assorted

Опустив засов двери, наследник бросает короткий взгляд на омегу, что присел на кровати. По пути задувает колеблющиеся от его движений свечи, оставляя лишь две прикроватные, и начинает раздеваться. Не возится с одеждой, быстро и выверено сбрасывает все лишнее, оставаясь полностью нагим. Хосок не отворачивается: тело альфы ничем не отличается от тела омеги, лишь крупнее и только. Да и тело альфы он видел много раз, когда обходил свои владения. Крестьяне намного проще в этом плане. Но все же Хосок не смотрит вниз, удерживает взгляд на широких плечах. Наследник подходит к постели, и сердце омеги начинает ускоренно трепетать. Он сжимает руки по одеялом и прикрывает глаза, понимая, что, все, скоро все начнётся, и лишь повторяет разгоряченно, чтоб все быстрее кончилось. Принц резко и коротко дует. Затем отходит и обходит кровать. Постель с другой стороны прогибается под его тяжестью. Затем задувает оставшуюся свечу. Хосок растерянно приоткрывает глаза, не понимая, что происходит. В комнате полутемно, если не считать полыхающий камин, а принц лежит на спине, спрятав глаза в сгибе руки. — Что…происходит? — наследник вопросительно мычит. — Это…все? — Спи. — приказывает принц. Хосок рад бы подчиниться приказу, но… — Ничего не будет? — Не сегодня. — следует холодный ответ, и Хосок с силой сжимает челюсть. — Это намного хуже. Вы хотите меня пытать неизвестностью? — наследник убирает руку и смотрит на омегу так, словно он виноват во всем произошедшем. — Это такая месть, да? — Нет, мой дражайший супруг. Это значит, что именно сегодня нет желания ни трогать тебя, ни овладевать тобой. — принц прикрывает глаза, успокаивая зарождающую ярость. — Я еле контролирую свой гнев, так что просто спи. Но омега недоволен таким объяснением. Дело в ранее выпитом или элементарно юм страхе? — Так еще хуже. — повторяется Хосок. — Растягивать неизбежное самое ужасное. — принц неожиданно скидывает с себя одеяло, затем вновь закрывает глаза рукой. — Мое тело в твоем полном распоряжении, омега. Делай что душе угодно. — омега бросает быстрый взгляд альфье тело в тусклом свете камина, затем опрокидывается назад и вовсе поворачивается спиной к мужу. Как будто ему это надо больше. Хосоку всего-то хотелось отмучаться быстрее, тем более он слышал эти разговоры Чимина — близость у них была крайне редко. Теперь придется жить встревоженно, не зная, когда случится эта самая близость. Не смотря на эти тревожные мысли, омега спит спокойно, без всяких сновидений. Муторный день и такой же вечер совсем его обессилили. Наутро, когда он просыпается еще затемно, в постели оказывается один. Камин все также сильно потрескивает, очевидно, альфа подбросил дров перед уходом. Вчерашние вещи валяются на стуле, обувь — тоже, принц переоделся и ушел, значит. Бросив взгляд на незашторенное окно, омега ложится обратно и пытается уснуть, понимая, что до подъема еще далеко. Гамчхан заходит несколько часов спустя. Будит его уверенно, привычно, протягивает теплую воду с медом: видела, сколько всего он пил вечером. — Мне…надо вас…осмотреть? — Хосок замирает, затем качает головой. — Нет необходимости. — тихо отвечает, затем начинает готовится к новому дню. — Где Его Высочество, знаешь? — Могу узнать. — говорит, уверенная в своей силе. Конечно сможет. Теперь ей, главной и единственной помощнице принца-регента, открыты практически все служебные двери, за исключением территори императора и тайной канцелярии, хотя, будт такая необходимость, Гамчхан найдёт способы добраться и туда. — Нет. — качает головой. — Лучше займись своим штатом прислуг. Теперь ты одна не справишься. Еще…верни ту девочку-служанку из поместья. — Закончив одеваться, Хосок направляется из покоев к выходу. — Отправься к секретарю Его Величества и узнай, когда император сможет меня принять. — Он прислал своего пажа утром. — Гамчхан следует за принцем вышколенно, уважительно держась на шаг позади. — Сказал, что у молодого мастера с утра занятия со специально нанятыми учителями, в обед — отдых, и с ним можно встретиться лишь после дневного сна перед послеобеденными занятиями. — Сейчас уже обед? — спрашивает с надеждой, потерявшись во времени из-за ранней пробудки. — Пока нет. Поздний завтрак. — Гамчхан ему тихо подсказыват, как пройти в обеденный зал. — Это крыло ваше, мой господин. — рассказывает. — Сегодня я должна представить вам управляющего и экономку, теперь ответственность за содержание дворца ложится на ваши плечи…паж говорил и об этом… — с сожалением добавляет, понимая, что господин даже близко не хотел такой доли. — Для начала я должен подобрать хорошего наместника из собственного штата для управления поместьем. Потом решу здешние проблемы. — мигом, со здравым смыслом, структурирует актуальные дела. Виконт всегда был хорошим хозяином для своих крестьян и умелым домоправителем. Столько жизней зависело от него, теперь, кажется, этих зависимых стало значительно больше. Благодарный за навалившиеся дела и заботы, что отвлекли от томительного ожидания, Хосок ровно в четыре часа оставляет все дела и выходит из выделенного кабинета. Гамчхан все так-же подсказывает дорогу: принц-регент никогда не был в этой части. Когда он покидает личное крыло наследника, то оказывается в знакомой обстановке, открытой для гостей. Встречные придворные кланяются ему, что совсем непривычно, но, к счастью, не подходят близко и не пытаются здороваться или поздравлять лично. Лишняя задержка ему ни к чему. — Паж Его Величества сказал, что дети играют в саду. — это скорее была оранжерея. Просторное и высокое помещение, с крытым верхом. Под ногами была зеленая трава, а вокруг — цветущая и пахнущая весна. Уголок тепла и уюта. Даже любопытно, как поддерживать такую объемную красоту. Хосок уверенно прошел вглубь помещения на разливающийся смех детей, и дальше, за кустами, его взору открылся неожидано трогательный вид: Его Высочество сидел на траве с самым младшим сыном на коленях. Над ним стоял Сонхо, серьезно и внимательно вникая в тихие слова своего отца, иногда кивая и шепотом отвечая. Сонхо выглядел совсем непривычно. Он так подрос. Он так изменился. Подробные описания ребенка в письмах Гамчхан не передавали даже грамма его красоты, сладости и милейшего очарования. Его характерного взросления. Переведя дыхание, Хосок выходит из-за кустов и неверным шагом направляется к сыну. Видит только его, чувствует только его. В какой-то момент лицо Сонхо становится смазанным из-за нахлынувших слез, но омега продолжает уверенно подходить ближе. — С.сонх.хо… — мямлит, не уверенный, захочет ли ребенок вообще слышать свое имя из уст такого отца. Мальчик вскидывает голову, когда краем глаза замечает приближение омеги, и бросив неуверенный взгляд на принца да получив утвердительный кивок, резко срывается с места и бросается в объятия отца. Хосок не успевает присесть: Сонхо с силой обнимает его за талию и утыкается лицом в живот. Кажется, он тихо плачет, в то время, как Хосок позорно срывается на рыдание. — Мальчик мой… — шепчет, целуя его серебряную макушку. Опускается прямо на землю, перетягивает ребенка себе на колени и крепко обнимает. Целует в мокрые от резких слез щеки, нос, глаза. — Я так скучал…я так сильно тебя люблю…мой маленький… — приговаривает торопливо, боясь не успеть все высказать: слезы душат своей горечью. Сонхо, не сдержавшись, начинает плакать в голос. Он не говорит ничего, не недовольствует, что папы так долго не было, что его бросили, что оставили, и Хосок невольно думает, что это все Намджун. Омега боялся, сильно беспокоился, что сына настроят против него, но ничего подобного: у него на руках лишь дрожащее изголодавшееся по отцовской любви чадо. Хосок поднимает взгляд, чтобы посмотреть на принца, но его уже нет. Зато огромными глазами, где через край плещется непередаваемая тоска и печаль, смотрят сыновья Чимина. — Ох… — шепчет в сердцах, беспомощно смотрит на няней, которые стоят в сторонке. Колеблется буквально секунду, не уверенный, что имеет подобные права, затем решительно раскрывает объятия шире. — Идите ко мне, малыши. — просит, и старший, наверняка узнав в нем дядю, что маловероятно, первым подбегает к нему, и младший с мягким неуверенным топотом следует его примеру. Хосок прижимает к себе всех троих, уверенный, что нежности хватит и на детей брата, а любовь принадлежит исключительно лишь сыну.