет муштры и всё куда проще, — напомнил Мусаши. — Вон Синдзи даже травку курит, — добавил Асари. — Травка? — поразился Северов. — Так это наркота была? Я думал мне показалось. — Да, ему разрешено, — стал пояснять Страсберг. — От этого он лучше тренируется магией… — А есть наркотики, повышающие синхронизацию? — поинтересовался Северов. — Синдзи раньше использовал какие-то такие, — ответил Асари. — Но он на них подсел и одно время даже был в коме. — Подсел? Да у вас тут совсем никакого порядка нет… — Синдзи принимал те вещества в тайне от NERV, — заступилась за свой институт Майя. — Мы сами об этом не знали. — В тайне от NERV? А откуда он их достал? Это же не простая наркота… — У человека со стороны — друга Картера, — рассказывал Мусаши. — Но да тебе лучше поговорить об этом с Мисато-сан, она больше знает. — Пф, всё равно непорядок у вас — такие-то друзья что-то кому-то дают… — Виктор подумал, что препарат, что принял он для усиления синхронизации, сделан этим бессмертным оккультистом. — Люди, которые основали NERV не были военными, — сказала Мари. — Они были учёными и философами, многие из них изучали наследие Предтечей и не вполне обычные вещи, такие как оккультизм и мистицизм. Они ушли в это полностью. Их больше волновал дизайн Древа Жизни, чем твёрдая военная организация. Но NERV никогда не планировался как полностью военная организация, если бы оно было так, никто бы не потерпел NERV, я так думаю… Все боялись, что технологии Предтечей будут использованы людьми против людей. Никто не допустил бы полной военизации хотя бы поэтому. — NERV был создан как продолжение фонда Уилмарта, — сказал Виктор. — Они были первой организацией, что боролась по всему миру с монстрами и опасными пришельцами, я знаю. Они использовали оружие только для борьбы с нелюдями. — NERV организовали на основе никак не военного института Gehirn, да, по сути они продолжили дело фонда Уилмарта… Никто бы в ООН не доверил бы сосредоточение таких сил и знаний в полностью военной конторе или в гос. агенстве, привязанном к конкретной стране, вроде американского Delta Green или вашего ВНБ, — рассказывала Мари. — Для нас ВНБ — необходимость, — высказал Виктор. — Для всех это необходимость, — сказала Мари, немного грустным тоном. — «Что она имеет в виду? У Delta Green тоже есть неучётные Евы?» — подумал Северов. — NERV же не только производил оружие, — сказал Асари. — Они вели исследования. — Добрую часть технологий по нашим образцам собирали в «Кирью», — вступила в разговор Майя. — Но они специализировались в основном на оружии. — «И за всем этим стоял Комитет, точнее культ SEELE!» — подумал Виктор. Он решил потом в более спокойно обстановке — не в пабе — где было много ушей, разговорить на эту тему Мари, если что подлить ей ещё спиртного. Вскоре Виктор с парой сотоварищей покинул паб и оставил двух девушек продолжать своё свидание наедине. *** Кадзи Рёдзи был весь погружён в свои мысли. Отойдя от них, он таки вернулся в реальность — в её рамках он стоял у раковины и собирался сполоснуть водой нож. Проделав эту процедуру, он продолжил нарезку продуктов. Покуда на плите всё готовилось, толковый во многих сферах экс-инспектор возвратился в гостиную, где Харли Уоррен заканчивал приводить всё порядок, после того, как сюда ворвался порыв неземного ветра из «часов». Они стояли закрытые и снова без спешки продолжали свой ход, тихо себе потикивая. Но теперь они уже не казались Кадзи такими безопасными — даже несмотря на все печати и барьеры, пароли и системы предохранения, активированные Рэндольфом Картером, из них всё равно могло вылезть что-то опасное. Харли с нервным и сосредоточенным видом переводил жезлом Моисея, и его незримой силой он подхватывал целые кучи упавших книг и расставлял их по своим местам. Поблизости пара магически оживлённых рыцарских доспехов подняли и поставили на место последний упавший шкаф. Что-то конечно пришло в негодность. Кадзи поднял древнюю статуэтку Ктулху с обломанным крылом. — По-моему так он тоже ничего, — экс-инспектор показал её Харли и поставил образ Великого Спящего на ближайший шкаф, всучив ему в вытянутые верхние конечности кусок крыла. Потом Кадзи подошёл к входу в ванную комнату и заглянул за чуть прикрытую дверь: — «Бреется, пусть бреется…» — он потёр свою щетину, поглядев на сидевшего у дверей кота, и тоже следившего за их незваным гостем. — «Мне самому надо бы побриться…» Следом за этими мыслями Кадзи вышел в другую комнату и начал подбирать одежду подходящих размеров. Ещё через некоторое время Харли установил на стол магическую лампу и стал её починять. — Это может занять ещё больше времени, чем я думал, — ответил Харли. — А это единственный способ общения, чтобы нас не засекли? — уточнил Кадзи. — Нет, есть ещё ряд, включая Мост мысли Тота… Я могу сообщить всё Рэндольфу, но только этим способом я смогу показать… показать самого Кирби [1], — Харли возложил обе руки на лампу. — Дай мне часа два. — Хорошо. По прошествии этого времени Харли начал вызывать своего друга, растирая лампу и бормоча заклинания. Кадзи всё никак не мог привыкнуть к тому, как комично это выглядит. А тем временем позади появился их гость — он умел шагать беззвучно, прямо по воздуху, зато даже просто его перемещение подгоняло газ и вызывало лёгкий ветер в закрытом помещении. — Ты не мог бы ходить как все нормальные люди, ногами, а? — предложил Кадзи, повернувшись к гостью лицом. — Да… — его стопы, перетянутые едва заметной перепонкой, твёрдо встали на пол. Надо сказать у него были крупные ноги, но в остальном он не отличался ни чем необычным. Парень поправил тесную наспех застёгнутую рубашку и подтянул брюки. Кирби хрустнул шеей, резко запрокинув голову. После того, как он начисто состриг всю бороду и усы, и хорошо побрился, то преобразился и теперь выглядел как нормальный молодой парень-европеец — высокий и светлокожий, с прямоугольным лицом, вполне обычными и в чём-то располагающим. На свой манер Кадзи надоумил его заплести длинные тёмные волосы в косичку, которая теперь спадала за плечи. — Я уверен, девочкам ты такой понравишься… — шутил Кадзи. Кирби поглядел на него как-то искоса, немного раздражённо. Кадзи так снимал стресс, его собеседник похоже тоже испытывал сильное нервное напряжение. И помимо всего прочего, он мог быть закоренелым гомосексуалистом и тогда фраза про девочек действительно могла прозвучать вдвойне неуместно. — Извини, если задеваю… у меня, право же, не очень славное чувство юмора. — Мою мать убили как вчера, наверное для меня прошло столько… времени… но я сейчас, стоя здесь, помню как это было вчера! — на глазах Кирби появились слёзы. — Всё свою жизнь я внутреннее страдал, только, чтобы… получить такой конец?! — От его эмоционального порыва ещё сильнее завибрировал воздух, Кадзи почувствовал на себе, как его кожу холодит и колет, он отдалился от Кирби. В это время Харли был занят своей лампой и не мог позаботиться о мерах предосторожности. — Но это не конец, я снова найду его… Отца — и сотру его с лица Вселенной! Вы мне поможете! — голос Кирби звучал ещё громче и эхом разнёсся по комнате, заставляя всё здесь слегка затрястись. — Хорошо-хорошо, но сперва тебе нужно взять себя в руки и не создавать всей этой магии! А то ты случайно убьёшь нас, и кто тебе будет помогать? — убеждал Кадзи. Кирби внял его словам, снова окружил себя каким-то таким ледяным спокойствием, запрятал эмоции глубоко и сел в таком угрюмом виде на диван. На самом деле ему было не больше восемнадцати. Для объектов, заключённых в коробки Харлот времени проходило сколько угодно, и одновременно ни сколько, когда их извлекали. По сути эти коробки были чёрными дырами, где разница во времени варьировалась между тем, кто пребывает снаружи, и тем, кто находится внутри. Кадзи выслушал сбивчивый, но подробный рассказ этого юноши и проникая к нему сожалением. Харли настроил связь, и появилось изображение Рэндольфа. Кадзи подошёл к столу и вместе они начали выкладывать ситуацию. — Полагаю, я должен позвать командующую Кацураги, — сказал Картер по ту сторону. — Рей… — Сейчас, — Аянами взяла телефон. Вскоре Мисато появилась в их апартаментах. — Что у вас за дела? — Что за дела? — Кадзи заговорил на английском, чтобы его мог понять Кирби. — Слушай, у нас тут через телепорт Картера — о котором он нас с тобой не предупредил — завалился вот это парень — Кирби Бриджмен, — Кадзи жестом приказал названному юноше приблизиться к лампе, чтобы она его показала. Из-за его появления волшебная проекция поплыла и первые несколько секунд вместо молодого человека показывала лишь его чёрную фигуру с парой полыхающих глаз. Мисато напряглась, сходу узнав уменьшенную копию Салгила. — Что это?! Итаква?! — Нет! Я не он! — заговорил Кирби очень эмоциональным тоном. — Тот, кого вы назвали — мой отец! — Твой отец?! Да? Ещё один… — Мисато сузила глаза. — И что ты хочешь? — Я хочу смерти моего отца, Итаквы! — когда Кирби говорил, его нормальное изображение колыхалось или даже сменялось на чёрную фигуру демона ветров. — Погоди-погоди, давай ты сначала расскажешь командующей NERV свою историю, какую поведал тут нам, — напомнил Кадзи. — Эта женщина действительно может тебе помочь, у неё отчасти совпадающие цели, и у неё есть то, что может тебе помочь. Кирби секунду промолчал, собираясь с мыслями. — Извините… Я — Кирби Бриджмен, я родился… когда я там родился? Я не помню, у меня всё смешалось в голове… — Потом разберёмся, говори, Бриджмен, что помнишь, — сказала Мисато. — Я родился… восемнадцать лет назад. Хотя я не знаю какой сейчас год… — 2020, — ответил Кадзи. Пришелец из прошлого сделал недоумевающую паузу. — Нет, точно прошло больше. Я вырос в Канаде — в городке Нависсу… вроде бы был 1972 или какой-то такой год… Неважно, — продолжал Кирби, — Итаква изнасиловал мою мать, когда она была без сознания. С детства слышал… голоса воздушных духов — назову их так — и они привели меня к последователям Итаквы. Я хотел встретиться с отцом. Но когда он появился, там появилась моя мать… Итаква убил их всех — и мою мать, и своих сектантов. Я пришёл в ярость и стал таким, как он. Я помню, что сражался с ним, но… потом я помню только то, что столкнулся с сущностью по имени Харлот, Хранительница Тайн. Она сказала мне, что известна вам. — Да, знаем такую… особу, — промолвил Картер. — Харлот сказала мне, что организация NERV сражается с чудовищами, которые стремятся уничтожить человечество, вроде моего отца… И у них есть оружие, способное убивать таких, как он. Я хочу это оружие, чтобы уничтожить Итакву! — высказал всё Кирби. — И Харлот переслал его к нам через ковчег Картера, — добавил Харли. — Она взломала его полностью, и все защиты… не остановили её. — Вот негодяйка! — нахмурился Рэндольф. — Да, ты прав, Бриджмен Кирби, — заговорила Мисато, быстро обдумав всё, что ей сказали. — Мы действительно сражаемся с чудовищами, мы знаем, когда их убить… И мы хотим уничтожить твоего отца, потому что он насилует и убивает ни в чём неповинных людей. Он на днях появлялся на Урале, убил свою дочь, вроде тебя, полубогиню, она тоже хотела встретиться с ним. Итаква сбежал после этого, мы не успели атаковать его. Но, клянусь, когда-нибудь мы до него непременно доберёмся! — Да, хочу уничтожить его всем сердцем! — потряс кулаком Кирби. От этого опять появились возмущения в воздухе и в линии магической связи. — Но для начала держи себя в руках, — напомнил ему Кадзи. — Ты не сможешь осуществить свою праведную месть, если не будешь держать свои силы при себе. — Да, простите! — извинился молодой человек и попытался сосредоточиться, чтобы более не производить никаких случайных эффектов. — Сейчас… сейчас нам надо обсудить всё остальное, — продолжила Мисато. — Во-первых, Картер должен тебя изучить… вы не против? — она обернулась к Рэндольфу. — Нет, но это, возможно, отвлечёт нас от всех запланированных дел, — ответил тот. — Ничего, как-нибудь встроим это в график… — Раз между нами возникли такие доверительные отношения — между нами и Картером, — уточнил Рёдзи, имея в виду под «нами» только себя и Мисато, — мне тоже стоит переместиться с Кирби в Германию? — Не хотите больше охранять «часы»? — уточнил Харли. — Думаете, из них что-то ещё выползет? — При таком раскладе я не сомневаюсь, — ответил Кадзи. Хотя на самом деле он не боялся монстров и смерти, он хотел свидеться с Мисато, во-первых, а во-вторых, он узнал кое-что о Картере и собирался лично сообщить это Мисато, из-за этого его отъезд из дома оного должен иметь естественный предлог, на всякий случай. — Что за «часы»? — обратилась Мисато к Рэндольфу. — Если вы здесь неплохо обжились, — она указала ему взглядом на их с Рей апартаменты, где всё было заставлено оккультными приборами и завешано страницами с мистическими знаками, — то почему бы вам не перетащить сюда всё имущество? — Я предпочту иметь несколько крепостей на случай, если некоторые из них падут, — так ответил оккультист. — Я запасливый человек и полагаю это разумным. — «Сколько у него ещё оборудованных мест? Неважно! Он не должен мне сто процентов доверять!» — подумала Мисато. — «Но разве я могу доверять и этому Кирби? Насколько его рассказ правдив?!» Возможно, мы переправим вас к нам в филиал, — сказала Мисато. — Но нам надо всё обдумать и всё подготовить. Затем они обсудили прочие менее значимые вещи. — Почему Харлот не предупредила нас, что посылает Кирби? — спросила Аянами, когда Кацураги удалилась. Картер уселся на дивана с пространным выражением лица. — Она хотела показать мне своё всемогущество… — Потому что не может нам доверять? — Да. — Она опасается, что воспользовавшись ситуацией, мы её свергнем? — Да… Она показала, что знает как миновать все мои защиты и вот просто так использовать мой ковчег, — сказал Рэндольф. — Может с ней поговорить? — Смысл? Желай она передать нам информацию, передала бы так. С ней есть смысл общаться, когда она сама того желает. Рей и Рэндольф молчали в течении следующей минуты. Последний откинул голову и жутковато закатил глаза… — Не могу, не могу уйти в вероятностный транс, — ответил он, резко моргнул и взволнованно посмотрел на Рей, та обеспокоилась за него. Потом он перевёл померкший взгляд, часто заморгал и уже вменяемо поглядел на свою напарницу. — Что толку? В нашей ситуации невозможно ничего предсказать. — Как скажешь, учитель, — Рей многозначно отвернулась в сторону. — Знаешь… нам не мешало бы расслабиться, — предложил Картер. — Перед тем, как мы оба заглянем в будущее. Среди всех линий меня беспокоит одна, та что маячит на горизонте. — Та что со взрывающимся Солнцем? — спросила Аянами, по-прежнему глядя куда-то в сторону. — Да, но я… кхм… — он словно бы застеснялся. — Я был бы не против расслабиться ради того, чтобы расслабиться. Он выбросил руку и во время этого жеста отдал ментальный сигнал. Из воздуха возникло множество блёстков, падая к полу они распространили светлый туман, он материализовал бутылку с какой-то светлой жидкостью. Картер телекинезом притянул её к себе в руку и сделал пару глотков. Пока он поглощал этот напиток, Аянами на его глазах провела пальцами от горла до середины груди, её обтягивала тёмно-серая одежда, прекрасно контрастирующая с бледной кожей — очень тонкая, оголяющая плечи, по сути это был комбинезон без намёка на застёжки и швы, с закрытыми ступнями и утолщением на подошвах. Картер, к слову, носил точно такую же одежду, та же тончайшая тёмная ткань закрывала его торс, только у его мужской версии с плеч до кистей спускались гладкие рукава, и поверх этой одежды он по привычке носил обычные брюки (а выходя в свет он облачался в свой старомодный джентльменский костюм из двадцатых годов прошлого века с неизменной шляпой). Рей очень галантно поглядела на Рэндольфа, выпрямляя спину и становясь перед ним в определённую позу. — Ей-богу, всю жизнь считал эротизм достоянием дикарей, но… — он оставил свой напиток. — Господи, до чего я докатился! Пью из горла! — Неважно… — промолвила Рей, её костюм посветлел, на нём проявились очень и очень тонкие чешуйки, потом он сделался бледно-розовым. И стал осыпаться и разлетаться как лепестки сакуры, они не коснулись пола, а пронеслись над ним. Рей осталась полностью обнажённой, окружённой этими разлетающимися лепестками и вздымающимися струями светлого тумана. Они словно щупальцами окутали её, обдавая ягодицы, щекоча подмышками и охватывая груди. Вместе с этим лепестки разлетелись по всей комнате, закрепились на стенах и утратили цвет. — Ты сама это придумала? — спросил Картер, отодвигаясь на диване. Повинуясь его мысленным командам, диван разложился. — А кто ещё мне мог это подсказать? — Рей продолжила кутаться в туман, который как живой ласкал её, она раскинула руки, позволяя светлым воздушным языкам обласкать её и там. Чем ближе этот туман парил от пола, тем более прозрачным он был. Рэндольф провёл по своей груди и его одежда начала распадаться на ленты, извиваясь как змеи, они сползли с него, заодно избавив от штанов и оставив оккультиста полностью обнажённым перед своей любовницей. Его боевой орган уже пришёл в движение и прямо встал. Рей сделала жест рукой, туман сформировал кисть, конец руки полностью уплотнился и крепко схватил достоинство любовника. — Я рад, что ты чаще стала отвечать риторическими вопросами — но смотри, не оторви… — погрозил пальчиком Картер. — На самом деле мне это подсказал Каору, но я одобрила… нашла это эстетичным, — Рей приблизилась к любовнику и они обнялись, накрывшись одеялом из плотного тумана. После мягкого касания губами любовники заставили их своеобразное одеяло скрутиться спиралью вокруг них, тем самым позволив им видеть каждую частицу тела друг друга непосредственно глазами. Она мигом взялась сосать у него, при этом из тумана по её лёгкому жесту протянулось длинное щупальце или что-то наподобие, оно уплотнилось с раскрывшейся кистью на конце и вошло прямо в Рей сзади. Она невозмутимо приняла в себя этот объект, продолжая заглатывать толстеющий у неё внутри член. Когда тот окреп до предела, она ещё немного почмокала его разбухшую головку, после чего выпустила конец из губ и выпрямилась с уверенным видом. — Я тебя встречу… — Рэндольф вытянул руки назад и расставил ноги, позволив Рей воссесть, она в свою очередь вытянула свои ноги, наклонилась немного назад и опёрлась сзади на руки. Чисто-белая и твёрдая рука из тумана по-прежнему ласкала и массировала во все двадцать пальцев её попку. Аянами оседлала член и опустилась до предела, горячая головка вонзилась куда надо. — Вот как… — Картер облизал губу с очень сосредоточенным видом, особенно его взгляд держался на увеличившихся грудях. Аянами действовала со всем проворством — поступательно поднимаясь и опускаясь, Картер в таком положении отвечал ей ритмичными атаками — потому всё произошло быстро, любовник извергся, даже не пытаясь сдерживать себя от этого. Любовница прикусила губы, продолжая стимулировать уже теперь выстреливший фаллос — благо тот был… многоразовым. Рей добилась первого оргазма, у неё внутри всё чрезмерно распухло, так что она едва слезла с члена Рэндольфа. Развратница тихо выдохнула и снова взялась ласкать ртом член, она слизала с него все соки. Потом весьма по-деловому ухватила любовника за бока и начала его переворачивать. Ничего не подозревая, Рэндольф добровольно повиновался ей и распластался на животе. Рей сделала несколько жестов рукой, из тумана с разных сторон потянулись уплотнившиеся руки, они схватили его любовника за щиколотки и запястья, так обездвижив его, они потянули его на себя. — Эй, ты чего задумала? — забеспокоился тот. И правильно. Губы Рей образовали лёгкую насмешку. Она прильнула к нему сзади, провела тёплыми руками по плечам и тепло поцеловала за ушком. — Узнаешь… Потом она дотронулась до своего влагалища — и нащупал гипертрофированный клитор, увеличивающийся в размерах. — Сейчас… — Рей решительно навалилась на спину любовника и воткнула своей хозяйство ему меж ягодиц. — Чёрт! — он рефлекторно дёрнулся всеми конечностями, но руки из тумана его только крепче зажали. — Это не то, чего я бы хотел! — Ты засовываешь мне во все места… — Потому что ты хочешь… Ох! — А почему мне нельзя? — Рей снова поцеловала его за ушком и Рэндольф принял очень спокойный и расслабленный вид. — Ну, хорошо… — клитор протиснулся через анальное кольцо, он постоянно разбухал и вытягивался. Рей приступила к последовательным движениям, её член выделял достаточно смазки, чтобы двигаться внутри даже при постоянном увеличении. Насладившись поначалу такой процедурой и доведя клитор до максимально возможного размера, чтобы он всё же мог двигаться, Рей обхватила Рэндольфа руками за живот и начала его приподнимать. Они переменились позу — любовник встал на четвереньки, оперившись на колени и локти, Рей выпрямилась и продолжила его иметь куда сильнее и быстрее, меж этим она пальцами ласкала его мужское хозяйство, мигом вставшее в боевое положение. Они оба поочерёдно изверглись — сперма Картера брызнула ей на руки, сама Аянами разрядилась с максимальным удовлетворение. — Не знаю как тебе… — говорила она дрожащими губами, — но мне хорошо. Надеюсь тебе тоже хорошо, Синдзи так обожал. — Я не содомит в отличие от него, — ответил Рэндольф. — Но да раз в тысячу лет можно попробовать. Рей покинула его анус и удобнее расположилась на диване. Руки из тумана выпустили любовника и тот перевернулся на бок, лицом к Рей, он обратил внимание на её уменьшающейся клитор, весь в слизи. Он провёл у себя пальцами между ягодицами и поглядел на слизь. — Мда, я никогда не был фантазёром по этой части… Ты меня удивляешь. — Передохнём и ещё продолжим, я знаю, ты можешь ещё один раз, — сказала Аянами. — Как скажешь… — Но я уже полностью удовлетворена, мне только хочется… увидеть извержение, — Рей указала на член любовника. — Ты становишься такой человечной… — промолвил Картер. — Когда трахаюсь? — И словечек таких вульгарных понахваталась… — Аска и Синдзи и не такого говорили. — Заметь, ты называешь их по именам… — Потому что когда я возбуждена, мне не хочется… сдерживаться чем-либо. Я хочу свободу, тепло в моём сердце тянет меня к свободе. Я высказываю всё… всё что приходит в голову, — говорила Аянами, немного сворачиваясь. Рэндольф в ответ положил на её кисть свою ладонь, и Рей ответила рукопожатием. Они обменялись поцелуями. Потом, немного отдохнув, любовники переменились местами — Рей оказалась за спиной Рэндольфа и обхватила его руками, они оба выставили свои ноги вперёд, Рей захватила ступнями торчащий член и стала его разминать голыми ножками. До этого она смазала ступни тёплой слизью, которую исторг её видоизменённый клитор, на данный момент редуцированный до нормального состояния. Она старалась как можно активнее работать пяточками, подушечками и пальчиками, трудясь над твёрдым и полностью разбухшим фаллосом, из-за плеча любовника, прижимая его к себе, она наблюдала за этим процессом. Картер сосредоточился на своих ощущениях, греясь в крепких объятьях — всё это привело к мощному выбросу спермы, обрызгавшему большой темнеющий фаллос и нежные оголённые ступни Рей от пальчиков до щиколоток. Это было всё оставшееся семя. Рей опустила ноги, расслабила их, протянула к ногам любовника, тот повернул голову и они скрепили этот удачный акт жарким поцелуем. Через час после этого Рей Аянами играла с нанороботами — она заставила их принять вид причудливо закрученных спиралей и объёмных многоугольных фигур, затем она бросила всех своих бесчисленных помощников на реконструкцию кусочков бетона: они расплавили этот объект и воссоздали статуэтку Евангелиона. Рей полностью направила своё внимание на конструкцию этой фигуры, дополняя её чертой и за чертами. Она отвлеклась только на появление её бывшего возлюбленного. Рэндольф распахнул перед Синдзи дверь в свои апартаменты: — Проходи, — учитель радушно пропустил его. — Спасибо, — Синдзи оставил у порога сандалии и босиком прошёл к дивану. — У нас сегодня нет занятий, я пришёл поговорить… о вас. — Обо мне? И что ты хочешь сказать мне о себе такого, чего я не знаю, — Рэндольф сел напротив. Синдзи обернулся к Рей, она в свою очередь отвернулась от него и продолжила вылеплять статуэтку. — Вы были нацистом, — упрекнул Синдзи. — Было дело, — по-житейски отмахнулся Рэндольф. Юный ученик чуть нахмурился. — И вам даже не стыдно? — А почему мне должно быть стыдно? — Ах, ну да, вы же по ту сторону добра и зла… — А ты нет? — слабо усмехаясь, спросил Рэндольф. — Ну, да, я тоже… — Синдзи подобрал ноги. — Но я хочу знать, почему вы покинули Аненербе? — Сперва тебе стоило бы спросить меня, что я там забыл, — сказал Картер. — Вы хотели построить очередное идеальное общество… — Отчасти. На тот момент это представлялось очень надёжным проектом. — Но что пошло не так? SEELE вели войну с Аненербе и вы проиграли? — спросил Синдзи. — Нет, это вторичное — да, помимо обычной войны шла война оккультная, SEELE не хотели светиться, им удалось нанести поражение всем оккультным отделам Рейха. А потом они создали ООН и стали из-за тени НАТО править миром, они развалили СССР и привели мир к тому, что мы видим сейчас. — Меня интересует не это, — сказал Синдзи, — я уже знаю всё о SEELE, меня интересуете вы, дорогой учитель. — Хорошо, я выскажу свою позицию по этому вопросу. Тебя приучили к мысли, что Третий Рейх — зло, тебя смущает отчего я работал на это государство. — Ну не такое уж и зло, если подумать, они убили миллионы людей, но другие разве убили меньше? — спросил Синдзи. — Знаешь, это частый способ оправдания чего-либо — когда кто-то совершил гнусность и ты оправдываешься тем, что кто-то её сделал до тебя, или тем, что так якобы все хотят сделать, — неожиданно взялся за морализаторство Рэндольф. — Знаешь, любой настоящий негодяй считает негодяями всех остальных, только более лживыми и лицемерными, чем он, тем самым он с одной стороны оправдывает себя любимого, с другой — ставит всех благородных личностей и просто неплохих товарищей вровень с собой, тем самым позволяя себе делать всё зло в отношении них. Не будь таким. Синдзи неожиданно стало стыдно. — «Я говорю — всё люди эгоисты, я делаю это не только, чтобы узнать истину, я делаю это, чтобы оправдать себя: ведь если никто никому ничем не обязан, то моя совесть будет чиста, если я сделаю что-то дурное», — подумал Икари. — Я согласен, но всё же мне странно слышать от вас морализаторство, учитель? Вы же учили меня, что достойный человек стоит по ту сторону добра и зла. — Я имел в виду под этим лишь то, что такой человек понимает относительность таковых понятий, проще говоря — надуманность; он выражает эти вещи через другие вещи — это рационально-релятивиский подход, как его можно назвать, — сказал Картер. — Я не приписываю добра и зла Вселенной или — того хуже — какому-нибудь там божеству. Тут я думаю нужно тебе объяснить для чего вообще существует мораль. Всякая мораль (или этика) — это система норм поведения, система правил, по которым разрешено действовать в обществе, система, требования которой основаны не только на угрозе физической силы, но и на осуждении, на угрозе утраты нравственного облика в системе моральных координат и позитивной оценки со стороны окружающих. — Хм… я вас понял. Я это уже знал. — Вопрос в том для чего нам нужна этика. Этот вопрос всегда надо задавать — неважно с чем ты сталкиваешься, — дальше говорил Картер. — У разумных социальных существ есть две точки зрения на этот вопрос. Зачем нужна этика? Первые отвечают — что для нас самих в отдельности, вторые, что для неких внешних сил или якобы для нас всех. — Это как? — не понял Синдзи. — Слушай дальше. Первые полагают, что добро и зло можно выразить через другие вещи, что для живых существ свойственно желать тех или иных удовольствий, и более всего они хотят избежать страданий. То есть добро и зло — это просто наши удовольствия и страдания, чтобы первых было больше, а вторых меньше — следует соблюдать данные другим клятвы, чтобы мы могли сосуществовать и действовать вместе, действовать первично для интересов себя любимого, вторично для интересов других, входящих в наш круг. — Да, с этим я согласен, — подумав, ответил Синдзи. — Вторые указывают на существование неких внешних идеалов, в служении которым люди обретают смысл и ценность. Верующие верили в своего персонифицированного разумного Господа, национал-социалисты в Провидение и природу, как они её представляли, сторонники Гоббса в государство, китайцы-легисты в свои Законы… Желания и потребности при этом отодвигаются на второй план. Отсюда идёт их деление на «высокие» и «низменные» [3]. — И ради этих внешних… глупостей они оправдывали все действия? — заметил юный нигилист. — Да. Большинство же наших желаний — достигать удовольствий и избежать боли — первыми лишь по необходимости ограничиваются, а вторыми лишь по необходимости допускаются и санкционируются… — пояснял учитель. — Когда я говорил, что разумный человек не признаёт добра и зла, я имел в виду второе, ибо и там понятно, что речь идёт о чистых и бесплотных химерах. Их нельзя воспринимать всерьёз. — Ну, я в принципе это знал, — кивнул Синдзи. — Что касается национал-социалистов, то что можно им предъявить? Что касается экономическо-управленческой части, то тут нет ничего, что не заслуживало бы похвалы, — говорил Картер. — Кто-то может упрекнуть товарища фюрера в деспотизме, но, ха, большинство условных «нормальных людей» одобрят подобное если это эффективно направлено на улучшения всего и вся в стране, когда эта страна находится в критическом положении. Тех же Цезаря и Наполеона люди обычно воспринимают хорошо. — Я думаю дело в том, за что их обычно ненавидят — я имею в виду за неограниченное насилие над подданными. — И точнее за само использование насилия во имя химеры, а не из разумных причин, — возразил Картер. — Как я уже говорил этики исходят из мировоззрений двух сортов. Нацисты придумали себе химеру, чтобы служить ей. Государство — по Гитлеру, это не союз группы людей, который необходим им, чтобы хорошо выживать, над таким подходом товарищ фюрер откровенно смеялся, вместо этого товарищ фюрер полагал, что государство — это сосуд для чего-то там всевышнего. Этот бред он перенял от целого направления в немецкой философии, к примеру, шизофреник Гегель убеждал, что государство — это воплощение бога на Земле, потому может делать всё, что захочет, его поданные не имеют никаких прав перед ним. Всё это было с одной стороны проявлением невероятной человеческой гордыни, когда люди вообразили, что они что-то значат для Вселенной, чтобы аж сам бог снизошёл к ним, чтобы стать их государством; но всё это — набор воодушевляющего пафосного бреда. С другой — людишки слишком сильно верили в светлое будущее, ими обладал «дух прогресса», который выпустили из бутылки в 18-20 веках в Европе. Видишь ли, людишкам придумали, что вся их жизнь имеет некое целеполагание, то есть вся цивилизация должна прийти к чему-то. — Это же философия SEELE? — заметил Синдзи. — Да, — кивнул Рэндольф. — Верная идея о том, что вся человеческая история не имеет ни смысла, ни цели — говорю же, встала бы поперёк их гордыни, людишки не знали, сколько тысяч цивилизаций по всей Вселенной сгинуло до них. Вера в Прогресс — во что так или иначе породило нацизм, коммунизм и прочие идеологии, которые закончились в 20 веке не очень хорошо для человечества. До тех пор, пока люди не поймут, что их существование не имеет цели, нет того, кто мог бы им её дать, они будут спокойно топить в крови себе подобных ради того самого «предначертанного прогресса», ведь в таком случае любое насилие, любое «зло» в привычном понимании будет полагаться ими как принцип «меньшего зла» — а знаешь, мой мальчик, ни что так не развращает людей, как принцип меньшего зла! Когда обычные действия, считающиеся нехорошими, тебе будет неудобно или хотя бы перед собой стыдно делать, или хотя бы ты осознаешь свою порочность, то вот когда всё это называется «принципом меньшего зла» — то те же самые действия становятся «святым долгом перед прогрессом». — Да, учитель, вы абсолютно правы! Ничего нет гаже в этом мире, чем «высшее добро» и «высокие идеалы»! — очень живо согласился Синдзи, вспоминая всё то зло, что ему и его близким сделали SEELE, а ведь они просто верили в предначертанный богом надчеловеческий план — в чёртов Прогресс! — Причём главный абсурд здесь заключён в том, ради кого рубятся головы на эшафоте Прогресса. Ради будущего — отвечают прогрессисты-революционеры, то есть ради тех людей, кто живёт в будущем, люди сегодняшние должны жертвовать своим удобством и даже жизнями. Время, конечно, относительно, но в дне сегодняшнем людей будущего ещё не существует и не факт, что они будут существовать потом — нельзя ради них что-то делать, ибо их нет, они — буквально пустое место! Таким образом, остаётся лишь гордыня тех, кто вершит жертвы во имя прогресса, ради неё они всё делают и просто оправдываются, — пришёл к выводу Картер. — Но, Синдзи, на самом деле, ты должен всегда помнить принцип достойного человека. — Достойный человек стоит по ту сторону добра и зла, — озвучил его Синдзи. — То есть он знает, что нет внешней или объективной «лучшести» и «худшести». — Верно, — кивнул учитель, — но из этого принципа не в коем случае не следует, мол, что все «правды» или «морали» правы как-то по-свойски — он значит, что к ним просто неприменима такая характеристика. Понятия «лучшести» и «худшести» различимы только чувствующим и желающим существом, способным полагать себе цели, и существуют только для этого существа. Таким образом «лучшесть» или «худшесть» — или добро и зло — получают свой смысл лишь в своём узоре всего остального, а без этого «всего остального» — они ничего не значат. Они как… как маленькие кусочки мозаики. Когда ты выложишь их в цельное изображение, они будут картиной в твоих глазах, и только для тебя они будут иметь смысл, для тех, у кого такие глаза, как у тебя — но не для других, у кого не такие глаза, такие вообще не смогут воспринять изображение. — Ну, я это знаю, мне скорее интересно, как мне с этим жить, — сказал Синдзи, — что если какой-нибудь нехороший — условно нехороший — джентльмен по имени Ницше де Сад грабит, насилует и убивает людей, и считает себя правым. Как мне к нему относится? — Ты можешь назвать его отвратительным и предпринять против него силовые меры на том основании, что действия Ницше де Сада противоречат твоей морали, но при этом ты не должен заблуждаться, что твоя или вообще какая-нибудь мораль общеобязательна для всех и для господина Ницше де Сада в частности; просто есть мера того, что ты готов терпеть для Ницше де Сада, а он эту меру бесцеремонно пересёк, — разъяснил учитель. — На такое обычно возражают… что если у каждого своя мораль и нет объективной морали, то как тогда предотвратить хаос? — припомнил Синдзи. Он был в целом согласен с Рэндольфом, но всё-таки вспомнил про это возражение от моральных абсолютистов, желая услышать, как ловко его учитель с ним разделается. — Как ещё говориться, если «бога нет — тогда всё позволено». — Это несостоятельное возражение, — начал Картер, — для начала, во-первых, оно потребует от нас признать существование объективной морали — давай допустим, что она есть, хорошо, но как её нам узнать? Те господа, кто считают, что она существует, они, как правило, указывают лишь на своё представление о ней, и вместо того, чтобы его нам доказать, используют этот аргумент о том, что дескать «еже ли бога нет — то всё позволено» как софистическую уловку, чтобы мы согласились с их правотой под страхом хаоса. Во-вторых, принятие морального абсолютизма никак не прекратит злодеяния, ведь Ницше де Саду совершенно наплевать на такую мораль, для него она не имеет смысла, то есть он просто не разделяет эту этическую систему. Ты ему можешь сказать «с позиции моей абсолютной моральной истины ты поступаешь плохо», на что он скажет «пошёл к чёрту! личные желания мне важнее твоей паскудной морали!» То есть как не крути, а моральный абсолютизм не только недоказуем, не только норовит навязать себя софистикой, но и просто бесполезен против тех, кто его не разделяет по своему хотению. — Я всё прекрасно понял. — Синдзи усмехнулся. — «Моя морально абсолютная истина» — звучит ещё парадоксальней, чем «невидимый розовый единорог»! — Да, возможно… — Выходит единственное назначение морали в том, чтобы снизить наше страдание и увеличить наш комфорт? — Да. — И как мы пришли к такому выводу? — Исходя от противного благодаря нигилизму. Мы же конструируем механизмы для облегчения нашей жизни, потому что без них нам будет хуже. Аналогично мы выдумываем мораль, чтобы облегчить нашу жизнь, ибо без неё будет хуже, — провёл параллели Рэндольф. — Хорошо… Думаю, мы правы. К тому же, ни что не делает людей такими тщеславными, бесцеремонными и жестокими как вера в абсолютные добро и зло! — высказал Синдзи. — Исламисты, нацисты, коммунисты — все они лучшее доказательство этого! Ведь внешняя абсолютная мораль перекладывает на её источник всю ответственность с человека — у него даже совесть не заболит! И просто потому что он, сука, верит в свою правоту! Просто потому, что ему хочется, чтобы было так! — Более того, такая система позволяет прикрывать и обычные пороки, какие люди постыдились бы прямо афишировать в другом случае, — добавил Рэндольф. — Да, например, жадный монах будет прикрываться абсолютным добром, чтобы набивать себе брюхо и получить власть, хотя настоящему монаху ни много еды, ни власть ненужны, — привёл пример Икари. — «Теперь я понимаю, почему SEELE и Николае зло! Потому что они ставят своё добро во вред людям, хотя добру стоило бы служить людям!» Так всё-таки, учитель, получается истинное добро — это действовать в интересах свой группы — первично в своих интересах, вторично в интересах одногруппников, будучи при этом готовым пожертвовать своими интересами, чтобы группа и эта система могла существовать? — В общем-то так, да. — Ясно… И крайне глупо задавать вопрос, почему наша группа хоть в чём-то «лучше» другой, ведь нет никакой объективной «лучшести» — те, кто про неё вспоминают, делают это из своей глупости, просто не понимая, что никто не может быть «лучше» или «хуже» любого другого с объективной стороны, — рассудил Икари. — Да. Это если ты хочешь жить в обществе, то ты должен это помнить. Или можно быть аутсайдером и думать только о себе, используя общество для своих целей как инструмент, — предложил вариант Рэндольф. — Хм… А вы случаем как раз не такой аутсайдер? — спросил Синдзи. — Ну, я немного не дотягиваю до такого звания, — улыбнулся учитель. — Его больше достоин твой любовничек. — Да… и я ещё хотел спросить, вот как можно решить такую, так называемую моральную дилемму. Я знаю ответ, но хочу знать, что вы скажите. Допустим, — начал выкладывать её содержание Синдзи, — есть раса инопланетян. Среди них принято пытать и есть своих детей. Что делать человечеству? В моральном праве ли мы вмещаться, чтобы изменить ситуацию? — Пожалуй, это зависит исключительно от технической стороны вопроса, — ответил учитель, — так как эти поедатели и мучители своих детей — иная группа, не человечество, то перед ними у нас нет никаких моральных обязательств; если для удовольствия или для уменьшения страданий человечества, которое будет заключаться в том, что эти существа перестанут мучить и убивать своих детей, можно будет быстро заставить их прекратить так поступать — то так можно поступить, то есть стоит вмешаться. Однако если это вмешательство потребует больших сил, то разумнее будет оставить дело как есть. Что касается меня как возможного аутсайдера — я бы наплевал на это дело, пусть сами инопланетяне разбираются со своими делами. В любом случае повод для вмешательства сводится лишь к большему комфорту человечества, а разумные люди должны соотносить свои силы и свою жажду удовольствия — вот, например, будучи не слишком богатым, ты не будешь тратить много денег на покупку пары дополнительных телевизоров, чтоб оборудовать ими туалет и кухню, потому что это не по карману, даже если тебе хочется иметь два этих самых устройства. Любые удовольствия сколько-то стоят — и с этим перво-наперво надо считаться. — Хм… а как вам такая дилемма — есть инопланетные студни, тоже раса, они хотят превратить поголовно всех людей в себе подобных, чтобы люди не чувствовали физической и ментальной боли, — выкладывал Синдзи. — Что делать, учитель, морально ли защищаться от студней или нет? Ведь для удовольствия этих гипотетических студней надо, чтобы все не испытывали страданий. — Так как превращение в студней убьёт наше прежнее «я», а оно, например, мне дорого, то я буду стремиться избавиться от этих студней. Полагаю в таком случае наша группа, то есть человечество, разделится на тех, кто захочет стать студнем и на тех, кто студнем быть не захочет. Полагаю первые создадут тоталитарную личностно-деструктивную апокалиптическую секту имени студней, ну, как обычно, — рассуждал Картер. — Но группа тех, кто будет против для своего комфорта так или иначе будет ценить свою свободу. Я буду на их стороне и я буду стремиться уничтожить этих студней и их культистов, просто как угрозу для себя и своей группы. — То есть действия всех морально оправданы — и студней, и культистов, и группы их противников — потому что все следуют логически выведенному моральному кодексу, — пришёл к выводу Синдзи. — И будет величайшей глупостью спрашивать кто из них лучше, ибо кто-то может быть лучше лишь в разработанной системе морали, а вне её такие понятия бессмысленны. — Да, но повторю: это не значит, что кто-то прав — студни или их противники, нельзя сказать что все они правы, такие выводы тут просто недопустимы, это как сказать, что все машины прямоугольные, — сказал учитель. — Да уж, как всё-таки… сложно принимать всерьёз моральные нормы, — усмехнулся Синдзи. — Все они — просто выдумка! — Вот именно, когда ты это поймёшь до конца, ты станешь имморалистом как само собой разумеющееся, — заключил Картер. Аянами их внимательно слушала. — Тогда высшим законом для тебя будет собственное сердце [4]. *** Виктор увидел Рей I и Рэндольфа ближе к вечеру. Они только обменялись с ним сухими приветствиями и не проявили к нему никакого интереса. По словам прочих пилотов к просторечному общению эти двое были совсем не склонны. — Рей I изначально была первой Рей, она создала вторую совсем недавно, — пояснял Виктору Кенске, когда он в сторонке разговорился с ним на эту тему. — У них практически одна личность, обе холодные и прекрасные… — Тебе нравятся Аянами? — Очень! Хотя они не мой тип девушек! — признался юный геймер-воздыхатель, изнурённый битвой на виртуальном фронте. — Чувствую, я не трогаю её сердце и мне остаётся только дружить с ней. — То есть ты не можешь разморозить Аянами? — уточнил Виктор. — Я — нет… — А Синдзи — у него же раньше был роман с первой из них? — Да, но у них что-то не сложилось. Полагаю, они поссорились, раз даже лишний раз не общаются, — рассказывал Айда. — Не знаю что у них там было. — «Поссориться с Рей? Наверное что-то серьёзное». Может это из-за Каору? — предположил Виктор. — Нет, они поссорились раньше, чем он вернулся, а когда Каору уходил — у них не было никаких отношений, — отверг эту версию Кенске. — Возможно… Аска, у них с Рей I был роман. — Чего? Они типа… тоже? — Да, они бисексуалки, как Синдзи, и об этом рассказала сама Аска, она этого от нас не скрывала, но я не верю, что эта ссора как-то связана с обычными романтическими тёрками, Рей — любая Рей, выше этого. Она спокойно смотрит на полигамию, куколд, и всякие эти групповые отношения, как и я сам, — рассказывал Кенске. — Вот Мана не выдержала этого и рассталась с Синдзи, как я понял… — Блин, да тут большая часть подвигов свершается на личном фронте, — высказал Виктор. — Другое дело что я не перевариваю всех этих… однополых отношений. — У каждого есть право на любовь в такой форме, в которой говорит сердце… хотя Синдзи иногда переходит границы приличного, — поделился Кенске, — но я его понимаю, он делает это, чтобы найти себе отвлечение от войны. Он очень добрый человек в душе и очень надёжный друг, я ему беспредельно предан. — Правда? Синдзи настолько храбрый воин? — Да, однажды… я расскажу тебе, хотя ты, быть может, не поверишь… — Я во что угодно поверю после всего увиденного. — Так вот, однажды я и Синдзи… мы вместе с Ямагиси Маюми, моей девушкой, мы из-за того, что она не могла контролировать свои способности сновидца… мы вместе попали в Мир Снов. — Сновидца? — не понял Виктор, но уже насторожился, ибо тема странных снов была ему знакома. — Не спрашивай, сейчас я тебе всё объясню, — Кенске немного подумал как лучше изложить историю. — Есть мир, параллельный нашему, где законы логики и физики работают иначе, там сбываются наши мечты и грёзы, как рассказывал мне Синдзи, это Мир Снов. Маюми и Синдзи — одни из сновидцев, особых людей, которые умеют через свои сны проникать в Мир Снов. Кенске пересказал произошедшее с ними, акцентируя внимание на том, как Синдзи храбро защищал их. Но Виктора больше всего поразила информация про Мир Снов. — А там… там ещё живёт Ньярлатхотеп — злой бог такой, да? — уточнил Северов. — О, да, он преследовал Маюми в ночных кошмарах, из-за чего Синдзи обязался ей помочь. — Кенске говорил очень серьёзно. — Синдзи сказал, он во всём виноват, он использовал нас для каких-то своих злых планов… Именно Ньярлатхотеп убил наших матерей, чтобы мы создали Евы, он действовал нашими руками… — Но ты сам не видел Нь… Ньярлатхотепа этого ни разу? — Не видел, я только один раз был в Мире Снов. Синдзи говорил, у него тысячи обличий и известны лишь некоторые. Мол, бог и дьявол, в которых верят люди — на самом деле он в разных обликах. Я также видел одного из его демонов — он принял облик матери Маюми, говорю же… И не хочу я больше в Мир Снов — хотя Синдзи рассказывал, там много красивых мест, но то, чёрт побери, что я видел — хрень сплошная. — «Значит, я был в том Мире Снов?! Я правда видел настоящего Ньярлатхотепа! И ведьма Харлот тоже реальна!» — заключил Виктор. — «Значит тогда Каору принёс в жертву Ньярлатхотепу ребёнка? Ньярлатхотеп сказал — он зло, что желает блага, но это он мне точно в уши срёт, гад-кукловод хренов! Что если они с Каору вообще заодно?!» К ужину прибыла Мария Венсен — последняя из пилотов, кого увидел Виктор. Светлокожая и голубоглазая блондинка, рослая, стройная и натренированная — в аккуратной одежде, прямо дочь солнца и луны! Она выглядела очень привлекательно, практически, как и все значимые для событий девушки. За столом сидели все пилоты, кроме Рей I и Рэндольфа — как обычно те занимались своими делами и трапезничали вдвоём куда позже. — «Вот что значит попасть в мир аниме — все женщины кругом красотки! Неудивительно, что у них тут цветёт любовь всех цветов радуги!» — всё думал Северов, пробуя ужин — как он понял, его заказывал Синдзи, и он чередовал блюда. В этот раз им принесли какие-то дивные заморские кушанья из Турции, Эквадора и Филиппин, в меню входили особым образом зажаренные устрицы и кальмары в маринаде. — Надеюсь ты обученный военный, а не какой-то хикки с улицы, — после знакомства произнесла Мария, обращаясь к Виктору. — Могу тебя заверить, я подготовлен по всем параметрам! — ответил ей тот. — Как я рада, это хоть сколько-то избавит нас от непрофессионализма. Виктор не сразу понял, но Мария так упрекала именно Синдзи. — Мы не можем без препирательств… — со смиренной улыбкой заметил Асари. — Да ничего, — флегматично отозвался Синдзи, — я не в обиде за правду, я никогда не назывался в профессионалы. — Мария, лучше расскажи, как прошло твоё время с Николае? — спросила Мана. — Здорово, мы фехтовали, соревновались на меткость… ели лучшие блюда и пили тончайшие вина… Похоже непрофессионал Синдзи снова заказал экзотику, дальше будут водоросли и икра дельфинов? — спросила Мария, снова переходя на колкости. Синдзи однако отреагировал более чем спокойно: — Извини, если не нравится, — он снова попросил прощения с крайним безразличием. — А дельфины — не рыбы, они живородящие. — Я знаю, но уверена — если выведут род дельфинов, мечущих икру, ты подсунешь мне именно их кладку… — Синдзи просто предложил нам выбор, мы голосовали кто что будет, просто тебя не было, — пояснил Тодзи. — И Виктора тоже. Мария переключила свой интерес на упомянутого и стала расспрашивать его о службе и о всё прочем, на что Виктор в общем-то с удовольствием ответил всё, что мог ответить в такой ситуации. — «Не помню её в каноне, Марии не было ни в сериале, ни в ребилде, откуда она тут? Она больше похожа на сериальную Аску — а эта же Аска весь день чего-то помалкивает», — подумал Виктор, поглядывая на предмет своих размышлений. Вдруг их взгляды встретились. — Пс, я всё хочу сказать, — начала она, одарив Виктора неодобрительным взглядом голубых глаз, — у нас тут потенциальный русский шпион. Не стоит при нём много чесать языком. — Уверяю, я не шпион, будь я шпионом… — Виктор запнулся, сбившись с мыслей, ведь Аска попала в точку! — Будь я шпионом, я вёл бы себя менее заметно! А то я целый день вас достаю своими расспросами про то, что и так уже мне доложили! — Да ладно, ни чё ты нас не достаёшь, — сказал Асари. — Нам даже интересней с новым человеком, — добавил Кенске. — А шпионы они так и работают, — продолжала развивать мысль Аска. — Следите за языком. Виктор чрезвычайно удивился, но вроде самый иррациональный герой канона вдруг высказывал крайне здравые мысли. И ему, Виктору, неприятные. Аска внешне не проявляла к нему интереса, но похоже держала ухо в остро и наблюдала за ним мимоходом. — Не обижайся на неё, Виктор, она немного параноидальна, — сказала Мана. — После того, как ты завалила мою квартиру жучками-шпионами, кто хочешь станет параноиком, — напомнила Аска. — Ох, прости я и позабыла что у тебя эти дни и ты всегда вспоминаешь былые обиды! — закатила глаза Мана. Виктор понял, что если в лоб спросит про эту ситуацию, то ему ничего не ответят, потому задал иной вопрос: — Кажется я начинаю понимать… У вас тут часто препирательства? — Нередко, но до ссор редко доходит, — ответил Кенске. — Всё-таки мы одна команда, эти тёрки… как между старыми супругами! — заверила Мана. — Ничего серьёзного! Она вспомнила свою драку с Аской, когда гнев и ревность затмили ей мозги. Она врала, приукрашивала правду, чтобы всё выглядело благополучнее. — «Всё ясно, они герои «Евангелиона» — они все сумасшедшие, у всех комплексы, а тут такая ситуация, стресс, Синдзи уже выдал на весь мир… Тут может что да и взорвётся!» — верно подумал Виктор. — «Один я — нормальный!» — Да, ничего серьёзного, мы же не малые дети, мы все глубоко ответственные личности и абсолютно адекватные люди, — иронизировала Аска. — Совершенно точно, каждый из нас мнит себя адекватным, уверен, так оно и есть, — поддержал её иронию Синдзи. — Обычные люди зрят лишь образ реальности, но не её саму, — продолжил развивать тему Каору своим прекрасным голосом. — На самом деле реальность имеет множество уровней, — вторила ему Рей II. — Эти уровни очень условны, — сказал снова Синдзи, — мы живём, если можно так сказать, в точке абсолютной объективности, где мы бессильны против реальности, против её законов, против причинно-следственных связей и окружающей нас материи. Высшие существа, которых мы называемым богами и демонами, могут ступить на уровень выше, тогда реальность начинает повиноваться их стремлениям. И, как минимум, пара таких существ сидит за нашим столом, — обратил внимание юноша, очевидно имея в виду Рей и Каору. — Для меня большая честь ужинать с полубогами, — промолвил Виктор, думая над тем, что ему сказал Синдзи. Он соотнёс это с тем, что втолковывал ему Ньярлатхотеп. — Скажем так, — продолжал Синдзи, — если для Высших существ наша реальность — просто зыбкий глюк, то я полагаю всю реальность можно назвать иллюзией. Потому нет причин серьёзно к ней относиться. — Я бы на твоём месте внёс одно важное уточнение, Синдзи-кун, — ласковым тоном заметил Каору. — Вся космология работает по принципу противопоставления объективности и субъективности, если есть точка абсолютной объективности, в которой пребывают простые смертные и бездушные объекты, то просто должна быть далеко-далеко от неё точка абсолютной субъективности! — Да, я просто опустил этот момент, — оговорился Синдзи. — Вы так просто перешли от простого сарказма к философическому угару, — вставил Тодзи. — Бег ваших мыслей меня поражает. — Каору, ты сказал есть точка абсолютной субъективности, — спросил Виктор, — и что есть эта точка? — Последние Небеса, иначе обитель Бога, — с видом опытного сектанта произнёс Каору. — Бог обитает в хаосе, где всё неопределенно, — продолжил отвечать за него Синдзи. — Видишь ли, реальность, что-то, что может существовать, должно обладать своей формой, конструкцией… порядком — лучше так это назвать! Порядком; порядок возникает из хаоса, когда Творец бросает на него свой взор, если можно так сказать… Но он — порядок — зыбок и разрушается в царящем хаосе. Виктор всё же решил попробовать поставить это под сомнение: — М… а это всё точно? Боги? Творцы? Может быть вы просто не понимаете всё это, и придумали себе такое объяснение? — На основе всех моих знаний и духовного опыта я считаю, что это так, — Синдзи чуть улыбнулся, но как-то недобро и насмешливо, — а ты можешь не верить в Бога. — Бога? Ну, я скорее относил себя к агностикам. Допустим, я признаю, есть некие могущественные существа, вроде вас, Рей и Каору, или того Салгила-Итаквы с дочуркой, люди могут им даже поклоняться… Но что если это всё материально и объяснимо? Более того, я не считаю, что эти существа в праве учить людей чему-то, — рассуждал Северов. — Бог это прежде всего источник наших проблем, именно он дал это отвратительное существование, в нём мы страдаем, но в нём мы же можем найти наши мечты… Но вся правда в том, что Бога это не заботит, — ответил Синдзи. — Почему не заботит? — решил поспорить Виктор, ему в любом случае был свойственен более позитивный взгляд на жизнь. — Он же создал всё это? Если он это сделал, в этом же должен быть смысл? Может быть этот Бог не такой злой, каким ты его стараешься преподнести? Синдзи поначалу разразился коротким нервным смехом. — Бог безумен! Он не осознаёт, блин, что сам делает, Виктор! Потому существование не имеет ни грамма смысла! Мечты, страдания, порядок, хаос, всё это намешано в кашу как мазанье ребёнка! — ответил Синдзи со страстью философа. — Неважно, отыщу ли я рай, или дальше буду прозябать в аду, который люди называют «жизнью», — всё это бессмысленно и переменно, я в любой момент рискую всё это потерять! — «Учитывая его судьбу, такое отношение к жизни неудивительно, но тогда он говорил правду, когда выступал перед общественностью, точнее, он говорил то, что думает!» — отметил про себя Виктор. — И поэтому ты решил, что Бог безумен? Потому что можешь всё потерять в хаосе? Но разве Бог это не Совершенное Существо? — То что Бог безумен, это как раз понятное, — заговорил уже Каору. — Ведь безумие, определяется степенью соотношения образа реальности в наших головах и объективной реальности, нашей степенью понять её. А как может быть не безумен Абсолютный Бог, если для него нет объективной реальности? Ведь объективная реальность ограничивает нас, она приводит в движение нашу душу, задаёт стремления и провоцирует реакции. А кем должен быть тот, кто избавлен от этого, истинный Создатель? Напротив, безумие — это обязательная черта Совершенного Существа. — Э… ладно, проехали! — Виктор не смог понять этого. Он решил лучше разобрать иной аспект этой занимательной теологии. — Синдзи, ты говоришь Бог безумен, что он создал всё без смысла, но тогда, выходит, его, Бога, всё равно что нет. А раз так, то ты можешь стремиться к общему благополучию. Не так ли? Если Бог не уготовил ад и рай, мы сами можем что-то создать, даже если есть риск это потерять. То есть я к тому, что и в этом мире можно жить хорошо… — Ты ошибаешься, Виктор Северов, — однозначно не согласился Синдзи, — безумный Творец, также известный как Азатот, первичный Бог-дьявол, о котором мы говорим, он породил бесчисленное множество подобных ему чудовищ — нижестоящих божеств: Иных Богов и Великих Древних — Шуб-Ниггурата, Хастура, Ньярлатхотепа и Ктулху, например, и всех прочих, бесчисленных и бесчисленных младших богов-демонов, своего рода его ангелов хаоса. И хотя мы можем победить некоторых из них, их бесчисленное множество и сильнейшие из них буквально всемогущи. Многие из них не знают о нашем существовании, но они не дадут нам жить спокойно, в любой момент по мгновению мысли они смогут разрушить все наши старания и уничтожить нас самих. — Да, но есть же Старшие Боги — они победили и запечатали тех самых Великих Древних и Иных Богов, — возразил Виктор, вспоминая эту лавкрафтианскую мифологию Ктулху. — Те, кого ты называешь Старшими Богами — это те же самые Великие Древние, их дети и невероятно развитые расы, что служат им. Они не добро, они такие же монстры, просто они противостоят некоторым другим божествам и демонам, которых люди назвали злом за их жестокость или просто так. Они действуют ради себя и они такие же тираны, — так ответил на это Синдзи. — Никогда нельзя верить любым богам, нет хороших богов и никогда не было. — По-моему ты просто обижен на жизнь, — ответил на всё это Виктор. — Я ненавижу жизнь, мне омерзительна сама идея Бога, мне сложно найти рациональные причины, чтобы жить и бороться дальше. Если ты спросишь меня об этом — то я не смогу выговорить внятного ответа, — сказал Синдзи. — Я живу ради мести, — заговорил Тодзи. — Я мог бы наслаждаться прежней жизнью, но монстры убили моих близких или они погибли из-за них, всё, что было до войны исчезло навсегда. У меня не осталось ничего, кроме мой ёбаной судьбы и мести. Теперь Виктор понял, что задел больную тему. Его товарищи по оружию потеряли своих близких и перевидали своими глазами все постигшие Землю катастрофы — «язвы божьи». Если у Синдзи всё-таки был Каору и он отвлекался на секс, как сказала Мана, то кто остался у Тодзи? Насколько Виктор помнил по сериалу, он дружил со старостой Хикари — её как раз похитили пришельцы, младшая сестра погибла, судьба отца была ему неизвестна. Словом, у Судзухары мало кто остался, ему досталось больше всего. — «Да, тут будет непросто», — подумал Виктор, прикидывая, как он мог всем помочь. Ребята продолжали ужин, тема про Азатота и прочие ужасы снизила им настроение, но потом Мари начала подначивать Аску и все более ли менее начали оживляться, кроме, как обычно, спокойной Рей II и угрюмого Тодзи. Похоже, потеря близки стала для него тяжелейшим ударом и он теперь более даже не улыбался. Дни потянулись за днями. Виктора пригласили понаблюдать, как идёт восстановление его Евангелиона. С него сняли тяжёлые доспехи и оголённую серо-коричневую шкуру покрывали сверкающие и пенящиеся скопления странной субстанции. Она, словно туман, колыхалась и перемещалась, проникая в щели на кожи и проступая из неё в других местах. На коленях образовывалась липкая плёнка. К ней пара шогготов (в NERV использовались даже эти мерзкие твари) подавали тяжеленные пластины. На балконах ангара стояли клоны Рей и Каору — обладая частицами сил оригиналов, они производили какие-то манипуляции АТ-полем, связанные с закреплением тканей и контролем над субстанцией. Помимо всего прочего в Еву были воткнуты какие-то проводки и трубки, они что-то вкачивали в распухшие мускулы, частично с них сняли кожу и обнажили чёрные вены. Больше сотни сотрудников NERV разных должностей также участвовали во всём этом мероприятии. Руководили всем этим маг-инопланетянин Зкауба и ещё пара представителей расы Старцев — как пояснила проводящая эту экскурсию Майя, одного откопали живым, другого воскресили магией и он смог восстановиться с нормальным рассудком и согласился теперь работать на землян. Виктор мог долго тут всё рассматривать, удивляясь диковинным инопланетным технологиям и оккультным устройствам. Пока, объясняла Майя, ещё не всё оборудовали по последнему слову техники, и потому наряду с высокотехнологическими устройствами пришельцев и Древних тут использовали различные старые методы, хотя для Виктора — как для человека несведующего — всё выглядело одинаково. — Нам есть чем гордиться, — говорила Майя, — мы использовали все наработки SELLE максимально эффективно. — Я так понимаю, командующая Кацураги-сан действительно хочет создать общечеловеческий альянс для борьбы с CCD и Тэтан, — сказал Виктор, наблюдая всю эту грандиозную суету, потрясающую воображение. — Да, — говорила Майя, облачённая в парадную униформу, — именно поэтому она пригласила тебя сюда, она хочет, чтобы ты передал всем на своей стороне, что у нас нет никаких планов захватывать мир, мы просто хотим спасти нашу цивилизацию! — «Нет, ну что Мисато хочет — я не сомневаюсь, но хочет ли Каору?» — раздумывал Виктор, идя по коридору — в первый раз без сопровождающих, он смог запомнить планировку и найти ход. Узнать подробностей про Рэндольфа не представлялось возможным, все говорили, что сами мало о нём знают, и намекали, что даже Мисато о нём не знает почти ничего — единственная причина, почему он здесь сводиться к его крайней полезности в тяжком деле NERV. Ещё этот Картер состоял в очень близких отношениях с Аянами I, возможно даже сексуальных. — «Все спят друг с другом! Как в хентайном порно!» — в очередной раз подмечал он. В этот момент навстречу ему не спеша шёл Каору Нагиса собственной персоной, по живому выражению глаз и повседневной одежде Виктор понял, что не клон — оригинал. Он до того наблюдал за Табрисом всё время, когда тот мелькал в поле зрения. Виктор не мог не заметить очень живую мимику, несмотря на её однородность, во всяком случае Каору казался очень убедительным в своей улыбке и в своей безмятежности, в смешках и в разговорах. Конечно, всё в нём несло на себе печать утончённости и мягкости, и даже Виктор мог согласиться, что в человеке, не имеющем ни черты мужланства (которую Виктор по причине своей ограниченности ошибочно отождествлял с мужественностью), гомосексуальность очень плавно со всем сочеталась, несомненно — эти наклонности было бесполезно чем-то из него выкорчёвывать — всё тут свидетельствовало о пристрастии к уранической любви, пожалуй, Каору даже как-то ненормально смотрелся бы в паре с простой женщиной. — «Спросить седого петушка-гребешка о чём-то?» — Виктор подумал, что впервые встретил его одного, в остальное время Каору был неразлучен с Синдзи. Всё же он решил завести с ним разговор и что-то да выяснить. Он поговорил и в компании и наедине почти с каждым. — Привет, почему ты без Синдзи-куна? — начал с этого разговор Виктор, сильно замедляя шаг перед Каору. Тот сразу остановился перед ним с типичным выражением лица — слишком приветливым, чтобы внушать спокойствие. — Синдзи-кун на тренировках, а я там не нужен, — покуда Каору пояснял, Виктор остановился перед ним, и он спросил: — А ты, Виктор-кун, хочешь поговорить со мной? — Э, ну. — Просто ты всё время на меня поглядываешь, — сказал Каору. — Может что-то хочешь спросить? — «Блин, я никогда не встречался с ним взглядом! Он и правда чертовски проницателен и внимателен!» — подумал Виктор, его тревога усилилась, но он решил не отступать. — Да, у меня есть пара вопросов… Другое дело, Виктор не мог задать их прямо — да и Каору не мог на них ответить, чтобы этот подозрительный парень не сказал, он всегда сможет подумать против него. Виктор вообще большую часть времени думал о Каору, он даже сам в мыслях начал иронизировать над своей паранойей. — «Я повесил на него презумпцию виновности — но под основание я могу подвести что угодно пока, а так, кто хочешь виноват во всём будет!» — в любом случае Виктор не мог выбросить из головы Каору, теперь настало время получить ответы хоть на что-то, эти размышления должны чем-то закончиться! — Скажи, — Виктор быстро глянул в обе стороны, смотря, нет ли тут лишних ушей, — ты встречал Ньярлатхотепа? — Да, два раза… — ответил Каору, потом немного подумав, продолжил, вопрос его не удивил. — Первый раз когда настал конец света и он предложил мне свою помощь… — Конец света? — не понял Виктор. — Это нельзя осмыслить с помощью логики, — стал излагать ситуацию Нагиса немного сбивчивым тоном, меж словами отвлекаясь на свои мысли. — В 2000 году произошла ужасная катастрофа, названная Вторым Ударом… в тот день, когда я родился в эпицентре этого ада и по причине всего этого. Спустя пятнадцать лет по вине Синдзи-куна катастрофа повторилась — Третий Удар — и настал конец света для человечества. Синдзи вызвал его из-за душевной боли, от которой он желал себя и всех избавить. Но он не смог избавить себя от смерти, потому продолжил страдать в одиночестве… — Виктор внимательно всё это слушал, весьма сильно удивляясь тому, что говорит Табрис. В свою очередь в его глазах и голосе проявились нотки сожаления. — Что касается меня, Виктор-кун — то я был приговорён судьбой видеть его страдания, будучи не в силах ничего сделать… Но тогда появился «небесный посланец» — назвавшейся Валтиэлем, это другое имя Ньярлатхотепа. Он предложил мне отправить меня в прошлое, чтобы я переменил все события. И я отправился в прошлое, я не позволил Второму Удару случиться и все события пошли иначе… Тут кое-что сильно прояснилось. — «Вот почему тут не всё так, как в каноне! Вот куда делись почти все Ангелы и почему тут взялись эти Кайдзю! Это ёбаный кроссовер!» — в мыслях отметил Виктор. — Я понял… это временной парадокс! Командующая Кацураги ему о таком не рассказывала, похоже сказалась искренность Нагисы. — А когда ты встретил Ньярлатхотепа во второй раз? — спросил Виктор. — Когда я вырос в новой причинности, я забыл кто я такой. Эта память прорвалась сквозь неясные видения и намёки. Мне удалось найти последователей Ньярлатхотепа и встретиться с ним самим в образе Чёрного Человека. — Он подал тебе книгу? — Ты знаешь… — Каору чуть сузил глаза и Виктор понял, что невзначай сболтнул лишнего. Пока он думал, что ответить, Нагиса продолжал: — Он пообещал дать мне знания в обмен на жертву… Он предложил мне прирезать человеческого ребёнка. — «И ты прирезал?!» — в мыслях выкрикнул Виктор. Ему ужасно захотелось чтобы то было не так! — Это вызвало сильные возмущения в моей душе… Это так расходилось с моими привычными действиями и чувствами, что я решил… не быть заложником этого — и вместо этого уничтожить самого Ньярлатхотепа и его последователей. Но моих сил хватило только на последователей. Но он счёл это за жертву и дал мне понимание себя. Вот так я встретился с ним во второй раз. — «Так Каору не детоубийца?! Ньярлатхотеп хотел, сука, чтобы я думал чёрт знает что о Каору! И он… почему он не попросил жертву у меня?!» — в мыслях негодовал Виктор. — Э… Слушай, а ты… кхм, рад за тебя, что ты не стал убивать ребёнка. — Ты кажется сам встречался с ним? — спросил Табрис. — Д… да, он… он пообещал мне дать силы спасти этот мир… Дело всё в том, что… — Виктор стал ломаться и запинаться в словах и в мыслях. Почему-то Каору внезапно показался ему очень располагающим собеседником. Северов очень обрадовался, что Нагиса не злодей, у него отлегло от сердца. Вдруг рядом появилась группа сотрудников, они проходили мимо, Виктор с опаской покосился на них. Каору с пониманием промолчал, потом, когда они скрылись из виду, сказал: — Мы могли бы поговорить там, где нас не услышат лишние уши, если ты боишься других… — Да, пожалуй… — Виктор вдруг сильнее занервничал, подумав, что Каору с тем же добрым выражением лица хладнокровно убьёт его. С другой стороны, всё что он сейчас сказал, имело логику несмотря на откровенную безумность, впрочем, уместную в «Евангелионе». Вот сейчас станет ясно — злодей Каору или нет по тому, убьёт он его или нет (при себе Виктор имел складной ножик, но он не тешил себя надеждой, что сможет его противопоставить полубогу, который ещё младенцем без проблем родился и выжил в эпицентре Второго Удара, уничтожившего всю Антарктику, целый континент!) Виктор прошёл за Каору. Они вошли в жилые комплексы и вышли по узкому коридору на просторный балкон, откуда открылся вид на прилегающие к базе территории. Погода, как обычно, стояла солнечная. — Здесь мы с Синдзи-куном можем стоять одни, чтобы нам никто не мешал. Есть не мало таких мест, которые создали люди, но обычно они тут не появляются, — мирно пояснил Нагиса, чем сбавил напряжение Виктора. — Так вот… — продолжил Северов, когда собеседник замолк в ожидании слов от него. — Этот мир не мой родной. Я попал сюда из другого — там, ты, Евы, Ангелы, Ктулху, Годзиллы и прочие считают художественным вымыслом. Я смотрел аниме «Евангелион» и знаю сюжет. Но этот «сюжет» был изменён из-за Ньяр… Ньярлатхотепа, которого вообще в моём мире выдумал другой автор по имени Говард Филлипс Лавкрафт. — Не удивительно. — Серьёзно? — Да. Учитывая, что универсум безмерен и содержит в себе бесчисленное множество бесконечностей, то есть миров, которые сами по себе обладают бесконечной протяжённость и потому могут вмещать в себя не имеющие пределов объекты, также обладающие полноценным бытием, то, Виктор-кун, я не могу удивляться, что где-то тоже есть Земля и тоже есть люди, которые пишут и читают про наши приключения, — спокойно высказал Каору. На открытом солнце пепельные волосы странно приняли на себя его свет и показались Виктору медовыми. — Бесконечный универсум, к примеру, содержит в себе Мир Снов, что в свою очередь содержит чудеса, способные быть бесконечными, например, страну Сона-Нил, где за прекрасным горизонтом встают иные прекрасные виды и там нет пределов, то есть бесконечность содержится в ещё большей бесконечности, хотя с точки зрения человеческой логики это невозможно осмыслить, не говоря о том, чтобы это познать, даже я конечен в пространстве, даже для меня это немыслимо. — И так далее? Бесконечности в бесконечностях, возведённые в степень бесконечности, вот что такое мироздание, — продолжил эти рассуждения Виктор. — Да, бесконечное во всех отношениях бытие, всё в себя содержащее, и исходящее от точки абсолютной субъективности, которая окружена океаном неопределённого хаоса — субстрата для всего остального, — описывал Каору. — Где правят Иные Боги и где пребывает сам Азатот на чёрном троне. — А… понял, — Виктор подумал о чём бы таком ещё спросить. — Мне эта мистика выносит мозг… Но ничего, я же смотрел «Евангелион» несколько раз. Что я ещё мог ожидать? Тут Виктор осознал, что повёлся на ауру очарования перед Каору — да, чёрт возьми, она действовала даже на него, гомофоба-солдафона, а не только на Синдзи, так жаждущего хоть какой-нибудь любви! Ведь ему тоже надо было выговориться кому-то после столь долгого удерживания в душе всех мыслей, тревог и терзаний! Он не мог оставаться всё время сосредоточенным и непоколебимым, он просто утратил над собой контроль! Хотя узнал и кое-что новое, что неожиданно вносило долю ясности в сложившуюся ситуацию. — Кажется твоё сердце страдает от смятения, — понял Нагиса, немного повернув к собеседнику голову. Свет солнца окрашивал ему волосы и предавал его глазам рубиновый блеск. — Ну… да, как видишь! — не стал скрывать того Виктор. — Я привык к ясности и порядку. Раньше для меня всё было просто… А теперь нет. Всё… как-то наворочено, не уверен, что могу понять происходящее. — И ты хочешь его понять? Чтобы обрести спокойствие? — Каору чуть повернув к Виктору свой корпус, поменял положение. Было в этом что-то такое ненормальное для человека, словно Каору был статуей или нарисованным. — Если я смогу понять происходящее, значит я смогу понять, что мне делать, — пояснил Виктор. — Не смогу понять — ошибусь, сделаю что-то не то… — Словом, твою душу пугает хаос, — сделал вывод Каору. — Душу всех нормальных людей пугает хаос, скажу я тебе! Не сочти за грубость, но я тактично осведомляю тебя об этом, зная, что ты далёк от нормальных людей как Юггот от Солнца, — сообщил Виктор. — Нормальных людей выдумали те, кто хотят видеть порядок. Если именно порядка требует твоё сердце, то что я могу поделать? — Каору отвернулся от Виктора и посмотрел вдаль на само солнце. Он глядел прямо на него без намёка на неудобство, светило не могло сжечь ему глаза из-за АТ-поля. — Сердце? Хм, это просто мышца, разгоняющая кровь… — сказал Виктор. — Я имею в виду другое. Ты знаешь что — совокупность чувств, ощущений и желаний, что мы испытываем. — Да, но не все чувства хороши. — Но они часть нас — хотя знаю, ужасно бывает бороться с самим собою и испытывать то, что неприятно. Но «хорошими» и «плохими» их нарекаешь ты сам, — ответил Каору. — Да-да, я знаю эту логику — мол, нет добра и зла, всё — просто чьё-то мнение, — сказал Виктор. — Так вот, моё мнение таково, что это хреновое мнение. — Потому что из него следует хреновость твоего мнения? — Каору уже неожиданно полностью обернулся к Виктору и с лёгкой и в чём-то победной улыбкой вгляделся в его лицо. Северов первые секунды растерянно забегал взглядом, то с идеального лица Каору, то на пейзаж с балкона, но потом всё-таки остановил свой взгляд на физиономии собеседника и напряжённо в неё вгляделся. — Да чёрт тебя побери! Я хочу порядка и дисциплины! Только в мире, где есть порядок и дисциплина можно мне нормально жить с моим сердцем! Потому всё, что не вписывается в мой мир — хрень, и я прост в этом как дважды два! — Типичный человек! — Каору ещё пуще улыбнулся, чем окончательно смутил Виктора и заставил сделать шаг назад. Он разрушал его хладнокровие, он вызвал страх своим превосходством. Но больше восхищение, подозрение, даже радость, и ещё одно чувство, в котором Северов не мог себе признаться — да, влечение. Но в любом случае он впервые столкнулся с человеком, который вызывал у него такую гамму смешанных чувств. Правда Каору скорее был псевдочеловеком — ангелом или демоном или полубогом, коль на то пошло. — Люди тяготеют к простым формулировкам, хотят пребывать в комфортном для них мирке, чтобы угождаю сердцу, чтобы болеть за друзей и ненавидеть врагов, и не ставить всё это под сомнение. Конечно, если вдруг их постигнет трагедия, они начнут в этом разбираться, выяснять, куда привели их собственные чувства и прежние размышления… — А ты предлагаешь мне во всём сомневаться? — спросил Виктор повышенным тоном. — Чёрт побери, я и так во многом сомневаюсь! И я знаю, что если сомневаться во всём, то можно всю жизнь прожить в метаниях и рефлексиях, ничего не поняв! — Я воздержусь от наставлений — сердце человека тонко, мало ли чего можно сломать… А мне не хочется причинять кому-то страдания, — продолжал говорить Каору с тем же выражением. — Не думай, что я такой слабый только потому, что ты ебучий Ангел! — Виктору всё это не понравилось и он пошёл на поводу у своего возмущения. Как бывает у людей с таким складом, оно вырвалось в виде гнева в адрес того, кто подогнал те движения души. — Я могу быть хоть демоном, хоть мишкой Гамми, но заметь, ты злишься из-за слов, а разве я сказал тебе что-то кроме слов? — Ты… — Я озвучил слова как человек. Я не сказал ничего, чего бы не мог сказать человек. Потому, Виктор-кун, ты уж прости меня, но возмутил тебя как раз я как человек. Вини в этом Нагису Каору, но не надо пенять в этом на Табриса. И сердце у меня от человека, у богов и ангелов нет сердец, они абсолютно безжалостны, — продолжал Нагиса. Северов взял себя в руки и теперь снова взялся отслеживать логику в словах собеседника. Говорил он специфически, нормальный человек никогда бы так не изъяснялся, если только он не религиозник, пусть даже умеренный, но у таковых мышление табуировано и не заходит дальше лозунгов в духе «бог есть свет, бог есть любовь», а Каору легко ломал все преграды и показывал как надо это делать другим. — Ладно… Прости, Каору… кун, зря я обозвал тебя, извини. — Я не в обиде. — Занятная с тобой болтовня выходит… — Виктор отвернулся и поглядел в сторону, он отвлёкся на проезжающий грузовик, потом раздался гул вертолётных винтов и Виктор проследил посадку этой машины на площадку, он определил её модель. — Вы, люди, почему-то полагаете меня бесчеловечным, но во мне всё от человека, что вы понимаете. Я им себя не считаю, но мыслю как вы, хотя могу по другому, я имею форму человека, но могу её сбросить, я даже хожу, как вы, но мог бы летать, я передвигаю предметы руками, а мог бы — одной лишь мыслью, я даже смотрю на мир глазами и слушаю ушами, хотя мог бы ими не пользоваться… Виктор заметил, что пока Каору говорил, он отчётливо слышал его голос, несмотря на шум вертолёта, похоже Ангел умел как-то манипулировать звуком. — Наверное потому ты псевдочеловечен, — предположил Виктор, — ты не настоящий человек, напрочь фальшивый. В этот момент он повернул голову и увидел Каору в профиль, он снова встал к нему боком и глядел на солнце. При этом Ангел выглядел задумчивым и даже прикусывал нижнюю губу. — Да, ты, Виктор Северов — человек потому, что ты им родился, я же условно человек потому, что хочу. Но назвать себя фальшивым я не могу — мои чувства настоящие в любом случае. Я делаю то, что делаю ради них, в противном случае я бы освободился от такого существования. — То есть покончил бы с собой? — уточнил Виктор. — Да. — Это поступок слабого человека… — Нет, многие люди кончают с собой, чтобы уйти от боли перед которой они бессильны. — Или они вбили себе в голову, что бессильны, а может быть они просто не пытаются исправить ситуацию. — Хм! — Каору снова усмехнулся. — Виктор, ты говоришь, что важно то, что есть на самом деле, а не то, что человек думает, но при этом ты назвал то, что я пытался подвести под реальное положение вещей — хренью, лишь потому, что ты хочешь думать о реальности, когда высматриваешь в ней приятный лично тебе порядок. Хм! Если бы люди следили бы за ходом своих мыслей, они бы сами рассмеялись тому, какие они противоречивые! — Хорошо-хорошо… Я противоречив! — Виктор напряг ум, осмысливая, что Каору ему только сейчас сказал. Его мысли едва поспевали за этими сложными предложениями, но всё же Виктор оценил их лаконичность. Да, Каору указывал на его слабости. — «Неудивительно, что Синдзи такой пессимист — без твёрдой жизненной позиции, кроме той, что «всё плохо», ему сложно прийти к какому-то выводу, когда этот хрен всё вертит и воротит! В жизни и так полно поводов для сомнения, я не хочу сомневаться во всём!» — мысленно признал себе Виктор. — Люди добровольно уходят из жизни, признавая тягостность своего существования — я не сильно отличаюсь от них, если ты смотрел сериал про меня — то должен это знать… — Я знаю, Каору, что это привело Синдзи к сильной депрессии, и он сильно страдал, тебе не стыдно за это? — прямо спросил Виктор, всё же надеясь хоть как-то задеть Каору. — Мне было не стыдно, мне было очень больно от того, что всё так получилось, — ответил тот. — Я признал свою вину в этом. Я сожалел, что всё так обернулось. Я хотел, чтобы Синдзи жил дальше потому, что знал — он не хочет умирать, он мог бы стать счастливым… — Ты говоришь, что жизнь — это страдания, но при этом хочешь… чтобы Синдзи жил. Ты не находишь здесь противоречия? — спросил Виктор. — Всё зависит от отношения к жизни и от обстоятельств, которые формируют это отношение. В моём случае существование было мукой и скукой, потому что я всё время был один, — ответил Каору. — Я могу наслаждаться жизнью, когда рядом кто-то… — Кто тебя понимает? — Да. — И потому ты привязан с Синдзи? — Да. — И он привязан к тебе. — Именно… — «Это звучит логично, возможно он говорит правду!» — подумал Виктор. Потянулась пауза молчания, оба собеседника снова отвлеклись на рассматривание пейзажей. — Что ж, мы хорошо поговорили, — заметил Северов. — Можешь говорить сколько хочешь со мной, — снова улыбнулся ему Каору. — Мне пора, я должен сейчас… должен связаться со своей базой, — Виктор поглядел на часы. — Хорошо. Они разошлись. Виктор ещё долго потом обдумывал эту беседу. *** Мария подтягивалась на турникете, радуя глаз Виктора своими формами, которые то и дело показывались с самых разных ракурсов. Сам он поднимал гантели в том же спортивном зале, обращая внимание на прочих пилотов. Аска и Мана играли в бадминтон. Кенске потел на беговой дорожке. Тодзи боксировал с Мусаши. — Блин, и не надоело им? — Синдзи покосился на это через окно, он стоял вне здания на балконе, откуда небольшой мостик вёл к крышам других построек. Икари-младший курил марихуану в комнату Каору, тот легко облокотился на перила и проводил смычком по струнам своей виолы, не издавал звуков, пока он словно прицеливался. — Вот всегда считал, что глупо гонять мяч — один предмет туда-сюда! — Потому что ты тогда был таким хилым? — спросил Каору. — Ты тоже хилый, — заметил Синдзи (он сильно покривил душою, не подумал, у Каору вполне себе имелась неплохая рельефная мускулатура при изящной худобе). — Но это зависит от моей физической силы, — напомнил друг. — Да ты всесильный полубог! — Я не уделяю этому особого внимания, мне сила нужна лишь для решения твоих проблем, — на последнем слове музыкант-любовник высек какой-то резкий и трагичный звук. Синдзи уже в который раз заметил, что Каору перед игрой обычно легко водит смычком по струнам, но не высекает звуков, словно прицеливаясь. Или может быть он старается угадать что получится при таком движении, если звук всё-таки будет произведён? — Ну, я всегда считал себя слабым. Мне было тяжело и просто неинтересно развиваться физически, — Синдзи взглянул на свою руку, — мои мускулы немного увеличились после восстановления из Первой, быть может на том отразилось моё желание стать сильнее, чтобы разрешить эту ситуацию? — Наверное, хрупкие и слабые озабочены своей силой, — Каору продолжил выводить уже более приятные для слуха звуки. Похоже, подумалось Синдзи, он просто изучает всевозможный спектр звучаний, который он может произвести этим инструментом. Каору, по его словам, ещё с прошлой жизни помнил множество композиций и песен к ним, порой он не мог вспомнить к ним название, он не помнил их целиком, но по ходу дела воспроизводил их более ли менее точно, вспоминая последующие части как бы машинально. — Не думаю, что я гениальный музыкант, все говорили мне обратное, но я играл столь хорошо с детства лишь потому, что до рождения бережно учился всему, — критически отнёсся к себе Каору, — я слушал людей, которые умели играть лучше меня, только постоянная практика помогает мне приближаться к ним и превосходить их, в этом плане я равен человеку. Если делать что-то постоянно — то точно можно добиться больших результатов, чем были они у тебя вначале. — Я тут вспомнил старика Ницше, — продолжал тему Синдзи. — Он учил что-то там про волю к власти… Хм, ты читал Ницше? — Нет, — Каору перешёл на тихую мелодичную игру. — Знаешь, я пробовал читать Ницше — но понял, что это ужасная скука. Я не прочитал «По ту сторону добра и зла» и дальше первого абзаца, — рассказывал Синдзи. — А всё о нём говорят — говорят про волю к власти, про то, что «бог умер», про то, что что-то там говорил Заратустра. Тогда я подумал, что вся философия скучна. Но вот когда я почитал Маркиза де Сада — его «Жюльетту» и «Жюстину», я внезапно нашёл это увлекательным. — А что именно тебе не понравилось у Ницше, а что тебе понравилось у де Сада? — полюбопытствовал Каору. — Знаешь, у Ницше есть главная проблема, которая есть у большинства нахваленных философов — вместо объяснения сути того, что они хотят нам сказать, Каору-кун, они выкладывают горы пространных рассуждений и метафор. Вот когда Ницше написал «бог умер» — то я, если я вобью эту фразу в Интернет, то мне сразу начнут объяснять что это значит, мол, это значит тот-то и то-то… Но почему сам Ницше не мог объяснить что это значит? Как его должно понимать? Очевидно метафора — это только наглядно… эм-эмоциональная иллюстрация мысли, она должна идти после неё как закрепление! В этом отличие умного человека от сноба — первый всегда знает, что значат его слова, и он хочет донести свою мысль до другого, в то время как псевдоинтеллектуал прячется за сложными формулировками и размытыми словосочетаниями, делая их такими, чтобы их сложно было бы понять, чтобы его собеседник начал испытывать комплексы от того, что он не может понять его… Философ Карл Поппер называл это «философией оракулов», — разъяснял Синдзи. — И это идеальный способ защиты от критики! Если ты критикуешь идеи, например, Ницше — то всегда тебе могут ответить, что ты, дескать, не так его понял! А как его можно понять, если он изъясняется метафорами и поэтичными закорючками? Нет, может быть, он что-то хотел сказать — хотя есть вероятность, что просто стебался, но вот, чёрт побери, невозможно понять его как-то однозначно! — А де Сад тебе понравился за ясность формулировок? — угадал Каору. — Знаешь — да. Дело в том, что он явно хочет заставить тебя с ним спорить и просто задуматься над тем, что он пишет. Де Сад прямым текстом через своих персонажей предлагает философию абсолютного эгоизма или либертинажа — то есть, он говорит, что человек в сущности одинок, что человеку доступен лишь мир его чувств и ощущений, потому всего его поступки направлены на увеличение удовольствий и уменьшение его страданий; что внешнему миру плевать на него; и, конечно, нет никакой истины в том, правильны или не правильны действия человека. И я не могу с этим не согласиться — вся моя жизнь подтверждение этой философии. При этом де Сад показывал к чему может привести эта философия — почти все его персонажи, это те, кого обычно называют «полными чудовищами», они насильники и убийцы, главное удовольствие для них — чужие страдания. На протяжении туевой кучи страниц они убивают и насилуют возможными и невозможными способами, при этом они философствуют на эту тему, они гордятся тем, что стали полностью независимыми от предрассудков морали. И это нарочно было вписано с тем, чтобы большинство людей не согласились с этим и в ужасе отшатнулись. Мне, конечно, до глубины души омерзительны эти персонажи как личности, но я не могу не согласиться с их философией, понимаешь? Это непреодолимый диссонанс. — Но ты всё же что-то придумал для преодоления этого противоречия? — Злодеи де Сада говорили, что слушают своё сердце — и что оно велит им убивать и насиловать, я слушаю своё сердце — и ему омерзительно и страшно, когда кто-то поступает так ужасно. Если подумать — здесь нет противоречия, просто я не родился злодеем, — рассуждал Синдзи. — Но и героем я не могу себя назвать — я совершаю иногда вещи, за которые я сам себе противен. — Но ты хотел бы быть героем в своих глазах? — спросил Каору, он перестал играть, чтобы внимательно слушать возлюбленного. — Не знаю… — Если геройство сделает тебя счастливее, то я сделаю всё, чтобы помочь тебе быть героем, — решил Каору с очень добрым выражением на лице. — Ах ты мой героичный! — Синдзи не удержался и обнял Нагису, очень нежно парни поцеловались в губы. — Теперь нам остаётся определиться с концепцией героичности, — сказал Синдзи. — Насколько я могу судить, героем можно быть только в чьих-то глазах, ведь это о героях слагают песни, баллады, всё всегда делается о них, но никогда они сами не кичатся своей героичностью. По-моему, нельзя быть героем в своих собственных глазах. Но с другой стороны — под геройством ты можешь понимать набор определённых… мм… характеристик, которые ты мог бы развить в себе путём работы над собой. И ты мог бы ими обладать. — Ах, не знаю, Каору-кун! — Синдзи почесал затылок, опустив взгляд на свою сигарету. — Как думаешь, герой курит наркотики? — А ты как считаешь? — Если в меру, — Синдзи вставил в рот сигарету, — то почему нет? Вот помнишь, я написал тогда… когда мы были в том центре? Написал там где не положено. — Да. — Так вот — мне стало стыдно за это, — Синдзи достал сигарету. — Я пообещал, что больше так не буду. И я не буду так делать. Это и есть — работа над собой. Юный философ и спаситель человечества ещё немного подумал, подержав в зубах дымящейся косячок. — Наверное герой в моём понимании — это не то, каким я хочу быть, а просто абстрактная противоположность того, кем я быть не хочу. — Такой вывод интересен и на мой взгляд верен, — одобрил Каору. — Знаешь, мне хочется… чтобы ты мне отдался, — потребовал Синдзи. — С удовольствием, ты знаешь как я люблю именно этот способ в любви? — ещё более оживлённо напомнил Каору. — Если бы не удовольствие владеть лично тобой в постели, то я бы только практиковал позу принимающего! — Ах ты мой извращенец! — Синдзи снова кинулся в объятья любовнику. — Как же здорово любить тебя во всех смыслах и во всех местах! Ты хорош и прекрасен везде — в губах, подмышками, у тебя превосходные ножки и ручки… и попка! — Синдзи шлёпнул Каору по упомянутому месту, любовники звонко рассмеялись. — Только пусть с нами в этот раз будет Аска, — попросил Нагиса. — Аска? О, что я слышу! Неужели у тебя проявилось влечение к женщинам?! — Может быть, — Каору чуть пожал плечами. — Что такое?! Неужели ты предал свою веру? — Веру? Я ни в чём себя не ограничиваю, ты же это отлично знаешь… — Просто я был уверен, что женщины тебя не интересуют — ты настолько идеальный парень, что на пару с женщиной ты бы затмевал её и она бы тебе не подошла, — высказал Синдзи. — Кстати, ты никогда не думал сам стать женщиной? — Нет, ни в коем случае, — уверенно ответил Каору. — Я всегда чувствовал себя мужчиной и я хочу быть с тобой именно как мужчина. Как мне кажется, во мне нет ничего женского. — Совершенно точно! — в подтверждение этой идеи Синдзи хлопнул парня по плечу. — Твои красота, аккуратность и утончённость — чисто мужские! Те, кто считают тебя женственным — просто ничего не понимают! — А ты хотел бы видеть меня женщиной? — вдруг как-то серьёзно спросил Каору с вдумчивым взглядом. — Что ты! Я влюблён в тебя, блин, как в мужчину и хочу, знаешь ли, чтобы мы оба оставались мужчинами навсегда! Я уже побывал в теле женщины и мне не понравилось! — совершенно однозначно заявил Синдзи. — Отлично! — Каору обрадовался таким мыслями. — И хоть ради пущего разжигания страсти в постели я готов представить тебя женщиной, Синдзико-тян, и сам сыграть её роль — навсегда и в сущности мы с тобой оба мужчины. — Точно! Вот если бы мне какой-нибудь злой Демиург поставил меня перед выбором — женщины или мужчины, то имея перед глазами идеал вроде тебя, я бы однозначно и на всю вечность выбрал бы мужчин, — рассказывал дальше Синдзи. — Вообще мужчина лучше подходит мужчине — и дело не только в характере. Вот какие достоинства у женщин перед мужчинами? Да, у женщин в наличии два отверстия — но самое лучшее из них, самое лучше всего обхватывающее член — анус — есть у мужчин, и им вдобавок приятно принимать чужой член в него из-за простаты. У мужчин есть член, чтобы владеть — у женщин только жалкий бугорок-клитор. Да, у женщин есть груди — но разве соски мужчин менее красивы? В чём-то они даже аккуратнее, ибо всего лишь немного выпирают. Мужчины не страдают от критических дней. Да, как любовник мужчине другой мужчина подходит лучше женщины — они могут пробовать по-разному и абсолютно самодостаточны. С этим бесполезно спорить. — В отношении нас я с тобой полностью согласен, мы полностью разделяем эти вкусы, — признал очевидное Каору. — Но вот что касается Аски — мне больше хочется, чтобы ты о ней не забывал. Я боюсь за неё. — То есть ты хочешь, чтобы мы спали с ней из жалости? — уточнил Икари. — А ты разве её не любишь, что готов быть с ней только из этого чувства? — спросил в ответ Нагиса. — Тебя я люблю больше неё и с этим ничего нельзя поделать! О ней я не забываю, хотя не скрою, что не могу не уделять большую часть внимания тебе! — говорил Синдзи, обнимая Каору с бока и чмокая его очень довольного в щёчку. Виктор знал, что завтра будет встречаться с Персиковым и решил кое-что проверить, может быть, он найдёт важную информацию и передаст ему в штаб ВНБ РФ. Каору, Синдзи и вообще все прочие пилоты никогда не закрывали двери своих личных апартаментов, доверяя друг другу. — «Немыслимо для русского человека», — подумал Виктор. Ему стало немного стыдно от того, что ему придётся провести негласный обыск. Воспользовавшись моментом, он прошмыгнул в комнату Синдзи, всё здесь отличалось большим порядком и прилежностью. Синдзи как-то говорил ему, что приучился к порядку во время жизни с родственниками отца, потом он зажил один и запустил ситуацию, но во время жизни с коллегами-пилотами он снова взялся за себя и начал убирать личную комнату. Виктор первым делом подбежал к его рабочему столу и извлёк папку с нотами, он раскрыл её и обнаружил множество документов. — «Что за фигня?» — он с настороженностью бросил взгляд на дверь. Потом он рассмотрел документы, среди них он достал фотографию. На ней Рэндольф Картер — такой же, как сейчас — стоял и пожимал руку Адольфу Гитлеру в компании кучи нацистов, пары Старцев со щупальцами, одного человека-ящера в оккультных нарядах на фоне летающей тарелки с нацистской символикой. — «Ебать святое дерьмо! Что это такое?!» — Северов вчитался в текст. Потом он сделал снимки на смартфон, сложил их и быстро спрятал обратно. — «Чёрт возьми! Это полностью совпадает с тем, что я услышал сегодня! Нацисты-маги-культисты! Господи! Ну мне повезло!» — с такими мыслями Виктор провёл ещё скорый и поверхностный осмотр. Ввиду того что Синдзи везде поддерживал порядок, Виктор боялся тут что-то напутать и выдать себя этой неразберихой. По закону подлости до его уха дошли голоса — к двери с обратной стороне приближались Синдзи с Аской (кажется). — «Чёрт!» — Виктор уже заранее продумал такой вариант — забрался под кровать, они тут везде были одинаковые и под ним можно было полностью спрятаться. Дверь открылась и трое ребят вошли, Виктор повернул голову, три пары босых ступней оказались у его лица — две пары обычных, и одна бледных. — «Бля, и Каору с ними?! (Или одна из Рей?)» — подумал шпион. — Ах, чёрт, я просто поражаюсь! Как так мы не можем сойтись на такой мелочи — как трахаться! — возмущалась Аска, судя по весёлым ноткам в голосе, не без иронии и с наигранностью. — Я хочу трахать Каору! И да — в этот раз твоя пиздёнка мне не нужна! — посмеиваясь, заявил Синдзи. — О, ужас! — Аска забралась на кровать. — Я останусь без единого мужика! Здесь нет ни одного нормального парня — одни пидарасы! — «Это уж точно!» — подумал Виктор. — Это совершенно точно! — не стал отрицать того и Синдзи, но, как всегда, он перевернул всё с ног на голову. — И это лишь подчёркивает наш уровень духовного развития! Женщины, пригодные лишь для размножения — это удел духовно нищих и неотёсанных мужланов! — говорил Синдзи, судя по позам их ног, он приблизился к Каору и одарил любовника очередным поцелуем, Виктор закатил глаза. — Мы же с Каору-куном — настоящие мужчины с высокой духовностью, потому стремимся к таким же существам! А женщины — они бездуховный сосуд греха! Аска коротко рассмеялась с, как обычно, присущей ей саркастичностью: — Аббат Икари, если вы собираетесь прочесть мне проповедь про духовность — то прошу в таком случае нормально меня оттрахать, придумав что-то возбуждающее! — Ох, как я могу! Ты же женщина! Это противоречит моей вере! — Синдзи продолжал разыгрывать это странное представление. На уровень лица Виктора упала футболка Аски. — Вот, святой аббат! Смотрите на мои прелести! У мужиков нет таких! — Фи! Какая скверна бесовская! Женщина — сосуд греха! Ты меня искушаешь! — Синдзи попятился назад и, судя по всему, таки сел на кровать где-то в той стороне, куда указывали ноги Виктора, потому он не мог увидеть и намёка на подробности, но, похоже, Аска взялась за минет. — О, как сосёт, сучара! — провозвестил Синдзи. При всей своей скромности в этом плане у Виктора в штанах зашевелилось хозяйство. Он смотрел на ноги Каору, который сделал несколько шагов и пропал из виду, он присоединился к парочке. — А ну сделай что-нибудь, а то эта женщина переведёт меня в свою презренную гетеросексуальную ересь! Через паузу Виктор услышал усиление возни. — Не, давай сделаем это на полу… Ляг Аска… Виктор взволновался, подумав, что так его обнаружат под кроватью. Так и случилось: — Эй, тут чьи-то ноги! — увидела Аска. Она тут же вскочила и заглянула под кровать. — Прости! — Виктор виновно улыбался при виде её лица. — Ахтунг! Каору, Синдзи, блядь, я нашла русского шпиона! — сразу доложила она ребятам. — Извращенец, вылезай! — её ножка с вытянутыми пальцами заехала Виктору в лицо. — «Да, херовый из меня получился Штирлиц!» — обнаруженный Северов быстро выбрался из укрытия. Троица любовников к тому времени, конечно же, оказалась полностью раздета. — Виктор? Что там делал? — Синдзи на миг засмущался и убрал руку со стоящего члена, но потом понял, кто тут должен смущаться по-настоящему и не стал чем-то прикрывать своё достоинство. По крайней мере, Виктор мог полюбоваться обнажённой грудью Аски — ах, сколько бы фанатов «Евы» продали бы за это душу Ньярлатхотепу! — Ха! Ну, э… — с виновной улыбкой юноша потёр шею. Могло быть только одно объяснение, которое могло спасти Виктора Северова от полного разоблачения. — Простите, я надеялся вы меня не найдёте! Я извращенец, но да не вам меня осуждать! — Извращенец? Пф! — Аска упёрлась руками в бок, взгляд её был преисполнен возмущением и подозрением, в то время к Синдзи и Каору отнеслись спокойнее, последний даже не удивился, потому, пока Синдзи смотрел на Виктора, он уверенно взялся сосать член любовника вместо Аски. Виктор впервые увидел гомосексуальный акт — и ему стало мерзко, как ему ранее внушала это культура. — Ты просто шпионил за нами! — Аска оказалась права. — Шпионил? Под кроватью? — Синдзи поглядел Виктору в глаза, он уловил сильное смущение, вызванное тем, что делал Каору. — Тебе нравится… — Да, мне нравится тайком шпионить за парами, которые делают «это»! — ответил Виктор, так придумав себе легенду. Всё же лучше быть извращенцем, чем шпионом. Правда, всякая легенда должна подразумевать проверку на соответствие среди «своих». Вот это Виктора тревожило — если он постарается её избежать, то его легенда рухнет. И если Штирлиц делал не очень хорошие вещи, чтобы сойти за своего среди нацистов, то ему придётся… — «Ну хоть Каору и Синдзи — не потные волосатые мужики! Уже хорошо!» — подумал русский шпион. Он уверенно заявил Аске: — Да не бойся ты! Не будь параноиком! Я чего так подробно расспрашивал про ваши романы? Я люблю наблюдать за таким, вот видишь, как встал! Просто мне стыдно! — Не заговаривай зубы! — осталась на своём рыжая полунемка-полуяпонка. — Откуда ты знал, что именно сейчас мы с ребятами зайдём именно в эту комнату? Вопрос был что называется в больное место, он рушил легенду и Виктор окончательно растерялся. — Да не надо так наезжать на него, — вмешался Синдзи, — спокойно, спокойно. Шпион он или не шпион — неважно! Можно подумать, NERV хранят важные документы у нас в комнатах, где мы храним трусы и фаллоимитаторы? — аргументировал юноша, вспоминая, разумеется, про свои бумаги, которые он всё собирался вернуть Зкаубе. — Ну, нет, не хранят… — подумала Аска. — Просто так совпало… мне повезло, — вторил Виктор. Каору продолжал сосать и не отвлекался на эту суету. Конечно появление ещё одного участника немного разрушило душевный покой Аски и Синдзи — и потому им пришлось его снова настраивать. — Вот что, Виктор-кун, если ты правда извращенец — хотя это бессмысленное слово, но всё равно — лучшим доказательством того, что ты не шпион — будет наглядная демонстрация твоих… вкусов, — рассудил Синдзи, поглаживая рукой сосущего любовника и принимая более удобную для того позу. — Уверен… уверен, мы тебя возбуждаем, если ты решил подслушивать за нами? Виктор понял, что легенду придётся подтверждать. Он испытывал самый гремучий коктейль чувств и эмоций — начиная от брезгливости и отвращения, заканчивая неким влечением и весёлостью от пикантности происходящего. Тем не менее всё это теперь скрывалось за стоически-спокойным и даже слегка надменным выражением лица. Северов быстро принял необходимое решение. — Хорошо, я не против быть четвёртым на вашем празднике жизни. Я просто… просто мне правда стыдно, что вы меня нашли. Вот если бы не нашли — вы бы не узнали, что я здесь и стыдиться мне бы не пришлось. — Ой, ну давай, прекращай ломать из себя невинную Жюстину! — Синдзи явно подстегнула такая неуверенность русского друга, он вспомнил себя, когда впервые переспал с Аской и после был соблазнён со стороны Каору — каким же милым пай-мальчиком он был! А теперь он настоящий либертин! — Скажи, тебе больше нравятся мужчины или женщины? — Женщины, — честно ответил Виктор. — Хорошо, тогда будь любезен, ублажи Аску, — попросил Икари. — О, с удовольствием, — он поглядел в глаза Сорью — та по-прежнему рассматривала его с вдумчивым подозрением. — Ну хорошо! — всплеснула руками та. — Знай, что я также сплю с Тодзи, но он последнее время утратил ко мне интерес! Потому я не прочь спать ещё и с тобой! Но ты не думай, что я шлюха или легко доступная женщина, просто я делаю, что хочу! Я служу только своей пизде и ни чуть не стесняюсь этому! — «Она так самоутверждается что ли?» — заподозрил Виктор. — «Ну да, столько комплексов, мать повесилась и всё такое…» Да, хорошо, я не прочь побыть твоим любовником — а дальше не знаю, как бог на душу положит. — А мне больше и не надо, я разумный человек и отношусь к сексу как к еде или воде, ты мой инструмент — не более! — прямо заявила она. — Да-да, мы знаем, — проговорил Синдзи, подальше взбираясь на кровать и удобнее улегаясь, в то время, пока Каору не выпускал изо рта его достоинство, а если и выпускал — то только для того, чтобы облизать или покрыть поцелуями, или обсосать плотно сжатые прохладные яички, что тоже очень приятно мужчине. — Раздевайся, — повелела Аска, — получиш награду! Развратница встала в позу, чтобы нагляднее явить сокровенное — русский шпион узрел её лобок, поросший жидкими тёмно-рыжими волосами. Потом она показала ему зад, не имевший ни одного волоска на ягодицах, лишь между ними что-то виднелось, в сочетании с отличными бёдрами этот вид возбудил Виктора — тот первым делом высвободил свой член — весьма порядочных размеров надо сказать. — «Такое чувство, что я герой фанфика, который пишет бисексуальный извращенец, страдающий от спермотоксикоза!» — подумал Северов, поглядев на то, как Каору и Синдзи перестроились: юноши легли параллельно на боку друг к другу и занялись взаимным минетом. Глядя на них, Аска активно работала рукой у себя во влагалище. Виктор в это время снимал одежду — он отправил футболку, штаны, носки и трусы висеть на ближайшем кресле. Аска осмотрела парня без одежды, его нормостеническая фигура, закалённая физическими подготовками, весьма расположила любовницу. Виктор ожидал, что по-простому всунет в неё член. — «Если подумать, то всё ничего — главное не глядеть, блин, на этих настоящих извращенцев — Каору и Синдзи!» — но несмотря на это Виктор всё же не мог забыть про двух сосущих друг у друга симпатичных юношей. Аска легла рядом с ними и раздвинула ноги, одну она бесцеремонно возложила на талию Синдзи. — Соси! — приказала она, указав на своё влагалище. — Эй… Может ляжем как они? Чтобы и мне и тебе? Ведь чем мой член хуже твоей… э… киски? — Хорошо, — согласилась Аска. Они расположились очень близко и плотно к однополым товарищам: Ленгли легла спиной к Синдзи и затылком к его голове, Виктор разместился у самого края кровати и лицом у влагалища. Аска захватила рукой его пенис и сходу просунула головку себе в рот, сам Виктор теперь переключил всё внимание на прелести любовницы и возбудился ещё сильнее, он прильнул лицом к волосам, вытянул губы и прижался к нежному девичьему местечку. Потом Каору с Синдзи немного подвинулись, чтобы их гетеросексуальным друзьям хватило больше места. — Мне так неудобно, — пожаловался Виктор, после того как глубоко всунул и высунул язык из щели аскиного лона, он сильно надавил на своё плечо в такой позе. — Давай я буду сверху, привык отжиматься… В это время от минета Аски член Виктора возбудился ещё сильнее. Любовница без вопросов легла на спину и ровно протянулась, русский друг на коленях и руках поднялся над ней и склонил шею над лобком. Его член торчал под животом, Аска взяла сего малого и сперва потёрла. В ответ любовник приспособился к лобзанию её девичьего отверстия. В такой позе оно предстало перед юношей полностью открытым, рыжая бесстыдница как бы вдвойне явила ему свою наготу. Благодаря выбранной позе Северов сразу же отыскал заветный нежный бугорок, прильнул к нему губами, пососал и сильно надавил языком. Во время всего этого действия парень и девушка корректировали позу: юноша очень сильно упёрся в кровать, Аска после обсасывания ствола и головки умудрилась взять член в рот полностью. Эта процедура совершалась параллельно взаимному минету Каору и Синдзи. Виктор подумал, что он бы не решился на такое сразу, будь у него девушка, но это всяко лучше секса с парнями. Всё это продолжалось до тех пор, пока Каору и Синдзи не сменили позу, их члены уже высоко подняли концы, и парни с любовью хорошенько отшлёпали друг другу задницы. Виктор боковым зрением как-никак, а следил за ними. — Что-то не ладно всё это, — возмутился Синдзи, поглядев на компаньонов. — У нас же оргия! Мы должны слиться в любви все вместе, а не моститься парами! Виктор подумал, что ответить, но в этот момент ему в лицо брызнула горячая моча — она попала ему в рот, парень отпрянул, Аска подло куснула его по члену и выпустила сей конец любовника. — Пей мою мочу! — крикнула любовница, ошарашенный Виктор мигом сбросилась с кровати. Ссанина также частично обрызгала ему лицо. — Бля! — Северов вскочил на ноги, Сорью разразилась злорадным смехом. — Господи, Аска, не надо так! — осудил её Синдзи, стоя в объятьях с Каору. — Ха-ха, прости-прости! Я не удержалась! — Аска вскочила с постели, оставив на покрывале следы мочи, эта же жидкость каплями стекала по бёдрам. Виктор по-прежнему был очень возбуждён, несмотря на такую встряску, его член встал до предела. — «Вот оно, бабье сучьё!» — разозлился Виктор. Но всё же он простил Аску, зная всё её трагическое прошлое. Синдзи, бывший неравнодушным к моче, встрял между парой, согнул колени перед Аской и стался водить щекой по её обоссаным бёдрам. Потом Синдзи обсосал ей мокрые волоски и разогретое влагалище. — Все страсти достойны уважения, — распрямился Синдзи перед Виктором по завершению сей любовной процедуры. — Фу! Прости, но это не в моём вкусе! — отшатнулся русский. — А что в твоём вкусе? Обычный секс? — спросил Икари-младший. Каору передал Виктору салфетку и тот утёр лицо от мочи. — Спасибо. Да… — Тогда давайте трахнем Аску? — предложил Синдзи и поставил «даму сердца» возле кровати, она наклонилась, упёрлась в ложе руками и вместе с этим подставила под ребят свою попку. — Хорошая пиздёнка?! — Синдзи шлёпнул Аску по ягодице. — А анус? Я трахал оба этих места. Сравнивая — однозначно отдаю приоритет прямой кишке! — Не сейчас! — возразила Аска, когда любовник ткнул головкой члена в анус. Каору передал ему смазку. — А почему? — Ах… — Аска промолчала. — Неужели тебе стыдно перед Виктором-куном? — задел её Синдзи, натирая смазкой свой член. — Нет, не стыдно! Трахай — но осторожно! — Не бойся, я не буду сильно терзать тебя… — Синдзи уткнулся головкой в анус и уже достаточно уверенно пропихнул её внутрь. — Чёрт, нет! — он дал назад после первых толчков. — Эта задница настолько прекрасна, что я кончу в неё, а не в Каору-куна! А я хочу в Каору! Потому… — Икари направил член ниже во влагалище. — Придётся мне воспользоваться альтернативной норкой. — Могу пососать тебе? — предложил Виктору Каору, рьяно стимулируя свой член. — Э, нет — не надо, — тот взялся мастурбировать обеими руками, глядя на то, как Синдзи имеет Аску. — «Мне вообще-то надо сойти за своих, если я назвался извращенцем», — подумал Виктор. — «Но раз тут Аска — моё спасение, буду возбуждаться от её прекрасной наготы!» — Теперь Каору, — Синдзи достал член из Аски. Нагиса следом вставил в девичье лоно своё хозяйство, сделал несколько толчков, попутно протянув руку к члену Синдзи, он поглядел на Виктора и с вопросительным видом приблизил свою руку к его члену. — Нет-нет, я сам, дружище… — отказался Северов и продолжил мастурбацию своими руками. — Как скажешь, Виктор-кун… — и Каору с блаженным видом всадил в Аску ещё около десяти частых толчков, было видно, что рыжая бестия его не интересовала, гомосексуальность пропитывала этого молодого человека насквозь — Ангел с «голубым спектром» возбуждался больше от Синдзи, чем от Сорью. Потому он оставил её и вынул член, снова уступив место Синдзи. Было странно в компании с геем и бисексуалом иметь девушку бисексуальной ориентации, но Виктор смог настроиться на точное половое дело. Синдзи недолго имел Аску и вытащил свой член из горячего влагалища. — Давай, Виктор! — хлопнул он по плечу русского товарища. После чего вдруг попробовал поцеловать. Виктор сдержался и выдержал такое проявление внимания без возмущений. — «Я должен сыграть роль извращенца! Это моя легенда! Они не должны узнать, что я разведчик!» — подумал парень и ответил Синдзи быстрым поцелуем. Зря — теперь юный либертин понял, что так можно и впредь будет проявлять к Виктору больше такого внимания. Но да служение геополитическим интересам России требует жертв! Северов вставил инструмент куда надо и начал сношать Аску, его малый оказался охвачен её горячей норкой, где оному мужскому концу естественно оказалось очень приятно. Виктор прикусил губы, его щёки чуть покраснели, он поначалу процесса отвлекался на сексуальные игры и ласки Каору с Синдзи, но потом позабыл про них и сосредоточил всё внимание на предмете сношения. Ещё совсем недавно он любовался формами героинь «Евы», которые стали культовыми в его мире, многие на них мастурбировали, многие их обожали, многие их ненавидели, но только один он — Виктор Северов — получил возможность заняться сексом с одной из самых одиозных героинь этого бессмертного произведения! Осознавая это, «наш человек в мире аниме» всё же порадовался всей этой ситуации на зависть тебе, дорогой читатель! Вот его орудие активно действует во влагалище самой Аски Сорью Ленгли, приближая миг его сладострастного оргазма! Это чрезвычайно потешило его гордость! — Я хочу кончить… — выговорил Виктор. — Давай — я выпила противозачаточные! — дала согласие Аска. И Виктор извергся в горячее лоно столь одиозной личности — это доставило ему неимоверное удовольствие. — Всё… — Северов достал свой член. В связи с этим Синдзи обернулся к Каору и взял его руками за лицо. — Раз Виктор-кун разрядился, думаю, нам пора переходить к делу, — заявил он, держа любовника за щёки и смотря ему прямо в глаза. — Да, Синдзи, войди в меня. После всех ласок и созерцания секса своих товарищей, Каору тоже оказался готов серьёзно совокупиться. Синдзи хорошо смазал член и лёг на спину, Каору взобрался сверху, опёрся на колени и воссел прямо на достоинство возлюбленного. Виктор отвернулся на Аску, та вставила в себя работающий вибратор и, похоже, так довела себя до окончательного оргазма. Предварительно она поцеловала русского парня, села на кровать, приобняла его, и повернула голову любовника в сторону сладкой однополой парочки. — Смотри на них, — проговорила она, — ум… я ещё раз кончу! — Тебе это нравится? — Да. Это как парням лесбийский секс. Каору уверенно поднимался и опускался на торчащем члене. Синдзи помогал ему бёдрами и руками дрочил ему член. — Каору, мне как-то поучаствовать? — спросила Сорью. — Не нужно, — отозвался Табрис, даже Виктор оценил его сексуальность в этот момент, сопряженную со страстностью и откровенностью. Член Синдзи появлялся и исчезал за светлыми ягодицами, покуда Каору в быстром темпе поднимался и опускался, отдаваясь этому предмету. Закусив зубом край нижней губы, Каору с очень деловым видом поменял позу: поднялся с колен, опёрся сзади на руки, уткнулся стопами в кровать и вытянул вперёд согнутые колени. Синдзи быстро дрочил его — и вот светлая сперма каплями выбрызнулась наружу, она обмочила ему ствол и дрочившую руку, и, конечно, мелкими редкими каплями попала на грудь и живот. Но Каору не остановился после того, как кончил сам, напортив, он только ускорился, страстно желая доставить наслаждение и разрядку тому, кого любил больше всего — и с кем занимался сексом только под влиянием этого светлейшего из чувств! Да, это был пример страстной, чистой и искренней любви, и самим богам на небесах в пору было завидовать этим двоим. Синдзи напрягся, его сердце билось что было мочи, весь чёртов мир сжался для него в одном Каору, и все яркие ощущения собрались в области лобка. Когда с губ сорвался бесстыдный стон, они вылились — выстрелили краткими и частыми порывами ни с чем не сравнимого наслаждения, покуда он всаживал заряды спермы в задний проход Каору, который на самом был как у самой нежной девушки! — Ух, всё! — Синдзи на миг блаженно расслабил лицо и потом с большой влюблённостью уставился на любовника, протянул к нему руки. Каору приподнялся с члена, весь в слизи, половой орган пал на живот Синдзи и вскоре оказался скрыт прильнувшим к его груди Каору. — Боже, как же я люблю тебя! Какой кайф ты мне доставил! — любовники соединились ртами и языками, сжались губами и слились в объятьях ещё крепче и ближе чем во время секса. — Тебе такое нравится? — спросил Виктор, наконец с крайне смешанными и острыми чувствами отвернувшись от забывшей про всё и вся парочки, Каору и Синдзи даже после взаимного оргазма не могли сбросить страсть и продолжали сжиматься, обнажённые и потные, словно они хотели стать одним существом. — Я кончила, глядя как они трахаются! — в доказательство Аска предъявила Виктору мокрый вибратор. — Бля… — он ещё раз покосился на пару юношей, его чувство отвращения ослабло, зато возникло возбуждение и странное влечение. Нет, ему покуда не хотелось совокупляться с ними — но он понял по живости парней, что им очень хорошо, это могло даже вызвать зависть. Определённо Каору не совращал Синдзи — у того самого изначально было желание спать с ним и любить его, однако и девочками юный защитник мира тоже не брезгал. — Нет, я всё же ещё могу принять то, что у вас временное увлечение, — заговорил Виктор, обращаясь к сладострастным любовникам после того, как те немного сбросили пыл и просто лежали друг на друге, смотря в глаза с невероятно счастливыми улыбками. Как же прекрасны и довольны они были! Даже Виктор не мог этого не заметить и не порадоваться где-то в глубине сердца за юношей, лишь жалкие предрассудки вынуждали его хоть как-то протестовать против такой любви. — Но у вас всё серьёзно. — Да, серьёзно, — отозвался Синдзи, с неохотой выходя из того мира, где есть лишь он и Каору. Тогда Виктор задал характерный в таком случае вопрос: — Но как же вы собираетесь производить детей? — Никак, — ответил Синдзи. — А зачем? — Чтобы продолжался род, разве нет? Вот почему такие отношения ненормальны… ээ… в долгосрочной перспективе, — заключил Северов, исходя из своего софизма. — Вздор, — отозвался Синдзи. — Ты утверждаешь, что однополые отношения — это что-то плохое потому, что они не ведут к продлению рода, но твой довод содержит аж три ошибки. Смотри, во-первых, ты необоснованно подразумеваешь что все люди обязаны размножаться, но ни что не принуждает их к этому… — Инстинкт? — Инстинкт не говорит нам, мол, мы должны размножаться, он просто подталкивает нас к тем действиям, которые приятны. Повинуясь тому же инстинкту мы можем просто дрочить или, как я, заниматься любовью с человеком своего пола, или как вы — использовать контрацепцию, мы делаем это ради удовольствия, не более. К его получению инстинкт и сводится. — Да, но как же забота о потомстве? Например, птички вьют гнёзда, хотя ни кто не говорит им этого делать, — привёл пример Виктор. — Даже дикие звери заботятся о своих детях. — О, это просто закреплённое эволюцией поведение, так как оно способствовало выживанию видов, — объяснил Синдзи, — не более того. Животные просто делают то, что им хочется, когда-нибудь этот инстинкт у них отключается и они едят своих собственных детей, рассматривая их теперь как пищу и конкурентов — как скорпионы, например. То же самое касается чёрных вдов — они спариваются из инстинкта и потом едят самца из соображений другого инстинкта. Но мы говорим о людях, о существах, которые могут осознавать себя больше инстинктов и переменных сиюминутных хотений. То есть для нас ощущения первичны, деторождение как следствие — это дело вторичное. Для нас первичен голод, а насыщение организма — вторично, аналогично. Потому секс важнее размножения, к слову, первым я и занимаюсь. Как разумное существо я ни кому не обязан заводить детей — это первое. Второе — ты с чего-то находишь размножение положительным процессом, однако это просто стихия — животные хотят, животные действую — и дети появляются как следствие, они не более чем сорняк. — Да, но люди — как ты сказал — разумные существа, многие люди сознательно заводят детей, — возразил Виктор. — По той же причине, по которой они заводят животных — это просто прихоть, желание, хотение, — ответил Синдзи. — Но это личный выбор людей. Я уже его сделал — я никогда не заведу детей, мне отвратителен мир в котором я вынужден существовать, я не хочу причинять боль моему теоретическому ребёнку. И так… третье — даже если я допущу, в рамках нашей дискуссии, Виктор-кун, что деторождение это положительный процесс, новые дети должны рождаться, то как однополые пары могут негативно повлиять на него? Никак! Однополые пары не могут породить детей случайно, и это скорее плюс — но они могут легко сделать это намеренно, просто привлеча суррогатную мать или отца-осеменителя. Или взять на воспитание сирот. То есть то, что ты мне втираешь — набор жалких предрассудков и софизмов. — Ладно, блин, ладно… — Виктор не отказался от своего мнения, но аргументированно возразить не мог. Конечно, будь он полностью разумным человеком, он бы согласился с Синдзи, но как это бывает в случае с «нормальным человеком» — на его взглядах тяготела печать культуры, точно так же, как дикарь Мурси не согласился бы избавиться от встроенной в нижнюю растянутую губу тарелочки, так сержант Северов не мог просто избавиться от своих гомофобных взглядов по причине их логически доказанной несостоятельности. — Но всё это неправильно, — продолжил наставить на своём Виктор. — Чем докажешь? Я разбил твои аргументы, — напомнил Синдзи. — Это противоестественно, задница же для этого не приспособлена! — продолжал Виктор, озвучивая один софизм за другим. — И поэтому я не могу использовать свою задницу так, как мне вздумается? Человеческое тело вообще может быть не приспособлено к окружающей среде, но это не значит, блин, что я не могу им так распорядиться, чтобы его приспособить — ну, например, надеть акваланг, чтобы поплавать в воде на глубине, к чему моё тело, насколько ты знаешь, не приспособлено, — провёл параллель Синдзи. — По логики твоего дурацкого аргумента занятие дайвингом — это тоже какое-то зашкварное извращение? — Э… — Виктор оказался не готов к такому полёту мысли. — Но всё равно… это… бля, это не по-мужски! — А с чего ты решаешь, что по-мужски, а что нет по-мужски? Полагаю потому, что так принято в той культуре, в которой ты вырос, — угадал Синдзи, — но это не может быть вменяемым возражением — существует туева куча культур, есть те, где принято есть человечину, у ацтеков было принято приносить человеческие жертвы из-за их веры, что только благодаря ним светит солнце; короче, если какие-то требования культуры необоснованны рационально — долг всякого разумного человека их отвергнуть и изменить своё мнение! Это касается не только гомофобии — она частный случай того, как культура делает человека идиотом, её иррациональная тьма — вот что должен с корнем вырвать из себя человек в первую очередь, если он хочет называться разумным существом! — развёрнуто высказал Синдзи. — Забей, он прав, — поддержала пьющая воду Аска. Пригревшейся в объятьях Каору изначально был согласен с любимым, но виду не подал, его мало заботили такие спороты, хотя ему нравилось то, что Синдзи начинает больше ценить себя, когда доказывает свою правоту. — И потом: есть культуры, где мужество достигается практикой анального секса с вождями и прочими мужчинами, — добавил Икари. — Они что, по-твоему? — Ладно-ладно, я понял, понял… — Северов не стал дальше продолжать спор, понимая, что действительно не может придумать ничего рационального. — За то, что ты меня ублажил, Виктор, я ничего не скажу про тебя Мисато-сан, но это в твоих интересах больше не вызвать у меня подозрений, — предупредила Аска. — Да, спасибо за понимание! — подмигнул Виктор. — А мы ещё… — Возможно, я не против спать с тобой, но я люблю Синдзи и Каору, потому обычно тусуюсь с ними. Но я не против побыть с тобой любовницей, — высказала Сорью. — Хорошо… Я, может быть, с кем ещё познакомлюсь, ты не против? — уточнил Северов. — Да, мы все относимся к сексу как к питью и еде — только идиоты придают этому процессу какие-то сложности, — сказала Аска. — Я же не буду ругать тебя за поедание чипов, которые не ем я? — Как скажешь. После этого акта любви Виктор также попросил не распространяться о том, чем он с ними занимался. Каору и Синдзи поклялись никому не говорить, Аска тоже, но доверять ей было глупо. Кто бы что не говорил, понял Виктор, но гомосексуальные Каору и Синдзи по поведению были больше мужчинами, чем Аска с самыми негативными чертами бабского характера, она могла разболтать хотя бы из злобы или ради язвительности, да ещё прибавить чего лишнего. Не знай Виктор её биографии — разозлился бы на девушку. Но при этих несомненных пороках — она ему нравилась за пылкость характера, готовность отважно биться с врагом и острый ум. Недостатки её личности стояли в оппозиции к добродетелям в глазах Виктора. Словом, личностью она была крайне неоднозначной, манихейской — состоящей из двух противоположностей. После описанного выше секса пилоты поужинали, на этот раз они вкусили румынских национальных блюд, такие яства любил Николае и потчевал ими Марию, потому ей понравились эти угощения, заказанные Синдзи, ребята запили ужин дорогим красным вином. — Я всё хочу спросить ваших соображений, отчего Тэтан бояться Ев? — поднял тему Виктор. — Того, что потенциально Евы могут выйти из-под контроля и учинить большой «бум», разве Мисато-сан этого не говорила? — спросил Кенске. — То что «бум» — я знаю, я просто хочу уточнить, как именно этот «бум» будет выглядеть и что может его спровоцировать, — уточнил вопрос Северов. — Это потенциально завязано на S2-двигателе, — ответил Мусаши. — Ага, вон как филиал в Неваде бомбанул, — напомнил Кенске. — Я тогда очень перепугался, думая, а не взорвётся ли Токио-3? Виктор немного подумал, вряд ли обычные пилоты знают все тонкости или даже вообще хотят задумываться над тем, что их машины могут в один момент взорваться. Нужно спросить кого-то холодного и рассудительного: — Аянами, а ты что думаешь, как такое может произойти? — спросил сержант Северов у прекрасной полубогини. — S2-двигатель способен черпать неограниченную энергию из Иной Вселенной, существует множество теорией, но при известных параметрах… можно предположить, что неограниченная энергия может вырваться в наблюдаемую Вселенную из Иной, — доходчиво разъяснила Рей II. — Как нам объяснили в научном отделе, — продолжила Мария, — создаваемые каналы между нашей Вселенной и Иной сами существовать не могут, необходим механизм их поддержания, в случае его нарушения каналы быстро схлопываются. — Но как показала катастрофа с Евой-07 и невадским филиалом, — подхватила обсуждение Макинами, — этот канал может расшириться при определённых условиях и затянуть всё в себя. Хотя он затягивал всё очень быстро и быстро пропал, теоретически неизвестно каковы потенциальные пределы… — То есть S2-двигатель может засосать «туда» и «всосать» что-то к нам, — уяснил Виктор, он уже знал это. Похоже, пилоты Ев не знали или не желали говорить ему какие-то ещё подробности. — Эти S2-двигатели прямо могут создать Спиральную Немезиду. Интересно, а Евы могут вырастать до галактического размера? — Может быть в конце нашей истории, — скромно предположил Синдзи. — Только это скорее похоже на Геттер-лучи, — заметил он же с видом опытного отаку, — ну, те, что из «Getter Robo», а «Tengen Toppa Gurren Lagann» — это жалкий плагиат «Getter Robo». Я вообще ненавижу «Gurren Lagann». — Почему? Потому что это очень жизнеутверждающая история про то, что никогда не надо сдаваться, а ты пессимист? — спросил Виктор. — Это очень глупая история, я вообще терпеть не могу студию «Gainax» — они снимают всякую пошлятскую хрень! — высказал своё мнение Синдзи. Виктор Северов не смог сдержать смех от иронии. — Если уж говорить о «Gurren Lagann» — то это совершенно надуманная история, — продолжал критиковать пилот Первого Евангелиона, — её мораль бессмысленна в жизни, неподвластной такому жанровому закону. Эта история вообще бы не началась, имей она хоть грамм реализма — в первой бы серии Симона и Камину просто бы задавили камнями во время обвала их подземной деревни, не говоря уже о том, что за нарушение местных обычаев Камину до того явно бы пустили на мясо в условиях пищевого дефицита, подобные сообщества не церемонятся с маргиналами. Дальше — Камина столько тупил, столько пёр на рожон, что если бы не авторский произвол и абсурдные жанровые условности — его давно прибили бы (или он бы сам случайно сломал себе шею, выпав из ганмена), а не в том моменте, когда это выдана как приторная фальшивая драма. Дальше — главный успех хороших парней заключается в невероятной тупости и иррациональности антагонистов. Ладно-то ещё Спиральный Король — этот-то просто вонючий Homo sapiens, дорвавшийся до власти, но Антиспиральщик — это инопланетный сверхразум! Но вместо грамотной стратегии он атакует героев слабыми, а потом более сильными войсками, зная, что те могут приспосабливаться и с каждым разом становиться сильнее за счёт превозмогания. Любой полководец, имей он хоть частицу разума, смог бы вдарить сразу в полную силу после поражения первых юнитов! Но вместо этого он сам позволяет врагам спокойно раскачаться до своего уровня, чтобы тупо проиграть! И как выглядит финальный бой? Симон раздалбывает свою меху, но пробирается авторским произволом в меху Антиспиральщика — и убивает его! И его меха — Супер-Грандзебома — взрывается! Антиспиральщик что, так её создал, чтобы она взорвалась от его смерти и не могла сама потом сражаться? Что за тупые технологии! И вообще — зачем ему тиранить спиральные расы, если он мог просто сказать им, что он запрещает им использовать спиральные технологии, но взамен даст какие-нибудь плюшки — с его богоподобными силами в этом не было проблем! То есть злодей вроде бы имеет рациональную мотивацию — спасти Вселенную от Спиральной Немезиды, ведёт себя максимально иррационально в угоду того, чтобы его победили! Я ещё должен объяснять почему «Gurren Lagann» — тупое развлечение для тупых, если тут везде идиотский сюжет?! — Ну… мне понравилось, — заговорил Кенске после этой длинной речи, — это просто аниме, ты требуешь слишком много. — Фразой «ты требуешь слишком много» можно оправдать любую глупость, — возразил Синдзи, — просто такова вся массовая культура — иррациональная, давящая на эмоции и отвергающая разум, она отучает видеть те связи причины и следствия, видеть сквозь ту тьму, которая заставляет двигаться наши души. Из-за такой культуры люди становятся идиотами. — То есть вся культура должна быть рациональной? — спросила Мана. — Желательно. Вот яркий пример, — продолжал Синдзи, с довольством чувствуя, что он в центре внимания и друзья его слушают, — это любовные романы! Большинство из них учат глупой ерунде: тому, что половой партнёр может быть только один, тому, что спать можно лишь после третьего и ещё какого-нибудь свидания… — А как, по-твоему, нужно строить тогда отношения? — спросил Кенске. — Нужно начинать с секса — чтобы ублажить страсть, а потом — и только потом — смотреть трезвым взглядом на человека, — советовал Синдзи. — Если ваша любовь заключается не только в страсти, вы должны найти её причины, найти то, что разгоняет вашу душу в том или ином направлении, проследить движения, то есть всё нужно анализировать — и себя, и других, только найдя что вам друг от друга нужно, только на этом можно строить отношения. — Это всё основано на методе рационального мышления? — уточнил Асари. — Да, — ответил тот. — «Если подумать — в этом есть истина», — Виктор задумался покуда Синдзи всё высказал и разговор за столом пошёл в другом направлении. Северов симпатизировал Ленгли, но всё же не считал её подходящим кандидатом на роль своей любовницы. Ему больше хотелось, чтобы его девушка принадлежала только ему — чтобы ни чем не затрагивать свою гордость. С кем из сослуживцев он может разделить ложе? Мана вроде бы как строит отношения с Мусаши. У Марии есть парень. Мари — вот кто мог бы ему понравиться, но её не интересовали мужчины. За вычетом Аски оставались только близняшки Аянами. С первой уже крутил такие отношения Рэндольф — этот нацистский Сен-Жермен. А вот вторая Рей осталась свободной — да, Кенске наверняка обзавидуется ему, если он добьётся взаимности, с другой стороны сам Айда, похоже, смирился, с Рей ему не быть именно любовником. — «Близкие связи с Рей могут мне пригодиться, мало ли потребуется отменить комплементацию человечества или ещё какую-нибудь хрень, помимо того, что она просто красавица!» — подумал Северов, поглядывая на девушку. Он примерно знал подход Рей — ему нравилось то, что делал Кенске, но инопланетная красавица просто не очень хорошо понимала, что за периодом ухаживания за девушкой должен был начаться секс. Или её просто не интересовал Кенске в качестве любовника — мог бы он сойти лучше? Это можно было выяснить. Тем паче Рей II могла знать то, что от него скрывали и могла как-то это выдать. По ходу дела, когда пилоты поужинали и немного разошлись, Кенске исчез из поля зрения, Виктор подкатил к Рей II: — Привет, скажи, в чём, по-твоему, смысл жизни? — как верно догадался сержант, вот именно о таких вещах надо говорить с любой из Аянами, чтобы расположить её к себе! — Я существую, чтобы управлять Евой, — ожидаемо ответила та, — по крайней мере, такую задачу в меня вложили лидеры NERV, но я могу сама его выбрать. — И ты что-нибудь ещё выбрала? — Пока нет. — А хочешь выбрать? — Не могу понять, — ответила Рей. — Может быть ты просто мало знаешь о мире вокруг? — спросил Виктор. — Возможно… — девушка на пару секунд умилительно заморгала глазками о чём-то подумав. — Я не знаю как мне определить степень достаточности, если мне известно что-то, и неизвестно что-то ещё, вероятно куда больше чем вот то, что известно… — О, не бойся! — Виктор похлопал Рей по плечу. — У тебя ещё жизнь впереди, а мир бесконечен, как считает один твой седой дружок… Названный оказался лёгким на помине и появился за спиной Виктора, что характерно — Нагиса умел ходить совершенно бесшумно. Северов боковым зрением едва уловил его и сразу обернулся, Нагиса одарил его привычной улыбкой прямо перед самым лицом. Сейчас сержант к этому уже привык — Нагиса не ведал понятия личного пространства. — Знакомишься ближе с Аянами? — спросил он. — Да… — Рад за тебя. Рей без лишних пояснений сошла с места. — Мы продолжим занятия? — уточнила девушка. Каору благосклонно кивнул. — Не хочешь послушать как она играет? — предложил Каору. — Не против, — сказал Виктор. — Я сам может быть что-то сыграю. — Отлично, рад что ты развиваешь тягу к музыке хоть в небольшой мере, — поддержал Каору в очень пижонской манере, как-то показалось Виктору. У него возникло опасение, что этот эстетствующий гей будет к нему подкатывать, но, забегая наперёд, скажем, что сие опасение не подтвердилось. Как потом уяснил Виктор, Каору оказался очень даже приличным человеком, умудряясь одновременно не стесняться в чувствах, и притом не вести себя вызывающе, более того, он занимался сексом по любви только с одним человеком — если бы он был девочкой, то у Виктора не возникло бы ни нарекания. Мана и Синдзи присоединились к Виктору, Рей II и Каору, когда они вышли на вечерний воздух поиграть на самых разных музыкальных инструментах — они закупили кучу всего, от кларнетов до гитар. Каору очень пунктуально и внимательно помогал Рей, та вслушивалась в его наставления и старалась всё повторить. Они смотрелись вполне приличной и красивой парой, хотя оба напоминали братьев-близнецов, что отдавало душком инцеста. — Слушайте, а Каору и Рей у нас не связаны кровью? — уточнил Северов, после того как вспомнил, как играть на гитаре, чем он толком не занимался с появления в этом мире. — По Адаму и Лилит они брат и сестра, — ответил Синдзи. — И по духу они тоже брат и сестра. — А Адам и Лилит точно брат и сестра? Вообще расскажи мне их биографию, — попросил Виктор. — Когда-то Первородная Раса создала семь Семян Жизни, чтобы они сеяли их род по Вселенной, — начал рассказывать Синдзи. — Четыре миллиарда лет назад в районе нашей системе двое Семян Жизни — Адам и Лилит столкнулись с Уббо-Сатлой или Тиамат, в результате их битвы был уничтожен газовый гигант в центре Солнечной системы, из-за этого планеты перестроились — как ты знаешь, в других планетарных системах обычно крупные планеты стоят ближе к звезде, а у нас наоборот. Это позволило развиться жизни на малых планетах, которая зародилась из-за влияния этих божеств. И хотя Уббо-Сатла — предположительно дитя Шуб-Ниггурат, потомок Тьмы и Азатота, был силён в изначальной форме, Адам и Лилит справились с ним, они запечатали его на этой планете, но сами лишились сил, в результате этого события образовалась Луна — потом люди назвали это катастрофу Ударом или Импактом. Виктор отвлёкся от музыки на его рассказ. Сам Синдзи возился с виолончелью, которой он владел лучше всего. — Это какая-то Санта-Барбара получается, — промолвил Виктор, — Каору — сын Мисато. — А Рей — созданы на людской основе моей матери, — добавил Синдзи. — «Я это с сериала знал», — напомнил себе Северов. — То есть ваш роман был… ээ… — Он был чистой воды инцестом, да, я трахал свою мать, и я ничего не имею против инцеста, если мы предохраняемся или бесплодны, — ответил Синдзи. — Рей относится к другому подвиду человека разумного — она Homo Theanthropos. — Угу, понимаю, — сказал Виктор, сам думая: — «Гомосексуализм, групповуха, инцест — что дальше? Секс с Пен-Пеном? К слову, где он? Погиб в Токио-3?» Синдзи же продолжал: — Главная причина, почему инцест вреден — это большая вероятность того, что будет больное потомство. Потому так инцест — да, это плохо, ибо могут быть те, кому он может навредить. В остальных случаях — то есть когда отношения не предполагают деторождения — инцест не отличим от обычных отношений. Те, кто говорят о каком-то там отвращении перед инцестом — просто тупые иррационалисты. — А в зоофилии и некрофилии, по-твоему, тоже нет ничего… такого? — спросил Виктор. — Вам обязательно вести разговоры о таком? — спросила Мана. — Да, обязательно, — Синдзи отложил музыкальный инструмент, — мы должны просветлять невежд! Ко всему, Виктор, стоит подходить рационально. Чтобы ответить на твой вопрос о приемлемости некрофилии и зоофилии, мы должны спросить, а какой от этого вред? Трупу? Животному? Что касается трупа, то он неживой, как камень или как фекалии — вообще туп — это отход (и финал) жизнедеятельности человека, он имеет ценность, сопоставимую с кучей фекалий. Только иррационализм, противный разуму, заставляет людей как-то особо относится к мёртвым телам. Но это другая тема. Если некий некрофил имеет все юридические права на труп — то это его имущество, он может делать с ним что хочет. То же самое можно сказать о зоофилии, но тут есть оговорка — всё же животное может страдать, и нельзя его мучить неоправданно. — Что значит неоправданно? — спросила Мана. — Можно уточнить? — Это значит, животное нельзя мучить ради одного хотения — это аморально, — пояснил Синдзи, — но его можно мучить из необходимости по морально оправданным рациональным причинам. Вот если животное надо заразить мучительными болезнями, чтобы проверить лекарство и потенциально спасти людские жизни — то это допустимо. Потому что, с нашей точки зрения, жизни людей стоят несоизмеримо выше жизни животного, но это всегда должно быть оправданно. А в остальных случаях — если, например, зоофил, не причиняет животному боль и вред, и даже — того лучше — доставляет ему удовольствие — то всё это нормально и полностью оправданно. — По-моему это половое извращение даже для нас, — высказала Мана. — С трупами? С животными? Фу! — Не верти свой сладкий носик — любые вкусы достойны уважения, даже если мы их не разделяем, в масштабах Вселенной они не лучше наших, а по-настоящему разумный человек мыслит лишь вселенскими масштабами, — парировал Синдзи. — Что касается «извращения» — то это бессмысленное слово, им обзывают всё то, что не принято в конкретной культуре. В Средние века в Европе, например, извращением считали позу женщина сверху. Так что это ничего не значит — только культура, основанная на рационализме, на господстве разума имеет право существовать! — Слушай, но даже с позиции самых толерантных толерастов зоофилия и некрофилия не считаются нормой! Они отвратительны большинству людей! — покачал головой Виктор. — Виктор-кун, ты сделал сразу два заявления — я отвечу на каждое, — продолжил разбираться Синдзи. — Для начала ты должен понять, что любая норма всегда существует в своей системе — и вне этой системы не имеет смысла, когда люди классифицируют сексуальное поведение человека — они могут что-то обозначить нормой, а что-то нет, но это просто их схемы, более они не значат ничего. Нас интересует моральный вопрос и вопрос социального поведения индивидов, — Синдзи старался говорить как можно больше в научном стиле. — Главный критерий допустимости социального поведения — вопрос о вреде. Но это другая тема. Мы говорим только про зоофилов и некрофилов — если их действия отвратительны большинству людей, то это не значит ничего, так кто угодно может требовать что угодно убрать и запретить на том основании, что его личным вкусам это претит. Мне может твоя рожа перестанет нравиться, тогда я столь же справедливо потребую у тебя её убрать. — Ладно, вижу, тебя не переубедить, давай не будем больше возвращаться к этому разговору, — попросил Виктор. — То есть тебе нечего возразить на рациональной основе? Тогда ты должен переменить свою точку зрения — ведь я рационально доказал тебе обратное, — заметил Синдзи. — Ты ведь вроде бы считаешь себя разумным, то есть рациональным человеком? — Да, но… — И ты отказываешься разделить рационально обоснованную точку зрения только потому, что она отвратительна тебе? Ха! Вот она — иррациональность людей! — насмехался Синдзи. — Пусть уж лучше я буду иррациональным — чем признаю зоофилов и некрофилов нормальными людьми! — Виктор сложил руки на груди. — Тогда почему ты ограничиваешься только этим? Признавай, что «2+2» не равно «4», ведь если ты в одном случае не признаёшь рациональные доводы, то почему бы тебе не признать их в любом другом случае? — Так, давай поговорим о чём-нибудь другом! Всех богов ради! — со смешком попросил Виктор. — Хорошо, давайте играть дальше… Когда Каору отошёл с Рей II, чтобы показать ей нотные тетрадки для дополнительного объяснения нюансов игры, Виктор обратился к Синдзи: — Слушай, а ты не против если я попробую… кх… стать парнем этой Аянами? — Нет, а как я могу быть против? — Ну, она же твоя мать в некотором роде… — Она не моя мать — как личность, ваша личная жизнь — ваши дела, — ответил Синдзи. — Ага… И ещё, кхм, если это не секретная информация — ты ведь был вместе с Рей I? — уточнил Виктор. — Да, было такое. — Ты с ней расстался? — Да, расстался. — Почему? — Видишь ли, Виктор-кун, Аянами бросила меня — она предпочла своё благополучие моему, она отвергла меня из риска потерять меня, оказаться в пучине страданий, и погибнуть при этом самой, — сказал Синдзи. — Она поступила так для себя, я понимаю её полностью — но раз она сделала такой выбор, я её тоже отвергаю. — Э… ладно. Как у вас всё запутано, — Северов не понял этот ответ, но не удивился его странности, понимая, с какими людьми он имеет дело — это же герои «Евангелиона»! — А ты не собираешься налаживать с той Рей отношения дальше? — спросила Мана. — Ну, если будет такая возможность? — Нет, раз я отверг её — ей больше нет места в моём сердце, в нём есть лишь Каору, Аска тоже там — но она вторична, она там только потому, что Каору великодушно подвинулся. Но ты, Мана, тоже можешь занять там свою позицию, — высказал Синдзи. — «Блин, что-то я не припомню, чтобы «Евангелион» был гаремником?» — подумал Северов. — Нет, Синдзи, — покачала головой Мана, — ты замечательный человек и я хочу дружить с тобой, но быть в твоём сердце я хочу как возлюбленная — и я слишком эгоистична, наверное, чтобы делить тебя так с кем-то. Я уважаю твой выбор и принимаю его, я уважаю Каору-куна и даже в чём-то Аску… Но я не согласна на меньшее, чем всё твоё сердце. — Значит ты не изменила свою позицию, — Синдзи отвёл взгляд и призадумался. — Ладно, давайте дальше играть. — Да, но ещё вопрос — к той Рей ты точно не вернёшься больше никогда? — задал вопрос Виктор. — Нет, к ней я больше никогда не вернусь, — уверенно заявил Синдзи. — У меня есть Каору-кун, он мужчина, как я сам — он надёжен, он не предаст и не бросит меня никогда… в отличие от этой женщины. — Ага, а вторая Рей тебя хоть немного интересует? — Нет. — Хорошо, благодарю за пояснение. Виктор начал крутиться вокруг Рей II, Кенске не возражал и по-прежнему относился очень дружелюбно к русскому пилоту. — Рей очень своеобразная личность, — говорил Виктор своему новому другу Каору, как-то раз встретившись с ним на том же балконе. Он уже убедился, что «петушок седой гребешок» не угрожает его анальной девственности и, похоже, не собирается вредить ему. Напротив, сам Виктор пошёл на поводу у влечения к этому парню, с одной стороны он должен был изучить каждого участника этой игры, с другой — Каору смог его расположить и вызвать личный интерес к себе. — Полагаю так можно сказать про всех людей, — ответил Каору, — просто большинство из них нам привычны. — Ну, ты прав. Каждый индивидуальность. Но я всё же склонен… классифицировать людей, — высказывал Северов. — Наверное так делают большинство людей — кто друг, кто враг… кто рабочий, кто тунеядец. — Кто любимый, кто нелюбимый, — продолжил за него Каору. — Да, я понял, большинство нормальных людей часто теряют себя среди других. — То есть? — Виктор чуть улыбнулся. — В этой фразе есть глубокий смысл? Во всех твоих фразах есть глубокий смысл? — Я хочу сказать, Виктор-кун, когда внимание людей направлено на себе подобных, когда они зависят друг от друга, их поглощает тьма — традиции, мораль, понятия, страх быть одиноким, страх быть непонятым — их собственные мысли заменяются чужими… — И, по-твоему, надо быть яркой индивидуальностью? — Виктор ещё пуще ухмыльнулся. Он решил поспорить — всё же Нагиса мог выйти интересным спорщиком. — Знаешь, я помню одного чувака — он голым прибил свои яйца к Красной площади. — Я полагаю, это был протест против общества, попытка в глазах других показать себя, такое бывает, если та тьма поглощает человека, и он решает бороться с ней… При этом он не замечает, как позволяет ей играть собой — то есть он ради самоудовлетворения ведётся на мнения других, чтобы привлечь внимание, он делает это ради них, это стремление делает его таким же рабом, — высказал Каору. — К тому же, я не буду давать рекомендации, скажу лишь, что от тьмы может спасти её осознание. — То есть нужно сохранять баланс между другими и собой, быть адекватным? — спросил Виктор. — Что такое адекватность, по-твоему? — Это… что-то очевидное, — ответил Северов. — Но да я знаю чего ты скажешь — что нет никаких истин. — Очевидное — враг правды, — серьёзно ответил Каору. — Человек, родившийся в диком племени будет полагать Землю плоской всего лишь до горизонта, а солнце — божьим колобком, который катается по небесному блюдцу. Он сочтёт это очевидным и не будет ставить это под сомнение, но это будет не его мнение — это будет мнение его родины. Помнишь, Синдзи-кун говорил, что разумный человек должен отринуть свою культуру, чтобы думать самому? Да, это шаг, развевающий тьму невежества. Плоская Земля и колобок-солнце — это как раз такая культурная тьма. Она формируется из голоса прошлых поколений, но не сводится только к этому, она — животные инстинкты человека, наконец, его пылкие чувства. Она часть человека и он никогда от неё не избавиться. Но уменьшить рабство тьмы можно. — Под тьмой ты имеешь в виду всё то, что принято на веру и без рационального обоснования? — уточнил Виктор, всё же он смог оценить глубину этих мыслей и уже пришёл к выводу, что здесь есть зёрна истины. — Не только, — ответил Каору, они стояли лицом к лицу, на этот раз, стоя у перил, они смотрели друг другу то на лоб, то в глаза, — многие мудрецы считали разумным то, что потом было признано следующими мудрецами пустой глупостью. Самой страшной тьмой для духа человека я бы назвал нежелание знать истину. Тьма не сводится только к непродуманности, она проявляется самообманом. Например, допустим, я доказал тебе неправильность твоего мнения, но ты не соглашаешься со мной, ибо не хочешь признать себя неправым, тебе претит сама мысль об этом — ты слеп; или вот ещё пример — я выкладываю тебе некую теорему, и говорю, что она правильна, и ты говоришь — это очевидно! Но без меня ты бы не понял её, разве можно считать её очевидной? Ты снова обманываешь себя. Потому, если уж говорить о тяге к истине, подталкиваемой сильным духом человека — то это постоянный процесс, сумма понимания меняется у такого человека с каждым граммом информации. Вот почему убеждения и настоящий сильный интеллект — не совместимы, они враги друг для друга. Виктор выслушал всю эту речь, она показалась ему очевидно верной. И тут он поймал себя, что это была не его очевидность. — Хорошо, я знаю такую поговорку «каждый глядит со своей колокольни». Если подумать, у каждого своё основание, свой материал для колокольни. Те предлагаешь тщательней отбирать для неё кирпичики? — Я ничего не предлагаю, я стремлюсь понять как оно есть, — сказал Каору. — Ты уже, Виктор-кун, ведёшься на тьму внутри тебя. Ты думаешь, я буду чему-то учить и что-то предлагать тебе — то есть хотеть от тебя, в то время как я ничего не хочу от тебя, напротив, это ты от меня что-то хочешь, раз ведёшь этот разговор. Я хочу только ответить тебе как я вижу. Я ничего от тебя не требую, я сам отвергаю любые заповеди, ибо всё, что тебе навязывают извне — суть есть та тьма, что давит на твой дух и уменьшает и без того невеликую свободу твоей воли. — Угу… Я понял, — Виктор почему-то устал глядеть на лицо Каору. А оно на самом деле странно располагало. Почему-то его крайнее недоверие понемногу перерастало в сильное противоположное чувство. И Виктора напрягало, что он не может сему противиться.— Ну, то есть я хочу сказать, мне правда кажется адекватным то, что ты говоришь, но, как ты сам заметил, мне это только кажется, я же не сам к этому пришёл? Вот я знаю — у людей есть погрешности в восприятии, ну, там ложные воспоминания, когнитивные искажения и так далее, они мешают нам… — А ещё больше нам мешает наше мировоззрение, — заявил Каору. — Помнишь, ты говорил, что боишься хаоса? — Да… — А ещё ты говоришь, что готов верить в упорядоченное мировоззрение, где ясно что правда, а что нет, где добро, а где зло, кто друг, а кто враг… И ты готов доверяться такому плану не потому, что он верный, а потому, что ты боишься хаоса, страх, непонимание — вот что может сбивать тебя, будь осторожен с ними. — Я… я и так сомневаюсь постоянно! — Виктор повысил тон на эмоциях. — И знаешь, я уже меняю мнение об окружении! — Потом посмотришь куда это тебя привело, — ответил Каору. — Я боюсь… — Виктор чуть сжал кулак. Он выпрямился и унял себя, снова стал собранным. — Да, ты прав, я много боюсь, я считаю себя ответственным много за что. Но я делаю то, что считаю должным. Может быть моё мнение изменчиво — я никогда не делаю заключения по первым впечатлениям… — во время этой речи он смотрел в глаза Каору, вглядывался в них, теперь они показались ему скорее оранжевыми в свете дневного солнца. — Так что мне не в чем упрекнуть себя. — Ты должен быть также безжалостным к себе, — промолвил следом Каору с неизменным выражением, он всегда говорил убедительно, мягко, ненавязчиво. — Если ты узнаешь, что впереди минное поле, ты не станешь обманывать себя что его там нет? — Нет… — Это правило касается всего остального. — Я понял… быть безжалостным к себе — не обманывать себя, не… но и не воображать что поле есть там, где его может не быть, да? Хм… Но как я смогу отличить здравое предположение от паранойи? Да, — Виктор почесал затылок и отвернулся на собеседника, — ты говоришь правду, но всё это так не просто, так… порой выносит мозги! — Могу дать совет: не отрицай свои чувства, — сказал Каору. — Да-да, знаю, принять себя такой какой я есть — если я там голубой… — Нет, не обязательно принимать себя таким, какой ты есть, — Каору чуть нахмурился, словно бы не согласился с тем, что он услышал. — Если ты окажешься среди мин, ты не будешь говорить себе, что это не так, но ты и не будешь принимать это, ты, наверное, будешь выбираться из этой западни? Распространи это на всё остальное — важно только понимать, что и к чему движет тобой, к чему и почему ты меняешь себя. — Я понял… Блин, а это здравые вещи, если подумать! — Но если ты не видел раньше того, что я тебе сказал, — Каору закрыл глаза на время произношения этого предложения, — то ты пребывал во тьме, что мешала тебе это увидеть. — Хм, слушай, а насколько ты уверен в своих словах? — спросил Виктор, понимая, что Каору смахивает на какого-то гуру. — Я уверен в них настолько, насколько уверен в светимости солнца, — Нагиса покосился в сторону названого светила, чьи лучи как-то по-странному золотили его волосы. — Может быть это, конечно, не так, но я не нахожу возражений против этого мнения. — Угу, — Виктор чуть поник лицом и ещё немного подумал над всем этим.